Невидимка и (сто) одна неприятность
Часть 64 из 71 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Кто именно рекомендовал вам это заведение? — тут же поинтересовался мистер Локвуд.
— У меня много знакомых магов. Видимо, я упомянул, что боюсь фатальных последствий для Элалии, кто-то из них и посоветовал не затягивать и обратиться за помощью к специалистам, — отчим на фоне мистера Локвуда, задававшего свои вопросы с живым интересом, выглядел как каменная стена. — К сожалению, конкретного имени я не припомню.
Как каменная стена в очень дорогом костюме.
“Для Элалии”. О да. Все что вы делали, дорогой мистер Стивенс, вы делали для меня. Очевидным образом.
— Скажите, почему вы решили, что имел место именно магический срыв? — атаковал отчима новым вопросом мой адвокат.
И снова этот вопрос отскочил от непоколебимого равнодушия Людвига Стивенса:
— Элалия так сказала, — он даже плечами чуть пожал, как бы давая понять, что не видит тут иных вариантов.
— То есть, несовершеннолетняя вам сказала — и вы за это упекли ее в исправительное заведение на три года, — резюмировал адвокат.
— Мы протестуем! — тут же вклинился один из адвокатов ответчиков. — Обвинение пытается подменить понятия и очернить моего клиента в глазах суда!
— Протест принят, — огласил свое мнение судья. — Мистер Локвуд, следите, пожалуйста, за формулировками.
— Как скажете, — легко согласился он. — Итак, ответчик, вы утверждаете, что, кроме слов несовершеннолетней, никаких других доказательств магического срыва у вас не было?
— Кроме слов Элалии и разгромленного дома, — уточнил отчим. — Я не маг. Что я должен был делать?
— Обратиться к магам-целителям, собрать комиссию, провести магическое освидетельствование и получить заключение компетентных специалистов о состоянии магического здоровья мисс Хэмптон, — любезно просветил отчима мистер Локвуд. — Это установленный законом порядок в случаях, аналогичных вашему. Почему вы им пренебрегли?
“Потому что не ожидал, что за это ему придется отвечать” — могла бы я ответить на этот вопрос. В ином случае, уж он как-нибудь позаботился бы о том, чтобы сфабриковать заключение должным образом.
— Я не маг, — с легким оттенком брезгливой усталости повторил мистер Стивенс. — Откуда мне было это знать? Я действовал из благих побуждений, желая лишь помочь.
Действительно.
Я невесело усмехнулась.
— Скажите, а вас, в вашем желании помочь, не смутило, что мисс Хэмптон отказывались принимать в “Зеленые Горы”, обосновывая это отсутствием показаний? — поинтересовался мой адвокат.
Мистер Локвуд практиковал дольше, чем я вообще жила на свете, и потому повидал всякого и не склонен был удивляться людям, с которыми сводила его профессия. Но даже его восхищала непробиваемая наглость мужа моей матери.
— Нет, — совершенно открыто признался мистер Стивенс. — Меня сразу предупредили, что заведение — лучшее в своем роде, и устроить туда ребенка не так просто.
И, глядя на адвоката с почти не читаемой насмешкой, добавил:
— И, поскольку я действительно хотел для падчерицы исключительно всего наилучшего, воспользовался личными связями. Хоть это и претит моим личным убеждениям. Но я всегда желал только лучшего для моей семьи.
Выдыхай, Лали. Выдыхай. То ли еще будет!
Застарелые злость и ненависть, когда-то искусственно задавленные, трепыхнулись внутри, но беззубо, вяло — и снова осели, взятые под контроль волевым усилием.
— Весьма похвальная приверженность семейным ценностям, — согласился мистер Локвуд. — Тогда ответьте, пожалуйста, на следующий вопрос: кто оплачивал лечение мисс Хэмптон в “Зеленых Горах”?
— Её мать, — стоило только адвокату коснуться Элении Стивенс, лицо отчима снова закаменело и стало непроницаемым. — Она является официальным опекуном. Это требование “Зеленых Гор”.
— Хорошо, поставим вопрос иначе: из каких средств Эления Стивенс оплачивала лечение дочери?
— Я не заглядываю в кошелек своей жены, — окрысился отчим. — И никак не контролирую ее расходы!
Угу-угу. Только каждый раз, стоит речи зайти о трате чуть более серьезной, чем покупка пары сережек, мама бежит с вопросами к нему. Если это “не контролирую” — то, боюсь, я не хочу знать, что такое контроль в представлении Людвига Стивенса.
Тем временем мистер Локвуд продолжал гнуть свою линию:
— Из документов, предоставленных суду, явно видно, что все расходы, связанные с содержанием Элалии Хэмптон в “Зеленых Горах”, покрывались из наследства мисс Элалии Хэмптон.
Отчим равнодушно пожал плечами:
— Видимо, поверенный, получивший указания оплатить счет от лечебного заведения, решил, что это логично.
Мистер Локвуд вежливо улыбнулся. И пусть ему не удалось выдавить из отчима признание, что желая мне самого лучшего, он желал это исключительно за мой счет — все равно было понятно, какой был задан вопрос и какой на него прозвучал ответ.
— Прошу вас, сообщите суду, где была ваша жена двадцать второго мая этого года? — с безупречной благожелательностью попросил адвокат.
Это был точный вопрос, прямо в болевую точку. Во взгляде отчима мелькнула ненависть — и спряталась, но это были чуть ли не первые человеческие чувства, проявленные им с начала слушания.
— Я не веду веду учет передвижением моей жены, — очень спокойно и очень внятно ответил он на вопрос мистера Локвуда. — Поэтому не могу сходу сказать, где именно она находилась в каждый из дней этого года.
— Что ж, не утруждайте свою память, двадцать второго мая этого года миссис Стивенс находилась дома — следствие достоверно установило этот факт. Объясните, пожалуйста, как так вышло, что когда жизни мисс Хэмптон грозила опасность со стороны призрака-убийцы, и администрация “Зеленых Гор” пыталась дозвониться до вашей супруги, чтобы попросить ее забрать дочь домой до тех пор, пока опасность не минует — ваш дворецкий отказался звать ее к телефону, солгав, что миссис Стивенс отсутствует? А когда забрать мисс Хэмптон домой настойчиво просили вас — вы отказали?
Я всеми силами старалась не смотреть на маму во время этого вопроса. Я изо всех сил запрещала себе это — и всё же не удержалась. Она сидела, выпрямив спину и стиснув зубы, и руки, лежащие на коленях, были сжаты в кулаки, а большие пальцы спрятаны внутрь. Мертвенно-бледная, она то ли дышала — то ли забыла, как.
Даниэль, сидевший рядом, стиснул мою ладонь под столом жестом поддержки и ободрения.
“Спасибо тебе”, — послала я ему благодарную мысль.
Я не знаю, как бы я всё это выдержала, если бы не ты.
А мама… ничего, переживет. Отчим ей объяснит, что действовал исключительно из благих побуждений — и она поверит.
У нее большой опыт.
— Я испугался, — тем временем с подкупающей прямотой признался отчим. — Побоялся забирать домой нестабильную магичку.
— Но ведь вам объяснили, что сила мисс Хэмптон взята под контроль и больше не угрожает окружающим? — въедливо уточнил адвокат.
— Возможно. Только мне так же сообщили, что это случилось буквально на днях. И после последнего визита Элалии домой… вам ведь известно, что тогда чуть не погиб человек?
Да. Конечно. Опять во всем виновата я сама.
— Что ж, у истца больше нет вопросов к этому ответчику, — объявил суду мистер Локвуд.
В дело вступили адвокаты ответчиков, и я прикрыла глаза, вспоминая...
Боялся он меня, как же.
После того, как я отказалась встречаться мамой, а следствие продолжило набирать обороты, закатав в этот снежный ком еще и преподавателей из Горок, отчим явился ко мне в отель.
Ему, в отличие от мамы, не понадобилось ничье разрешение — полагаю, ему и в голову не пришло звонить миссис Мерстоун и уточнять, может ли он увидеться с негодной падчерицей.
Впрочем, позвонить мне ему в голову тоже не пришло. Наверное, он боялся, что я откажусь — а зря. Я бы не стала прятаться и убегать. Хотя бы потому, что мне было любопытно: я представить не могла, зачем ему эта встреча?
То есть, зачем — понятно. Он примчался договариваться — потому что столкновение с реальностью причиняет боль его жене. Даже если он осознает, что это бесполезно — он не может не попытаться. Понять я не могла другого.
На что он рассчитывает? Что, вот что он может мне предложить?!
Наверху в номере нервничал Лагранж, которого на этот раз я попросила не присутствовать — а здесь, в холле отеля, мы сидели, разделенные журнальным столиком, и молча смотрели друг на друга.
Он помнил меня истеричным подростком.
Я помнила его хладнокровным чудовищем.
Пришло время оценивать врага заново.
— Элалия, — заговорил он первым, медленно и с трудом подбирая слова, — Послушай меня, девочка…
Меня кольнула иголка недостойного, но острого удовольствия: о, я отлично понимала, чего стоило ему сделать первый шаг! Чего стоил ему этот дружелюбный и доверительный тон.
— Я понимаю, ты на меня обижена… И ты имеешь право, я очень виноват перед тобой! Но мама любит тебя. Все эти годы ей очень тебя не хватало…
О, да. Видимо, поэтому она ни разу не взяла трубку сама, когда ожидала моего звонка. И именно потому, что ей меня не хватало, она не слишком часто меня навещала… Хотя, конечно, мама исправно рассказывала, где они с мужем побывали!
Мысленная ирония получилась даже без оттенков горечи и обиды.
Людвиг Стивенс, безусловно, мог мне навредить — но, пожалуй, не в его силах было причинить мне боль или обиду.
Я рассматривала эту новую для себя мысль, а отчим продолжал развешивать в воздухе кружева и миражи:
— Давай вернем всё, как было? Возвращайся домой, Эления очень любит тебя, и твой старый дом — его можно выкупить, я выяснил! И всё будет хорошо, я обещаю! Девочка моя, я был не прав, но я искренне хотел, как лучше! Я так люблю твою мать!
Да. Если бы я действительно все еще была той шестнадцатилетней девочкой, которую он выкинул из дома, и которая после телефонных разговоров с мамой рыдала в Горках дни напролет, отчаянно нуждаясь в ее любви — это бы сработало.
К несчастью отчима, то время прошло. Но все равно, это была хорошая попытка. Особенно пассаж про дом я оценила, мистер Стивенс, правда! Снимаю шляпу!
Я сидела и смотрела этот спектакль молча, и, поняв, что я не отзываюсь, не принимаю его взятку эмоциями, он тоже замолчал.
А потом выдохнул и, глядя прямо мне в глаза, страстно, с напором спросил:
— Чего ты хочешь? Только отстань от Элении. Ладно, меня ты ненавидишь, но она-то что тебе сделала? С ней-то ты так за что? Давай договоримся между собой, как взрослые люди. Чего ты хочешь?
Никогда не сдаетесь, мистер Стивенс, да?
Чего я хочу — указано моим адвокатом в исковом заявлении: избавиться от опекуна, не способного исполнять опекунские обязанности должным образом, получить компенсацию за годы жизни в исправительном заведении и досрочное признание полной гражданской дееспособности. Адвокат, правда, убеждал выдвинуть также обвинение в причинении финансового ущерба, но я отказалась. Во-первых, если по-честному, я ведь знаю, что отчима не интересовали наши деньги. А во-вторых… была еще одна причина. Но для этого следует сперва получить независимость.
— У меня много знакомых магов. Видимо, я упомянул, что боюсь фатальных последствий для Элалии, кто-то из них и посоветовал не затягивать и обратиться за помощью к специалистам, — отчим на фоне мистера Локвуда, задававшего свои вопросы с живым интересом, выглядел как каменная стена. — К сожалению, конкретного имени я не припомню.
Как каменная стена в очень дорогом костюме.
“Для Элалии”. О да. Все что вы делали, дорогой мистер Стивенс, вы делали для меня. Очевидным образом.
— Скажите, почему вы решили, что имел место именно магический срыв? — атаковал отчима новым вопросом мой адвокат.
И снова этот вопрос отскочил от непоколебимого равнодушия Людвига Стивенса:
— Элалия так сказала, — он даже плечами чуть пожал, как бы давая понять, что не видит тут иных вариантов.
— То есть, несовершеннолетняя вам сказала — и вы за это упекли ее в исправительное заведение на три года, — резюмировал адвокат.
— Мы протестуем! — тут же вклинился один из адвокатов ответчиков. — Обвинение пытается подменить понятия и очернить моего клиента в глазах суда!
— Протест принят, — огласил свое мнение судья. — Мистер Локвуд, следите, пожалуйста, за формулировками.
— Как скажете, — легко согласился он. — Итак, ответчик, вы утверждаете, что, кроме слов несовершеннолетней, никаких других доказательств магического срыва у вас не было?
— Кроме слов Элалии и разгромленного дома, — уточнил отчим. — Я не маг. Что я должен был делать?
— Обратиться к магам-целителям, собрать комиссию, провести магическое освидетельствование и получить заключение компетентных специалистов о состоянии магического здоровья мисс Хэмптон, — любезно просветил отчима мистер Локвуд. — Это установленный законом порядок в случаях, аналогичных вашему. Почему вы им пренебрегли?
“Потому что не ожидал, что за это ему придется отвечать” — могла бы я ответить на этот вопрос. В ином случае, уж он как-нибудь позаботился бы о том, чтобы сфабриковать заключение должным образом.
— Я не маг, — с легким оттенком брезгливой усталости повторил мистер Стивенс. — Откуда мне было это знать? Я действовал из благих побуждений, желая лишь помочь.
Действительно.
Я невесело усмехнулась.
— Скажите, а вас, в вашем желании помочь, не смутило, что мисс Хэмптон отказывались принимать в “Зеленые Горы”, обосновывая это отсутствием показаний? — поинтересовался мой адвокат.
Мистер Локвуд практиковал дольше, чем я вообще жила на свете, и потому повидал всякого и не склонен был удивляться людям, с которыми сводила его профессия. Но даже его восхищала непробиваемая наглость мужа моей матери.
— Нет, — совершенно открыто признался мистер Стивенс. — Меня сразу предупредили, что заведение — лучшее в своем роде, и устроить туда ребенка не так просто.
И, глядя на адвоката с почти не читаемой насмешкой, добавил:
— И, поскольку я действительно хотел для падчерицы исключительно всего наилучшего, воспользовался личными связями. Хоть это и претит моим личным убеждениям. Но я всегда желал только лучшего для моей семьи.
Выдыхай, Лали. Выдыхай. То ли еще будет!
Застарелые злость и ненависть, когда-то искусственно задавленные, трепыхнулись внутри, но беззубо, вяло — и снова осели, взятые под контроль волевым усилием.
— Весьма похвальная приверженность семейным ценностям, — согласился мистер Локвуд. — Тогда ответьте, пожалуйста, на следующий вопрос: кто оплачивал лечение мисс Хэмптон в “Зеленых Горах”?
— Её мать, — стоило только адвокату коснуться Элении Стивенс, лицо отчима снова закаменело и стало непроницаемым. — Она является официальным опекуном. Это требование “Зеленых Гор”.
— Хорошо, поставим вопрос иначе: из каких средств Эления Стивенс оплачивала лечение дочери?
— Я не заглядываю в кошелек своей жены, — окрысился отчим. — И никак не контролирую ее расходы!
Угу-угу. Только каждый раз, стоит речи зайти о трате чуть более серьезной, чем покупка пары сережек, мама бежит с вопросами к нему. Если это “не контролирую” — то, боюсь, я не хочу знать, что такое контроль в представлении Людвига Стивенса.
Тем временем мистер Локвуд продолжал гнуть свою линию:
— Из документов, предоставленных суду, явно видно, что все расходы, связанные с содержанием Элалии Хэмптон в “Зеленых Горах”, покрывались из наследства мисс Элалии Хэмптон.
Отчим равнодушно пожал плечами:
— Видимо, поверенный, получивший указания оплатить счет от лечебного заведения, решил, что это логично.
Мистер Локвуд вежливо улыбнулся. И пусть ему не удалось выдавить из отчима признание, что желая мне самого лучшего, он желал это исключительно за мой счет — все равно было понятно, какой был задан вопрос и какой на него прозвучал ответ.
— Прошу вас, сообщите суду, где была ваша жена двадцать второго мая этого года? — с безупречной благожелательностью попросил адвокат.
Это был точный вопрос, прямо в болевую точку. Во взгляде отчима мелькнула ненависть — и спряталась, но это были чуть ли не первые человеческие чувства, проявленные им с начала слушания.
— Я не веду веду учет передвижением моей жены, — очень спокойно и очень внятно ответил он на вопрос мистера Локвуда. — Поэтому не могу сходу сказать, где именно она находилась в каждый из дней этого года.
— Что ж, не утруждайте свою память, двадцать второго мая этого года миссис Стивенс находилась дома — следствие достоверно установило этот факт. Объясните, пожалуйста, как так вышло, что когда жизни мисс Хэмптон грозила опасность со стороны призрака-убийцы, и администрация “Зеленых Гор” пыталась дозвониться до вашей супруги, чтобы попросить ее забрать дочь домой до тех пор, пока опасность не минует — ваш дворецкий отказался звать ее к телефону, солгав, что миссис Стивенс отсутствует? А когда забрать мисс Хэмптон домой настойчиво просили вас — вы отказали?
Я всеми силами старалась не смотреть на маму во время этого вопроса. Я изо всех сил запрещала себе это — и всё же не удержалась. Она сидела, выпрямив спину и стиснув зубы, и руки, лежащие на коленях, были сжаты в кулаки, а большие пальцы спрятаны внутрь. Мертвенно-бледная, она то ли дышала — то ли забыла, как.
Даниэль, сидевший рядом, стиснул мою ладонь под столом жестом поддержки и ободрения.
“Спасибо тебе”, — послала я ему благодарную мысль.
Я не знаю, как бы я всё это выдержала, если бы не ты.
А мама… ничего, переживет. Отчим ей объяснит, что действовал исключительно из благих побуждений — и она поверит.
У нее большой опыт.
— Я испугался, — тем временем с подкупающей прямотой признался отчим. — Побоялся забирать домой нестабильную магичку.
— Но ведь вам объяснили, что сила мисс Хэмптон взята под контроль и больше не угрожает окружающим? — въедливо уточнил адвокат.
— Возможно. Только мне так же сообщили, что это случилось буквально на днях. И после последнего визита Элалии домой… вам ведь известно, что тогда чуть не погиб человек?
Да. Конечно. Опять во всем виновата я сама.
— Что ж, у истца больше нет вопросов к этому ответчику, — объявил суду мистер Локвуд.
В дело вступили адвокаты ответчиков, и я прикрыла глаза, вспоминая...
Боялся он меня, как же.
После того, как я отказалась встречаться мамой, а следствие продолжило набирать обороты, закатав в этот снежный ком еще и преподавателей из Горок, отчим явился ко мне в отель.
Ему, в отличие от мамы, не понадобилось ничье разрешение — полагаю, ему и в голову не пришло звонить миссис Мерстоун и уточнять, может ли он увидеться с негодной падчерицей.
Впрочем, позвонить мне ему в голову тоже не пришло. Наверное, он боялся, что я откажусь — а зря. Я бы не стала прятаться и убегать. Хотя бы потому, что мне было любопытно: я представить не могла, зачем ему эта встреча?
То есть, зачем — понятно. Он примчался договариваться — потому что столкновение с реальностью причиняет боль его жене. Даже если он осознает, что это бесполезно — он не может не попытаться. Понять я не могла другого.
На что он рассчитывает? Что, вот что он может мне предложить?!
Наверху в номере нервничал Лагранж, которого на этот раз я попросила не присутствовать — а здесь, в холле отеля, мы сидели, разделенные журнальным столиком, и молча смотрели друг на друга.
Он помнил меня истеричным подростком.
Я помнила его хладнокровным чудовищем.
Пришло время оценивать врага заново.
— Элалия, — заговорил он первым, медленно и с трудом подбирая слова, — Послушай меня, девочка…
Меня кольнула иголка недостойного, но острого удовольствия: о, я отлично понимала, чего стоило ему сделать первый шаг! Чего стоил ему этот дружелюбный и доверительный тон.
— Я понимаю, ты на меня обижена… И ты имеешь право, я очень виноват перед тобой! Но мама любит тебя. Все эти годы ей очень тебя не хватало…
О, да. Видимо, поэтому она ни разу не взяла трубку сама, когда ожидала моего звонка. И именно потому, что ей меня не хватало, она не слишком часто меня навещала… Хотя, конечно, мама исправно рассказывала, где они с мужем побывали!
Мысленная ирония получилась даже без оттенков горечи и обиды.
Людвиг Стивенс, безусловно, мог мне навредить — но, пожалуй, не в его силах было причинить мне боль или обиду.
Я рассматривала эту новую для себя мысль, а отчим продолжал развешивать в воздухе кружева и миражи:
— Давай вернем всё, как было? Возвращайся домой, Эления очень любит тебя, и твой старый дом — его можно выкупить, я выяснил! И всё будет хорошо, я обещаю! Девочка моя, я был не прав, но я искренне хотел, как лучше! Я так люблю твою мать!
Да. Если бы я действительно все еще была той шестнадцатилетней девочкой, которую он выкинул из дома, и которая после телефонных разговоров с мамой рыдала в Горках дни напролет, отчаянно нуждаясь в ее любви — это бы сработало.
К несчастью отчима, то время прошло. Но все равно, это была хорошая попытка. Особенно пассаж про дом я оценила, мистер Стивенс, правда! Снимаю шляпу!
Я сидела и смотрела этот спектакль молча, и, поняв, что я не отзываюсь, не принимаю его взятку эмоциями, он тоже замолчал.
А потом выдохнул и, глядя прямо мне в глаза, страстно, с напором спросил:
— Чего ты хочешь? Только отстань от Элении. Ладно, меня ты ненавидишь, но она-то что тебе сделала? С ней-то ты так за что? Давай договоримся между собой, как взрослые люди. Чего ты хочешь?
Никогда не сдаетесь, мистер Стивенс, да?
Чего я хочу — указано моим адвокатом в исковом заявлении: избавиться от опекуна, не способного исполнять опекунские обязанности должным образом, получить компенсацию за годы жизни в исправительном заведении и досрочное признание полной гражданской дееспособности. Адвокат, правда, убеждал выдвинуть также обвинение в причинении финансового ущерба, но я отказалась. Во-первых, если по-честному, я ведь знаю, что отчима не интересовали наши деньги. А во-вторых… была еще одна причина. Но для этого следует сперва получить независимость.