Неверные шаги
Часть 24 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Как же так вышло?
Секунду-другую Венке Хеллевик медлит.
— С моим братом не всегда легко. Он бывает жестким и непримиримым, и с Сюзанной был именно таким. Она же в свою очередь была ожесточенной и сварливой. Они постоянно конфликтовали и ссорились, а Сигрид использовали как курьера и давили на нее, тянули каждый на свою сторону. В конце концов у нее не осталось другого выхода, кроме как отмежеваться от обоих и сбежать.
Точно так же поступила и Сюзанна, думает Карен. При первой возможности обе покинули родительский дом. По крайней мере в этом они похожи.
— Давайте вернемся к вашим отношениям с Сюзанной, — вставляет Карл. — После гимназии ваша дружба продолжилась?
— И да, и нет, — отвечает Венке Хеллевик с некоторым облегчением в голосе, будто она рада сменить тему. — Мы не то чтобы рассорились, но я уехала учиться в Штаты, и мы просто потеряли контакт. Виделись, конечно, когда я приезжала домой на каникулы, но постепенно стало ясно, что наши дороги разошлись.
— Каким же образом?
— Для меня не подлежало сомнению, что надо учиться дальше, а Сюзанна сразу после гимназии пошла работать. Бездумно хваталась за все, что под руку подворачивалось, не ставила перед собой никакой конкретной цели, можно сказать. Несколько раз даже фотомоделью работала, она ведь была очень красивая и к тому же высокая.
— Вот как? — удивляется Карен. — Фотомоделью?
— Ну, серьезных предложений она не получала, снялась, по-моему, для нескольких репортажей о моде и для рекламы. Увы, заработки случайные, но она зациклилась на этой карьере, потому-то, наверно, так и не приобрела никакой профессии. А возможностей работать моделью было крайне мало, пришлось браться за все, чтобы сводить концы с концами.
— А когда вы насовсем вернулись домой, вы опять стали встречаться? — спрашивает Карл.
— Временами, особенно когда и у меня, и у нее не было бойфренда. Год-другой, когда обеим было около двадцати пяти, мы частенько кутили, ходили по клубам и на вечеринки. Развлекались по полной, но, честно говоря, мне всегда казалось, что ей куда больше, чем мне, нравится быть на виду. Потом я познакомилась с Магнусом, и мне стало не до встреч с Сюзанной и другими приятелями, я ведь была влюблена. Она, помню, здорово сердилась.
— В чем это выражалось?
Взгляд Венке опять становится отрешенным, она вновь возвращается в глубь времен.
— Как раз тогда мое представление о Сюзанне стало всерьез меняться, — задумчиво произносит она. — Каждый раз, когда мы встречались, она вынуждала меня испытывать неловкость, едва ли не чувство вины, постоянно твердила, что у меня есть все, а у нее ничего. Со злостью упрекала, что я, мол, зазналась, пренебрегаю ею. Вдобавок моделью ее почти совсем не приглашали, и она чувствовала, что для нее все кончено, а я вот иду дальше.
— Вы перестали встречаться?
— Нет, меня грызла совесть, что я все свое время отдавала Магнусу, и я старалась приглашать Сюзанну на вечеринки или куда-нибудь в кафе, на бокальчик вина. Наверно, хотела показать ей, что она ошибается, что я отнюдь не зазналась. Через год Магнус сделал мне предложение, и мы, разумеется, пригласили ее на свадьбу. Юнас, вероятно, рассказывал, что познакомился с Сюзанной у нас на свадьбе?
— Да, — кивает Карен, — рассказывал. И уже через несколько месяцев она случайно забеременела.
У Венке вырывается ехидный смешок, который плохо вяжется с ее дружелюбным и сдержанным тоном. Секундой позже она встает, разглаживает несуществующие складки на юбке.
— Случайно? — сухо роняет она. — Я вот не уверена.
Она идет к серванту, заставленному бутылками и хрустальными графинами. Вскинув брови, оборачивается к Карен и Карлу, оба качают головой.
— Ну что ж, а мне самое время принять глоточек для бодрости.
Она берет одну из бутылок и, плеснув немного в стакан, отпивает глоток, потом возвращается на белый диван. Садится, уже с прежней любезной улыбкой. Отпивает еще глоточек, ставит стакан на журнальный столик.
— Значит, по-вашему, Сюзанна так быстро забеременела неслучайно? — спрашивает Карен.
— Да никто в это не верил. Простите, что я разволновалась, но фактически это выглядело… как вторжение, она словно бы сознательно втерлась в мою семью.
— Значит, вы не думаете, что они с Юнасом искренне полюбили друг друга?
Венке Хеллевик снова чуть пожимает плечами и вздыхает:
— Юнаса, конечно, тянуло к ней, но вряд ли он думал о женитьбе, его вынудила ситуация. А что касается Сюзанны, я готова согласиться с отцом: в первую очередь ее привлекали деньги и положение семейства Смеед. Возможно, она действительно была влюблена в Юнаса, но душевной близости между ними не было никогда. Ни искры глубокого чувства, ни спонтанных поцелуев, ни влюбленных взглядов. И все же она странным образом казалась довольной. Не упускала случая упомянуть, что мы с ней породнимся.
— А после их женитьбы. Как бы вы охарактеризовали их брак?
— Думаю, первые два года прошли относительно мирно, в особенности благодаря малютке Сигрид, которую оба, разумеется, любили. Но когда Юнас бросил юриспруденцию и вернулся в полицию, начался сущий ад. Папа рассвирепел, Сюзанна билась в истерике, Юнас уперся и никого не слушал. Это действовало на всех нас, чуть не рассорило семью. Все безвозвратно изменилось. Конечно, мы виделись по большим праздникам и дням рождения, но вообще Юнас и Сюзанна жили в изоляции от остальной семьи. Папа лишил их поддержки, и они были вынуждены съехать из шикарной квартиры на Фрейгате. Однажды я навестила их трешку в Одинсвалле и застала совершенно другую Сюзанну.
— Другую? — переспросила Карен.
— Обозленную, разочарованную. В ней это и раньше замечалось, но теперь словно бы полностью завладело ею и отняло всякую надежду, такой я никогда Сюзанну не видела. Мне прямо жалко ее стало. Юнас, честно говоря, вел себя как сущий мерзавец. Я понимаю, он хотел идти своим путем, не плясать под папину дудку, но ведь он ни с кем не считался, ни с кем не советовался, даже с женой. По иронии, стало ясно, что они с папой два сапога пара, абсолютно беззастенчивые, готовые идти по трупам, лишь бы настоять на своем.
Когда полчаса спустя Карл и Карен опять сидят в машине, оба погружены в свои мысли. В конце концов Карл нарушает молчание:
— Тебе не кажется… В смысле, насколько мы можем быть уверены, что, когда убили Сюзанну, шеф действительно спал дома на диване?
— Не вполне.
— Что ты имеешь в виду?
Карен набирает побольше воздуху, медленно выдыхает.
— Ладно, только пусть это останется между нами. После Устричного фестиваля Юнас ночевал во “Взморье”.
Карл так резко поворачивает голову, что машину слегка заносит.
— Какого черта, Эйкен, почему ты сразу-то не сказала? Ты же сообщила группе, что он пошел домой.
— Я прекрасно помню, что говорила, и ты прав. Он пошел домой, но только утром.
— Ты нам соврала.
— Я сказала не всю правду, но напрямую не врала.
— Вон как, не напрямую. Мило с твоей стороны… в самом деле.
Голос коллеги полон сарказма; Карен быстро смотрит на него. Карл не отрывает взгляда от дороги, но стиснутые челюсти выдают, что он злится.
— Послушай, Карл. Я не хотела при всех рассказывать, что шеф провел ночь в гостинице, с женщиной. Но я проверила, когда именно он ушел из “Взморья”. У него было максимум сорок пять минут, чтобы дойти до ратуши, забрать с парковки машину, доехать до Лангевика и убить Сюзанну. Насколько это правдоподобно, как думаешь?
— Не особенно.
Оба молчат, меж тем как автомобиль одолевает еще несколько километров. И снова молчание нарушает Карл:
— Однако возможно.
35
Карен стоит у окна, смотрит на парковку через дорогу. Раскидистые кроны деревьев Голландского парка качаются на ветру, и все больше желтых листьев слетает на упавшие наземь каштаны. Уже почти семь, стемнело, но в свете уличных фонарей видно, что тротуар мокрый от дождя.
— Быть не может, — бормочет Карен, наклонясь ближе к окну.
В тот же миг на стекло падает маленькая белая снежинка, быстро тает и стекает вниз. Нет, это не обман зрения, дождь со снегом. В начале октября. Как минимум на месяц раньше обычного, даже по доггерландским меркам.
Чуть правее на парковке виднеется ее “рейнджер”, и она думает, что пора ставить машину в гараж под управлением. Садиться в выстуженный автомобиль очень скоро станет неприятнее, чем спускаться в унылый гараж с мигающими лампами дневного света. Да и парковка там для сотрудников бесплатная.
Поздновато уже, думает она, надо ехать домой, пока погода совсем не испортилась.
Но так и стоит у окна. Скользкая дорога привлекает ее так же мало, как и темный безмолвный дом. Лучше бы посидеть в ближайшем баре, в тепле, среди незнакомых людей, слушать гул голосов, хмелеть. Остаться в городе, завтра пораньше прийти на работу. Или, что более правдоподобно, проспать лишний часок.
Вообще-то ехать домой необязательно, думает она. Кухонное окошко приоткрыто, сухого корма и воды хватит, одну ночь кот прекрасно обойдется без нее. В тот же миг она думает, что в такую погоду оставлять окно открытым не стоит и, по правде говоря, надо поехать домой и установить эту окаянную кошачью дверку. Подавив укол нечистой совести, она достает мобильник. Вызывает один из тех номеров, с какими общается чаще всего.
В ответившем голосе звучит неподдельная радость:
— Привет, солнышко! Стало быть, ты жива?
— Такое ощущение, что почти нет. Ты в городе?
— Увы. Сижу в машине, подъезжаю к дому. А ты где?
— Пока на работе, но как раз собираюсь заканчивать и надеялась на компанию.
— Могла бы объявиться чуть пораньше, — говорит Марике. — Я не в силах возвращаться в город в такую погоду. По радио сулят ледяной дождь. В октябре, с ума сойти!
— Тогда мне тем более неохота ехать домой. Можно я заночую в мастерской?
— Конечно, ключи у тебя есть. Там тепло и уютно; печи работали со вчерашнего дня, я отключила их перед самым отъездом. Что будет в субботу?
Секунду-другую Карен роется в памяти, наконец вспоминает. В минуту слабости она пригласила к себе кое-кого из друзей, чтобы отметить последний свой день рождения по эту сторону пятидесятилетия.
— Черт, напрочь забыла.
— Забыла?
— Думала совершенно о другом. Ты ведь читала газеты?
— Только культурные страницы, ты же знаешь. Но если честно, то даже я знаю, что в Лангевике убили какую-то бедняжку. Ты над этим работаешь?