Неназываемый
Часть 62 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Раз или два Оранна видела, как маг намеренно выжигает себя. Большинство тех, кто дожил до взрослого возраста, научились сдержанности, осторожно расходовали собственные ресурсы, производили тщательные расчеты, чтобы соотнести свои усилия с желаемым результатом. Однако порой кто-нибудь решал, что желаемый результат – это гигантский взрыв, и цена уже не имела значения.
Крики внезапно оборвались.
Одновременно с этим двигатель катера начал кашлять. Оранна проверила датчик топлива и выругалась: стрелка циферблата опустилась почти вровень с нижним делением. Через несколько минут корабль рухнет с неба, и было только одно место, где она могла бы приземлиться.
Что же, решение приняли за нее. Она всегда питала слабость к необычным ситуациям.
Неназываемый и Невыразимый, если сегодня меня ждет смерть, знай: я не забыла о нашей сделке, подумала она. Она вспомнила тишину, молчаливых девушек, выстроившихся в почетный караул, собственную сестру на престоле во тьме. Я твоя.
Небо над Могилой Отступницы мерцало. В воздухе висела выжженная и маслянистая дымка. Крыша тюрьмы была искажена до неузнаваемости – зеркальная гладь и шипы чередовались, напоминая лепестки роз вокруг соцветия. Эти лепестки усеивали трупы, некоторые были живописно расчленены. Тело одного из адептов квинкурии пронзил каменный шип, его ноги свисали над полом, мантия развевалась на ветру.
В эпицентре разрушения на последнем сохранившемся в первозданном виде участке крыши стройная девушка в белом стояла на коленях над искалеченным телом, которое могло принадлежать Ксорве.
А, подумала Оранна. Ага.
Она посадила ставший бесполезным катер и выпрыгнула из него. В воздухе ощущался заряд недавней смерти, под ногами – источник силы. Она не могла отделаться от мысли о том, как легко было бы отказаться от самоконтроля, позволить этой силе пробраться в нее, позволить своим клеткам обратиться в пепел. Кажется, тяга к самосожжению была заразной.
Канва Шутмили посмотрела на нее. Ее глаза были черными и пустыми. Лицо и мантия залиты кровью, скорее всего, чужой. Сила поднималась из нее, как дым. Оранна внезапно вспомнила о природе покровительницы Шутмили.
Если бедная девочка одержима, это станет непредвиденным осложнением, как бы Оранне ни было любопытно встретить Дракона Карсажа во плоти.
– С кем я говорю? – спросила Оранна. Нет смысла ходить вокруг да около.
– Уходи, – сказала Шутмили.
Все еще смертная. Очень близка к тому, чтобы перейти грань, но держится крепко. Как треснувшее стекло, которое в любой момент может рассыпаться. Отступница без особой нежности относилась к своим сосудам.
Оранна не успела ответить – девушка на земле дернулась, сипло вздохнув. Ксорве походила на труп, но ее тело все еще вздрагивало, выражая непокорность, которая и отличает живую плоть от мертвой материи.
– Я не могу ее вылечить, – сказала Шутмили. Она дрожала и не сводила глаз с Оранны, словно не решаясь опустить взгляд. – Ничего не осталось.
Живот Ксорве был вспорот, будто на нее накинулось дикое животное, рубашка потемнела от крови и гноя.
– Я остановила кровотечение, – продолжала Шутмили. – Но я не могу…
– Ты уже подошла к самому краю, – сказала Оранна.
– Я никуда без нее не уйду, – заявила Шутмили.
– Если ты попытаешься ее поднять, твою грудную клетку разорвет, – сказала Оранна, решив не упоминать о том, что они все равно не смогут никуда улететь. – Только этого мне не хватало. Сядь. Я посмотрю, чем смогу помочь.
Церковное воспитание Шутмили принесло свои плоды – она послушно села посреди трупов и уставилась в пространство. Слава богу, ее научили не задавать вопросов.
Оранна опустилась на колени перед телом Ксорве. Жалко снова испачкать эту красивую накидку в крови. Ксорве еще дышала, но Оранна чувствовала возмущение разорванных тканей и растерзанных органов, тело с трудом справлялось с потерей крови. Оранна прикусила губу. Она никогда не изучала медицину. Любые ее действия могут только ухудшить положение.
Ксорве слабо застонала, будто все больше отдалялась от собственного тела. Шутмили дернулась. В кончиках ее пальцев вспыхнула сила – Оранне это напомнило цветные пятна, какие видишь, зажмурив глаза в солнечный день.
– Даже не думай, – сказала Оранна. Попытайся она использовать магию сейчас – и либо ее сердце взорвется, либо из нее выберется Дракон, либо и то, и другое.
Никакой реакции. Оранна никогда не умела общаться с молодежью.
– Не будь дурой, – продолжала она. – Тебе нужно, по крайней мере, поесть перед тем, как что-нибудь попробовать.
– Я знаю, – сказала Шутмили. – Разве ты не можешь…
– Я дам ей легкую смерть, если понадобится.
– Нет, – сказала Шутмили. Кожа вокруг рта у нее посинела и растрескалась, глаза заволокло пеленой. Она выглядела почти так же плохо, как и Ксорве, и ей становилось все хуже.
– Ты уверена? – спросила Оранна. – Раны живота мучительны. Это будет милосердием.
– Нет. – Еще один всплеск энергии издал треск и потускнел, пока Шутмили говорила. Оранна не стала настаивать. Злить ее – не лучшая идея.
Шутмили не должна была выжить после того, что она сотворила с тюрьмой и ее обитателями. Но, с другой стороны, Оранна не ожидала, что она сама переживет случившееся в Пустом Монументе. Догадываются ли карсажийцы, что они потеряли? Девушка уничтожила, как минимум, три пятых квинкурии, так что скоро они узнают наверняка, и шансы на побег сведутся к нулю. Инквизиторат в ближайшее время будет здесь, а Оранна тем временем застряла в ловушке посреди океана с самым опасным магом, с которым она сталкивалась с момента встречи с Белтандросом Сетенаем.
Перспективы отнюдь не радужные, но приходить в отчаяние Оранне было несвойственно. Осколок горного хрусталя, прижатый к ее груди, словно ледяное сердце, дарил ей силы, и было бы расточительством не использовать их. Еще расточительнее было бы дать Избранной невесте Неназываемого умереть вдали от дома.
– Давай я еще раз ее осмотрю, – предложила она. Шутмили склонилась над умирающей, будто хищник над жертвой. – Может, я смогу что-нибудь сделать или хотя бы поддержу в ней жизнь, пока ты не восстановишься.
Смерть была нежной – сухой песок и прохладная вода. Волны разбухли, разбились, отступили. Мысли и воспоминания ускользали, будто маленькие рыбки.
Не сразу до Ксорве дошло, что это был сон и что она должна проснуться. Она лежала на спине и чувствовала, как затягиваются ее раны. Кожа и плоть кипели, вставая на место.
Жгучее ощущение заживления сменилось предчувствием боли. Ксорве осторожно провела рукой под рубашкой. Кто-то перевязал ее. Если не шевелиться, совсем не больно. Она слышала шум ветра и волн и что-то, похожее на сдерживаемый плач.
Сглотнув застоявшийся во рту сгусток крови, Ксорве попробовала поднять голову. Мышцы затекли – но едва ли сильнее, чем после сна на каменном полу.
Неподалеку от нее, у подножия зазубренного бетонного шипа, свернулась калачиком Шутмили. Она зажимала рот и нос окровавленными рукавами, пытаясь приглушить рыдания.
Подглядывать казалось неприличным. Что, если Шутмили хочет побыть в одиночестве? Ксорве пыталась решить, что же ей сказать, но тут она неудачно повернулась и застонала от боли, прикусив губу.
Шутмили повернулась на звук, опустив рукава. Глаза опухли и покраснели от слез, лицо осунулось. Она молчала, губы подрагивали, и наконец Ксорве позвала ее по имени.
– Ксорве! – воскликнула Шутмили, садясь рядом. – Ты давно проснулась?
– Только что. Это ты меня исцелила? – спросила Ксорве, жалея, что не успела подготовиться к этому разговору.
– Мы с Оранной. С тобой все будет хорошо. Просто какое-то время будет сильно болеть, но это пройдет.
– Где мы? – Трудно было рассмотреть все, не шевелясь. Их окружала цепочка очень острых бетонных шипов, размером куда больше самой Ксорве.
– Все еще на крыше Могилы Отступницы, – объяснила Шутмили. Как и Ксорве, она смотрела на ближайший шип. – После того, как ты… после того, как я подумала, что ты… я на какое-то время потеряла контроль. Но в твоем катере закончилось топливо. Оранне пришлось приземлиться, чтобы не разбиться. Она… она сейчас осматривает тела.
– Как ты? – спросила Ксорве.
Длинная пауза.
– Боги хранят меня, Ксорве, – в конце концов произнесла Шутмили. – Ты видела, что я устроила.
– Да.
Шутмили прикусила губу, сдерживая дрожь.
– Смерть лучше осквернения, – сказала она. – Я собиралась сброситься с крыши, как только Оранна отойдет, а ты будешь вне опасности. Так было бы справедливо. Но я не могу заставить себя сделать это.
– Ну… хорошо, – сказала Ксорве, чувствуя себя каким-то очень тупым инструментом. – Ты же не хочешь умереть?
– Нет, не хочу, – сказала Шутмили. – Вот что хуже всего. Или… нет, хуже всего то, что я не особенно раскаиваюсь. Я ненавидела Жиури.
– Ее смерть меня не слишком расстроила, – сказала Ксорве.
– Но я убила ее, – сказала Шутмили. – И остальных. И мне это понравилось – то есть не само убийство, оно не вызывало никаких чувств, как будто просто срываешь цветы. Но я не могу отделаться от мысли, что это лишь доказывает их правоту.
– Насчет чего? – спросила Ксорве.
– Ну, что я… все это время… что бы я ни делала… – она несколько секунд с вызовом смотрела на Ксорве, а потом опять вытерла глаза рукавом.
– Послушай, – сказала Ксорве, – я знаю, каково это – жить с последствиями того, что ты сделала. Что бы ни послужило причиной.
– Я просто хотела бы ощутить вину, но я… Я не знаю, что мне для этого нужно было сделать.
– Я понимаю, – сказала Ксорве.
– Ты, наверное, думаешь, что я какое-то чудовище, – сказала Шутмили.
– Шутмили, – ответила она. – Если ты чудовище, то и я тоже. – И, не успев подумать о том, что она делает, она взяла Шутмили за руку.
Ксорве ожидала, что Шутмили отдернет ладонь от потрясения или смущения, но та этого не сделала. Они молчали, их руки по-прежнему соприкасались.
– Ты сможешь с этим жить, – сказала в конце концов Ксорве, не осмеливаясь посмотреть подруге в лицо.
– Надеюсь, – сказала Шутмили.
Долгая пауза. Пальцы Шутмили медленно разжались, и она провела большим пальцем по костяшкам Ксорве.
Не успела Ксорве как-то отреагировать, Шутмили отдернула пальцы. Приближалась Оранна.
– Ты проснулась, – заметила она равнодушно, как если бы Ксорве сделала новую прическу. – Тем лучше. У нас не так много времени. Думаю, речь идет не о днях, а о часах. Похоже, Шутмили не додумалась уничтожить охранников, когда они бежали отсюда.
– Прошу прощения, – кисло сказала Шутмили.
– Что сделано, то сделано. Скоро слухи дойдут до материка, если еще не дошли, и до наступления ночи здесь будет целая стая инквизиторов. Выбор у нас один – сражаться или сдаваться. Надеюсь, вам и так ясно, какой путь я выбираю.
Лицо Шутмили напряженно застыло.
– Возможно, вам двоим удастся уйти, если катер еще способен взлететь.
Крики внезапно оборвались.
Одновременно с этим двигатель катера начал кашлять. Оранна проверила датчик топлива и выругалась: стрелка циферблата опустилась почти вровень с нижним делением. Через несколько минут корабль рухнет с неба, и было только одно место, где она могла бы приземлиться.
Что же, решение приняли за нее. Она всегда питала слабость к необычным ситуациям.
Неназываемый и Невыразимый, если сегодня меня ждет смерть, знай: я не забыла о нашей сделке, подумала она. Она вспомнила тишину, молчаливых девушек, выстроившихся в почетный караул, собственную сестру на престоле во тьме. Я твоя.
Небо над Могилой Отступницы мерцало. В воздухе висела выжженная и маслянистая дымка. Крыша тюрьмы была искажена до неузнаваемости – зеркальная гладь и шипы чередовались, напоминая лепестки роз вокруг соцветия. Эти лепестки усеивали трупы, некоторые были живописно расчленены. Тело одного из адептов квинкурии пронзил каменный шип, его ноги свисали над полом, мантия развевалась на ветру.
В эпицентре разрушения на последнем сохранившемся в первозданном виде участке крыши стройная девушка в белом стояла на коленях над искалеченным телом, которое могло принадлежать Ксорве.
А, подумала Оранна. Ага.
Она посадила ставший бесполезным катер и выпрыгнула из него. В воздухе ощущался заряд недавней смерти, под ногами – источник силы. Она не могла отделаться от мысли о том, как легко было бы отказаться от самоконтроля, позволить этой силе пробраться в нее, позволить своим клеткам обратиться в пепел. Кажется, тяга к самосожжению была заразной.
Канва Шутмили посмотрела на нее. Ее глаза были черными и пустыми. Лицо и мантия залиты кровью, скорее всего, чужой. Сила поднималась из нее, как дым. Оранна внезапно вспомнила о природе покровительницы Шутмили.
Если бедная девочка одержима, это станет непредвиденным осложнением, как бы Оранне ни было любопытно встретить Дракона Карсажа во плоти.
– С кем я говорю? – спросила Оранна. Нет смысла ходить вокруг да около.
– Уходи, – сказала Шутмили.
Все еще смертная. Очень близка к тому, чтобы перейти грань, но держится крепко. Как треснувшее стекло, которое в любой момент может рассыпаться. Отступница без особой нежности относилась к своим сосудам.
Оранна не успела ответить – девушка на земле дернулась, сипло вздохнув. Ксорве походила на труп, но ее тело все еще вздрагивало, выражая непокорность, которая и отличает живую плоть от мертвой материи.
– Я не могу ее вылечить, – сказала Шутмили. Она дрожала и не сводила глаз с Оранны, словно не решаясь опустить взгляд. – Ничего не осталось.
Живот Ксорве был вспорот, будто на нее накинулось дикое животное, рубашка потемнела от крови и гноя.
– Я остановила кровотечение, – продолжала Шутмили. – Но я не могу…
– Ты уже подошла к самому краю, – сказала Оранна.
– Я никуда без нее не уйду, – заявила Шутмили.
– Если ты попытаешься ее поднять, твою грудную клетку разорвет, – сказала Оранна, решив не упоминать о том, что они все равно не смогут никуда улететь. – Только этого мне не хватало. Сядь. Я посмотрю, чем смогу помочь.
Церковное воспитание Шутмили принесло свои плоды – она послушно села посреди трупов и уставилась в пространство. Слава богу, ее научили не задавать вопросов.
Оранна опустилась на колени перед телом Ксорве. Жалко снова испачкать эту красивую накидку в крови. Ксорве еще дышала, но Оранна чувствовала возмущение разорванных тканей и растерзанных органов, тело с трудом справлялось с потерей крови. Оранна прикусила губу. Она никогда не изучала медицину. Любые ее действия могут только ухудшить положение.
Ксорве слабо застонала, будто все больше отдалялась от собственного тела. Шутмили дернулась. В кончиках ее пальцев вспыхнула сила – Оранне это напомнило цветные пятна, какие видишь, зажмурив глаза в солнечный день.
– Даже не думай, – сказала Оранна. Попытайся она использовать магию сейчас – и либо ее сердце взорвется, либо из нее выберется Дракон, либо и то, и другое.
Никакой реакции. Оранна никогда не умела общаться с молодежью.
– Не будь дурой, – продолжала она. – Тебе нужно, по крайней мере, поесть перед тем, как что-нибудь попробовать.
– Я знаю, – сказала Шутмили. – Разве ты не можешь…
– Я дам ей легкую смерть, если понадобится.
– Нет, – сказала Шутмили. Кожа вокруг рта у нее посинела и растрескалась, глаза заволокло пеленой. Она выглядела почти так же плохо, как и Ксорве, и ей становилось все хуже.
– Ты уверена? – спросила Оранна. – Раны живота мучительны. Это будет милосердием.
– Нет. – Еще один всплеск энергии издал треск и потускнел, пока Шутмили говорила. Оранна не стала настаивать. Злить ее – не лучшая идея.
Шутмили не должна была выжить после того, что она сотворила с тюрьмой и ее обитателями. Но, с другой стороны, Оранна не ожидала, что она сама переживет случившееся в Пустом Монументе. Догадываются ли карсажийцы, что они потеряли? Девушка уничтожила, как минимум, три пятых квинкурии, так что скоро они узнают наверняка, и шансы на побег сведутся к нулю. Инквизиторат в ближайшее время будет здесь, а Оранна тем временем застряла в ловушке посреди океана с самым опасным магом, с которым она сталкивалась с момента встречи с Белтандросом Сетенаем.
Перспективы отнюдь не радужные, но приходить в отчаяние Оранне было несвойственно. Осколок горного хрусталя, прижатый к ее груди, словно ледяное сердце, дарил ей силы, и было бы расточительством не использовать их. Еще расточительнее было бы дать Избранной невесте Неназываемого умереть вдали от дома.
– Давай я еще раз ее осмотрю, – предложила она. Шутмили склонилась над умирающей, будто хищник над жертвой. – Может, я смогу что-нибудь сделать или хотя бы поддержу в ней жизнь, пока ты не восстановишься.
Смерть была нежной – сухой песок и прохладная вода. Волны разбухли, разбились, отступили. Мысли и воспоминания ускользали, будто маленькие рыбки.
Не сразу до Ксорве дошло, что это был сон и что она должна проснуться. Она лежала на спине и чувствовала, как затягиваются ее раны. Кожа и плоть кипели, вставая на место.
Жгучее ощущение заживления сменилось предчувствием боли. Ксорве осторожно провела рукой под рубашкой. Кто-то перевязал ее. Если не шевелиться, совсем не больно. Она слышала шум ветра и волн и что-то, похожее на сдерживаемый плач.
Сглотнув застоявшийся во рту сгусток крови, Ксорве попробовала поднять голову. Мышцы затекли – но едва ли сильнее, чем после сна на каменном полу.
Неподалеку от нее, у подножия зазубренного бетонного шипа, свернулась калачиком Шутмили. Она зажимала рот и нос окровавленными рукавами, пытаясь приглушить рыдания.
Подглядывать казалось неприличным. Что, если Шутмили хочет побыть в одиночестве? Ксорве пыталась решить, что же ей сказать, но тут она неудачно повернулась и застонала от боли, прикусив губу.
Шутмили повернулась на звук, опустив рукава. Глаза опухли и покраснели от слез, лицо осунулось. Она молчала, губы подрагивали, и наконец Ксорве позвала ее по имени.
– Ксорве! – воскликнула Шутмили, садясь рядом. – Ты давно проснулась?
– Только что. Это ты меня исцелила? – спросила Ксорве, жалея, что не успела подготовиться к этому разговору.
– Мы с Оранной. С тобой все будет хорошо. Просто какое-то время будет сильно болеть, но это пройдет.
– Где мы? – Трудно было рассмотреть все, не шевелясь. Их окружала цепочка очень острых бетонных шипов, размером куда больше самой Ксорве.
– Все еще на крыше Могилы Отступницы, – объяснила Шутмили. Как и Ксорве, она смотрела на ближайший шип. – После того, как ты… после того, как я подумала, что ты… я на какое-то время потеряла контроль. Но в твоем катере закончилось топливо. Оранне пришлось приземлиться, чтобы не разбиться. Она… она сейчас осматривает тела.
– Как ты? – спросила Ксорве.
Длинная пауза.
– Боги хранят меня, Ксорве, – в конце концов произнесла Шутмили. – Ты видела, что я устроила.
– Да.
Шутмили прикусила губу, сдерживая дрожь.
– Смерть лучше осквернения, – сказала она. – Я собиралась сброситься с крыши, как только Оранна отойдет, а ты будешь вне опасности. Так было бы справедливо. Но я не могу заставить себя сделать это.
– Ну… хорошо, – сказала Ксорве, чувствуя себя каким-то очень тупым инструментом. – Ты же не хочешь умереть?
– Нет, не хочу, – сказала Шутмили. – Вот что хуже всего. Или… нет, хуже всего то, что я не особенно раскаиваюсь. Я ненавидела Жиури.
– Ее смерть меня не слишком расстроила, – сказала Ксорве.
– Но я убила ее, – сказала Шутмили. – И остальных. И мне это понравилось – то есть не само убийство, оно не вызывало никаких чувств, как будто просто срываешь цветы. Но я не могу отделаться от мысли, что это лишь доказывает их правоту.
– Насчет чего? – спросила Ксорве.
– Ну, что я… все это время… что бы я ни делала… – она несколько секунд с вызовом смотрела на Ксорве, а потом опять вытерла глаза рукавом.
– Послушай, – сказала Ксорве, – я знаю, каково это – жить с последствиями того, что ты сделала. Что бы ни послужило причиной.
– Я просто хотела бы ощутить вину, но я… Я не знаю, что мне для этого нужно было сделать.
– Я понимаю, – сказала Ксорве.
– Ты, наверное, думаешь, что я какое-то чудовище, – сказала Шутмили.
– Шутмили, – ответила она. – Если ты чудовище, то и я тоже. – И, не успев подумать о том, что она делает, она взяла Шутмили за руку.
Ксорве ожидала, что Шутмили отдернет ладонь от потрясения или смущения, но та этого не сделала. Они молчали, их руки по-прежнему соприкасались.
– Ты сможешь с этим жить, – сказала в конце концов Ксорве, не осмеливаясь посмотреть подруге в лицо.
– Надеюсь, – сказала Шутмили.
Долгая пауза. Пальцы Шутмили медленно разжались, и она провела большим пальцем по костяшкам Ксорве.
Не успела Ксорве как-то отреагировать, Шутмили отдернула пальцы. Приближалась Оранна.
– Ты проснулась, – заметила она равнодушно, как если бы Ксорве сделала новую прическу. – Тем лучше. У нас не так много времени. Думаю, речь идет не о днях, а о часах. Похоже, Шутмили не додумалась уничтожить охранников, когда они бежали отсюда.
– Прошу прощения, – кисло сказала Шутмили.
– Что сделано, то сделано. Скоро слухи дойдут до материка, если еще не дошли, и до наступления ночи здесь будет целая стая инквизиторов. Выбор у нас один – сражаться или сдаваться. Надеюсь, вам и так ясно, какой путь я выбираю.
Лицо Шутмили напряженно застыло.
– Возможно, вам двоим удастся уйти, если катер еще способен взлететь.