Неназываемый

– Нет! – закричала Шутмили, пытаясь укусить ее. – Я не…

Канва спокойно, но безо всякой нежности закрепила наручники на втором запястье. Шутмили тут же затихла и обмякла на руках Канвы, как будто потеряла сознание.

– Отпусти ее, – потребовала Ксорве. Она не могла ничего придумать. Спорить было некогда. Оранна, хоть и пошатываясь, уже медленно поднималась по ступеням к Вратам. – Я знаю, что ты хочешь с ней сделать!

– Ты ничего не понимаешь, – сказала Канва. – Думала, что это милосердно? Ты оказала Шутмили медвежью услугу.

– Я знаю, что такое слияние. Она ведь член твоей семьи!

– Если по твоей милости они поддалась скверне, ее ждет нечто гораздо хуже, чем слияние, – бросила Канва, но тут ее внимание что-то отвлекло.

Ксорве проследила за ее взглядом – Оранна с трудом поднималась к Вратам, кривясь от боли при каждом шаге. Реликварий при ней. Будь у Ксорве больше времени… если бы она вела себя более осмотрительно…

Шутмили смотрела на Ксорве пустым и ничего не выражающим, будто маска адепта квинкурии, взглядом.

Если карсажийцы решат, что Шутмили их предала, они ее убьют. Знаешь, какая казнь полагается беглым магам?

Оранна уже стояла перед Вратами. Она вот-вот исчезнет, возможно, навсегда, и заберет Реликварий с собой.

Она может дать Оранне уйти. Может убить инквизитора, забрать Шутмили и бежать.

И сколько же, интересно знать, им останется? Сколько времени потребуется Оранне, чтобы открыть Реликварий? Сколько времени пройдет до того, как Неназываемый поднимется из Святилища? Когда это случится, никто не сможет спасти ее или Шутмили.

Она уже совершала эту ошибку. На этот раз шанса исправить ее уже не будет. Несколько дней дружбы против всего, чем она обязана Сетенаю. Она вспомнила тепло руки Шутмили – и часа не прошло с того момента, – но Сетенай тоже однажды взял ее за руку…

Нельзя забывать, чем она ему обязана и что поставлено на карту. Повернувшись спиной к Шутмили, Ксорве проследовала за Оранной сквозь зеркало.



Бесконечная темнота, густая и шуршащая, как множество черных перьев. Ощущение спуска. У подножия лестницы горел факел, освещая шероховатый камень маслянистым, блестящим светом.

Врата наверху погасли. Обратного пути не было.

Они вошли в какой-то погреб. Впереди виднелись другие двери, но у Оранны не было сил продолжать путь.

Она не стала защищаться, когда Ксорве догнала ее. Каждый вдох давался ей с трудом.

– Отдай Реликварий, – потребовала Ксорве.

– Нет, – сказала Оранна. – Вряд ли. – Она прижалась к стене, стиснув в руках Реликварий. – Ты Ксорве, верно?

– Да, – ответила Ксорве. Будь на месте Оранны кто-то другой, Ксорве без колебаний ударила бы его по голове и забрала Реликварий. Но она не могла заставить себя ударить хранительницу архивов.

С усилием выпрямившись, Оранна облизнула пересохшие губы. Тяжелый и богато украшенный Реликварий странно смотрелся в руках хрупкой и с виду безобидной Оранны.

– Ты сложишь оружие, – тихо сказала Оранна. Повелительная нотка в ее голосе была едва слышна. – Оно ведь такое тяжелое.

Неужели Ксорве правда нужен меч? Он ведь такой громоздкий, уродливый, лишенный изящества…

– Жесткий, – шептала Оранна. – И ненужный.

Ксорве вздрогнула, ощутив коварное давление магии.

Но ей в самом деле хотелось опустить меч. Такой груз в ее руках.

– Ты устала, – продолжала Оранна. – Ты слишком много трудилась. Даже у тебя есть пределы. Здесь очень холодно. Тебе нужно отдохнуть.

Это правда. Ладонь на рукояти отяжелела, разжалась и соскользнула. Меч с едва слышным стуком ударился о землю.

– Я слышала о тебе, – сказала Оранна. Оторвав рукава платья, она перевязала ладони. Она выглядела сильнее, к ней начала возвращаться жизнь. Они вышли из Лабиринта и вернулись в реальный мир, в пределы досягаемости богов. – Когда вокруг шепчутся о Белтандросе, они упоминают о его тени, – продолжала Оранна. – Чудовище Белтандроса. Его охотник во тьме.

Наклонившись, Оранна подобрала меч. Ксорве могла остановить ее, но какой в этом смысл?

– Возможно, ты его внебрачное дитя или он создал тебя из праха. Мне всегда нравились эти истории, – сказала Оранна. – Но нет ничего лучше холодного дневного света, чтобы развеять легенду. Где он тебя нашел?

– В Доме Молчания, – ответила Ксорве. Не было никакого смысла скрывать это.

До этого улыбка Оранны мерцала, как свеча на сквозняке. Теперь она засияла такой ядовитой белизной, что Ксорве могла разглядеть все ее зубы.

– Ну конечно, – сказала она. – Конечно, это ты. Конечно… он ушел в тот самый день. Ксорве. И ты служила ему все это время…

– Я служу ему до сих пор, – поправила ее Ксорве.


– О, нет, – сказала Оранна, смеясь от удивления и нарастающего восторга. – Нет. Ты служишь Неназываемому, как всегда служила.

– Нет, – с трудом выговорила Ксорве. Казалось, Оранна разрешает ей говорить, только когда хранительнице архивов нужен конкретный ответ.

– Белтандрос не верит, что Неназываемый заслуживает поклонения. Белтандрос не поверил бы и в солнце, если бы в нем не было для него толку. Но силу Неназываемого нельзя отрицать. Он был правой рукой Бездны. Он столь же древний, сколь невыразимый, и его жажда так же велика, как и его сила. Ты служишь Неназываемому во всех мирах Лабиринта – и так будет продолжаться до тех пор, пока ты жива, а может, и после.

Ксорве не могла раскрыть рта, но в ее голове любой аргумент против звучал слабо и неубедительно.

– Мы расходились с Белтандросом во мнениях по многим вопросам, – сказала Оранна. – И особенно по этому поводу. Дом Молчания сам по себе нелепый, и поэтому он решил, что такова и сила, которой мы служим. Скорее всего, выкрав тебя из-под носа Неназываемого, он намеревался что-то доказать. Белтандрос не уважает богов. Он хранит осколок Тысячеглазой в своей часовне и думает, что этим можно владеть. Он использует ее силу, но не служит ей. Возможно, ты думаешь, что он забрал тебя у нас, потому что нуждался в помощнице или потому что решил, что в тебе есть что-то особенное. Но это не так. Он просто хотел доказать свою правоту в споре со мной, и ему это не удалось.

Ксорве промолчала. Это вполне могло оказаться правдой.

– Ты помнишь день, когда тебя нашли? – спросила Оранна. – Наверное, нет. Ты была совсем ребенком. Зима в Ошааре – жестокое время, но свою жестокость она скрывает за красотой. Я была там. – Ее голос стал мягче, приглушеннее, в глазах зажегся свет, как будто она смотрела на что-то яркое и далекое. – Мы нашли тебя в маленьком домике на склоне холма. Шел снег. Там было много тел, слишком много для одного дома. Чума придет в дом, но ты не ощутишь ее прикосновения. И вот ты сидела посреди пола, целая и невредимая. Тебе тогда было два или три года. Неназываемый оберегал тебя. Ты была избрана. Ты все еще избрана. От него никуда не деться.

– Нет, – сказала Ксорве.

– Знаешь, – сказала Оранна, – я должна тебе кое-что рассказать. Вряд ли кто-то еще знает об этом, хотя настоятельница Санграй, вероятно, подозревала, а Белтандрос, возможно, догадался о некоторых фактах. Ты не первая Избранная невеста, сбившаяся с пути. Я тоже была избрана. Двадцать два года назад моя сестра отправилась в Святилище вместо меня.

Ее взгляд стал отсутствующим. Она не следила за реакцией Ксорве, но ее и не было. В памяти всплыли слова: Мы были послушницами в одно время. Поначалу она испытывала страх, но в назначенный день она была спокойна.

– После этого я ужасно заболела. Все четырнадцать лет я изучала магию. Дом Молчания дал мне возможность развить свой дар. Магия одновременно разъедала и поддерживала меня столько, сколько я себя помню, и я знала, что умру в муках, если откажусь от нее. Но я боялась воззвать к Неназываемому – вдруг он узнает, что я натворила. Мое тело начало разрушаться, и только когда я поняла, что умираю, я осмелилась обратиться к своему покровителю. Неназываемый ничего не забыл и не простил, но я дала ему новые обеты. Чтобы избежать смерти, я пообещала посвятить свою жизнь служению ему. Там, в Доме Молчания, они ошибаются. Они слепы. Они посылают нас в Святилище, потому что это единственная форма служения, которая им доступна, и они боятся, что бог разгневается, если они не будут доказывать свою преданность кровью. Как будто Неназываемый принимает в жертву только невинных. Я пообещала, что обрету знания и силу, верну все это в качестве подношения и буду работать в интересах Неназываемого. И это всегда было моей целью. Полагаю, Белтандрос пообещал тебе счастье, когда забрал тебя?

Нет, подумала Ксорве. Он пообещал ей лишь работу.

– Ты несчастна, потому что отказалась от своей цели. Белтандрос не может дать тебе цель. Ты даже не его прислужница. Ты всего лишь инструмент для выполнения какой-то непонятной тебе миссии.

– Чего ты хочешь от меня? – спросила Ксорве. Это должно было прозвучать дерзко, но вышло так, словно она предлагает свои услуги.

– Исполнение желаний Неназываемого можно отсрочить, но нельзя о них забыть, – сказала Оранна. – Ты пойдешь со мной. Наконец-то ты будешь служить великой силе.

Ксорве отчетливо расслышала приказ, как будто другой голос произнес: Ты уйдешь. Ты принесешь жертву. Ты поднимешься по лестнице к Святилищу. Ты никогда не узнаешь ни сомнений, ни страха, ни боли, и ты никогда не будешь одинока.

– Да, – сказала Ксорве и склонила голову.

Оранна протянула руку и погладила щеку Ксорве тыльной стороной ладони.

Бить под таким углом было неудобно, но Оранна не умела драться и не ожидала удара. Кулак Ксорве врезался той в живот, Оранна отшатнулась. Плохая позиция, слабый замах, но это дало Ксорве шанс, в котором она так нуждалась. Повернувшись на цыпочках, она пнула Оранну в живот, затем еще раз, быстрым, машинальным, отточенным ударом. Лодыжки Оранны запутались в подоле, она поскользнулась и рухнула на спину.

Ксорве стояла над ней. Во время драки она думала только о том, как убить Оранну. Можно было найти какой-нибудь тупой предмет и разбить череп. Затем она поняла – с горьким изумлением, похожим на смешок, – что у нее есть меч. Так будет чище. Пусть даже она чудовище Сетеная, но она не варвар. Наклонившись, она перевернула Оранну, отстегнула ножны и вытащила меч. Оглушенная, Оранна едва шевелилась.

В глубине души Ксорве порадовалась, что Шутмили этого не видит. Она приставила острие меча к горлу Оранны.

Никто не услышал бы, что она могла бы сказать в свою защиту или в качестве извинения. Это ее собственное решение. В конце концов, она бросила Шутмили умирать. Возможно, та уже мертва.

Тяжело сбегать в одиночку. Но ты будешь не одна. Все ее обещания оказались ложью. И Оранна тут ни при чем. Это ее собственное решение. Она не могла сбежать от этого, как и от других своих долгов.

Рука, державшая меч, онемела от холода – она сжимала рукоять так крепко, что больше не чувствовала ее. Что-то в ней перевернулось или надломилось, и она упала на колени. Меч упал рядом с коротким звоном.

Она так устала. Дни наслаивались снежными сугробами. Сначала медленно, а потом дни превратились в годы, и их вес сразу стал невыносимым. Она прослужила так долго. Какая разница кому – Сетенаю или Неназываемому? Теперь она здесь.

Возможно, Сетенай захочет увидеть Оранну живой. А может, и нет. Пусть решает сам. У нее не осталось никаких сил.

Убрав меч в ножны, она связала Оранне руки. Реликварий она засунула в карман. Дело сделано.

Оранна все еще была без сознания. Ксорве перекинула ее через плечо и вышла из погреба. Комнаты впереди были пусты. Неизвестно, где они находились, единственное, что она знала, это то, что они глубоко под землей, возможно, в самом сердце огромной сети подземелий.

Ксорве ничего не чувствовала. Тишина и пустота, как засохший стебель травы, который вот-вот сдует ветром. Реликварий был надежно спрятан в кармане. Именно таким она и представляла его себе – тяжелый, гладкий, слегка потрескавшийся со временем, богато украшенный. Он походил на шкатулку для драгоценностей или футляр для небольшого инструмента.

Она никогда не задумывалась, с какой целью Сетенай спас ее. Просто так случилось. Он хорошо с ней обращался. Вопросы были излишни.

Но теперь она задалась этим вопросом. Он сделал это не по доброте душевной и не из милосердия. Белтандрос Сетенай не делал ничего, что не приносило ему выгоды или не развлекало его. От нее была польза, и, возможно, ему нравилось проявлять к ней доброту.

Неважно, почему он выбрал ее. Неважно, кто она, кем она была, откуда она, что она сделала, предала ли свою подругу. Она выполнила то, о чем он ее попросил. Она полностью выполнила свое предназначение. Реликварий был тому доказательством.

Она вытащила Оранну в коридор, в котором в обоих направлениях были двери. Это место казалось знакомым. В полумраке было трудно определить, куда она попала…

Оранна дернулась. Нужно выбираться отсюда, пока она не очнулась.

Ксорве дошла до подножия лестницы. Где бы они ни были, выход наверняка наверху… и все же Ксорве знала это место, как будто бывала здесь в юности.

Наверху лестницы открылась дверь, и подземелье озарил резкий белый свет солнца. Ксорве прищурилась. Какие-то фигуры смотрели на них сверху.

– Эй, ты, – окликнул ее голос. Ксорве узнала тлаантотский выговор. – Не хочешь подняться и рассказать нам, что ты делаешь в сокровищнице канцлера?

Ее привели во дворец, напоили крепким вином и завернули в теплые одеяла. В юности, в самом начале службы у Сетеная она всегда возмущалась такому обращению, предпочитая зализывать свои раны в одиночестве. Теперь она не стала сопротивляться. Пленницу увели. Ксорве усадили у камина в верхней гостиной.