Небожители Севера

— Например, провести обряд передачи дара? — удивленно спросил Лео, внимательно вслушиваясь.

— Да хоть обряд… Причем Ксимен в крови человека не чувствуется на вкус, это его отличительная особенность. Но обычным вампирам он не вредит, это тоже забавно. Только Старейшинам.

— Но там нужны слова дара, — осторожно заметил Леонардо. — Я не знаю Хор'Аф.

С улыбкой заговорщика граф Офурта поднялся и ленивым шагом подошел к суме, достал оттуда две уже готовые бумаги и вернулся назад, усевшись в кресло. Бумаги были переданы сыну Белого Ворона.

После прочтения доселе бледное лицо Леонардо зарделось счастливым румянцем, глаза вспыхнули жизнью и он тепло улыбнулся тому, кто мог помочь решить его проблемы.

— Смотри… Сначала делаются надрезы на шее преемника и дарителя… — Райгар, обратившись, провел острым когтем по шее, чтобы показать нужное место. — Необходимо встать как можно ближе, почти вплотную. Далее читается текст безостановочно, громко и четко. Я написал его на Северном наречии, чтобы тебе было понятнее и проще выучить.

— Понятно, спасибо, — прошептал Леонардо, не веря тому, что держит в руках такой ценный дар.

— Если бы кто-нибудь решил передать дар, я бы посоветовал ему сначала составить бумагу, примерно вот такую, я тебе набросал, — с этими словами Райгар показал пальцем на вторую бумагу в руках Леонардо. — Составить в двух экземплярах почерком того, кто отдает дар, и отправить один в Йефасу либо сразу после передачи дара, либо заранее. Но в твоем случае лучше сразу после передачи. Тогда тебя даже не будут вызывать в Молчаливый замок.

Бледный Лео, кивнув обезображенным лицом, радостно посмотрел на Райгара Хейм Вайра и после поднялся с кресла.

— А теперь верни мне пример завещания, а слова обряда оставь себе… Удачи, — улыбнулся Райгар и хохотнул, облизнул полные губы.

Леонардо вылетел из комнаты как ошпаренный, быстро завернул за угол, потом сообразил, что до сих пор держит в руках листок. Перепугавшись, что его кто-нибудь заметит, он быстро спрятал бумагу в карман и уже более спокойной походкой отправился в комнату, где и предался честолюбивым сладостным мечтам.





Глава 20. Уговор




Уильям открыл глаза ближе к утру, когда небо ещё окутывал предрассветный сумрак, готовый вот-вот рассеяться. Ветер, разбушевавшийся не на шутку, бился в окна, а капли дождя вперемешку с мокрым снегом стекали по толстому стеклу.

Он попытался разглядеть хоть что-то перед собой, но вокруг царила лишь непроглядная темнота.

«Неужели это смерть?» — пронеслось в голове у Уильяма.

Снова прикрыв глаза, он вслушался в шум ветра и дождя со снегом. Нет, он еще жив! Перед глазами пронесся суд, напоминавший скорее кошмар, чем акт правосудия. Наконец, он полностью очнулся, вернулся в этот жестокий мир и резко сел. Его грудь часто вздымалась, а на лбу выступила холодная испарина.

На плечо мужчине опустилась рука и нежно погладила, успокаивая. Уильям повернул голову вправо и отшатнулся — рядом с ним, в кресле из темного дерева, сидела та самая женщина, которая на суде назвала себя любовницей Гиффарда.

Ее белоснежные волосы были заплетены в мелкие косы и, сливаясь в одну, украшены черными шпильками в виде какого-то цветка с жемчугом между металлических лепестков.

— Тише. Успокойся, — прошептала Мариэльд и ласково улыбнулась.

Взгляд ее голубых глаз растерял всякую спесь и высокомерие, и она ласково посмотрела на новообретенного сына. А тот замер, всмотрелся в женщину. Почему он лежит в постели, а она находится рядом?

— Ты не понимаешь, почему до сих пор жив, а я возле тебя? — спросила Мариэльд, словно прочтя мысли Уильяма

— Да.

— Я использовала клятву, данную мне советом тысячу лет назад, и усыновила тебя.

— И зачем? — спросил Уильям. Все услышанное менее всего походило на правду.

— Не затем, чтобы обмануть и передать дар кому-то другому, — мягко улыбнулась Мариэльд. — У меня нет приемных детей, друзей и прочих, кто мог бы жаждать твоей смерти. Но когда я увидела твои воспоминания, то решила, что могу помочь тебе. А ты, может быть, сможешь хоть как-то скрасить мое одиночество, полюбив как мать, и станешь мне ласковым и верным сыном.

— У меня лишь одна мать, но ее, вероятно, уже нет, — стиснул зубы Уильям. — Я сожалею, но, боюсь, из меня выйдет никудышный сын. Лучше верните меня обратно в зал суда, чтобы уже закончить то, зачем меня сюда притащили!

Из его груди раздался стон — он снова вспомнил предательство тех, кого любил и уважал, и сжал кулаки, заново пережил те ужасные минуты в зале суда. Обида и ненависть паутиной оплели его душу изнутри, и Старейшина мысленно перенесся туда, в центр зала. В памяти всплыл образ Филиппа, и лицо Уильяма перекосилось, потеряв всю природную красоту.

Мариэльд вновь погладила его по плечу. Она попыталась взять ладонь Уилла в свою руку, но тот грубо вырвал ее и недоверчиво посмотрел на графиню. Он не хотел видеть больше никого в этой жизни и потому не собирался любезничать с очередной хищницей, которой он зачем-то понадобился.

Уильям резко вскочил с кровати. Рваными движениями он, покачиваясь, побрел к окну, в которое исступленно бился дождь со снегом, затем быстро подошел к другому окну. Его грудь тяжело и часто вздымалась, и он беспокойным взором метался по комнате, не зная, куда себя деть.

— Зимняя аспея обычно забирает в середине зимы, так что твоя матушка скорее всего еще жива, — сказала ровным голосом хозяйка Ноэля. — Мы можем ее навестить, когда отправимся домой.

Вздрогнув от этих слов, Уильям замер у окна, обернулся и встретился встревоженным взглядом своих синих глаз со взглядом женским, мудрым и сильным. Он, не веря своим ушам, спросил:

— Как это навестить?

— Я тебя не обманываю. В Ноэль, твой новый дом, можно попасть двумя путями: либо через Гаиврар на юге, либо через перевал Астерр в Имрийе, через офуртский тракт. Вторая дорога чуть дольше, но, чтобы ты увидел мать и помог ей, мы сделаем этот небольшой крюк. — Глаза женщины, слишком живые и яркие для ее возраста, тепло смотрели на того, кого она назвала сыном.

Уильям смутился и качнул головой. Он не понимал, что происходит и зачем эта женщина готова ему помогать. Да и о какой помощи идет речь, если зимняя аспея неизлечима.


— Ей никак нельзя помочь, ее легкие поражены, — прошептал Уильям. — Я в замке перебрал полтора десятка книг по целительству. Во всех сказано, что это смертельное и неизлечимое заболевание. Так что ваши слова можно выбросить на ветер — они лживы изначально!

— Смертельное и неизлечимое для северных лекарей, мальчик мой. — Мариэльд пропустила выпад мимо своих ушей.

И вот Мариэльд, когда увидела, что ее слова успокоили Уильяма и заставили к ней прислушаться, пусть и невольно, поднялась с кресла, мягкой походкой подошла к нему и встала рядом. Ее рука погладила рукав его белоснежной рубахи, разровняла складочку.

— Один мой друг — замечательный южный лекарь, который не раз справлялся с болезнями и пострашнее… И он ждет в Йефасе. Если твоя матушка еще жива, он не только облегчит ее страдания, но и может полностью излечить.

— Это… Это невозможно… — прошептал Уильям, нахмурившись и глядя куда-то в даль, в пустоту.

— Все возможно, сын мой. Нужно лишь иметь знания и средства.

— Откуда взяться южному лекарю здесь, на Севере?

— Пацель порой любит сопровождать меня в путешествиях. Ты с легкостью можешь подтвердить это у слуг. — Мариэльд коснулась пальцев Уильяма, но тот одернул руку. — Я повторю еще раз. Я не собираюсь забирать твою жизнь. Очень давно я потеряла сына, похожего на тебя, и поэтому, увидев тебя в зале суда, решила, что… может быть, ты сможешь полюбить меня как мать и станешь мне хорошим сыном.

Уильям нахмурился и молчал, лишь сделал шаг в сторону от той, что назвалась его матерью.

«Ростом с Йеву», — подумал он, и лицо его вновь перекосилось, едва он вспомнил дочь графа. Вспомнил, как она не желала ничего говорить ему и нагло врала в глаза… Впрочем, как и ее отец! А он, подобно последнему глупцу, бегал за Йевой, пытался извиниться и понять, что же с ней происходит. Дурак! Болван!

— Тебе все равно некуда идти. Останься со мной до Офурта, чтобы убедиться, что мой друг сможет исцелить твою матушку.

С этими словами женщина подошла к столу, взяла оттуда бумагу, которую ранее подавала Филиппу, и теперь вложила ее в руки сына. Тот принял документ, вчитался и нахмурился.

— Юлиан де Лилле Адан? Что? Зачем вы мне дали эту бумагу? Про кого здесь написано? — растерянно прошептал Уильям и перевернул документ, ища ответа на другой стороне листа, но ничего не нашел.

— Уильям — это имя, распространенное на Севере. Когда ты поедешь со мной в Ноэль, там это будет обузой и клеймом. Вместе со свободой ты получил и новое имя. Можешь оставить этот ценный документ у себя, — спокойно кивнула графиня.

— Зачем он мне?

— Ты можешь порвать его, уйти куда хочешь после Офурта. Да хоть сейчас. Я тебя не смею держать и не хочу обманывать.

Графиня замерла, находясь рядом с названным сыном на расстоянии вытянутой руки.

Уильям же снова молчал. Он смотрел то на документ, где его имя теперь было написано, как Юлиан, то на пожилую, красивую женщину с длинными и белоснежными волосами. Сомнения терзали его душу и сердце. Он устал, и хотел уйти отсюда, убежать, но Мариэльд смотрела с такой нежностью и теплотой, что Уильяму вдруг сделалось дурно из-за своих дерзких слов. И все-таки, зачем он ей? В бумаге четко было написано, что она его усыновила и он теперь — Юлиан де Лилле Адан. То есть никакого подвоха не было? Вампир задумался, сжал плотно губы и прищурился.

— Я… Я все еще не понимаю, зачем вам нужен обычный рыбак? Неужели за все годы у вас не было возможности использовать какую-то там клятву на другого Старейшину? Я просто не верю! Извините… — Уильям вернул бумагу и теперь ждал ответа. — Скажите прямо, к чему вы ведёте?

— После Кровавой войны, которая унесла жизнь моего сына и мужа, Старейшины завели правило обращать в Древних лишь после семидесяти лет, когда вампир, набравшись мудрости и опыта, считался уже очень зрелым. Я же вижу перед собой впервые за долгое время мальчика, который годится мне в сыновья и внешностью, и истинным возрастом.

— Мне двадцать три, какой из меня мальчик? — ухмыльнулся Уильям от того, что его так назвали, а после вспомнил, что в его возрасте многие уже имеют по несколько детей.

— Двадцать три… Ах, какой юный возраст! Для всех Старейшин ты мальчик или в крайнем случае юноша, — улыбнулась Мариэльд, и в глазах ее засверкали смешинки. — У меня не было возможности использовать клятву на кого-то достойного. На суде появлялись уже зрелые мужи, выглядевшие моими ровесниками, либо же отщепенцы-вампиры, дерзнувшие обмануть своего Старейшину и забрать кровь силой.

— По сути, со мной произошло то же самое, — хмуро произнес Уилл.

— Ты не прав. Гиффард сделал тебя Старейшиной не затем, чтобы ты донес дар Филиппу, как тот думал, а потому что ты достоин. Можешь спросить любого на ужине, он тебе подтвердит. Мы все видели твои воспоминания. — Мариэльд подошла чуть ближе и ласково посмотрела на Уильяма снизу.

Уильям насторожился.

— Я потерял сознание… Что было потом? Что я пропустил?

— После того как совет увидел в памяти, что ты законный наследник Гиффарда, что он и сказал, умирая и обращаясь к нам, я решила использовать клятву и усыновить тебя. Слуги взяли тебя на руки и принесли сюда. А Летэ фон де Форанцисс уже через пару часов передал мне бумагу, подтверждающую твою принадлежность к моему роду.

Уильям, раздираемый сомнениями, еще раз посмотрел на ту, что спасла его и сейчас смотрела честно, не отводя глаза. Так же, как это делал Филипп фон де Тастемара. Но предложение о помощи матушке вселили в его сердце надежду. У него появилась возможность спасти Нанетту, если та еще жива и графиня Ноэля не врет. Ради этого можно стерпеть её общество до Офурта, а там будь что будет!

— Вы говорите много и красиво. Но я уже слышал что-то подобное об обещаниях помощи от… от графа Тастемара!

— Хорошо. Я вижу, что ты, наученный горьким опытом, мне не веришь.

— Не верю, извините, — покачал головой Уильям, наблюдая за успокаивающейся за окном бурей.

— Я ни к чему тебя не обязываю. Как я и говорила, ты можешь уйти в любое время и, клянусь, я не буду преследовать и мстить. Если твоя мать жива, то мой друг исцелит ее, и даже тогда я не буду требовать от тебя благодарности. Ты можешь покинуть меня сразу после Офурта.

— А если Матушка уже мертва?

— Это ничего не изменит. Я тебе уже сказала, что ты можешь покинуть меня в любое время.

По лицу Уильяма вновь пробежала тень сомнения. Он еще раз взглянул настороженно на красивую худенькую женщину, стоявшую рядом.

— Хорошо. Я буду с вами до Офурта. И… спасибо за спасение…

— Раз уж ты решил дать мне шанс, я хочу кое о чем тебя попросить, — с улыбкой на устах сказал графиня, поглаживая своей изящной рукой руку Уильяма.