Небожители Севера

Время шло, и почти наступила полночь. Дождь прекратился, но сильный ветер все еще шумел и гнул деревья Молчаливого леса, который подобрался вплотную к замку. Говор ночных птиц доносился даже в коридоры неосвещенного дворца с высокими потолками, где под сводами словно зияла сама тьма.

Леонардо сидел в полном одиночестве в полутемной комнате, где единственным источником света служили лишь тлеющие угли в камине. С согнутыми в коленях ногами он покачивался на бордовом покрывале и отрешенно смотрел на затухающий огонь. За весь день Эметта ни разу не навестила его, а отец и сестра словно и вовсе забыли о его существовании. Он качался туда-сюда, держась за стопы руками, время от времени касался своего обезображенного лица. Несмотря на то, что Кельпи излечила и каким-то чудом вправила руки и ноги на место, Мертвая Рулкия все равно оставила свой след — походка Лео больше не была грациозной и плавной, и он теперь чувствовал, как правая нога чуть волочится, а левая рука время от времени немела, ныла и теряла чувствительность.

Вторя мыслям, от левой руки пробежал вверх болевой толчок, и Леонардо сморщился. Он потер круговыми движениями запястье и стал качаться дальше. Его губы были плотно сжаты, а лицо, и так обезображенное, перекосилось в гримасе ненависти.

Транс Леонардо прервал Таки-Таки. Птица проснулась от налетевшего в окно ветра. Подпрыгивая на жерди, ворон захлопал крыльями и истошно закаркал.

— Да заткнись ты уже! — озлобленно прорычал Леонардо и резко прыгнул к Таки-Таки.

Хрустнуло, и в комнате вновь стало тихо — лишь шлепок вороньего тела с вывернутой шеей об пол прозвучал в ночи оглушающе громко.

Единственным глазом Леонардо уставился на труп Таки-Таки на каменном полу и, выждав, встал с кровати. Приподнял с трудом левую руку и надел свой парадный зеленый кафтан, затем нечищеные сапоги, которые Эметта отчего-то проигнорировала, как и прочие вещи сына графа. Взглянув в зеркало, Лео вздрогнул и поначалу не узнал самого себя — из полутьмы отражения на него смотрело обезображенное лицо со свернутым носом, отсутствующим ухом и скошенной в сторону челюстью. Страшилище. Губы некогда красивого вампира дрогнули, и он тихо разрыдался, коснувшись своих уродств кончиками пальцев.

Наконец, он поправил подол кафтана и дрожащим неуверенным шагом покинул гостевую спальню. Он постучал в комнату отца, но та оказалась пуста. Тогда он без стука зашел в комнату Йевы, но и ее не оказалось на месте. Нахмурившись, Лео посчитал, что Йева вместе с отцом куда-то ушли, не позвав его. Хотя на самом деле Филипп самостоятельно покинул комнату, спустившись в зал, а уже за ним последовала и Йева.

И сейчас Белый Ворон и его дочь сидели в зале на втором этаже, в правом крыле башни. Этот было небольшое, но уютное помещение с длинным столом и множеством стульев и кресел, что располагались вдоль камина. Камин на полстены, отделанный мрамором, сиял подобно огненному порталу. В умиротворяющем его свете в креслах сидели несколько Старейшин, которые завороженно смотрели в огонь и тихо переговаривались между собой.

Помимо Белого Ворона и его дочери в небольшом зале в креслах развалились Теорат Черный, Барден Тихий и Шауни де Бекк. В руках Теората Черного колыхался бокал с кровью — вампир намеренно наклонял его из стороны в сторону, любуясь игрой рубинового напитка в отблесках пламени.

— Она бы в любом случае использовала клятву, выиграл бы ты это дело или нет, Филипп, — произнес негромко Теорат из Летардии, прозванный Черным.

Его темно-карие глаза из-под черных бровей поглядывали то на Филиппа, то на его дочь. Вытянутое бледное лицо вампира, который выглядел как сорокалетний мужчина, обрамляли вьющиеся и черные волосы до плеч, и он время от времени ленивым движением поправлял какую-нибудь упавшую на глаза прядь. В противовес плавным и изнеженным движениям вампира лицо его было резким, угловатым и имело узкий длинный нос, впалые щеки и острый подбородок. Так что эта ленивая грация напоминала скорее движения дремлющего в тени хищника, готового в любой момент прыгнуть на свою добычу.

— Я это понимаю, мой друг. Как и помню наш уговор, что ты поддержишь меня лишь в вопросе приоритета на наследие Уильяма, — ответил также тихо Филипп.

Обстановка не располагала к громким разговорам, и потому все перешептывались между собой, растворялись взглядами в полыхающем на полстены огне в камине.

— Да, ты знаешь мои убеждения, Филипп, а я не иду против своих убеждений. Слишком уж стар для этого.

— Так что насчет Леонардо, уважаемый барон? Давайте вернемся к насущным проблемам, потому что я все равно не в силах изменить то, что произошло на суде.

— Сложно, но я это сделаю. Король Эадес, после того как едва не скончался от мышьяка, перестал принимать кого-либо ко двору.

— Отравители с Юга?

— Отнюдь, — усмехнулся Теорат. — Если бы за дело взялись веномансеры, то Эадес бы не выжил. Эти мерзкие создания неприятнее магов будут! Наши и отравили.

— Попроси помочь Горрона, — неожиданно громко даже сам для себя произнес Ярл Барден, и от его рыка Йева вздрогнула. — Этот плут мигом распутает любой заговор, он в них как гарпия в воздухе себя чувствует!

— Не нужно, мне политика интересна лишь в вопросах сохранности моих вложений в винные плантации Золотого Летардийского подле Солнечного Афше. Мнемоников вообще лучше не трогать лишний раз. — По бледным и тонким губам барона скользнула ироничная улыбка.

В зале воцарилось недолгая тишина. Филипп снова подлил себе крови в бокал, а также, позаботившись о молчаливой дочери, что не осмеливалась говорить в присутствии других Старейшин, подал наполненный бокал и ей. Немые слуги поменяли графин на новый с теплой кровью, и, потянув носом воздух, Теорат посмотрел на Шауни де Бекка.

Тот, кивнув головой с копной очень густых и коротких седых волос, грациозным и медленным, подобно Теорату, движением поднялся и налил из графина крови в два кубка, один из которых передал своему родственнику из Летардии.

Шауни де Бекк своим таким же угловатым лицом напоминал Теората Черного.

Однако эти двое очень худых и высоких мужчин разительно отличались друг от друга цветом волос и глаз. Шауни де Бекк со своей белоснежной шевелюрой и мягкими серыми глазами казался полной противоположностью черноглазому и темноволосому Теорату, зато абсолютно одинаковы у них были ленивые манеры, преисполненные достоинства. Оба были гладко выбриты в соответствии с южными традициями.

Даже одежда их контрастировала между собой: на Шауни была белоснежная батистовая рубашка с небольшим острым вырезом на груди и серые льняные штаны, поверх вампир накинул нарядный плащ цвета сепии из мягкого материала, с прорезями для рук. Пальцы вампира украшало множество перстней, а на груди позвякивали друг о друга две простые серебряные цепочки. Теорат же одевался в черные и плотные одежды, с закрытой шеей и без каких-либо украшений.

Филипп нахмурился прислушиваясь к тихим, но ещё далеким шагам в коридоре. Вскоре из арочного низкого проема вышел Леонардо. Он нашел беспокойными глазами отца и, настороженно поглядывая на собравшихся в зале, отвесил поклон.

— Доброго вечера, господа.

— И тебе, Леонардо, — мягко улыбнулся Шауни де Бекк.

Остальные просто кивнули.

— Мы как раз о тебе разговор вели, — произнес Теорат Черный, не отводя глаз от огня.

— В каком же ключе вы меня обсуждали? — поинтересовался слегка побледневший Лео.

— Ты поедешь с уважаемым Теоратом в Летардию, в Морайю, ко двору короля Эадеса, — ответил за своего товарища Филипп и затем добавил: — Как ты и мечтал.

— Филипп, только не сразу. Дай мне пару месяцев, чтобы поговорить со своими людьми со двора и предоставить тебе расчет по ежегодным выплатам в сеттах. — Теорат так и не взглянул на Лео ни разу.

Сын графа сделался еще белее, потом моментально цвет его лица сменился на пунцовый, и он процедил сквозь крепко сжатые челюсти:

— Ты… Ты отделаться от меня вздумал, отец?

Его повышенный тон приковал взгляды всех собравшихся: Теорат Черный отвернулся от огня и нахмурил брови, а Ярл Барден очнулся от легкой дремоты, навеянной тихим потрескиванием дров в камине, и гневно взглянул на сына друга.


— Не смей повышать голос, — спокойно ответил Филипп, затем чуть вздохнул. — Ты сам просил это двумя годами ранее.

— Кому я там нужен такой? — уже тише, но дрожащим от обиды и злобы голосом ответил Лео и показал пальцем на лицо. — Ни один двор не будет рад уроду!

— Ты отказываешься?

— Да! Я не уеду из Брасо-Дэнто!

Потом, волоча за собой правую ногу, сын графа развернулся и ушел. Его трясло словно больного лихорадкой, и он побрел куда глаза глядят. Йева хотела было последовать за братом, но Филипп покачал головой, запрещая.

— Ты позволяешь ему слишком много вольностей, — сердито заметил Ярд Барден. — Я бы уже призвал к ответу за такие слова!

— По возвращении в Брасо-Дэнто он отправится в Далмон без единого дарена в кармане.

— В Далмон, отец? — переспросила Йева, не веря своим ушам.

— Да, — Филипп фон де Тастемара чуть вздохнул, с легкой печалью. — Мое терпение закончилось. Он становится безумен и представляет опасность для окружающих, особенно для тебя, Йева.

С бледным лицом, которое делало зеленые глаза еще ярче, Йева посмотрела на отца и промолчала. Она вспомнила слова ее брата после событий на Мертвой Рулкии. И в самом деле, Леонардо, возможно, стал терять разум.





* * *


Леонардо брел по черным коврам коридоров, то и дело спотыкался о них. Значит, Райгар прав. Галереи Молчаливого замка соответствовали своему названию и были безмолвны и пусты. Впрочем, когда-то очень давно, во времена, когда Старейшин жило намного больше, в замке Йефасы, тогда еще не графства, а княжества, было многолюдно. Если так вообще можно сказать о вампирском обществе. Более тысячи лет назад в Йефасе находилось восемь Старейшин с соответствующей свитой и окружением. Но сейчас, когда Древних или, как их кличут демонологи, реликтов, осталось уже не так много, замок опустел и многие комнаты открывались лишь во время суда.

Лео поднялся на третий этаж, свернув в левый коридор и, пройдя до конца, с волнением занес руку для стука, но дверь отворилась сама. За порогом стоял Райгар Хейм Вайр, который приоткрыл дверь еще шире и ласково пригласил Лео войти. Тот оглянулся. Повертел головой по сторонам и, убедившись, что никого нет, вошел в не освещенную ничем комнату.

— Здравствуй, Леонардо, — улыбнулся хозяин Офурта.

Лео кивнул, перепуганный, но полный решимости. Он сел в кресло, на которое указал Райгар. Граф Офурта приземлился в кресло напротив и с гулким звуком подвинул его ближе, да так, что его колени коснулись колен Лео. Свет луны озарил бледное и широкое лицо, кажущееся в ночи жутким и неестественным.

— Ну-с, ты возвращаешься в Брасо-Дэнто с Белым Вороном?

— Да, — прошептал Леонардо.

— И какие у тебя и у твоего отца планы? Поделишься? Раз уж пришел пообщаться.

— У меня нет планов… У отца… — Лео подумал, что лучше не говорить о предложении Филиппа по поводу королевского двора. — Вроде тоже никаких.

Райгар почесал задумчиво свой мясистый нос, почмокал толстыми, мягкими губами и стал рассматривать изуродованного Леонардо.

— А как Филипп себя чувствует?

— Не знаю… Вроде подавлен.

— Вроде? Тебе не интересен собственный отец? — По губам Райгара скользнула ядовитая ухмылка. — Впрочем, можно ли считать отцом того, кто взял к себе бедных сироток, заведомо зная, что они обречены на гниение в смертной оболочке, а потом лишил их всяких надежд?

— Так что насчет решения? Вы говорили…

— Я ничего не говорил насчет решения. Мы просто общаемся. Знаешь ли ты что-нибудь про травы, растущие в Вороньих землях?

— Нет.

— Местоположение Солрага поистине чудесное… Много чего редкого растет. Взять тот же пятилистник — убирает жар, ускоряет регенерацию тканей. Просто чудо, а не цветок! Или, например, Ксимен — слышал об этом великолепном растении?

— Нет.

— У людей используется при Зеленой оспе, хотя немногие знают про его свойства. А вот Старейшины, например, весьма наслышаны о нем.

— Почему же?

— Его добавляют в Гейонеш, который дают Старейшине при обряде памяти. Совсем чуть-чуть, чтобы ослабить ровно настолько, чтобы тот не смог ни убежать, ни напасть. А вот если, предположим… — Райгар замолчал.

— Что?

— Предположим, если человека поить лишь отваром из Ксимена вместо воды, то когда Старейшина осушит этого человека, он рухнет камнем на землю всего через пару минут.

— Умрет?

— Нет, конечно, — расхохотался Райгар, довольно потирая руки. — Потеряет возможность двигаться на день или два. А пока он в таком состоянии, с ним можно делать что угодно.