Небожители Севера

— Хорошо, Сир’Ес Мариэльд, — склонил голову, соглашаясь, хозяин Молчаливого замка. — Мы не сомневаемся, что ты пренепременно разберешься с этим вопросом.

Филипп, непохожий сам на себя, дрожал и перепуганно озирался по сторонам, глядел безумными глазами то на совет, то на приобретенного и тут же потерянного сына, то на Мариэльд, которая парировала встречным взглядом: ледяным и высокомерным.

— Филипп, клятва на крови — священна, а потому мы не можем отказать. Ваше прошение, Сир’Ес Мариэльд, я считаю удовлетворенным, — сказал Летэ. — Уильям будет вписан в род Лилле Адан. Суд считаю закрытым.

Слуги буквально вырвали Уильяма из рук Филиппа, подхватили окровавленное тело с укусами на шее и руках и понесли к выходу. Графиня первой поднялась из-за стола, всем покровительственно улыбнулась и мягкой походкой пошла вслед за сыном, тихо шелестя черным платьем по каменному полу пещеры.

А Старейшины все еще сидели за столом и наблюдали за чинно удаляющейся Мариэльд. Наконец, оцепенение спало с них разом, и они зашумели, живо обсуждая суд.

— Да уж, ради такого сюда стоило приехать, — заявил Теорат Черный. — Такого жаркого суда, кажется, лет триста пятьдесят не было, да?

— Если вы считаете интересным дело графа Мелинайя, то оно намного скучнее этого, не в обиду графу! Я думаю, что это заседание сравнится лишь с судом Джазелоно Дарру. Помните, какой накал страстей был восемь столетий назад здесь, за этим столом? — улыбнулся Шауни де Бекк, вспоминая, как два Старейшины едва не перегрызли глотки друг другу.

Ярл Барден, этот крупный мужчина с серебряным обручем на голове, венчающим его светло-рыжие волосы, проводил взглядом Мариэльд и слуг и обратился к Филиппу, который стоял, шатаясь, с больными глазами. Все его лицо и руки были перепачканы кровью Уильяма, который буквально минуту назад был его сыном. Старейшины поднялись со скамьи и, растянувшись вереницей и возбужденно переговариваясь между собой, направились к выходу.

— Филипп, друг мой, — громогласно произнес Ярл Барден, на веку которого уже было более одиннадцати столетий. Он тепло и благожелательно похлопал огромной ручищей еле живого графа. — Я сочувствую твоему горю! Но живи дальше и забудь этот случай.

— Прошлое нельзя забывать, Ярл! — тут же сказал Горрон и печально качнул головой. Затем он тоже встал около Филиппа и сложил руки на груди, горько посмотрев на своего товарища. — Эх, Филипп, Филипп… Можно, конечно, попытаться переговорить с Мариэльд. Пока не оформили бумаги, ее победа тоже писана, как она сама сказала, вилами по воде. Но что-то мне подсказывает, что Уильям для тебя безвозвратно утерян.

Филипп поплелся к выходу. Он шел, шатаясь и качаясь, словно пьяный, и бездумно смотрел куда-то вперед. Лишь время от времени его блеклые и старые глаза смотрели на руки, перепачканные кровью, но затем он снова терялся пустым взглядом в пространстве.

Леонардо и Йева услышали шаги в пещерах и одновременно подскочили.

— Ох, мое время пришло! Оно пришло! — воскликнул радостно Лео, одетый в свой лучший кафтан. — Смотри, сестра, я выйду оттуда уже Старейшиной!

Вампиры-слуги одного из Старейшин с любопытством поглядывали на Леонардо, кичливого и хвастливого. Симпатичный молодой мужчина в серых шароварах, надетых поверх черных чулок, в белоснежной тунике с кирасой поверх, с интересом посмотрел на Йеву, залюбовался ее отливающими огнем волосами и ласково улыбнулся ей.

Но Йева смутилась, отвела глаза и сжала губы. Она нервно ухватилась пальцами за складки своего дорожного шерстяного платья, которое не захотела менять на более нарядное. Шаги стали ближе, и Йева всхлипнула, еле сдерживая рыдания.

На ступенях лестницы показались слуги. Они несли тело Уильяма, за которым тянулся кровавый след. Рядом шла хрупкая женщина с серебряными волосами, схваченными в хвост. Рука ее лежала на груди Уильяма. Женщина подозвала своих слуг, облаченных в одежды серого цвета, и те поспешно подхватили на руки раненого.

— Что? Почему его уносят? — закричал Леонардо.

Но никто даже не повернул головы к крикливому вампиру. Графиня чинно удалилась, глаза ее смотрели лишь на сына, который еще не знал исхода суда. И где-то в глубине своего сознания, возможно, считал, что никогда уже не откроет более глаз, как и говорил ему ранее Управитель Молчаливого Замка.

Из проема стали выходить и другие Старейшины, которые живо переговаривались между собой. Кто-то говорил тихо, кто-то громко, но все они как один были удивлены судом и его результатом.

Йева искала глазами отца. Филипп вышел в числе последних, и дочь не сразу узнала того, кто вырастил ее. Бледный, одряхлевший на десяток лет, он плелся и отрешенно смотрел под ноги. Весь его костюм был в крови, а руки тряслись.

— Отец! — встревоженно позвала Йева, но Филипп ее не услышал.

Он прошел мимо, едва волоча ноги, до своей комнаты на втором этаже. Немой и глухой, не замечающий ни Старейшин, ни своих детей. Йева поняла, что случилось что-то ужасное…

Тогда она кинулась к Горрону, который поднялся по каменным ступеням в сопровождении Ярла Бардена.

— Господин! — едва ли не воскликнула Йева, хватаясь за лицо. — Что произошло?

Горрон посмотрел на встревоженную девушку, на притихшего на скамье Леонардо, покачал головой, помолчал пару мгновений и развел руками.

— Твой отец решил усыновить Уильяма. Однако Старейшина Мариэльд де Лилле Адан использовала клятву совета и сделала его своим сыном. Он уедет в Ноэль и станет виконтом Лилле Аданом. А нет, у них там другая система наследования титулов. Графом Лилле Аданом, если кратко, — мрачно произнес Горрон де Донталь.

У Леонардо после этих словно земля ушла из-под ног. Он задрожал, завращал единственным глазом, но не нашел в себе силы даже закричать от ужаса, ибо тело его охватило оцепенение. Его родная сестра же, наоборот, непонимающе взглянула на бывшего советника Крелиоса и спросила с надеждой в голосе:

— Так он останется жив?

Усмехнувшись, Горрон кивнул и прошел мимо близнецов к выходу. За ним последовал Ярл Барден Тихий, и наконец в коридоре почти никого не осталось — все разошлись по комнатам.

Йева, подняв юбку, словно птица взлетела по ступенькам и побежала вслед за отцом, потому что понимала, что тому нужна поддержка. Леонардо остался одиноко сидеть на скамье, брошенный и покинутый. Он вперился в пол, и на его лице мелькала гамма эмоций и чувств, от просто отвратительных к самым отвратительным. Страх, ненависть и злоба. Он искренне полагал, что отец сделает все возможное и выполнит свое обещание, сделает сына Старейшиной. Но он, получается, хотел усыновить рыбака? Это же значит, что он отвернулся от названного сына, обрек того на смерть от старости или ран!

Где-то сбоку раздался вкрадчивый шепот.

— Что такое, Леонардо? Ты не получил предназначенный тебе дар? — спросил Райгар, последним покинувший зал суда.

Одетый в простое черное котарди Райгар тихонько подошел к Леонардо, которого трясло, и присел на скамью рядом с ним. Хозяин Офурта погладил языком изнутри клыки, сложил на коленях руки, украшенные перстнями, и улыбнулся сыну графа Тастемара толстыми губами.

— Вам какое дело? — вскрикнул Леонардо.

— Ну, знаешь… Я считаю, что все-таки ты был достойным претендентом на роль Старейшины и наследника Филиппа.

— Я и так наследник своего отца! — прорычал Леонардо. Его всего трясло от гнева, обиды и преданных надежд.

Пламя факела, который висел на стене рядом, потускнело, колыхнулось в последний раз и погасло. Та половина скамьи, на которой был Леонардо, вдруг погрузилась в полумрак, от чего сын графа непроизвольно вздрогнул.


— Как символично… — прошептал Райгар с легкой полуулыбкой, поглядывая на погаснувший факел. — Твой век короток, какой же ты наследник? Еще и изуродован так, что без слез не взглянешь.

— Зачем вы мне такое говорите, — озлобленно прошипел сын Филиппа и хотел уже было встать, чтобы уйти, но Райгар его остановил, ласково взглянув и положа руку тому на плечо.

— Просто выражаю сочувствие, ведь я прекрасно понимаю, что происходит в твоей душе! Я сам был в подобной ситуации, хотя и вышел из нее более чем достойно.

— Вы предали Саббаса, — огрызнулся Лео.

— Все было чуть иначе… Моя история очень схожа с твоей.

— И чем же?

— Саббас усыновил меня, как и тебя, когда мне было семь лет. Я всю жизнь служил ему, был верным и преданным сыном, который по заверениям отца, должен был перенять его дар, когда мне исполнится восемьдесят-девяносто лет. Но знаешь, что произошло? — Райгар выждал паузу. — Саббасу неожиданно подкинули Мараули, мальчика из рыбацкой семьи.

По изувеченному лицу Леонарда: без глаза, уха и с перекошенной челюстью, — пробежала дрожь. Он сглотнул слюну и едва не разрыдался, вспомнив слова Горрона о том, что Уильяма ждет светлое будущее в Ноэле. Лео, словно желая оградиться от жестокости этого мира, коснулся трясущимися руками лица, ощупал свои уродства, и от этого ему сделалось еще дурнее.

— Да-да, то же чувствовал и я, — сказал Райгар, с удовольствием наблюдая за муками Лео. — Обманутый своим же отцом, который променял меня на безымянного мальчика без каких-либо выразительных талантов и способностей.

— Перестаньте вставлять мне ножи в и без того кровоточащие раны! Мне ваше лживое сочувствие не нужно!

— Хорошо, как скажешь. Но если ты надеешься, что Филипп передаст тебе свой дар, то ты ошибаешься. Он сейчас на грани из-за того, что его лишили любимого сына, но ты в его глазах уже никто, просто отголосок. Я видел это из воспоминаний Уильяма.

Леонардо озлобленно взглянул на Райгара, ощерился, оголил клыки, но тот лишь с мягкой улыбкой посмотрел на него, поднялся со скамьи и отряхнул подол котарди.

— Мы порой так обманываем себя, Леонардо. Я надеюсь, что ты сможешь выбраться из этой череды перипетий, как в свое время это сделал я. Если что, то я живу на третьем этаже, левый коридор, последняя дверь.

С этими словами Райгар еще раз послал Леонардо улыбку, уже более заговорщическую, и исчез, поднявшись по ступеням вверх. Слева от Леонардо потух еще один факел и, мрачно взглянув на него, Леонардо поднялся со скамьи и поплелся в свою комнату.





* * *


Йева же в это время подошла к двери комнаты отца и тихонько постучала. Никто не отвечал. Но где же быть отцу, кроме как в спальне?

Над Глеофом все еще стояла ночь.

Йева приоткрыла дверь и вошла, осматриваясь по сторонам в поисках своего родителя. В кресле, в самом углу комнаты, перед зажженным слугами камином сидел Филипп.

Филипп тяжело взглянул на свою дочь, но потом сразу же отвел глаза и отрешенно уставился на огонь. Йева подобрала подол черного шерстяного платья, которое из-за дороги верхом на лошади уже порядком износилось, и подошла к графу Тастемара.

— Отец, господин Донталь сказал мне, что Уильяма усыновила женщина с белыми волосами, — тихонько сказала она.

— Да.

— Он уедет в Ноэль, графство Альбаоса?

— Да.

Йева понимала, что ее отец сейчас не желает общаться ни с одной живой душой, но все же чувствовала в себе необходимость поговорить с ним. Обняв Филиппа сзади за шею, она склонилась и поцеловала его в заросшую густой щетиной щеку.

— Отец, но вы же еще увидите Уильяма и, какая разница, кто его усыновил… Он же считает вас отцом, покровителем и учителем. Я помню и его слова, и то как он вас любит! — как можно ласковее произнесла девушка.

Филипп усмехнулся, поднял голову и посмотрел в изумрудные глаза своей дочери.

— Дочь моя, как же ты наивна. Уильям сейчас подобен глине на гончарном круге, а Мариэльд, за те годы, что он будет жить в Ноэле, вылепит из него все, что ее душе угодно. Когда мы встретимся через много лет, Уильям либо будет смотреть на меня как на пустое место, в лучшем случае, либо будет ненавидеть еще сильнее, что куда вероятнее.

— Но почему он вас должен ненавидеть, отец?

— Потому что Летэ перед обрядом памяти ознакомил совет со всеми теми бумагами, которые я присылал ему.

Йева побледнела.

— Но… Погодите, вы же там писали, что хотите передать дар Леонардо?

— Да, — развел руками Филипп, а затем нежно погладил руки своей дочери. — Я предал его и посеял в нем семя ненависти.

— Так расскажите ему, отец, что вы хотели усыновить его. Может, он простит!

— Уильям решит, что это было сделано под давлением завещания Гиффарда, — ответил граф. — Я видел в его мыслях, кем я стал для Уильяма после прочтения доклада.

— Но отец…