Небожители Севера

Уилл закричал от ужаса, перед его глазами пронеслась вся его жизнь, но Вериатель замерла на самом краю обрыва, резко остановившись и не поддаваясь потоку. Уильям, придя в себя, огляделся, сунул руку в воду и успел поймать Леонардо за шкирку за мгновение до того, как тот бы сгинул в пропасти вместе с водами рычащей и озлобленной Рулкии.

Кафтан треснул по швам, и Уилл в страхе быстро перехватил Леонардо подмышки. Вторая рука отчего-то стала тяжела и неподъемна и, пересиливая себя, Уильям закинул сына графа на спину кельпи.

Вид развернувшейся бездны с острейшими камнями далеко внизу, с узким и глубоким ущельем, на самом краю которого стояла кельпи, держась лишь в потоке воды, внушал дикий ужас.

— Вериателюшка, — простонал не своим голосом Уильям, — Вериателюшка, отвези нас отсюда, пожалуйста!

Голова Уильяма закружилась, когда Вериатель развернулась и поскакала рысью к берегу, скрытому за поворотом реки. Молодая вороная кобыла счастливо заржала, перепрыгнула через свою мать, обдав наездника ледяной водой. Вода смыла кровь, что текла по голове Уилла. Придерживая здоровой рукой Леонардо, он нащупал болезненные раны. Левая рука слушалась с трудом — ее вывернуло от удара, а бедро правой ноги разворотило камнем и, похоже, раздробило кость.

Боль приходила постепенно, пульсируя, и когда Вериатель добралась до берега, Уильям уже стонал от каждого движения.

Тело Леонардо было бездыханным. Уильям с трудом сполз с кельпи. Шатаясь, он снял труп с мокрой лошадиной спины и опустил на холодные камни. Они опоздали…

Из-за поворота показался Филипп. Прыгнув через корягу, он упал на колени рядом с Леонардо, на котором не осталось ни одного живого места. Здоровая часть лица, которую не успели обезобразить в детстве фанатики, теперь продавило камнями. Глаз каким-то чудом уцелел, а вот ухо просто стерло. Челюсть и нос свернуло, руки и ноги неестественно вывернуло. Даже отец не узнал бы в этом трупе того, кто был когда-то его сыном, пусть и приемным.

Леонардо лежал, смотрел безжизненно в небо одним глазом и пустой глазницей, с которой река сорвала повязку. Его мокрые и потемневшие от воды рыжие волосы пропитывались кровью, которая толчками хлестала из ран.

Уильям стоял рядом и шатался. Ему было плохо, боль усилилась, но он старался не обращать внимания на нее. А Вериатель, обратившись в девушку, неподвижно замерла подле возлюбленного и тоже смотрела на безрезультатные попытки Филиппа что-либо сделать. Впрочем, смотрела с обычной кривоватой улыбкой — горе Филиппа её, конечно же, не трогало.

Граф прекрасно понимал, что сделать уже ничего нельзя. С великим страданием в глазах он опустил руки и взглянул красными глазами на изувеченное тело.

— Вериатель, — тихо обратился к своей любимой Уильям. — Ты… ты можешь помочь?

Кельпи задумчиво вытянула губы трубочкой, а Филипп после этих слов резко обернулся к демонице, и в его синих глазах мелькнула мольба.

Широко улыбнувшись, Вериатель вприпрыжку подскочила к трупу, склонилась, коснулась его лица длинными и мокрыми волосами. Граф сидел на коленях около сына по другую сторону и переводил взгляд с сына на демоницу и обратно. Внезапное горе состарило Филиппа, и теперь он глядел изможденно и устало.

— Помоги ему, пожалуйста, если можешь, — прошептал Филипп.

Кельпи коснулась лица Леонардо. Между кончиками её пальцев и его ртом промелькнула яркая голубая искра, как та, которая некогда вспыхнула между Уильямом и кельпи на озере. Вериатель жестом поманила что-то из бездыханного тела вампира — изо рта и носа стала выбегать вода. Но жидкость не стекала вниз по изуродованным щекам — тонкие струйки извивались и переплетались меж собой прямо в воздухе, змеей обвивали руку демоницы и взбирались все выше, к локтю.

Вериатель резко дернула рукой, и вода, потеряв всякую силу, пролилась наземь. Раны на обезображенном лице Леонардо стали затягиваться, некоторые просто исчезли, а другие уменьшились и покрылись корочками. Его руки и ноги с хрустом вернулись в нормальное положение.

Раздался хрип, и Леонардо открыл глаза и зашелся сильным кашлем. Мутный его взгляд ожил и прояснился, но Лео еще не понимал, где он и что с ним произошло. Меж тем Вериатель отошла от ожившего трупа всё с той же кривой улыбкой на лице, и Уиллу так и вовсе показалась, будто сделала она это с брезгливостью и нежеланием.

Граф с великим изумлением посмотрел на воскресшего сына, не веря, что подобное возможно. Он бережно коснулся его лица, провел пальцами по почти затянувшимся ранам. И когда он убедился, что перед ним не иллюзия, то упал перед демоницей на колени, глубоко склонившись.

— Спасибо! — поблагодарил он.

Вериатель расхохоталась, взглянула на Филиппа, как на пустое место, и отпрыгнула от него в сторону Уильяма. Она подала рыбаку руку, но тот, стараясь сильно не опираться о хрупкую девушку, поднялся сам. Мир вокруг него закрутился, и Уильям вспомнил, как давно он не испытывал ничего подобного.

Кельпи подхватила его под локоть и стала уводить по бережку обратно. Почему-то от её прикосновения Уильяму стало лучше, хотя тело все еще ныло от ссадин и ран. Он оглянулся, встретился взглядом с Филиппом — тот сидел на камнях подле тела и тоже смотрел на него. Филипп уже было подорвался, чтобы кинуться к Уильяму, но тут Леонардо окончательно пришел в себя.

— Отец, какого… что случилось? Где это мы? — пробормотал он, стуча зубами от холода.

Филипп скинул с себя теплый плащ и стал снимать с Леонардо промокший изодранный кафтан.

Уильям отвернулся и медленно заковылял прочь, хромая и припадая на больную ногу, — сильным ударом о камень ему раздробило бедро до кости и изувечило правую ногу выше колена. Коснувшись головы, он нащупал большую вмятину на макушке, откуда лилась ручьями кровь. Лицо не пострадало, но вот рука была вывернута в неестественное положение, а ключица торчала в сторону. Мертвая Рулкия за тот короткий промежуток времени, что Уильям боролся с потоком, успела изрядно его покалечить

Ему было больно, и только поглаживания Вериатель немного облегчали страдания, облегчили, правда, только душевные, ибо не зря Филипп рассказывал, что Старейшины к магии не восприимчивы. Возможно, поэтому Вериатель и не могла излечить Уилла при всем желании, а лишь шла рядом и гладила.

— Спасибо, Вериателюшка, — ласково и устало произнес Уильям. — Это было безумие…

Кельпи ласково фыркнула, согласившись, и дотронулась до стекающей по лицу вампира крови, что пропитала волосы и капала на землю. Она высунула язык и лизнула окровавленные пальцы, радостно причмокнула.

— Я невкусный, Кельпичка. Одна кожа да кости. — Уильям с теплой улыбкой повторил фразу пятнадцатилетней давности и погладил свою любимую по ручке.

Из реки вдруг выпрыгнула та вороная кобыла и пошла грациозной походкой рядом с Уильямом и Вериателью, время от времени игриво подталкивала мордой вампира вперед, когда тот останавливался, корчась от боли. Ее ласковые голубые глаза, обрамленные бархатными ресницами, тепло поглядывали на Уильяма, и тот чувствовал себя счастливым.

Демоницы и Уильям завернули за скалу и почти нос к носу столкнулись с Горроном. Герцог вел по узду свою лошадь и сжимал в руке окровавленный меч. Увидев незнакомца, вороная кобыла ощерилась, завопила дурным голосом и, дикая, прыгнула в воду. Спокойно проводив исчезнувшую демоницу, герцог Донталь перевел свой взгляд на девушку в сером платье, а затем на дрожащего и слабого Уилла. Горрон поднял брови и сказал.

— Уильям, вы напугали своим поступком даже меня! Демоны вас побери, что за восхитительное безумие…

Вериатель тут же рассмеялась и отпустила руку Уильяма. Продолжая дико хохотать, девушка обратилась в страшную демоницу и скакнула к герцогу, клацнула рядом с его лицом зубами. А затем, вопя от удачной шутки, она прыгнула в воду, где и пропала в белой пене.

Те силы, что оставались у Уильяма, стремительно таяли, и он, пошатываясь, сел на ближайшую крупную корягу, как только его подруга скрылась в бурных водах Рулкии. Не будь Уиллу так плохо, он бы сильно удивился от того, что герцог Донталь даже бровью не повел от выходки кельпи, и обязательно задался бы вопросом, какое же загадочное прошлое может быть у столь отважного вампира. Но сейчас рыбаку было не до того — тут бы не грохнуться позорно в обморок.

— Леонардо жив? — спросил Горрон таким тоном, словно был уверен, что сын графа жив.

— Да, — коротко ответил Уильям, касаясь окровавленной головы.

— Хорошо… В общем-то, кельпи бы не стала спасать мертвеца, если бы не могла вернуть его к жизни, пусть и не задаром. Ох и дорого это обойдется Леонардо — принять помощь от водного демона, — улыбнулся уголками губ герцог и подошел к израненному вампиру. — Вам нужно вправить руку.


— Давайте, — прошептал Уильям и закрыл глаза.

Резкая боль пронзила его тело, и он сжал зубы, чтобы не вскрикнуть. Еле-еле, с трудом он открыл слипающиеся от крови глаза и пошевелил рукой, сжал и разжал пальцы, проверяя, не сломано ли чего.

— Здорово же вас приложило о тот камень! Я уж подумал, голова расколется, как кочан, — улыбался Горрон, ощупывая пробитую голову. — Ну ничего, через пару недель будете как новенький, не переживайте. Хотя рану все равно нужно обработать.

— Что за кровь на вашем мече? — спросил шепотом Уильям.

— Пришлось прервать страдания бедняги Найхлиста, — вздохнул Горрон. — Хороший был конь.

— Господин, — тихонько сказал Уильям, поднимаясь с коряги. — Ваша лошадь понадобится Леонардо, вряд ли он сможет дойти сам.

— Да-да, затем я ее и веду. Вы сами-то дойдете? Вам нужно переодеться и обязательно обработать рану.

— Да, дойду, — коротко и слабо ответил Уильям, а затем слегка улыбнулся. — На мне теперь все как на собаке заживает, так что можете не беспокоиться обо мне.

— С каким же уважением вы описываете такой великий дар, юноша! — рассмеялся Горрон де Донталь, развеселившись от такого незамысловатого сравнения. — Держите, промокните хотя бы голову, а у моста вас подлатают.

С этими словами герцог достал из кармана коричневого плаща, отороченного мехом волка, белоснежный платок, увы, уже не накрахмаленный, и передал его мужчине. Тот благодарно кивнул и, протерев от крови глаза, приложил платок к ране. Горрон взял под узду свою кобылу и повел дальше, там, где должны были быть Филипп и Леонардо.

А Уильям, пошатываясь и сильно хромая, одиноко побрел назад к мосту, откуда началась эта безумная погоня за Леонардо. В ущелье гулял сильный ветер, и моросил мелкий дождь вперемешку со снегом. Поежившись от холода и мокрой отяжелевшей одежды, Уильям обхватил себя свободной рукой, продолжая прижимать уже насквозь пропитанный кровью платок к голове.

Из-за скалы показались Филипп и Леонардо. Они брели по тонкой полоске берега — граф поддерживал сына, тот шел медленно, издавая стоны боли после каждого шага. Лицо Леонардо, изуродованное рекой, благодаря Кельпи стало выглядеть куда лучше, но все-таки свой след Мертвая Рулкия оставила ему на всю жизнь — размозжённое ухо и содранную кожу с нижней челюсти Кельпи не смогла исправить. А может просто не захотела, решив, что и этого для вампира будет достаточным. Но по крайней мере в остальном сын графа выглядел неплохо — сильные рассечения и раны затянулись, а руки, ноги и голова были целы, так что его здоровью ничего не угрожало.

На Леонардо были надеты одни лишь штаны, да теплый плащ Филиппа обернут вокруг тела, чтобы согреть. Изорванная и уже никуда не годящаяся одежда осталась лежать обрывками на берегу.

Горрон подвел лошадь к Леонардо и помог тому взобраться в седло. Со стонами и болью сын графа, мокрый и дрожащий, вскарабкался верхом и укутался посильнее в отцовский плащ.

— Где он? — резко спросил Филипп, осматриваясь по сторонам.

— Пошел к мосту, — ответил Горрон и хитро улыбнулся. — А ведь он сделал то, что было не под силу тебе четыре сотни лет назад, да, Филипп?

Граф Тастемара ничего не ответил, лишь сильнее сжал челюсти и, передав поводья лошади Горрону, быстрым шагом скрылся из виду, чтобы догнать Уильяма. Он настиг его буквально через несколько минут — тот шел медленно, волочил раненую ногу, и продолжал прикладывать к голове платок, впрочем, уже бесполезный, так как с него капала кровь. Та же кровь продолжала стекать маленькими ручьями по глазу, щеке, волосам и падала наземь.

Он прошел мимо благородного Найхлиста, труп которого лежал на берегу реки. Ноги коня были вывернуты, переломаны, кости торчали во все стороны. Уильям с сожалением посмотрел на это некогда прекрасное животное и медленно побрел дальше.

Мокрая одежда облепила тело, и теперь черный поддоспешник казался неподъемным, потому что ватная набивка пропиталась водой и потяжелела. Из единственного оставшегося сапога хлюпала вода, а меч с ножнами остался в реке. В порыве Уильям просто не успел отцепить его от пояса.

— Стой! — приказал сзади граф.

Уилл сразу же замер, выпрямил спину, болевшую от сильных ударов о камни, постарался придать себе бодрый вид и обернулся. Двое Старейшин остались наедине — до моста был еще один поворот, скала скрывала их от глаз отряда, а Горрон тоже не сильно спешил показываться из-за другого поворота, сзади. Он как чувствовал, что нужно дать время и Филиппу, и Уильяму.

Граф, оглядев раненого Уильяма, ничего не сказал, а лишь быстро подошел к нему и обнял. Сглотнув слюну, ослабший молодой вампир тоже положил свою руку на плечо покровителя и защитника, сына которого он только что спас.

— Спасибо, — сказал негромко Филипп.

— Пожалуйста, — смущенно ответил тот. — Я не мог иначе поступить.

— Мог, — произнес граф.

Филипп, учащенно моргая, взял себя в руки и сделал шаг назад, серьезно взглянул на рыбака. Тот, улыбаясь из последних сил, не выдержал и покачнулся, мир снова завращался вокруг с большой скоростью, словно Уильям до сих пор находился в реке, в объятиях бурных вод. Филипп подхватил израненного вампира и помог удержаться на ногах, хотя того продолжало шатать из стороны в сторону.

— Не понимаю, — прохрипел Уильям, вытирая кровь с глаз. — В тот раз, в лесу Офурта, и то так голова не кружилась, когда меня насквозь истыкали копьями. А сейчас все из стороны в сторону ходит ходуном…

— Потому что ты пробил себе голову, — объяснил спокойно Филипп. — Тебя тоже нужно переодеть и обработать рану. Пойдем.

Граф, придерживая шатающегося и слабого Уильяма с одной стороны за перекинутую через плечо Филиппа руку, а с другой приобняв его за талию, повел рыбака к мосту. Тот поначалу отнекивался, пытался идти сам, но в конце концов смирился с помощью.

Из-за поворота, наконец, показался Горрон, а с ним и Леонардо, который лежал на лошади, обхватив ее руками и ногами. Единственный целый глаз вглядывался в спину отца и Уильяма, но Лео молчал, хотя Горрон будто бы специально ускорил свою кобылу, чтобы догнать двух Старейшин, как только заприметил их.

Герцог взглянул на безмолвного сына графа, который словно воды в рот набрал, и покачал головой, тихонько выдохнул с некоторой долей осуждения.

— Уильям, мой платок вам уже, кажется, не нужен. Давайте я его заберу обратно, — вежливо обратился к рыбаку герцог и с сияющей улыбкой протянул руку.

— Конечно, — смутился Уильям. — Спасибо вам.

— Да право, мелочи, — так же открыто, демонстрируя клыки, продолжал улыбаться Горрон де Донталь и хитро сверкал глазами.

Приняв мокрый и пропитанный кровью платок, герцог отошел назад, спрятался за круп лошади и быстрым движением сдавил ткань, закинул голову и залил к себе в рот несколько капель крови. Потом задумчиво облизнулся, глаза его едва потемнели, и, еще раз выжав платок и вкусив крови, он небрежно выбросил ткань на берег, а сам пошел дальше, отрешенный и пребывающий в своих мыслях.

Погода стояла бурная и ненастная — дождь усилился и холодные капли били в лицо, трепали одежду вампиров, ветер продувал ее насквозь.

— Вон они! — воскликнул сэр Рэй, одергивая свою госпожу за рукав.

Йева, заплаканная и бледная, накручивала круги вокруг своей кобылы, не находя себе места. Ее дрожащие ручки постоянно касались то лица, то груди, то волос, а нижняя губа была искусана до крови от волнения.