Небесная музыка. Солнце

– Бетт… Мне помогла Бетт, – едва слышно произносит она. – Она рассказала родителям, а они вызвали полицию.

– Ты сама себе помогла. Кто знает, что было бы, если бы ты не сняла наручники и не убежала, – не соглашается Октавий. И думает вдруг, что он – трус. По сравнению с Лилит, пережившей такой ужас, он последний трус.

– Я не смелая, – возражает Лилит. – Я боюсь людей. Боюсь темноты. И сцены, – вдруг признается она, – тоже боюсь.

И она рассказывает дальше.

После похищения ее психика стала неустойчивой – так говорил один из докторов в госпитале. Теперь Лилит живет на снотворных и успокоительных, пугаясь каждого шороха и закрывшись в своей комнате от всего мира. В какой-то момент, правда, она стала чувствовать себя немного лучше, и они с матерью поехали в одну из клиник, чтобы еще раз проконсультироваться по поводу лечения шрамов, однако там ее поджидали журналисты. Откуда они узнали о том, что Лилит должна приехать, она не знает. Но тогда она тоже с трудом успела спрятать лицо, и на этом ее визиты в клинику прекратились. А неустойчивое психическое состояние обострилось.

– Меня ведь ты не боишься, – замечает Октавий. Лилит удивленно на него смотрит. Не боится. Она почему-то смущенно улыбается.

– Не знаю, – неуверенно отвечает она. – Рядом с тобой мне не страшно. Мне стыдно.

– За что?

– За лицо.

– Не говори глупостей, – сердится он и снова мысленно винит себя. – Знаешь, вообще-то, я скучал по тебе.

– Правда? – в глазах Лилит на мгновение просыпается прежнее лукавство, сводившее его с ума в прошлом году.

– Правда. И я рад, что мы встретились. Даже таким странным образом. Вообще-то, я искал тебя.

– А я думала о тебе, – признается Лилит. И они оба замолкают.

– Сегодня ты и твоя мать приехали в суд? – спрашивает Октавий, резко меняя тему.

– На предварительное слушание, – отвечает девушка. – Но оно должно было быть закрытым, даже точная дата не объявлялась. Откуда там журналисты? Боже, – она жмурится, словно снова переживает тот момент, когда на нее набросились люди с камерами. Октавий гладит ее по плечу, пытаясь успокоить, и Лилит медленно выдыхает.

– Кому-то это выгодно, – говорит он задумчиво. – Почему следствие длится так долго?

– Родители Бена – влиятельные люди, – шепчет Лилит. – У него – лучшие адвокаты. Они затягивают процесс, как могут. К тому же долгое время велась экспертиза его психического состояния. Они не хотят отправлять его в тюрьму, – в ее голосе вдруг появляется гнев. – Я не удивлюсь, если его… если его отпустят. Отправят в больницу на пару лет и отпустят. Знаешь, – поднимает она глаза на Октавия, – он сказал, что от него у меня теперь только одна дорога – в ад. И он оказался прав.

– Нет, Лилит, – возражает Октавий, и в его глазах зажигается нехороший огонь. Он полон решимости. – Ад – это его дорога. А я тебя – хочешь ты того или нет – вытащу в рай. Идем.

Октавий не дает ей окончательно утонуть. Он берет ее за руку и вытаскивает из темной воды воспоминаний.

Шрамы души и тела.

Страх. Темнота и боль.

Знаю, ты не хотела…

И я помогу – позволь.



Шрамы не смоют ливни.

Ты лишь одно пойми —

Нет ничего противней

Въевшейся в душу тьмы.





Глава 18

Звездный пульс




Музыка – это не только ноты, это еще и душа.



Я смотрю на Дастина, стараясь, чтобы он не заметил моего взгляда. Он разговаривает с мужчиной, который представился как частный детектив Леон Долан, но в какой-то момент Дастин резко поворачивается ко мне. И я вынуждена отвести взгляд в сторону. Не хочу, чтобы он думал, будто до сих пор что-то значит для меня. Я и так многое позволила себе – разрешила ему взять себя за руку, когда мы ехали в машине. И о чем я только думала?! Но это было сильнее меня, клянусь. Меня словно током пронзило от этого прикосновения. И несколько минут я не могла вырвать свою ладонь из его пальцев, наслаждаясь каждой секундой. А потом словно пришла в себя. И отпустила Дастина. Он лишь странно взглянул на меня, но промолчал.

Сейчас мы находимся на втором этаже серого непримечательного здания в Холланд-плейс, облюбованного мелкими фирмами, в офисе того самого детектива. Офис безлик – с одной стороны рабочий стол с техникой, с другой – кожаный диван, кресла и стол между ними. Вдоль стен высятся одинаковые шкафы с кучей папок, а у окна с белыми жалюзи красуются два массивных сейфа. В таком офисе может работать как менеджер среднего звена какой-нибудь фирмы, так и государственный служащий. Но это вотчина частного детектива, нанятого Дастином. Зачем он нанял его, я не знаю. И как Дастин и Октавий оказались около здания суда, мне тоже непонятно. Детектив и Дастин ничего не объясняют, но обсуждают, что теперь делать. Я лишь отвечаю на вопросы Леона и успокаивающе глажу миссис Бейкер по плечу. Она взволнована до слез и пьет успокаивающий чай – мать Лилит только что кратко рассказала нам о том, что произошло с ее дочерью. От этого рассказа, хоть и лишенного подробностей и красок, меня бросило в жар, и голова закружилась от ярости и злости за Лилит. Дастин нахмурился, и в его небесно-голубых глазах появились злость и отвращение. И только детектив оставался спокойным.


Октавия и Лилит с нами нет – они все еще едут. Почему так долго, тоже непонятно. Я нервничаю – из-за малышки Лилит, из-за Дастина, из-за того, что люди миссис Мунлайт узнают, где я и с кем. Но уйти я не могу.

– С ним моя Лилит точно в безопасности? – в который раз уточняет миссис Бейкер.

– Конечно, – отвечаю ей я. – Они – хорошие друзья. Не волнуйтесь.

– Тогда где же они?! – ее глаза встревоженные, напуганные и покрасневшие от слез.

– Решили объехать пробку. Наверное, попали в другую. Это же Нью-Корвен, – улыбаюсь я ей как можно более расслабленно, чтобы женщина перестала волноваться. – Тут везде пробки.

Дастин снова звонит Октавию – тот не берет трубку.

– Идиот, – тихо шипит он.

Лилит тоже не отвечает на звонки – и на мои, и на звонки миссис Бейкер. И мы терпеливо ждем их. Зато мой телефон в какой-то момент оживает. И я вздрагиваю, когда вижу, кто пытается связаться со мной. Эмма Мунлайт.

Я не могу игнорировать ее. Это вызовет подозрения. Тогда я, извинившись, выбегаю из офиса детектива и в коридоре отвечаю на звонок миссис Мунлайт, стараясь сделать так, чтобы мой голос звучал беззаботно.

Пусть она ни о чем не узнает, пожалуйста!

– Слушаю, – говорю я с замиранием сердца.

– Где ты? – спрашивает резким голосом Эмма. Я сразу понимаю, что она не в духе. Что-то случилось.

– Гуляю, – отвечаю я осторожно.

– Ты должна быть в студии! – в противном голосе Эммы презрение, от которого кровь льнет к щекам. – Ты получаешь такие деньги, чтобы гулять, Ховард?

– Макс сказал, что сегодня не надо приезжать, – бормочу я. – Все готово. И Джессика утром ничего не говорила…

Джессика обещала прикрыть меня. Что происходит? Мне становится страшно. Я жду, что вот-вот миссис Мунлайт захохочет и объявит, что все знает – я нарушила договор. И Мэг с Эштаном вышвырнут из больницы. А я буду должна огромные деньги.

– Они идиоты, – сквозь зубы выплевывает Эмма. – Мне приходится работать с мусором. Ховард, ты ведь знаешь, что в августе у Дианы будет первый концерт?

Конечно, знаю. Об этом все знают. Билеты уже распроданы, поклонники Дианы ждут этого события с большим нетерпением, да и в СМИ по этому поводу некоторый ажиотаж. Правда, никто не знает, что Диана будет петь под фонограмму. Но это не мои проблемы.

– Да, – смиренно отвечаю я. С ней нельзя спорить, особенно сейчас.

– Ты будешь петь, – объявляет миссис Мунлайт.

– Что? – не сразу понимаю я.

– Ты будешь петь вместо Дианы. Я специально приехала в студию, чтобы сказать тебе это. Но тебя тут нет, – заявляет ее мать.

– Я вас не поняла, – тихо говорю я.

– Что тут непонятного, Ховард? – голос Эммы становится еще злее. – Ты будешь петь вместо Дианы на концерте. Завтра обсудим все технические детали. Она будет на сцене, а ты – за сценой.

Я молчу, у меня просто нет слов. Одно дело петь за Диану в студии, другое – вживую, на стадионе, для десятков тысяч людей.

Это мой последний бастион несломленной гордости. Последнее, что им осталось разрушить во мне.

Мне сложно пойти на такой обман, и горло пересыхает, а сердце начинает стучать сильнее.

– За это ты получишь дополнительный гонорар, Ховард, – добавляет миссис Мунлайт.

– Но мы не договаривались об этом! – почти выкрикиваю я в отчаянии. – Я не могу!

– Что ты сказала? – холодным голосом спрашивает миссис Мунлайт. – Ты мне перечить вздумала? Твои родственнички живы и даже могут сами дышать, есть и ходить благодаря мне и моим деньгам. Или ты уже забыла об этом, Ховард?

Я молчу, прижав руку к груди, над сердцем. А оно готово вырваться оттуда.

– Я не забыла, – тихо и потерянно говорю я и вдруг вижу Дастина – он идет ко мне, и вид у него решительный. Знаю, что он ничего не слышал и не сможет услышать, но мне становится еще страшнее.

– Вот и отлично, – хмыкает Эмма. – Значит, споешь. Это не вызовет особых трудностей. А вот твоей тетушке и брату будет трудно без той медицинской помощи, которую им оказывают. И нет, милая Санни Ховард, гордая девочка с прекрасным голоском, благодарить тебя за это я не стану. Это часть твоей работы. Работы, за которую я тебе плачу. Ты же понимаешь, верно?

Дастин стоит напротив, скрестив руки на груди, и смотрит на меня. А я не могу оторвать взгляда от него.

– Понимаю, – произношу я. – Все сделаю.

– Тогда до завтра, Ховард. Будь хорошей девочкой и береги голос для Дианы.

На этом миссис Мунлайт бросает трубку, не утруждая себя словами прощания. А я опускаю руку с зажатым в ней телефоном.

Мы смотрим друг на друга – внимательно, настороженно, молча.