Небесная музыка. Солнце

Река течет недалеко от дороги – за плотной стеной деревьев, и они слышат ее мерный шум. Октавий берет Лилит за руку – она не сопротивляется – и ведет по тропинке к берегу, на котором пустынно и пахнет свежестью и речной водой. Очередной оазис тишины и покоя в огромном городе, испещренном дорогами, словно венами.

Солнце бьет им прямо в глаза. И Октавий зачем-то протягивает Лилит свои солнечные очки. Но она отказывается и идет в тень дерева с раскидистой темно-зеленой кроной. Лилит встает так, что тень причудливо падает ей только на лицо и шею. Все остальное тело – во власти теплых солнечных лучей.

От дурацкой рубашки на голове Лилит так и не избавляется. Со стороны, наверное, это выглядит смешно. Но Октавий даже не улыбается.

– Ты в порядке? – спрашивает он. Его охватывает нехорошее предчувствие.

– Да…

– Что с тобой было?

– Приступ панической атаки, – чуть помедлив, отвечает Лилит. – Я… Я не могу контролировать это. Прости, что… – она замолкает, чтобы набрать побольше воздуха в грудь, – что видел это.

Ей явно нелегко говорить, но девушка старается пересилить себя.

– Все в порядке. У моей сестры – Кристалл, помнишь ее? – раньше тоже было подобное, – продолжает Октавий. – У нее тоже были панические атаки.

– Она вылечилась?

– Да. Давно это у тебя?

– Год, – признается Лилит. – И я тоже… хочу вылечиться.

– Если хочешь – то сделаешь это, – уверенно отвечает Октавий.

– Сделаю… – эхом повторяет Лилит.

Они смотрят на солнечную серо-синюю реку – она ярко блестит под теплыми лучами, и рябь на ней почти незаметна. Если не присматриваться, можно подумать, что это широкая асфальтированная дорогая, через которую перекинут мост вдалеке.

– Река похожа на дорогу, – задумчиво говорит Лилит, – и если сесть на землю, то кажется, будто это дорога в небо. Я хочу сесть на корабль и уплыть по реке в море, а оттуда – прямо на небо. Седьмое.

– Зачем тебе в небо? – спрашивает Октавий, не понимая ее.

– А зачем люди хотят стать счастливыми? – отвечает Лилит, и ему вдруг кажется, что она улыбается.

Октавий замечает, как она нервно потирает пальцы с коротко обрезанными ногтями. На них ни намека на маникюр, зато есть странные царапинки. Он снова вспоминает Кристалл – когда-то она постоянно раздирала кожу вокруг ногтей в кровь. Да что же с этой девчонкой случилось?

– Я все же хочу знать, что с тобой случилось, – не отступается он.

– Зачем? – устало спрашивает она.

– Только так я смогу помочь. Возможно, прошлым летом я поступил неправильно. Обидел тебя. Мне жаль, что так вышло, – хмурясь, говорит Октавий. – И я хочу загладить вину перед тобой.

По кронам деревьев проносится ветерок. И рябь на воде разгоняется вперед.

– Я нравилась тебе? – вдруг спрашивает она.

Он молчит.

– Хотя бы немного?

Октавий отворачивается. Да что, черт возьми, происходит? Почему он должен стоять здесь, на пустынном берегу, с девчонкой, которая боится показать свое лицо, и терять остатки своей гордости? Почему должен признаваться, что скучал по ней, и выставлять себя идиотом?

Чушь какая-то.

Ему хочется бросить ее и уйти – пусть сама решает свои проблемы, но память вновь играет с Октавием. И теперь он вспоминает такой же солнечный день, как сегодня, но чуть больше года назад, когда они стояли у огромного фонтана в торговом центре – он шумел почти так же, как и река, а Лилит звонко смеялась. И когда она смеялась, ему тоже хотелось улыбаться – в ответ.

– Я отвечу тебе, если ты скажешь, что с тобой произошло, – сердито произносит Октавий. Она кивает.

– Сильно, – неожиданно хриплым голосом говорит Октавий. – Ты настоящая чертовка, Лилит Бейкер. Ты нравилась мне так сильно, что я хотел, чтобы ты была со мной. А ты все разрушила, подслушав тот разговор. И убежала. – Он молчит, вспоминая ту ночь. – Я не пошел за тобой. Но звонил. Много раз звонил. А ты не отвечала. Злилась. И я улетел. Поверь, девочка, я никогда больше не планировал с тобой встречаться. Я и так слишком часто видел тебя в других женщинах.

Она смеется – почти беззвучно, без прежнего огня и задора.

– Я рада, Ричард, – называет она его настоящим именем. – Я счастлива, что нравилась тебе. Никогда не забуду этих слов. Знаешь, я никогда не злилась на тебя. И очень хотела, чтобы ты пришел и… – ее голос обрывается, но Лилит тотчас берет себя в руки, – и спас меня.

– Что ты имеешь в виду? – напрягается Октавий. – Эй, давай попробуем снова? – спрашивает вдруг он. – Я не такая уж и скотина, как ты думаешь.

Новый порыв ветра проносится мимо них. Лилит прикрывает блестящие черные глаза. А потом распахивает их, и ее взгляд полон отчаянной решимости.

– Не думаю, что мы когда-нибудь будем вместе, Ричард, – почти спокойно произносит она.

– Почему ты так думаешь? Не решай за меня. Я же сказал, что могу уладить твои трудности, – Октавий вновь начинает злиться.

– Я не хочу, чтобы ты увидел это случайно, когда рубашка слетит. Или кто-нибудь сорвет ее, – говорит Лилит странные слова. – Так я сохраню остатки своей гордости. Потому что сама покажу тебе.


И она медленно, словно сомневаясь, опускает рубашку вниз, открывая наконец лицо. Оно тонкое, бледное – кожа словно фарфоровая. И изуродованное.

На лице Лилит шрамы – их несколько. Глубокие, длинные, рваные – от губ до самых ушей, один даже уходит на шею. В них нет ни намека на изящество, которым обладает устрашающий грим, что наносят на Хеллоуин. В них нет никакой изюминки, которая бывает у небольших шрамов, лишь подчеркивающих внешность. Это грубые рубцы, чуть возвышающиеся над кожей, – яркие, некрасивые, портящие все впечатление от лица Лилит. И они, эти шрамы, притягивают к себе взгляд Октавия, точно магниты.

Он пытается сосчитать их. Один, два, три, четыре, пять… И, кажется, есть еще. И еще. Нетронута только кожа вокруг глаз, лоб и нос. Но скулы, щеки, подбородок, шея… Все в рубцах.

Октавий смотрит в лицо Лилит и молчит, не зная, что говорить. Он потрясен увиденным. Отчего ее лицо стало таким? Она попала в аварию? Или… Кто-то испортил его? Эти шрамы похожи на рваные раны.

От этих мыслей кровь его закипает.

И он все так же молчит. Смотрит на нее больными глазами – так смотрят только на не случившееся счастье.

– Не думаю, что нам что-то нужно пробовать, – вместо него говорит Лилит. Она прекрасно его понимает. – Ты ведь понимаешь, что я… – Девушка замолкает, комкая в руках рубашку подруги. Больше не может проронить ни слова.

И в этом ее молчании столько всего горького и страшного, что по рукам Октавия ползут ледяные мурашки. В этом молчании больше, чем могло бы быть в сотне фраз.

Октавий понимает ее без слов. Он слышит Лилит.

Ее красота, ее карьера, ее мечты – все рухнуло. И она сама – тоже рухнула.

Лилит пытается держаться, хотя ее глаза снова странно блестят – так же ярко, как и река. Кажется, будто в них тоже рябь – от невыплаканных слез.

– Кто? – спрашивает вдруг Октавий не своим голосом.

– Что? – от его резкого голоса Лилит вздрагивает.

– Кто это сделал? – он понижает голос, понимая, что пугает ее. Его трясет от гнева.

– Они называют его человеком, – грустно усмехается Лилит. – Но я не уверена, что в нем осталось хоть что-то человеческое. Он поймал нас и посадил в клетку. Сделал это. А потом я сбежала. Не смотри на меня, я так не могу. – И она снова пытается закрыться своей рубашкой. Однако Октавий ловит ее за запястье.

– Расскажи мне, – просит он, не отрывая от ее лица взгляда и не отпуская ее руки. – Расскажи мне все.

И она рассказывает.

Чем больше говорит, тем темнее становятся ее глаза. И глуше голос.

Лилит погружается в события годичной давности – ныряет в них, словно в темную воду.

И тонет.





* * *


Это было словно сон – злой кошмар. Но Лилит помнит почти все. От мерного стука капель в углу до криков второй жертвы, которые постепенно перешли в едва слышные стоны. Не помнит лишь, как появились шрамы.

До сих пор ей кажется, будто она находится там, в том месте, наполненном страхом и болью. Без шансов на спасение. В вечной тьме. В хороводе демонов.

…Лилит пришла в себя в странном месте – в темном, холодном и пропахшем плесенью и сыростью. Она не сразу поняла, что это подвал, из которого нет выхода, и беспомощно вглядывалась во тьму, лежа на старой железной кровати. Ее дыхание было тяжелым и глубоким, как будто бы ей не хватало воздуха. А голова раскалывалась надвое – ужасно болел затылок. Дотронувшись до спутанных волос, Лилит почувствовала, что они в чем-то липком. И неприятно-знакомо пахнущем. Ее пальцы испачкались в крови.

Это был первый укол ядовитого ужаса. Прямо в сердце, сквозь ребра.

– Господи Иисусе, где я? – прошептала Лилит, поднося пальцы к носу и чувствуя знакомый запах сладкого железа. Точно кровь.

Второй укол она почувствовала тогда, когда попыталась встать. Ее босые ноги коснулись ледяного пола, однако подняться не получилось – вокруг одной из рук Лилит словно змея обвивался стальной браслет наручника. Она была пристегнута к кровати.

И тогда вместо сердца в груди Лилит стал биться ком страха. Она поняла, что ее похитили, это не сон, не шутка, а злая реальность. Ее ударили по голове около дома и куда-то увезли.

Лилит попыталась взять себя в руки и найти мобильник, но его нигде не было, и сумочки не было – на ней осталось только платье, задравшееся выше бедер. Лилит поправила его свободной рукой, прижала ее к сердцу, которое готово было выпрыгнуть из груди, и прислушалась, надеясь, что рядом есть люди, которые смогут вызволить ее отсюда. Но услышала лишь, как падают на холодный пол капли. Кап. Кап. Кап.

Лилит рванулась вперед, всеми силами стараясь освободиться от наручников. Но тщетно. Объятая колким сжимающим страхом, Лилит снова и снова пыталась встать с кровати, словно от этого зависела ее жизнь, но ничего не получалось – сталь наручников была слишком крепка. Она ободрала запястье в кровь, пытаясь избавиться от них во тьме. Кровать, привинченная к полу, скрипела, но Лилит не издавала ни звука – она словно знала, что ей нельзя кричать. Никто не услышит. Только капли где-то в углу продолжали капать.

Третий укол ужаса – самый токсичный и самый болезненный – Лилит почувствовала тогда, когда вдруг услышала вдалеке шаги. Тяжелые неспешные шаги. Тот, кто поймал ее и бросил сюда, посадив на цепь, как собаку, собрался спуститься к Лилит. Она забилась в угол кровати, отчаянно шаря свободной рукой по полу – вдруг сможет найти хоть какое-то оружие? Палку, иглу, да что угодно, чтобы защититься! Но на полу ничего не было.

Сердце колотилось все отчаяннее. Шаги становились все громче. И когда щелкнул замок, у Лилит от страха перехватило дыхание. Впервые в жизни ее била крупная дрожь – так, что зуб на зуб не попадал.

Вспыхнул тусклый свет – но даже он казался Лилит ужасно ярким после тьмы, и она зажмурилась. На ее лицо упала чья-то тень, однако девушка боялась распахнуть глаза. И молилась про себя – шептала мысленно все те молитвы, которым научила ее в детстве мать. Все происходящее напоминало ей кошмар, из которого не было выхода.

– Здравствуй, – услышала она знакомый голос. Тихий, дрожащий – но не от страха, а, скорее, от внутреннего возбуждения. – Как спалось? Я забыл принести подушку. Вот дурак.

Почему-то запахло свежим кофе. И Лилит все же распахнула глаза. Перед ней стоял Бен – не слишком высокий, худощавый, со впалыми небритыми щеками и глубоко посаженными болезненными глазами. Его волосы неопределенного грязного цвета были растрепаны, а взгляд таким диким, что как-то сразу поняла – он ее не отпустит. Происходит что-то такое, что ей неподвластно. Только потом Лилит поняла, что видела в глазах Бена тьму. Нет, вернее, так: тьма смотрела на нее безумными глазами Бена.