Небесная музыка. Солнце

– Ту девчонку. Лил. Мою Лилит.

Октавий трет лицо ладонями. И нервно смеется.

– Вот оно что. В тебе проснулся романтик? – усмехается Дастин. Почему-то ему смешно – наверняка приятель не привык, что женщины посылают его, а подружка рыжей, скорее всего, так и сделала. – И что, она послала тебя? Сочувствую. Выпей-ка еще стаканчик.

– Не послала, – глухо отвечает Октавий.

– Даже так? Неужели твоя Лил переспала с тобой и бросила? – продолжает веселиться Дастин. – Ты чувствуешь себя использованным?

– Заткнись! – прикрикивает на него Октавий. – Ты не понимаешь! Черт, я не должен был искать ее. Знаешь, чего мне это стоило? Давно не чувствовал себя таким жалким. Со времен «Пепельных цветов», мать их…

– Ты ее любишь, что ли? – недоверчиво спрашивает Дастин.

Октавий улыбается. Нет, скалится – в его улыбке веселья ни на унцию. И глаза так болезненно блестят, что актеру становится жаль приятеля.

– Я хотел извиниться. Просто извиниться. Это плохо?

– Нормально, – пожимает плечами Дастин. – Так она не приняла извинений?

– Она даже не захотела меня увидеть. Меня. Она. Не захотела. Увидеть. Меня, понимаешь? Меня! – и Октавий пьяно смеется. – Дала мне понять, что я ее недостоин.

Он сбивчиво рассказывает Дастину, что весь день уговаривал себя на то, чтобы позвонить Лилит и извиниться, однако она изменила номер телефона. Тогда он, поломав собственную гордость, поехал к ней домой – помнил адрес. Дверь открыла ее светловолосая подружка и сказала, что Лилит больше тут не живет. И никогда больше жить не будет. А для него, Октавия, она вообще, можно сказать, умерла.

И он ушел.

Сначала Октавий был в ярости. Ему казалось, что его просто послали, да еще и откровенно поглумились. Он поехал в какой-то клуб, а потом в бар – глушить свою злость. Но там ему стало тоскливо. И алкоголь, музыка и красивые девушки больше не помогали. Он ушел и решил наведаться к Дастину, дом которого находился неподалеку от бара.

Сейчас Октавий находится в состоянии злой растерянности и обиды. Он не собирался идти у нее на поводу. Не собирался просить быть с ним – в конце концов, убежать было ее выбором. Он не собирался так унижаться.

Но сделал это и вместо удовлетворения получил стрелу в сердце.

– Знаешь, до чего я дошел? Только не смейся, иначе я разобью тебе лицо. Не смейся… Я искал девушек, похожих на нее. Ее типаж. Типаж королевы драмы. А когда я с последней такой малышкой оказался в кровати – или это было на балконе? – я назвал ее «Лил». И знаешь, что самое паршивое, мужик?

– Что? – спрашивает Дастин.

– Ей было плевать, как я ее зову. Лил, Элис, Натали – неважно. Главное, что я позволяю ей быть с собой. А она… Лил… Лилит… – его язык начинает заплетаться. – Она всегда меня поправляла, когда я называл ее неправильно. Она поправляла, потому что хотела остаться собой. А им всем наплевать, кем быть, главное – получить меня. Ты ведь понимаешь это? Понимаешь, я знаю. Эй, не смотри на меня так, мужик! Она мне не нужна! Мне нет дела до этой девчонки. Но какого… какого черта она так со мной?

И он вновь тянется к бутылке.

– Тебе хватит, – выхватывает бутылку Дастин. – Окт, иди и проспись. Хочешь, поедем завтра к твоей Лилит вместе? – от всего сердца предлагает он.

Тот смеется.

– Зачем? Я же сказал – она мне не нужна.

– Тогда какого хрена ты называл своих девчонок ее именем? – весело интересуется Дастин.

– Откуда я знаю?! – взрывается Октавий. – Думаешь, мне это нравится?

– Понятия не имею. Может быть, тебе нравится вспоминать ее где-нибудь в душе? – не может перестать подкалывать приятеля Дастин.

– Первый раз у нас был в душе, – вдруг заявляет ему Октавий. – Зачем ты мне это напомнил. Черт. Черт. Черт! Проклятый Кезон! Я летел сюда и точно знал – даже думать о ней не буду. Но она поселилась в моей голове.

Он садится – так, что локти оказываются на коленях, и запускает пальцы в светлые волосы.

– Как все достало. Нет, ну почему она ко мне не вышла? Почему велела сказать, что ее нет?

– А может, ее и правда в этой квартире больше нет, – задумчиво говорит Дастин.

Как и Санни.

Может быть, эта Лилит пропала вместе с рыжей? И в курсе того, что с ней случилось? Может быть, они вместе что-то натворили.

– Слушай, Окт. Если больше не будешь пить, поедем завтра искать твою Лилит. И ты скажешь ей все, что о ней думаешь. Окей?

– Окей, – нравится эта идея Окту, которого постепенно начинает клонить в сон – пить много он никогда не умел.

Он засыпает прямо на диване в гостиной под звуки работающего телевизора. И последнее, что Октавий слышит, это:

«По нашим источникам, предварительное закрытое слушание по делу студента, похитившего двух девушек, назначено на ближайшие дни…»

Что ведущая новостей говорит дальше, Октавий так и не узнает – окончательно погружается в сон.


Лилит снова снится ему. И снова с длинными волосами.

В этом сне она целует его и растворяется.





* * *


Я прихожу домой и тут же встречаю Джессику. Она сидит на диване в гостиной, пьет кофе и лениво щелкает пультом. Ждет меня. Возможно, ей не хочется постоянно приезжать ко мне, но Эмма Мунлайт заставляет контролировать меня.

– Привет, – говорю я ей, заставляя себя улыбаться.

– Здравствуй, – отвечает Джессика. – Где ты была?

– Гуляла.

– С кем?

– Одна.

– У тебя лицо странное. Что-то случилось?

– Я была в полиции, – говорю я осторожно, достаю из холодильника банку газировки и сажусь на диван. – Они сказали, что в аварии виновата Мэг. Моя тетя. И закрыли дело. Потому что нет состава преступления.

И я коротко рассказываю ей о разговоре с детективом.

– Даже так? – удивляется Джессика – она в курсе моей ситуации. – Интересно. Камеры, свидетели… Не удивлюсь, если появятся нужные результаты экспертизы, подтверждающие правоту копов. Ты ведь понимаешь, что здесь есть лишь два варианта?

– Каких? – устало спрашиваю я. Тетя, Чет, Лилит – мои мысли сейчас взорвутся, и голова разлетится на части.

– Или тот, кто подрезал твою тетю, имеет деньги и власть, а поэтому легко спрятал концы в воду. Или дело настолько бесперспективное, что детектив не хочет портить свою статистику раскрываемости дел.

– Может быть. Я много думала об этом. Хотела нанять адвоката, но… Но Мэг против. Говорит, что боится, – признаюсь я. – И что не хочет неприятностей. Она просила оставить все, как есть. Ни во что не вмешиваться. Но я так не могу. – Я делаю несколько больших глотков, и шипучий напиток холодит мое горло.

– Возможно, ее предупредили, – отвечает Джессика. – Попросили не вмешиваться в это. Знаешь, Санни, мать, едва не потерявшая сына, не захочет рисковать еще раз.

Я замираю. Об этом я даже не думала.

– Угрожали? – тихо спрашиваю я.

– Думаю, что если тот, кто виноват в аварии, действительно богат и имеет определенный вес в этом насквозь прогнившем обществе, то он не станет угрожать напрямую. Скорее, намекнет. Пошлет своих проверенных людей, возможно, даже с подарками и цветами, и те вежливо, но твердо попросят молчать, – отвечает Джессика. – А просить можно по-разному.

– Ты так хорошо разбираешься в этом, – смотрю я прямо в ее темные глаза. Внутри меня клубится злость.

– Думаешь, быть личным секретарем Эммы Мунлайт – это перебирать бумажки, озвучивать каждое утро расписание и таскаться следом с документами? – усмехается Джессика. – Нет, крошка Санни. Секретарям приходится делать много грязной работы. И мне тоже приходилось. Эмма не любит лично марать руки.

– Прости, если задела, – говорю я. – Я просто слишком зла.

– Не задела, – отвечает Джессика. – Я действительно делаю такие вещи. Но это мой выбор, – подчеркивает она. – Я сама захотела эту работу. И старалась заполучить ее долгое время.

– Из-за сестры? – спрашиваю я. Возможно, Джессика жалеет, что под действием чувств и алкоголя рассказала мне свой секрет. Но не показывает вида.

– Нет, – качает головой Джессика. – Я стала работать на Мунлайтов еще до того, как сестра познакомилась с Аароном. Мне всегда казалось, что Эмма – это идеал современной женщины: стильная, уверенная в себе, богатая. И я хотела быть похожей на нее, забывая о том, что наши позиции изначально неравны. Она – дочь сенатора, а я – дочь скупщика старой техники. Наша семья никогда не была богата, хотя мои родители были достойными людьми, которые прожили честную жизнь, Санни. Вот только честность не принесла им денег, – улыбается она то ли мне, то ли каким-то старым воспоминаниям. – Они были настолько счастливы, что у них не было амбиций. Амбиций и денег. И власти. А я изо всех сил карабкалась вверх, чтобы получить это. Знаешь, за что я благодарна своей сестре? – вдруг спрашивает она меня.

– За что? – удивляюсь я.

– Она понимала меня, как никто. И всегда поддерживала. Была в курсе, как для меня важна карьера. Во всем уступала мне. Сестра специально пошла учиться во второсортный колледж, потому что знала – родители помогают мне оплачивать учебу в престижном университете. И не потянут помощь и мне, и ей. Наверное, я должна стыдиться этого – отец и мать давали мне часть денег на учебу, потому что я сама не могла заработать столько на своих подработках. А еще они знали, что Нью-Корвенский университет не терпит бедных. Я должна была одеваться подобающе, иметь подобающие телефон и ноутбук, постоянно ездить на стажировки в другие страны. Соответствовать детишкам богачей, которые поступили на учебу по воле своих родителей. Я тогда много чего не понимала. Идеализировала. Такие, как Эмма Мунлайт, казались мне небожителями. И я думала, что, став ее личным секретарем, приближусь к Олимпу. Но нет, – коротко и хрипловато смеется Джессика. – Именно тогда я и стала понимать свою «ценность». Личный секретарь почти что личный слуга. Должен делать всю грязную работу, срываться с места лишь по звонку, выполнять все, что захочет хозяин. Но слуга всегда останется слугой, верно? Когда я это поняла, я хотела уйти – но тут забеременела моя сестра. И я осталась. Я всегда была верна Эмме Мунлайт, но когда дело дойдет до интересов моей сестры, я их защищу. Выплачу свой долг. – Джессика залпом допивает остывший кофе. – Но, надо признать, денег мне платят немало.

– Ты сильная, – говорю ей я.

– Сильная? Не знаю. Я просто иду к своим целям. Зачем я рассказываю тебе это? – с недоумением спрашивает она. – Санни Ховард, с тобой слишком легко. Если бы твое сердце не было занято, я бы заинтересовалась тобой, – ухмыляется Джессика. Ей нравятся девушки, а характер у нее воистину мужской.

– Ты была бы идеальным парнем, – улыбаюсь ей я.

– Но если ты кому-нибудь расскажешь об этом, – грозит она, – то тебе будет плохо.

Я понимаю, что это шутка, но ее взгляд на мгновение делается стальным.

– Не скажу, – касаюсь я ее предплечья. – Ты же знаешь.

– Знаю. А еще я знаю, что сегодня ты была около своего старого дома. Надеюсь, ты не нарушила договор? – пристально смотрит на меня Джессика.