Небесная музыка. Солнце

* * *


Лилит шагает по ночным улицам города, словно королева тьмы, – алое платье с разрезом спереди, высокие каблуки, прическа, почти не смазавшийся от слез стойкий макияж, гордо расправленные плечи, быстрая походка. На ее лице – ни единой эмоции, но внутри царят все те же чувства странной глухой боли, разочарования и обиды. Но этого никто не увидит. Никто и никогда.

Она сильная. И больше не верит в чудеса.

Лилит успокаивает себя тем, что этот козел был всего-навсего ее работодателем – плохим работодателем. Однако заплатившим ей неплохие деньги за сопровождение его на вечеринки. Да, они спали. Но это не было ее работой. Это был ее бонус. По крайне мере, так Лилит убеждает себя. Она не хочет считать себя продажной, не хочет, чтобы Октавий – или любой другой человек в этом мире – считал, что она продает себя за деньги. Она не такая, не такая, черт возьми. И она докажет это.

Каждый шаг Лилит – вызов. Самой себе, Октавию, этим искрящимся улицам. Каждое ее движение наполнено решимостью. Каждый вдох – желанием отомстить. Показать Октавию, чего она стоит. Она не такая дешевка, какой он считал ее.

И она идет дальше, зная, что в этот момент быстра и грациозна.

На нее оборачиваются – Лилит слишком сильно выделяется. И люди на никогда не засыпающей улице смотрят на нее кто с удивлением, а кто – с интересом. Какие-то парни, только что вышедшие из бара, пытаются с ней познакомиться, но Лилит легко и непринужденно отшивает их. И шагает дальше, громко стуча каблуками. Гордая, независимая и с разбитым сердцем.

В полупустом метро с ней тоже пытается познакомиться какой-то мужчина, но и его Лилит отшивает. В своем шикарном алом платье она садится на пустое место и смотрит в окно вагона немигающим взглядом.

Она. Покажет. Ему. Чего. Стоит.

Лилит выходит их метро в своем районе и направляется к дому. Ей плевать, что сейчас глубокая ночь, темно и безлюдно – это не центр города. Она чувствует себя сильной – таким, как Октавий, не сломить ее.

Неподалеку от дома Лилит вдруг кажется, что на нее смотрят. Она резко оборачивается, но никого не видит, хотя ей почему-то кажется, что в тени за кустами кто-то есть. Лилит ускоряет шаг. Еще немного, и она попадет домой – уже видит знакомые окна.

В ее сумке звонит телефон, и Лилит достает его. Это Октавий.

Она стискивает зубы, потому что одно только фото этого подонка, появившееся на телефоне, рушит всю ее хрупкую уверенность и пробуждает затаившуюся обиду. На глазах снова появляются слезы.

Почему она?

Лилит ужасно хочет услышать Октавия – более того, она не отказалась бы от его извинений, чтобы просто послать его к черту. Но она не понимает – стоит ли принимать звонок или нет.

А Октавий все звонит и звонит.

Палец Лилит застыл над экраном. И когда она уже собирается провести по нему, вдруг слышит позади себя тихие шаги.

Лилит резко оборачивается и видит человека в маске. А потом получает чем-то тяжелым по голове. И теряет сознание.

Погружаясь в глубокое море тьмы, она почему-то думает об Ричарде.

Тьма – это тоже свет.

Я попала одна на небесный вокзал.

И теперь только тьма впереди.

Помню, как ты однажды мне тихо сказал:

«Если можешь, не уходи».





Глава 11

По ту сторону горизонта




Быть несчастливым – тоже выбор.



Я смотрю на безмятежное лицо Дастина и глажу его по влажным после душа волосам. Он улыбается – тепло и искренне. Я провожу пальцами по его лицу, касаюсь губ, кончиков ресниц, едва заметного шрама. Дотрагиваюсь до кулона в виде пули. Эта ночь – лучшее, что было в моей жизни, и сердце готово разорваться от нежности.

Это был мой самый неправильный поступок в жизни – тот, о котором я буду вспоминать с замиранием сердца и жалеть. Но я просто хотела почувствовать себя любимой – в первый раз и в последний. А потом я обо всем забуду, если, конечно, смогу.

Пусть и он забудет.

Я хочу запомнить себя любимой. А его – любимым.

Во всем теле – странная легкость. И веки тяжелеют – я хочу спать, но мне нельзя засыпать.

Губы тянутся за пальцами, я ласково целую Дастина и снова кладу голову ему на плечо, а он прижимает меня к себе. Мы ни на что не обращаем внимания – ни на прохладный воздух из открытого окна, ни на упавшее на пол одеяло. Просто лежим, наслаждаясь друг другом, и наши ноги переплетены. Тело Дастина – горячее и жесткое, на подушке лежать гораздо комфортнее, но зато оно умиротворяюще-родное. Сейчас от него пахнет лавандой – я в шутку забрызгала его лавандовым гелем для душа, когда мы были в ванной.


– Все хорошо? – зачем-то спрашивает Дастин. Забавно видеть его с влажными волосами, убранными назад – они кажутся еще темнее.

– Да. Почему ты спрашиваешь? – делано удивляюсь я. Ничего хорошего нет, но я учусь врать, и у меня неплохо получается.

– Ты странно вздыхаешь.

– Потому что ты меня утомил, – смеюсь я.

– Я был хорош? – спрашивает он.

– Не знаю, мне не с чем сравнивать, – я не могу перестать улыбаться.

– Эй, Франки, – приподнимается Дастин, опираясь на локоть, – могла хотя бы сделать вид, что тебе понравилось. А, ты же принципиально говоришь только правду, да? – он щелкает меня по носу и встает. – Знаешь, за правду людей вообще-то убивают.

– Почему ты думаешь, что мне не понравилось? – спрашиваю я. – Это было здорово. Правда.

Наконец я не лгу. Дастин был чудесен, и даже легкая боль ничего не испортила.

– Тогда повторим, – улыбается он.

– Ты куда? – спрашиваю я, разглядывая его плечи и торс. Мне нравится его фигура, но еще больше мне нравится нежность его рук.

– До бара. Хочешь чего-нибудь выпить?

– «Колу», – говорю я. Весь холодильник Дастина забит полуфабрикатами и бутылками.

– Как ребенок, – трогает улыбка его губы. – Может, чего-нибудь покрепче?

– Нет, не хочу, спасибо.

Алкоголь мне сейчас не помощник.

Видя, что по моей коже ползут мурашки, Дастин прикрывает окно и накрывает меня одеялом.

– Сейчас вернусь, – обещает он. Проходит не больше минуты, как он появляется в спальне с круглым подносом, на котором стоят два высоких стакана, бутылка колы, содовой и фрукты.

– Ваш заказ, леди, – безукоризненно вежливым тоном говорит Дастин. – Позвольте?

Он ставит поднос на кровать и садится рядом. Я встаю.

– Откройте ротик, мисс Ховард, – просит Дастин, беря гроздь винограда. – Пожалуйста, не так широко, иначе вы вывихнете челюсть.

– Дурак! – смеюсь я. Он тоже смеется и кормит меня виноградом с рук. Это романтично, но мы начинаем дурачиться – Дастин пытается закинуть виноградинки мне в рот с расстояния. Получается это у него плохо. Вся постель вокруг меня в винограде.

– Ты плохой баскетболист, – заявляю я. – Но не унывай – зато ты хороший официант.

– Еще бы, – хмыкает он. – У меня неплохой стаж. Я был официантом, барменом и даже пытался делать суши, но это у меня получалось скверно.

Мы сидим бок о бок, едим кусочки арбуза и клубнику, и Дастин рассказывает о себе, о том, как начинал работать в киноиндустрии и как вообще к этому пришел. Я молча, но внимательно слушаю. Я знаю его биографию – читала в интернете. Но одно дело прочитать несколько дюжин строк, а другое – услышать живой рассказ. Жизнь Дастина не была простой, но определенно он был счастливчиком.

– Ты молодец, что добился того, о чем мечтал, – серьезно говорю я.

– Это было тяжело. И однажды я почти сдался, – признается Дастин.

– Расскажи? – прошу я, тревожно поглядывая на небо за неимением часов. Оно еще темное, но скоро наступят сумерки.

– Это было в городке неподалеку от виллы Мунлайтов. Я отпахал почти целый сезон. Если честно, это было не очень хорошее время. Я мечтал играть, но меня никуда не хотели брать. У меня не было денег, не было связей, не было образования – только идиотская мечта стать актером. И мне казалось, что эта мечта никогда не сбудется. Сколько бы я ни работал. Сколько бы ни шел вперед. Это было дно. И себя я тоже считал дном. Но знаешь, что меня тогда спасало? Море и пение девчонки.

И он рассказывает мне о том, что каждый поздний вечер приходил после смен на берег и слушал, как поет какая-то девушка. А потом услышал, как поет Диана Мунлайт, и понял, что это – она.

– И ты до сих пор думаешь о ней? – спрашиваю я потрясенно.

– Нет, – отвечает Дастин задумчиво. – Я не думаю о ней. Она хорошая девушка…

– Мне ревновать? – перебиваю я его. В горле ком.

– Ты не дослушала, Франки. Она хорошая, но не мой человек. Я не вижу в ней женщину, – признается Дастин. – Хотя когда я понял, что она и есть тот самый голос, который я слышал каждый вечер, то подумал – может быть, это какой-то знак? И мне нужно попробовать с ней? Ее голос действительно очаровывает. Но влюбляемся мы не в голос, а в душу. Мы встречались несколько раз, но она для меня как младшая сестра. С волшебным голосом. Буду рад, если у нее получится стать певицей.

У меня щемит сердце.

Это какое-то проклятье. Все перепуталось. Переплелось. Переломилось.

Это я пела вместо Дианы на том проклятом вечере. И когда-то давно отдыхала с бабушкой и дедушкой в городке неподалеку от виллы Мунлайтов. Это было счастливое время. В домашнем отеле, в котором мы остановились, я петь не могла – не разрешали из-за слышимости. И каждый вечер я уходила на пляж, в уединенное местечко, чтобы петь морю. Выходит, Дастин слышал меня. И на вилле Мунлайтов он тоже слышал меня.