Небесная музыка. Солнце

– Это было до того, как я стал играть в группе, – отвечает Октавий. Он идет обратно в гостиную, чтобы наполнить бокалы, и Лилит шагает следом. – Я учился в престижной школе для мальчиков, но меня там не особо любили. Был тихим, застенчивым и не мог как следует постоять за себя. Друзей у меня не было. И желания ходить в школу – тоже. Поэтому я часто сбегал.

– Они тебя… обижали? – осторожно спрашивает Лилит.

– Ну да, я был изгоем, – пожимает плечами Октавий.

– Разве они не знали, кто твоя мама? – удивленно спрашивает Лилит. Элинор Фелпс – одна из самых ярких и влиятельных звезд страны уже лет тридцать. Во всем мире ее обожают. Как ее сына могут сделать изгоем?!

– Знали, – ухмыляется Октавий. – Поэтому особо не любили. Они были сыновьями политиков, бизнесменов и аристократов, а я – сыном певички, которую их отцы приглашали на праздники.

Лилит хмурится. Ей жизнь богатых детей всегда казалась слаще сахара. Ведь есть деньги – а значит, есть все.

– Правда, все изменилось, когда в школу пришел Аарон Мунлайт. Он был старше меня, но мы общались – его отец и моя мать дружат. Несколько слов Аарона – и меня перестали замечать. А потом я начал заниматься музыкой и почти не посещал школу.

– Значит, твое детство было не таким уж и безоблачным? – спрашивает Лилит, пока Октавий достается из холодильника содовую.

– Сам виноват, – усмехается Октавий. – Надо было уметь драться. Но мама всегда говорила мне, что настоящий мужчина должен уметь решать конфликты не кулаками, а словами.

– Твоя мама права, – замечает Лилит. Она не любит, когда споры решают физической силой.

– Иногда ты слишком сильно напоминаешь ее, – говорит Октавий и наполняет бокал Лилит дорогим ароматным вином, но девушка не спешит его пить.

– Чем же?

– Поведением. Рассуждениями. Некоторыми жестами, – отвечает он. – Я давно заметил.

– Твоя мама классная. И я бы хотела быть на нее похожей. Хотя я немного ее боюсь, – признается в порыве откровенности Лилит. – И мне все время кажется, что она вот-вот все поймет. Что мы никакая не пара и что я – не дочь посла, а обычная студентка – без денег, но с большими амбициями. А можно мне тоже содовую? Если честно, во рту горечь от этого вина, – смущенно признается она.

– Не беспокойся на этот счет, Лил, – отмахивается Октавий и наливает ей шипящий напиток. – А каким было твое детство? Почему ты не любила одноклассников?

– В старшей школе они стали считать меня ненормальной, – смеется Лилит. – Я ведь была помешана на театре и плевать хотела на их тусовки на озере и вечеринки у кого-нибудь дома. А еще я ходила во всем черном, и они думали, что я – гот. А мне просто нравился черный цвет. Но я умела ставить их на место. Никто не трогал меня и моих друзей. Жаль, что мы теперь не общаемся, – вздыхает она. – Все разъехались по стране. В нашем городке нечего делать молодежи. Хотя родители хотели, чтобы я стала учительницей младших классов – выучилась и вернулась. Им казалось, что эта профессия дает какую-никакую стабильность. А я мечтала блистать на сцене.

– И поступила в Хартли, – задумчиво произносит Октавий. – Сложно учиться?

– Сложно, – закатывает глаза Лилит. – И ужасно дорого – не все получают такую стипендию, как моя Санни. Но ты бы видел, как я прыгала и кричала, когда узнала о зачислении!

Лилит эмоционально рассказывает Октавию о своей учебе в Хартли. У нее это получается ярко и весело – слушать ее одно удовольствие. И Октавий будто заново знакомится с Лилит – ее привычный кукольный образ рушится, и он видит живую девушку с подвижной мимикой и выразительными жестами. Почему-то Лилит напоминает ему итальянок, и он даже спрашивает, нет ли у нее в роду итальянцев, на что Лилит отвечает – ее бабушка приехала с Сицилии.

– А хочешь, я сделаю тебе мохито? – спрашивает вдруг Лилит, прерывая рассказ. – Я обожаю мохито. А алкоголя у тебя море.

– Сделай, – соглашается Октавий.

Они достают белый ром, еще одну бутылку содовой, колотый лед и веточки свежей мяты, правда, лайм приходится заменить лимоном. Пока Лилит занимается приготовлением коктейля, она продолжает рассказывать об учебе в Хартли, а Октавий внимательно ее слушает, сидя за барной стойкой. Потом они сидят друг напротив друга и пьют мохито. Лилит достает мороженое и ест его пластиковой розовой ложечкой. Вторую ложечку из комплекта – голубую – она отдает Октавию. И тот впервые в жизни ест с кем-то мороженое из одного ведерка. Потом приходит его черед говорить. И Октавий рассказывает о забавных случаях, происходивших с ним на гастролях.

Они не замечают, как проходит несколько часов. И лишь потом осознают, что это первый совместный вечер, который закончился не постелью, а разговорами. Октавий не жалеет об этом – было интересно.

– Если ты хочешь спать, Лил, – говорит он, – выбирай любую комнату.

– А можно я выберу твою? – тут же спрашивает она. – Ну, просто, понимаешь, на твоем плече спать удобно.

– И жарко, – замечает Октавий.

– Ты не любишь обнимашки?

– Я не люблю, когда на мне целую ночь кто-то лежит, закинув свои руки и ноги на меня, – морщится он.

– Я буду спать на другом краю кровати, – обещает Лилит.

– Нет, – остается непреклонным Октавий.

– Мы положим между нами одеяло.

– Нет.

– Я расскажу тебе сказку на ночь.

– Нет.

– Сделаю массаж…

– Это уже интереснее.

– Ах, ты ж мой Сладенький, – тянет к его щекам руки Лилит. Иногда ей безумно хочется потискать этого человека, будто плюшевого песика.


Они направляются в спальню. Октавий распахивает окно, впуская внутрь ночную прохладу, а Лилит пытается отыскать на полочках в ванной какое-нибудь масло. Естественно, не находит. А еще не может найти хоть какой-нибудь крем, кроме крема для бритья. Не с гелем же для лица ей делать массаж Октавию. Тогда она лезет в свою сумку, с которой сегодня приехала к музыканту, прежде чем из нее сделали женщину-вамп и нарядили в алое платье. Сумка огромна, и в ней помещается куча вещей. Крем там тоже есть, вернее, целых два. Один – для лица, увлажняющий и довольно дорогой, по крайне мере, для экономной Лилит. Второй – для ног, снимающий усталость и приятно холодящий кожу. После работы в кафе, где нужно ходить не только в униформе, но и в туфлях на каблуках, ноги Лилит ужасно устают. Поэтому она постоянно покупает подобные кремы.

Для массажа Лилит, недолго думая, выбирает второй вариант.

– Раздевайся, – велит она Октавию. Он почему-то берется за ремень, одновременно с кем-то переписываясь. Лилит звонко смеется.

– Сладкий, вообще-то я буду делать тебе массаж на спине! Снимай рубашку, а не джинсы.

Октавий отмахивается, продолжая переписку. И тогда Лилит подходит к нему и сама начинает расстегивать пуговицы. Близость Октавия будоражит ее мысли. И Лилит, не слишком осознавая, что делает, целует его в шею – знает, что ему это нравится. Ее пальцы пробегаются по мышцам его обнаженной груди, спускаются к солнечному сплетению, касаются твердого пресса, игриво проводят по коже над ремнем, задевают пуговицу на брюках, но, прежде чем Лилит успевает что-либо сделать, Октавий кидает телефон на кровать и ловит ее пальцы.

– И что ты собралась делать, Лил? – мягко спрашивает он.

– Массаж, – невинно хлопает она ресницами.

– Ты же хотела делать его на спине? – Октавий сбрасывает рубашку на пол – он никогда не заботится о вещах. Зато Лилит едва ли не физически больно наблюдать за тем, как дорогая вещь валяется на полу. И она тут же поднимает ее, чтобы аккуратно повесить на стул.

– Ложись на живот, – велит она.

Октавий оказывается на кровати, положив под голову руки. Лилит задирает алое платье и садится рядом с ним на колени. Она выдавливает на ладони пахнущий мятой крем и растирает его по спине Октавия. Ее движения – приятны и умелы, и он расслабляется под теплыми руками Лилит, которые разминают его мышцы. От крема по коже гуляет холодок, но ему это нравится. Октавия накрывает безмятежность.

– Ну как тебе? Нравится? – спрашивает Лилит – теперь она сидит прямо на нем – ее острые коленки стискивают его бедра.

– Нравится, детка, – соглашается Октавий, кайфуя.

Лилит склоняется к нему и целует в щеку. У нее приятно кружится голова и хочется остановить время.

– Жаль, что ты не помнишь Дэншорт, – неожиданно говорит она, массируя плечи музыканта. – Хотя неудивительно, это было давно. И это был пик популярности «Пепельных цветов».

– Ты уже второй раз говоришь про Дэншорт, – отвечает Октавий.

– Я была на этом концерте. Я и мои подружки. Мы сбежали из дома и приехали на ваше выступление. Были в фан-зоне. А ты поцеловал меня в щеку.

– М-м-м, не помню такого, – сонно отвечает Октавий.

– А для меня это одно из самых ярких воспоминаний, – продолжает Лилит с теплотой в голосе. – В тот вечер я была самой счастливой в мире. Из всех десятков тысяч девчонок на стадионе ты поцеловал меня. А потом я выросла и встретила тебя. Своего кумира. И теперь могу целовать тебя, сколько угодно. Разве это не чудо? Ты веришь в такие совпадения?

«Может быть, мы связаны чем-то незримым?» – хочет спросить Лилит, но не делает этого. Знает, что не стоит. И ей становится немного грустно.

– Чудо, – откликается Октавий. – Чудес вообще много, если называть все совпадения чудесами.

Лилит фыркает.

– Но я рад этому совпадению, Лил.

Она улыбается.

– Надеюсь, теперь ты не целуешь своих фанаток? – спрашивает она.

– Через маску? – ухмыляется Октавий. – Нет.

– И что, совсем никто не знает, как ты выглядишь?

– Те, кому нужно, знают.

– А девушки, с которыми ты развлекаешься? – ревниво спрашивает Лилит. Она не дура и прекрасно понимает, что явно не одна такая у Октавия.

– Смотря какие, – отвечает он. – Я не общаюсь с девушками в образе барабанщика «Лордов». Разделяю личную жизнь и работу.

– А в турне? Неужели в турне ты ведешь аскетический образ жизни? – пальцы Лилит больно сжимают его плечи.

– А в турне поцелуи не обязательны.

– Без поцелуев нет страсти, – заявляет Лилит. Для нее это немыслимо – секс без поцелуев. Это как конфета без сахара.

– Есть, и еще какая, – хмыкает Октавий. – Доказать?

– Не надо, – отрезает Лилит. – Меня ты обязан целовать, понял?

Она тут же осекается – не хочет показаться Октавию ревнивой идиоткой, ставящей условия.

Но он только смеется. Слова Лилит его забавляют. С ней легко и приятно. И сегодня она открылась ему с новой стороны.

– Интересный крем – от него холодит кожу. Что за марка? – Октавий тянется к лежащему на кровати тюбику и читает название. – Лил, что это? – с недоумением спрашивает музыкант. – Это крем… для ног?

– Он хороший, – ангельским голоском говорит Лилит, злясь на себя за то, что не убрала крем подальше.