Небесная музыка. Солнце

Октавий машинально обнимает девушку, продолжая разговаривать по телефону. Он злится.

– Иди к черту, мужик, – сообщает он менеджеру. – И нет, я не знаю, что с Кеззи. Какая еще рыжая? – так искренне удивляется он, что Лилит подозревает его во лжи. И это ее веселит. – Вообще-то, я играю. Окей, поговорим потом. Я занят.

– Раздражает, – хмурится он, когда кидает телефон на барную стойку.

– Они хотят, чтобы ты вернулся? – трется об его плечо Лилит.

– Хотят, – фыркает Октавий. – Но какой смысл быть звездой, если твоей жизнью распоряжаются другие? Так ведь? – Он гладит девушку по волосам.

– Так, – соглашается она, не отводя от музыканта взгляда. – Ты волен сам распоряжаться собой и своим временем.

Октавий целует ее в щеку и наливает вино в их пустые бокалы.

– Сладкий, – вдруг говорит Лилит, – по телефону ты сказал, что играешь? Я хочу посмотреть, как ты это делаешь. Можно?

– Без проблем. Идем, – беря Лилит за руку, Октавий тянет ее за собой в одну из комнат. Это настоящая домашняя студия со звукоизоляцией, музыкальными инструментами и непонятными Лилит здоровенными штуковинами, которые Санни называет мониторами и комбиками. Главное место в этой комнате с синими стенами, конечно же, занимает огромная барабанная установка. Она стоит посредине, и Лилит с искренним восхищением рассматривает ее.

– Какая большая, – Лилит кончиками пальцев касается одной из тарелок. – Мне всегда было интересно, как барабанщики таскают их за собой?

– Открою тебе секрет, крошка Лил, – ухмыляется Октавий, – установку можно собрать и разобрать.

– А ты умеешь? – невинным взглядом смотрит на него Лилит. Она знает, что Сладкому нравится показывать свою значимость.

– Естественно, Лил. Правда, это не быстрый процесс, но это довольно легко. И это умеют делать все, кто работает с барабанами. – Октавий берет палочки и ловко вращает их в пальцах. Лилит пытается повторить, но у нее ничего не получается, и он смеется. Эта девушка кажется ему слишком милой, несмотря на сегодняшний броский макияж.

– Хочешь попробовать поиграть? – предлагает он девушке.

– Конечно! – Ее глаза горят.

Октавий усаживает Лилит на круглый табурет – она осматривается, ей все интересно. А он начинает рассказывать про правильную постановку рук и ног.

– Тут есть педали! – восклицает Лилит с каким-то детским восторгом.

– Еще бы, – смеется Октавий. Лилит пытается извлечь звук с помощью педали и колотушки, но у нее не слишком хорошо получается – это смешит музыканта.

– Я знаю, что это тарелки. А как называется эта штука?

– Бочка или бас-барабан.

– А эта?

– Хай-хэт. Хэт. Педали как раз и нужны для игры на хэте и бочке.

– А вот это?

– Навесной том.

– А это?..

– Малый барабан. Оснащен подструнником, видишь?

Лилит не умолкает – с горящими глазами задает вопрос за вопросом, а Октавий отвечает ей. Он рассказывает о составе и конфигурации ударных установок, говорит что-то об истории инструмента, показывает звучание – в его ловких пальцах палочки словно живые. Лилит с удовольствием наблюдает за Ричардом – когда он рассказывает о своем инструменте, словно становится другим, каким-то ей совсем незнакомым. Оживает, сияет. И даже улыбка у него другая.

– Сладкий, а почему барабанщики часто выступают в наушниках во время выступления или во время записи? – живо интересуется Лилит, замечая наушники.

– На студии включают метроном, чтобы записываться ровно, – отвечает Октавий. – На живых выступлениях – тоже. Но помимо этого звукрежи подают в наушники то, что играют другие музыканты, потому что их может быть банально не слышно. И «подмешивают» клик, барабаны…

– Что такое клик?..

– Запрограммированный метроном. Давай, Лил, попробуешь сыграть свой первый бит, – смеется Октавий. – Это совсем просто. Так, бери палочки. Нет, ты взяла слишком близко к концу, пальцы должны быть выше.

Он поправляет палочки в руках Лилит, будто бы терпеливый учитель, и объясняет, что делать. Сначала Лилит учится стучать одной палочкой по хэту – при этом Ричард заставляет ее считать вслух до четырех, потом второй палочкой – по малому барабану, а затем объединяет удары. По крайне мере, пытается сделать это – у нее плохо получается управляться обеими руками. Когда же музыкант говорит ей начать нажимать на педаль баса, Лилит совсем сбивается. У нее совсем не получается поймать ритм.

Октавий только смеется, слушая ее игру. Лилит надувает губы и заявляет, что раз ему так весело, то пусть он покажет экстра-класс. Октавий легко соглашается. Он закатывает рукава рубашки – сегодня они вновь были у его матери на вечеринке, – и садится за установку, моментально преображаясь. Нет больше скучающего красавчика, появляется увлеченный своей игрой барабанщик, каждое движение которого выверенное и четкое.

Лилит смотрит на него с упоением, вдруг как-то резко осознавая, что Сладкий – не просто ее бывший кумир, воплотившаяся мечта, которая некогда был секс-символом подростков, он – музыкант. Талантливый. Сильный. Настоящий. Как Санни. И выражение его лица точно такое же, как и у Санни, когда она берет свою гитару в руки и начинает перебирать струны.

Лилит смотрит на Октавия с теплой улыбкой. Он хорош. Действительно хорош, хоть она плохо разбирается в музыке. Лилит не понимает, как Октавий физически успевает ударять по всем этим тарелкам, бочкам, томам, не понимает, как он не сбивается с заданного темпа. Она наблюдает за каждым его движением и видит, как напрягаются мышцы на его предплечьях. А еще видит свет в глазах. И это ее почему-то радует.

Когда Октавий заканчивает, напоследок ударяя палочкой по звонкой тарелке, Лилит хлопает в ладоши, а он улыбается.

– Как тебе?


– Понравилось, – искренне отвечает девушка. – Ты талантливый, Ричард. Очень.

– Не зря ушел из «Пепельных цветов»? – усмехается музыкант, подходя к Лилит.

– Не зря, – качает она головой. – Ты правильно сделал. Талант нельзя зарывать в землю.

Ричард обнимает ее.

– Моя подруга такая же, – говорит вдруг Лилит, уткнувшись носом в его грудь.

– Рыжеволосая? – уточняет Октавий.

– Да. Санни. Она играет на гитаре. И это что-то невероятное. Иногда душу вынимает. А когда поет…

Завершить фразу Лилит не успевает – вновь звонит ее телефон. И вновь неизвестный номер.

– Как достал, – хмурится девушка, отстраняясь.

– Кто это? – спрашивает Октавий.

– Не знаю. Какой-то идиот, который постоянно звонит и молчит. Бесит!

– Дай-ка мне, – вдруг решает Октавий и выхватывает телефон из руки Лилит. – Слушаю, – говорит Октавий. – Эй! Хватит молчать. Или ты думаешь, я не пробью номер, приятель? Сбросили, – возвращает он телефон Лилит.

– Зачем ты это сделал? – удивленно спрашивает она.

– Не хочу, чтобы тебе звонили левые парни.

– Парни? – хихикает Лилит. – Почему ты думаешь, что это парень?

– А кто еще может звонить, молчать и возбужденно дышать в трубку? – веселится Октавий. – Лил, наверняка ты пользуешься популярностью. Ты красивая.

Она только смеется в ответ. Лилит знает, что хорошо выглядит, но слова Октавия заставляю чувствовать себя не просто красивой – прекрасной.

– А сыграй что-нибудь еще? – просит девушка.

И Октавий снова садится за установку. Его музыка не такая, как музыка Санни. В ней нет столько воздуха, легкости и света. Она чужая и громкая, мощная и скоростная – Лилит не успевает следить за его движениями, с жесткой манерой игры, – но объемная. Эта музыка темная, она с головой наполняет Лилит. Ей кажется, что сам Октавий растворяется в этой музыке – на его лице столько эмоций, что впервые Лилит любуется не внешней его красотой, а внутренней. Октавий прекрасен. В какой-то момент Лилит думает, что в этой комнате нет ничего, кроме барабанного ритма и их самих тоже нет – они стали частью музыки.

Завершающие яркие удары – и Октавий заканчивает играть, эффектно подбрасывая палочку и ловко ловя ее. Лилит аплодирует.

– Нереально! Вживую это выглядит круче, чем на видео! – говорит она, не уточняя, что пересмотрела все видео с ним на Ютубе.

– Ты смотрела видео со мной? – уточняет Октавий с улыбкой.

– Смотрела, – признается Лилит. – Конечно, в «Пепельных цветах» ты был главным красавчиком, но в «Лордах» – ты главный музыкант. Правда. Нет, ты думаешь, я шучу? Серьезно.

– Тебе понравилось? – удивленно спрашивает Октавий.

– Да, – энергично кивает она. – Я не понимаю твою музыку, но она мне нравится.

– И какая она, моя музыка? – интересуется он.

– Напористая, объемная, темная, – не задумываясь, отвечает Лилит.

– Темная? – приподнимает бровь Октавий.

– Когда я слушаю Санни, я вижу свет – много солнечного света – и чувствую легкость. А когда я слушаю тебя, я вижу тьму, ночную, прохладную, и чувствую дрожь – как будто бы вот-вот затянет в торнадо.

– Интересно, – потирает подбородок Октавий. Таких вещей ему никто не говорил. Он слышал, что его партии были жесткими и скоростными, слышал много слов о своей технике – и хороших, и плохих, но никто еще не заявлял, что его музыка – это тьма. Забавно.

– Это плохо? – спрашивает он задумчиво.

– Почему плохо? – пожимает плечами Лилит. – Тьма – это тоже свет.

– Да? – смеется Октавий. Ему нравятся ее слова.

– Да. Темные объекты поглощают видимый цвет. Но поскольку видимый свет, как и другая любая энергия, не может быть создан из ничего или уничтожен, то он преобразовывается. Темные объекты испускают энергию в виде инфракрасного излучения. Эта штука выглядит черной, – указывает Лилит на гитарный усилитель. – Но на другой частоте, которую мы не видим, она яркая. Тьма – это тоже свет, – повторяет девушка с улыбкой, глядя на Октавия.

– Какие познания, – усмехается тот.

– Я любила физику, – пожимает плечами Лилит. – Вообще, мне нравилось учиться в школе, но мне не нравились люди, поэтому я часто прогуливала. Но в класс физики приходила всегда. И даже как-то решила, что если не смогу стать актрисой, то поступлю в колледж и стану учителем физики.

– Ты была бы очень соблазнительным учителем, – улыбается Октавий. – Я тоже много пропускал.

– Ты был идолом подростков, – смеется Лилит. – Наверняка ваш директор был в восторге, что в школе учится сам Ричард из «Пепельных цветов», и велел учителям особо тебя не трогать.