Не время для героев
Часть 21 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Маг неуверенно качнул головой, но возражать не стал.
— Хорошо, еще нам потребуются неброские плащи с капюшонами, чтобы не привлекать внимания.
— У нас полная каморка старой одежды, — сказал Илаф. — Что-нибудь отыщем.
— Еще бы серебряное оружие, — мечтательно добавил Нео.
— Имеется, — неожиданно отозвался владелец таверны. Он полез пальцами за голень, под калошу сапога, и достал аккуратный стилет с серебряным клинком и витой деревянной ручкой. — Заказал в оружейной, на крайний случай, — пояснил он. — Сами понимаете. У нас в городе многие такое оружие завели после начала убийств. Имеется и посеребренный меч.
Они еще некоторое время говорили, а затем Илаф предложил размеситься четверке друзей в комнатах наверху.
Все это время, за дверью, ведущей из основного зала на кухню, недвижно стояла девушка Марта. Она слышала каждое слово разговора. Ее лицо не выражало ничего. Ни страха, ни печали, — ничего. Собственно, с тех пор, как ее обратил вампир, она перестала чувствовать. Мир померк, обесцветился. В груди поселился тяжелый могильный холод и мрак, из которого порой проглядывал лютый, звериный голод.
Марта отерла натруженные ручки о заношенный передник, и опрометью выпорхнула из кухни.
* * *
Небо над городом расстилается глухим войлочным покрывалом. С него лениво срываются крупные капли воды. Холодный ветер подхватывает их, и яростно швыряет на беспокойно гудящий люд на площади. Мужчины, женщины, дети — здесь, наверное, собрался весь забытый миром городишко Вильйон. Люди толкаются, жмутся друг к другу.
На широком просмоленном эшафоте, в кольце семи вооруженных стражников, на кресле восседает граф Рувальд Альдийский, мэр Вильйона. Несмотря на гнусное время и повод, градоправитель одет ярко: атласная лимонно-желтая рубашка с высоким воротом, поверх которой небесного цвета куштун, перехваченный двумя крепкими ремнями, на которых висят ножны шпаги и короткого кинжала. В меру просторные бежевые штаны и мягкие сапоги из телячьей кожи довершают наряд вельможи.
Граф морщит крючковатый нос, поднимает руку, унизанную перстнями, и толпа покорно замолкает.
— Жители Вильйона! — громко, повелительно обращается мэр к своим горожанам. — Свершилось то, чего мы так долго ждали. Убийца, наводивший ужас на наш город, наконец пойман.
Граф дает толпе выпустить из сотен глоток победный глас. Затем Рувальд вновь отрывисто взмахивает дланью, точно отсекая толпе язык. Мэр переводит взгляд на стоящего в пяти шагах левее начальника полиции.
— Наш доблестный глава полиции, уважаемый господин Вильд, самолично раскрыл и обличил преступника!
Граф бросает короткий взгляд на Вильда и едва заметно кивает ему. Самозванец низко клонит голову, приложив руку к начищенному до лихорадочного блеска нагруднику, под которым безразлично стучит мертвое сердце. Скопище гудит несколько тише, но с одобрением. Мановением ладони, как по волшебству, мэр отбирает дар речи у толпы. Она нема как рыба.
— Вампир! — разоблачающее швыряет в человеческую массу граф. Но та исступленно молчит. Его возглас тонет эхом в узких улочках Вильйона. Рувальд переводит взгляд на виновника собрания — стоящего на противоположной стороне подмостков вампира в черных изодранных одеждах. Руки преступника закованы в тяжелые чугунные колодки. Лицо злодея — уставшее, оголодавшее. Он не смотрит на графа, он глядит в многоликий кагал, будто что-то высматривая. За его спиной, в черном колпаке с прорезями для глаз, высится палач. Его широкие ладони лежат на рукояти огромной секиры.
Граф продолжает:
— Убийца! Он отнял у нас одиннадцать человек! — Тонкие губы Вильда при этих словах едва заметно дернутся: упырь знает, что жертв было пятнадцать. А если прибавить еще и гостей… Меж тем, Рувальд почти кричит: — Это были простые люди! Трудящиеся, мастеровитые, любящие… — он позволяет себе добавить теплую ноту в последнее слово. — Время расплаты всегда наступает, — назидает мэр своих чад. — Никто не уйдет от возмездия. Так пусть свершится правосудие! Хватит убийце дышать воздухом Вильйона!
В миге слепой тишины откуда-то из глубины толпы вырывается крик:
— Настоящий убийца Вильд! — Голос удивительно ясен и чист. Его слышит каждый на площади. — Начальник полиции самозванец! Он вампир! Нежить!
Людское сборище спешно расступается, обнаруживая крикуна. Это Илаф, тутошний владелец таверны. Капюшон его плаща отброшен, черные волосы намокли и слиплись от дождя.
— Настоящий убийца Вильд! Он вампир! — гневно повторяет мужчина, указывая на неподвижного самозванца.
Среди охраны графа происходит короткое замешательство, после чего из ножен молниеносно выстреливают острые, серебреные клинки, и частоколом окружают Вильда, закрывая мэра.
— Что это значит?! — с непониманием и гневом говорит Рувальд. Он пялится на хозяина таверны, нервно вцепившись в подлокотники кресла.
— Проверьте! — говорит Илаф. — Он украл документы настоящего Вильда, убил отряд полицейских и под видом начальника полиции основался здесь! Удостоверьтесь сами!
Граф бросает быстрый взгляд на Вильда, затем на главу своей охраны и цедит:
— Проверь…
Лжецу некуда бежать, он окружен, и любое резкое движение будет сигналом к атаке. В этот короткий миг он решает, что даст себя разоблачить, а потом выждет, найдет крошечную заминку и попытается бежать.
Стражник быстро ведет ребром острия от виска до скулы начальника полиции. Кожа на щеке вампира под серебренным металлом шипит и пузырится, исторгая зловонный запах. Толпа охает. Рувальд Альдийский поднимается с кресла и выхватывает шпагу из ножен.
— Какого черта, Вильд?! — орет граф. Старый мэр немного напуган, хоть с ним его лучшие люди. Но позорно бежать Рувальд не собирается.
Вампир не смотрит на графа, он глядит на Илафа, готовый открыть правду о его племяннице и тем самым выгадать момент для бегства.
В этот миг, среди толпы, неприметный человек в серой накидке, принимается шептать чудные слова и водить перед собой посохом. И кажется, звуки над площадью становятся глуше, дальше…
Но чародей вдруг запинается: на его руку с посхом ложится почти невесомая ладошка.
Жека непонимающе смотрит в большие серые глаза Марты. Бесконечно пустые и бесстрастные. Племянница Илафа отрицательно качает русой головкой. И волшебнику вдруг удается разглядеть робкий отблеск печали в глубине ее глаз. Жендальф быстрым движением смахивает хрупкую ручонку, и принимается плести заклинание сызнова, вскидывая посох, но в его локоть с нечеловеческой силой впиваются тонкие девичьи пальцы. Магу хочется вскрикнуть от боли, но он только шипит сквозь зубы. Девушка вновь глядит волшебнику в лицо, и так же, в немом запрете, качает головой. Жека судорожно кивает, понимая намерения девушки. Хватка разжимается.
— Если уж на то пошло, Илаф! — кричит Вильд, глядя на смельчака меж двух людских стен. — То Вильйон должен знать, что твоя племянница Марта такой же вампир как и я! И ты долго скрывал ее!
Толпа взволнованно гудит.
Хозяину таверны нечего ответить, он растерянно отводит взгляд в сторону.
В этот миг у эшафота возникает какое-то оживление, люди отходят в стороны, одна женщина вскрикивает. По ступенькам подмостков восходит тонкая девушка, в которой честной народ Вильйона узнает племянницу Илафа.
Вильд, несколько сбитый с толку, смотрит на мерно идущую вампиршу. Когда она поднимается на эшафот, один из стражников загораживает ей дорогу, наставив меч. Марта останавливается. Ладонью, плашмя, девушка бьет по долу клинка с такой силой, что вырывает его из рук стражника. И на подмостках начинается кутерьма.
Уличив момент замешательства, Вильд резко подныривает между охранников, выхватывая рапиру. Он работает быстро и на пределе своих возможностей. Первого стража он прошивает метким ударом снизу вверх. Острие входит под панцирь внизу живота. Человек мешком валится на доски эшафота. В следующий миг вампир чувствует, как клинок другого охранника скользит по его шее, обжигая кожу точно раскаленный. Упырь успевает уйти в сторону, чудом не лишившись головы.
Вильд выпрямляется и выбрасывает руку с рапирой в кадык атаковавшего его стража. Из раны щедро хлещет кровь. Теплая, живая.
Между тем, юрба на площади вопит и бурлит. Словно гнездо мышей, в которое влез кот, серая масса брызгает в улочки. Кто-то падает на холодную, скользкую брусчатку, и его подминает под себя обезумевшая от страха толпа.
Рувальд остается на эшафоте. Те, кто знают графа близко, — а таких мало — скажут, что мэр человек смелый и скромный. Рувальд многое видал и поучаствовал не в одном сражении. И ни разу не бежал. Не стал и сейчас. Он беспомощно смотрит, как самозванец-вампир двигается с чудовищной быстротой и одного за другим убивает его лучших людей. Стражников остается трое. Мэр ощущает привкус крови в воздухе. На подмостках ее столько, что ноги дерущихся скользят. Граф беспомощно сжимает старческой рукой эфес шпаги, и ловит себя на мысли, что, наверное, сегодня, под хмурым небом Вильйона он встретит свой конец. Еще один охранник падает от меткого удара Вильда. Все это длится не дольше пяти ударов сердца.
Но в смертельную игру вступает еще один участник. Марта, кажется, движется даже быстрее Вильда. Она тенью скользит ему за спину, в ее руках что-то мутно блестит и вонзается в незащищенное доспехом бедро вампира. Вильд вскрикивает и бьет клинком наотмашь: но девушки там уже нет. Он бросает взгляд в сторону, очевидно ища путь для бегства. Но его замысел читают двое оставшихся в живых охранников, и становятся по обе стороны, отрезая заветную дорогу. Вильд тяжело дышит, решая, кого атаковать. Он в растерянности. Черты его лица изменились, вытянулись, озверели. Марта тоже преобразилась, девушка больше похожа на хищную птицу: ее руки удлинились, окогтились. Лицо — непроницаемая маска, зрачки ввалившихся глаз сузились. Девушка не стоит на месте, она двигается стороной, не спуская взгляда с Вильда. В ее правой руке — серебряный стилет с деревянной ручкой, который она вчера стянула у Илафа.
Стражник перед Вильдом решается на атаку. Он делает обманное движение, метя в шею, но тут же уходит в сторону, надеясь ударить сопернику под руку. Вильд делает вид, что ведется на финт, позволяя человеку раскрыться, и резко меняет позицию, разворачивается и вгоняет рапиру сверху, в горловину доспеха под ключицу. Однако, маленькая победа оборачивается куда большей бедой: Марта вновь успевает оказаться у него за спиной. На этот раз стилет вонзается аккурат в сгиб ноги. Проходит навылет, пробивая коленную чашечку, проворачивается и выскальзывает из раны. Вильд со стоном опускается на одно колено. Вампир понимает, что следующий удар девчушка нанесет в щель между кирасой и шлемом, в затылок. Серебро попросту вскипятит ему мозги. И он изо всех сил бросается ниц, дабы клинок не достал его, и тут же разворачивается к Марте. На короткий миг их взгляды встречаются. Острие стилета проносится в опасной близости с лицом Вильда, но не достает. А рапира вонзается Марте в правую сторону груди. Клинок проходит навылет. Племянница Илафа вздрагивает, как обреченная бабочка на игле коллекционера. Левой рукой вампир вырывает из ее руки стилет и вгоняет по рукоятку в область сердца. Вильд ловит взгляд больших серых глаз, но почему-то видит в них не ужас, не страх смерти, а облегчение. Рапира уже на свободе, Вильд небрежно отталкивает обмякшее тельце в сторону. Позади площадь заполняет крик Илафа. Упырь привстает — левая нога болит неимоверно, крови полный сапог, но стоять можно. Будь он человеком — давно бы лежал с отрубленной головой.
Последний стражник заметно дрожит, но меч не опускает. Вампир наносит ему серию хлестких ударов, человеку удается даже отбить парочку. Но быстрота нежити не сравнится с людской. Охранник получает ранение в горло, задыхаясь, валится на одно колено. Но стоять до конца решает не только обычный солдат.
Рувальд, о котором вампир подзабыл, метит ему шпагой в просвет между шлемом и панцирем. Но неудачно. В руке уже нет молодецкой твердости. Вильд разворачивается и заносит вдоволь напившуюся за сегодня крови рапиру. Граф вскидывает шпагу, холодно глядя врагу в глаза.
Но в этот момент позади лжеполицейского мелькает фигура в черном. Сильные когтистые руки обхватывают голову упыря, и рывком, с проворотом, тянут назад, точно выкручивая тыкву на бахче. Разрубленные колодки, обхватывающие запястья, кажется, ничуть не стесняют движений и ловкости спасителя графа. Из глотки самозванца вылетает сдавленный хрип, из руки выпадает кровожадная рапира. Она глухо лязгает о доски, щедро умытые кровью. Рувальд видит, как вампир в черном хватает руку Вильда, заводит ему за спину, и, упершись ладонью в локоть, с противным хрустом ломает. Лжец кричит, пытается схватить обидчика здоровой рукой. Но тот блокирует удар, захватывает конечность, и делает ею оборот вокруг оси. Слышится треск суставов. Вильд падает. Щекой он вымазывается в крови убитых им людей, шлем слетает с его головы.
Топольский смотрит на противника беззлобно. Олег подходит к иссохшему трупу Марты, — так умирают вампиры, — и вырывает из ее груди серебряный стилет с витой деревянной ручкой. Он уже готов убить Вильда, пробить ему череп и оставить мучительно умирать с бурлящим в башке мозгом. Но его останавливает Рувальд:
— Не надо, — граф по привычке вскидывает руку. Топольский смотрит на него, ждет. — Нужно казнить преступника по закону, — он кивает на безучастно застывшую глыбу палача у плахи. Тот почему-то не вмешался в бой, но и не оставил свой пост.
Только сейчас Рувальд замечает по обе стороны от ложно обвиненного вампира троих людей. Один с палицей, в промокшем плаще, второй — бородач в легкой кольчуге с мечом наизготовку. Третий — вороватого вида парень стоит позади с коротким кинжалом в руке.
Топольский и Миххик хватают под руки беспомощного Вильда, и волокут к огромному бревну рядом с палачом. Преступник хрипит, стареется вырваться, но тщетно. Его ставят на колени, кладут голову на бревно, не давая подняться. Вильд часто дышит, из его глотки вырывается рык.
— Последнее слово, — буднично говорит ему Рувальд.
— Имел… я вас… всех… — вырывается из пасти вампира.
Рувальд бросает взгляд на палача:
— Руби.
Неподвижная глыба оживает. Широченные, мозолистые ладони обхватывают отполированный тысячами касаний черенок тяжелой секиры. Палач встает по левую сторону колоды. С легкостью заносит над головой топор. Миг отточенная секира висит в воздухе, а затем падает на плаху. Раздается звук похожий на тот, когда бакалейщик разрубает ножом большую надгнившую головку капусты.
Голова лже-Вильда падает на доски, с противным чавкающим звуком скачет, и срывается с эшафота на брусчатку. Все стоят молча. Палач со звоном вырывает топор из дерева. Тело Вильда сваливается на бок, из обрубка шеи пульсируя хлещет почти черная кровь. Из-за тонкой душевной организации, Нео падает в обморок, но его подхватывает Жека.
Рувальд Альдийский осматривает подмостки. Они залиты кровью, повсюду трупы его людей. Правда, один охранник, кажется, выжил. Два мертвых вампира. Мэр вздыхает, глядя на опустевшую площадь, посреди которой остался один несчастный Илаф. Затем глава Вильйона переводит взгляд на странную компанию. Встречается взглядом с вампиром, которому обязан жизнью, сдержанно кивает. Топольский отвечает тем же.
Граф много повидал на своем веку. Даже сегодняшняя бойня — не самое страшное зрелище в его биографии. Но жизнь научила его одной простой вещи: за все нужно платить. Его отец как-то сказал на смертном одре: «если не можешь поступить по закону, поступай по совести». Этот совет часто выручал Рувальда.
Так он решил поступить и сегодня.
— Убирайтесь из моего города, — говорит мэр четверым друзьям. — До заката можете уйти. — Старый градоначальник спускается с эшафота, и через площадь направляется к ратуше.
Небо над Вильйоном проясняется, серый покров облаков истончается, сквозь завесу пробивается солнце.
Четверо друзей также покидают место казни. Они собираются вокруг Илафа, выражая сочувствие.
Глубокой ночью, когда уставший, измученный утратой Илаф вернется домой, он найдет в своей спальне на подушке записку. Дрожащими руками хозяин таверны развернет сложенный вдвое желтый лист бумаги, и в неровном свете лампы прочтет:
«Дорогой дядюшка Илаф, молю простить меня и главное — понять. С обращением в вампира, душа моя умерла. Радость жизни покинула сердце, чувства померкли. Все это время внутри жила пустота. Вы как родной отец заботились обо мне, за что я вам бесконечно благодарна. Но так жить, так существовать, я больше не в силах. Простите, что оставляю вас одного, милый дядюшка Илаф. Мне жаль. Но есть что-то выше жизни… Такой жизни. Надеюсь, сегодня она хоть на что-то сгодилась.
Обязательно передам от вас привет своим мамочке и папе на небесах. Люблю вас, милый дядюшка. И буду любить всегда. Прощайте».
Илаф прикрывает лицо широкой ладонью, хотя его никто не видит. Он один в комнате. С его глаз срываются слезы, падают на желтую бумагу. Он один в комнате.
Он остался один.
— Хорошо, еще нам потребуются неброские плащи с капюшонами, чтобы не привлекать внимания.
— У нас полная каморка старой одежды, — сказал Илаф. — Что-нибудь отыщем.
— Еще бы серебряное оружие, — мечтательно добавил Нео.
— Имеется, — неожиданно отозвался владелец таверны. Он полез пальцами за голень, под калошу сапога, и достал аккуратный стилет с серебряным клинком и витой деревянной ручкой. — Заказал в оружейной, на крайний случай, — пояснил он. — Сами понимаете. У нас в городе многие такое оружие завели после начала убийств. Имеется и посеребренный меч.
Они еще некоторое время говорили, а затем Илаф предложил размеситься четверке друзей в комнатах наверху.
Все это время, за дверью, ведущей из основного зала на кухню, недвижно стояла девушка Марта. Она слышала каждое слово разговора. Ее лицо не выражало ничего. Ни страха, ни печали, — ничего. Собственно, с тех пор, как ее обратил вампир, она перестала чувствовать. Мир померк, обесцветился. В груди поселился тяжелый могильный холод и мрак, из которого порой проглядывал лютый, звериный голод.
Марта отерла натруженные ручки о заношенный передник, и опрометью выпорхнула из кухни.
* * *
Небо над городом расстилается глухим войлочным покрывалом. С него лениво срываются крупные капли воды. Холодный ветер подхватывает их, и яростно швыряет на беспокойно гудящий люд на площади. Мужчины, женщины, дети — здесь, наверное, собрался весь забытый миром городишко Вильйон. Люди толкаются, жмутся друг к другу.
На широком просмоленном эшафоте, в кольце семи вооруженных стражников, на кресле восседает граф Рувальд Альдийский, мэр Вильйона. Несмотря на гнусное время и повод, градоправитель одет ярко: атласная лимонно-желтая рубашка с высоким воротом, поверх которой небесного цвета куштун, перехваченный двумя крепкими ремнями, на которых висят ножны шпаги и короткого кинжала. В меру просторные бежевые штаны и мягкие сапоги из телячьей кожи довершают наряд вельможи.
Граф морщит крючковатый нос, поднимает руку, унизанную перстнями, и толпа покорно замолкает.
— Жители Вильйона! — громко, повелительно обращается мэр к своим горожанам. — Свершилось то, чего мы так долго ждали. Убийца, наводивший ужас на наш город, наконец пойман.
Граф дает толпе выпустить из сотен глоток победный глас. Затем Рувальд вновь отрывисто взмахивает дланью, точно отсекая толпе язык. Мэр переводит взгляд на стоящего в пяти шагах левее начальника полиции.
— Наш доблестный глава полиции, уважаемый господин Вильд, самолично раскрыл и обличил преступника!
Граф бросает короткий взгляд на Вильда и едва заметно кивает ему. Самозванец низко клонит голову, приложив руку к начищенному до лихорадочного блеска нагруднику, под которым безразлично стучит мертвое сердце. Скопище гудит несколько тише, но с одобрением. Мановением ладони, как по волшебству, мэр отбирает дар речи у толпы. Она нема как рыба.
— Вампир! — разоблачающее швыряет в человеческую массу граф. Но та исступленно молчит. Его возглас тонет эхом в узких улочках Вильйона. Рувальд переводит взгляд на виновника собрания — стоящего на противоположной стороне подмостков вампира в черных изодранных одеждах. Руки преступника закованы в тяжелые чугунные колодки. Лицо злодея — уставшее, оголодавшее. Он не смотрит на графа, он глядит в многоликий кагал, будто что-то высматривая. За его спиной, в черном колпаке с прорезями для глаз, высится палач. Его широкие ладони лежат на рукояти огромной секиры.
Граф продолжает:
— Убийца! Он отнял у нас одиннадцать человек! — Тонкие губы Вильда при этих словах едва заметно дернутся: упырь знает, что жертв было пятнадцать. А если прибавить еще и гостей… Меж тем, Рувальд почти кричит: — Это были простые люди! Трудящиеся, мастеровитые, любящие… — он позволяет себе добавить теплую ноту в последнее слово. — Время расплаты всегда наступает, — назидает мэр своих чад. — Никто не уйдет от возмездия. Так пусть свершится правосудие! Хватит убийце дышать воздухом Вильйона!
В миге слепой тишины откуда-то из глубины толпы вырывается крик:
— Настоящий убийца Вильд! — Голос удивительно ясен и чист. Его слышит каждый на площади. — Начальник полиции самозванец! Он вампир! Нежить!
Людское сборище спешно расступается, обнаруживая крикуна. Это Илаф, тутошний владелец таверны. Капюшон его плаща отброшен, черные волосы намокли и слиплись от дождя.
— Настоящий убийца Вильд! Он вампир! — гневно повторяет мужчина, указывая на неподвижного самозванца.
Среди охраны графа происходит короткое замешательство, после чего из ножен молниеносно выстреливают острые, серебреные клинки, и частоколом окружают Вильда, закрывая мэра.
— Что это значит?! — с непониманием и гневом говорит Рувальд. Он пялится на хозяина таверны, нервно вцепившись в подлокотники кресла.
— Проверьте! — говорит Илаф. — Он украл документы настоящего Вильда, убил отряд полицейских и под видом начальника полиции основался здесь! Удостоверьтесь сами!
Граф бросает быстрый взгляд на Вильда, затем на главу своей охраны и цедит:
— Проверь…
Лжецу некуда бежать, он окружен, и любое резкое движение будет сигналом к атаке. В этот короткий миг он решает, что даст себя разоблачить, а потом выждет, найдет крошечную заминку и попытается бежать.
Стражник быстро ведет ребром острия от виска до скулы начальника полиции. Кожа на щеке вампира под серебренным металлом шипит и пузырится, исторгая зловонный запах. Толпа охает. Рувальд Альдийский поднимается с кресла и выхватывает шпагу из ножен.
— Какого черта, Вильд?! — орет граф. Старый мэр немного напуган, хоть с ним его лучшие люди. Но позорно бежать Рувальд не собирается.
Вампир не смотрит на графа, он глядит на Илафа, готовый открыть правду о его племяннице и тем самым выгадать момент для бегства.
В этот миг, среди толпы, неприметный человек в серой накидке, принимается шептать чудные слова и водить перед собой посохом. И кажется, звуки над площадью становятся глуше, дальше…
Но чародей вдруг запинается: на его руку с посхом ложится почти невесомая ладошка.
Жека непонимающе смотрит в большие серые глаза Марты. Бесконечно пустые и бесстрастные. Племянница Илафа отрицательно качает русой головкой. И волшебнику вдруг удается разглядеть робкий отблеск печали в глубине ее глаз. Жендальф быстрым движением смахивает хрупкую ручонку, и принимается плести заклинание сызнова, вскидывая посох, но в его локоть с нечеловеческой силой впиваются тонкие девичьи пальцы. Магу хочется вскрикнуть от боли, но он только шипит сквозь зубы. Девушка вновь глядит волшебнику в лицо, и так же, в немом запрете, качает головой. Жека судорожно кивает, понимая намерения девушки. Хватка разжимается.
— Если уж на то пошло, Илаф! — кричит Вильд, глядя на смельчака меж двух людских стен. — То Вильйон должен знать, что твоя племянница Марта такой же вампир как и я! И ты долго скрывал ее!
Толпа взволнованно гудит.
Хозяину таверны нечего ответить, он растерянно отводит взгляд в сторону.
В этот миг у эшафота возникает какое-то оживление, люди отходят в стороны, одна женщина вскрикивает. По ступенькам подмостков восходит тонкая девушка, в которой честной народ Вильйона узнает племянницу Илафа.
Вильд, несколько сбитый с толку, смотрит на мерно идущую вампиршу. Когда она поднимается на эшафот, один из стражников загораживает ей дорогу, наставив меч. Марта останавливается. Ладонью, плашмя, девушка бьет по долу клинка с такой силой, что вырывает его из рук стражника. И на подмостках начинается кутерьма.
Уличив момент замешательства, Вильд резко подныривает между охранников, выхватывая рапиру. Он работает быстро и на пределе своих возможностей. Первого стража он прошивает метким ударом снизу вверх. Острие входит под панцирь внизу живота. Человек мешком валится на доски эшафота. В следующий миг вампир чувствует, как клинок другого охранника скользит по его шее, обжигая кожу точно раскаленный. Упырь успевает уйти в сторону, чудом не лишившись головы.
Вильд выпрямляется и выбрасывает руку с рапирой в кадык атаковавшего его стража. Из раны щедро хлещет кровь. Теплая, живая.
Между тем, юрба на площади вопит и бурлит. Словно гнездо мышей, в которое влез кот, серая масса брызгает в улочки. Кто-то падает на холодную, скользкую брусчатку, и его подминает под себя обезумевшая от страха толпа.
Рувальд остается на эшафоте. Те, кто знают графа близко, — а таких мало — скажут, что мэр человек смелый и скромный. Рувальд многое видал и поучаствовал не в одном сражении. И ни разу не бежал. Не стал и сейчас. Он беспомощно смотрит, как самозванец-вампир двигается с чудовищной быстротой и одного за другим убивает его лучших людей. Стражников остается трое. Мэр ощущает привкус крови в воздухе. На подмостках ее столько, что ноги дерущихся скользят. Граф беспомощно сжимает старческой рукой эфес шпаги, и ловит себя на мысли, что, наверное, сегодня, под хмурым небом Вильйона он встретит свой конец. Еще один охранник падает от меткого удара Вильда. Все это длится не дольше пяти ударов сердца.
Но в смертельную игру вступает еще один участник. Марта, кажется, движется даже быстрее Вильда. Она тенью скользит ему за спину, в ее руках что-то мутно блестит и вонзается в незащищенное доспехом бедро вампира. Вильд вскрикивает и бьет клинком наотмашь: но девушки там уже нет. Он бросает взгляд в сторону, очевидно ища путь для бегства. Но его замысел читают двое оставшихся в живых охранников, и становятся по обе стороны, отрезая заветную дорогу. Вильд тяжело дышит, решая, кого атаковать. Он в растерянности. Черты его лица изменились, вытянулись, озверели. Марта тоже преобразилась, девушка больше похожа на хищную птицу: ее руки удлинились, окогтились. Лицо — непроницаемая маска, зрачки ввалившихся глаз сузились. Девушка не стоит на месте, она двигается стороной, не спуская взгляда с Вильда. В ее правой руке — серебряный стилет с деревянной ручкой, который она вчера стянула у Илафа.
Стражник перед Вильдом решается на атаку. Он делает обманное движение, метя в шею, но тут же уходит в сторону, надеясь ударить сопернику под руку. Вильд делает вид, что ведется на финт, позволяя человеку раскрыться, и резко меняет позицию, разворачивается и вгоняет рапиру сверху, в горловину доспеха под ключицу. Однако, маленькая победа оборачивается куда большей бедой: Марта вновь успевает оказаться у него за спиной. На этот раз стилет вонзается аккурат в сгиб ноги. Проходит навылет, пробивая коленную чашечку, проворачивается и выскальзывает из раны. Вильд со стоном опускается на одно колено. Вампир понимает, что следующий удар девчушка нанесет в щель между кирасой и шлемом, в затылок. Серебро попросту вскипятит ему мозги. И он изо всех сил бросается ниц, дабы клинок не достал его, и тут же разворачивается к Марте. На короткий миг их взгляды встречаются. Острие стилета проносится в опасной близости с лицом Вильда, но не достает. А рапира вонзается Марте в правую сторону груди. Клинок проходит навылет. Племянница Илафа вздрагивает, как обреченная бабочка на игле коллекционера. Левой рукой вампир вырывает из ее руки стилет и вгоняет по рукоятку в область сердца. Вильд ловит взгляд больших серых глаз, но почему-то видит в них не ужас, не страх смерти, а облегчение. Рапира уже на свободе, Вильд небрежно отталкивает обмякшее тельце в сторону. Позади площадь заполняет крик Илафа. Упырь привстает — левая нога болит неимоверно, крови полный сапог, но стоять можно. Будь он человеком — давно бы лежал с отрубленной головой.
Последний стражник заметно дрожит, но меч не опускает. Вампир наносит ему серию хлестких ударов, человеку удается даже отбить парочку. Но быстрота нежити не сравнится с людской. Охранник получает ранение в горло, задыхаясь, валится на одно колено. Но стоять до конца решает не только обычный солдат.
Рувальд, о котором вампир подзабыл, метит ему шпагой в просвет между шлемом и панцирем. Но неудачно. В руке уже нет молодецкой твердости. Вильд разворачивается и заносит вдоволь напившуюся за сегодня крови рапиру. Граф вскидывает шпагу, холодно глядя врагу в глаза.
Но в этот момент позади лжеполицейского мелькает фигура в черном. Сильные когтистые руки обхватывают голову упыря, и рывком, с проворотом, тянут назад, точно выкручивая тыкву на бахче. Разрубленные колодки, обхватывающие запястья, кажется, ничуть не стесняют движений и ловкости спасителя графа. Из глотки самозванца вылетает сдавленный хрип, из руки выпадает кровожадная рапира. Она глухо лязгает о доски, щедро умытые кровью. Рувальд видит, как вампир в черном хватает руку Вильда, заводит ему за спину, и, упершись ладонью в локоть, с противным хрустом ломает. Лжец кричит, пытается схватить обидчика здоровой рукой. Но тот блокирует удар, захватывает конечность, и делает ею оборот вокруг оси. Слышится треск суставов. Вильд падает. Щекой он вымазывается в крови убитых им людей, шлем слетает с его головы.
Топольский смотрит на противника беззлобно. Олег подходит к иссохшему трупу Марты, — так умирают вампиры, — и вырывает из ее груди серебряный стилет с витой деревянной ручкой. Он уже готов убить Вильда, пробить ему череп и оставить мучительно умирать с бурлящим в башке мозгом. Но его останавливает Рувальд:
— Не надо, — граф по привычке вскидывает руку. Топольский смотрит на него, ждет. — Нужно казнить преступника по закону, — он кивает на безучастно застывшую глыбу палача у плахи. Тот почему-то не вмешался в бой, но и не оставил свой пост.
Только сейчас Рувальд замечает по обе стороны от ложно обвиненного вампира троих людей. Один с палицей, в промокшем плаще, второй — бородач в легкой кольчуге с мечом наизготовку. Третий — вороватого вида парень стоит позади с коротким кинжалом в руке.
Топольский и Миххик хватают под руки беспомощного Вильда, и волокут к огромному бревну рядом с палачом. Преступник хрипит, стареется вырваться, но тщетно. Его ставят на колени, кладут голову на бревно, не давая подняться. Вильд часто дышит, из его глотки вырывается рык.
— Последнее слово, — буднично говорит ему Рувальд.
— Имел… я вас… всех… — вырывается из пасти вампира.
Рувальд бросает взгляд на палача:
— Руби.
Неподвижная глыба оживает. Широченные, мозолистые ладони обхватывают отполированный тысячами касаний черенок тяжелой секиры. Палач встает по левую сторону колоды. С легкостью заносит над головой топор. Миг отточенная секира висит в воздухе, а затем падает на плаху. Раздается звук похожий на тот, когда бакалейщик разрубает ножом большую надгнившую головку капусты.
Голова лже-Вильда падает на доски, с противным чавкающим звуком скачет, и срывается с эшафота на брусчатку. Все стоят молча. Палач со звоном вырывает топор из дерева. Тело Вильда сваливается на бок, из обрубка шеи пульсируя хлещет почти черная кровь. Из-за тонкой душевной организации, Нео падает в обморок, но его подхватывает Жека.
Рувальд Альдийский осматривает подмостки. Они залиты кровью, повсюду трупы его людей. Правда, один охранник, кажется, выжил. Два мертвых вампира. Мэр вздыхает, глядя на опустевшую площадь, посреди которой остался один несчастный Илаф. Затем глава Вильйона переводит взгляд на странную компанию. Встречается взглядом с вампиром, которому обязан жизнью, сдержанно кивает. Топольский отвечает тем же.
Граф много повидал на своем веку. Даже сегодняшняя бойня — не самое страшное зрелище в его биографии. Но жизнь научила его одной простой вещи: за все нужно платить. Его отец как-то сказал на смертном одре: «если не можешь поступить по закону, поступай по совести». Этот совет часто выручал Рувальда.
Так он решил поступить и сегодня.
— Убирайтесь из моего города, — говорит мэр четверым друзьям. — До заката можете уйти. — Старый градоначальник спускается с эшафота, и через площадь направляется к ратуше.
Небо над Вильйоном проясняется, серый покров облаков истончается, сквозь завесу пробивается солнце.
Четверо друзей также покидают место казни. Они собираются вокруг Илафа, выражая сочувствие.
Глубокой ночью, когда уставший, измученный утратой Илаф вернется домой, он найдет в своей спальне на подушке записку. Дрожащими руками хозяин таверны развернет сложенный вдвое желтый лист бумаги, и в неровном свете лампы прочтет:
«Дорогой дядюшка Илаф, молю простить меня и главное — понять. С обращением в вампира, душа моя умерла. Радость жизни покинула сердце, чувства померкли. Все это время внутри жила пустота. Вы как родной отец заботились обо мне, за что я вам бесконечно благодарна. Но так жить, так существовать, я больше не в силах. Простите, что оставляю вас одного, милый дядюшка Илаф. Мне жаль. Но есть что-то выше жизни… Такой жизни. Надеюсь, сегодня она хоть на что-то сгодилась.
Обязательно передам от вас привет своим мамочке и папе на небесах. Люблю вас, милый дядюшка. И буду любить всегда. Прощайте».
Илаф прикрывает лицо широкой ладонью, хотя его никто не видит. Он один в комнате. С его глаз срываются слезы, падают на желтую бумагу. Он один в комнате.
Он остался один.