Не мешки

Мир равнодушен




Мир вполне равнодушен к людям как таковым, но неравнодушен к сочетанию: большая личная сила + мощно работающий канал «громкой связи» с реальностью.



Из этого следует интереснейшая штука: мир даже не то чтобы к одним людям равнодушен, а к другим нет (тогда был бы натурально фашызм, но хоть всем понятный). А к одному и тому же человеку мир то равнодушен, то не равнодушен. То да, то нет. И это не от мира зависит, а исключительно от текущего состояния его собеседника.



Причём отследить это даже в одном только своём случае трудно до почти невозможного. Потому что:



1. Личная сила не равно хорошее, бодрое физическое самочувствие. Она часто у тяжелобольных на подъёме (потому что под угрозой гибели мобилизуются все ресурсы; впрочем, даже это не у всех так одинаково, у одних мобилизуются, у других нет). Однако само словосочетание «личная сила» заставляет людей предполагать, что она на подъёме, когда они бодренькие и вообще ок. А не всегда. Иногда так, иногда не так. Нет прямой взаимосвязи.



2. У некоторых личной силы почти всегда достаточно, чтобы напрямую взаимодействовать с реальностью тем самым способом (влияние наблюдателя на объект наблюдения). У некоторых – почти никогда. Первые далеко не всегда благополучны, далеко не всегда достаточно начитаны и т. п. Поэтому они не в курсе, что всё время непосредственно влияют на объекты наблюдения. Вторые далеко не всегда чувствуют себя слабыми, часто наоборот. У них характер и прочие личные качества! Но при этом прямое взаимодействие с реальностью у них было пару раз в жизни, в детстве. Забыли эту чушь давным-давно.



3. Человек, находящийся в непосредственном контакте с реальностью, обычно не в курсе, что именно он делает. И не управляет процессом. Просто «происходят разные странные штуки». В самом лучшем случае, он что-то чувствует интуитивно. И только полпроцента из этих интуитивно чувствующих успевают за свою коротенькую человеческую жизнь как-то более-менее нащупать процесс и начать что-то делать осознанно. Это натурально чудотворцы уже. Их мало.



4. Поскольку человек, влияющий на реальность, обычно не имеет контроля над процессом, процесс идёт сам по себе, у каждого его личным способом. Многие влияют на реальность исключительно овеществляя свои страхи и опасения (страх самое сильное чувство, проще всего на нём сконцентрироваться, вот нам и результат). И очень мало кто способен влиять на реальность в желательном для себя направлении: чем важней исполнение желания, тем больше страха и сомнений, что оно не исполнится, а страх сильней желания, и исполняется он. Я, конечно, упрощаю. Но грубая схема такова.



Поэтому, кстати, влияние наблюдателя на объект наблюдения чаще всего очевидным образом проявляется в мелочах. О мелочах обычно никто не парится. Никто не боится, что в небе не появится облако в форме дракона, грубо говоря. Нет ни страхов, ни сомнений, следовательно, нет помех, канал связи работает, и мир заполняется выдуманными нами мелочами, чудесными совпадениями этэцэ. (Но как только такая чудесная мелочь становится нужна, чтобы впечатлить важного тебе человека, если ты не великий мастер контроля, хрен тебе.)



Другой вариант – те редкие случаи, когда страсть сильнее страха. Я имею в виду, когда сила желания больше, чем страх, что оно не сбудется. Это огромная редкость; тут очень помогает опыт: если один раз так получилось, и ты запомнил, в следующий раз больше шансов упереться рогом и изменить мир. Но и всякое поражение кладёт на лопатки, если нет специальной выучки (а у кого она тут есть?)



Поэтому не поможет нам в этом вопросе никакая логика. Просто некуда её применять. Вместо фактов по этой интересной теме в нашем распоряжении всегда оказывается только нечто смутное и неопределённое (в лучшем случае). И естественный скептицизм: если вчера что-то этакое было, а до этого три года ничего такого не было, и сегодня нет, значит вчера была случайность. Это разумный вывод, вот в чём ужас. Гораздо разумней, чем «я тут царь и бог». А чтобы сделать ещё более разумный вывод: вчера я был в состоянии «царь и бог», как бы в него снова прийти, – нет ни знаний, ни опыта, ни культурного контекста. Всякий, имеющий опыт осознанного контакта с реальностью (влияния на реальность), невообразимо культурно одинок. До такой степени, что держаться за свою правду равно выбрать безумие (то, что считается безумием, в лучшем случае, просто житейской глупостью).



Вот так примерно обстоят наши дела.





Мифы и легенды




– Какие тут порции большие.

– Ну ничего, как-нибудь съешь. Ложечку за князя, ложечку за волка…

– Ложечку за Лиздейку[3]…

– Нет. За Лиздейку всегда надо две ложечки. Он колдун, ему надо много есть. Ну и вообще это нормально, что психоаналитик князя в два раза богаче, чем сам князь!





Можно и так





В оттепель у меня всегда рвёт крышу, примерно как от тройного коктейля «белый медведь», шампанского с водкой, только можно не блевать, поэтому сразу начну с середины, оставив при себе нарративную первую часть (про внезапно обрывающиеся в месте, откуда можно только взлететь, следы на чистом, выпавшем за ночь снегу, отражение в зеркале в подворотне, случайную встречу на улице, и ещё одну).



Начну с того, что можно, оставаясь вполне человеческим человеком, оборудованным всеми этими вот потрохами, пребывать в пространстве мифа со своими, отличными от привычных законами, в первую очередь, причинно-следственных связей, но и законы материи в пространстве мифа тоже немного отличаются от привычных. Не фантазировать, а деятельно, физически в нём пребывать; вряд ли, конечно, двадцать четыре часа в сутки (организм тупо не выдержит), но на пару-тройку часов ежедневно туда входить (выходить).



Можно и даже легко (гораздо легче, чем обходиться без жизни в пространстве мифа), но на самом деле, почти невозможно, потому что всё решает расстановка приоритетов, всем всегда рулит она. И тут хрен обманешь, приоритеты такие приоритеты; то есть, себя обмануть конечно же можно, а Небесную Канцелярию – нельзя.



Я хочу сказать, что почти для всех (и это натурально разбивает мне сердце) расстановка приоритетов такова: сначала благополучие, то есть, еда и любовь (читай: выживание, безопасность, продолжение рода), а потом уже, в рамках культурного досуга благополучной особи, всё остальное, ну то есть, вся эта ваша насыщенная духовная жизнь в пространстве мифа, давайте, мы согласны, берём.



Ну и в итоге сосут… ээээ… моржовый экзистенциальный кризис восемнадцать плюс. (Мне можно ругаться, я не надменный обитатель высших небес, наблюдающий всё вот это вот в театральный бинокль, а лицо пострадавшее: я среди вас живу.)



Я хочу сказать, что при такой расстановке приоритетов, не будет не только никакого пространства мифа, вожделенного благополучия тоже не будет, вернее, будет, но не у всех, а у наиболее приспособленных особей, остальным – что останется, как в дикой природе. Интересы вида такие интересы вида, кто их обслуживает тот – адская сатана, в смысле, бедный заяц с неплохими шансами выжить и даже дожить до старости (в цивилизованном обществе), но практически без шансов на настоящую жизнь.



Когда я говорю о расстановке приоритетов, я имею в виду вот что.



Для того, чтобы быть мной (не «аж мной», а всего лишь мной; я – не бог весть что), надо на протяжении многих лет почти ежедневно обращать свой взор в пустоту (между своей головой и условным небом, между своим «сегодня» и непонятным сияющим «вечно», которое не наступит для тебя никогда, между собой и неким невнятным смыслом, которого для тебя нет) и говорить Богу, в которого даже не веришь – помилуйте, какой вообще может быть «бог» в таком культурном контексте? – «будь со мной, проявляйся через меня, или убей меня на хрен, нет моего согласия жить без Тебя». Не раз, не неделю подряд, а на протяжении многих лет, повторяю (впрочем, возможно, я просто тупица, и у других получается гораздо быстрей). И когда жизнь превращается в непрерывный бег по лезвию бритвы (не красивый, как в одноимённом кино, а такой, вперевалочку, со слезами, соплями и чуть ли не мокрыми от ужаса штанами, потому что на самом-то деле ты фантастическое трусло, как и положено человеку с артистическим воображением, выданным вместо артистических же талантов, чтобы не заскучать). И в ходе этого бега, постоянно оказываясь между молотом и наковальней, то есть, встречаясь с возможностью сдохнуть несколько чаще, чем полагается по статистике в мирное время, думать не: «ой, пожалуйста, я больше не буду выпендриваться, давайте оставим меня в живых на любых условиях и, если можно, дадим бутерброд», – а: «ёлки, обидно, Бог не хочет через меня проявляться, Ему такое фуфло не всралось, но какое же всё-таки счастье, это же Он меня сейчас убивает, и наверное это доказательство существования непостижимого высшего смысла – ну, если есть кому за наглость меня убивать?»



(Это не значит, что я «герой», я – нормальное человеческое трусло, просто с правильно расставленными приоритетами. Я до усрачки боюсь не только смерти, но и обычных для людей неприятностей, просто отсутствия высшего смысла я в сто раз больше боюсь, вот и всё.)



Ну и это… – как бы так поделикатней сказать. В общем, когда тебя наконец берут на работу, начинается жизнь. К которой вполне могут прилагаться те бонусы, которые здесь у всех в приоритете – сытость и всё остальное. А могут не прилагаться, как пойдёт. То есть, как для работы, на которую нас взяли, лучше, так и будет, но, справедливости ради, следует признать, что сгущёнку (не только небесную, но и земную) чаще выписывают, чем нет. Потому что без регулярного прокорма работник будет отвлекаться на голодные обмороки и хрен чего наработает. Но – как бы ещё раз поделикатней выразиться? – затевать всё вышеописанное в надежде на этот паёк (в почти бессознательной надежде в первую очередь именно на паёк) – настолько гиблое дело, что я даже не буду снова ругаться насчёт моржового экзистенциального кризиса. Тут не ругаться, а плакать (даже обнять и плакать, но я не хочу обнимать).



Всё это наверное не имело бы смысла рассказывать, если бы не моё знание (именно знание, а не вера, с верой у меня до сих пор не сложилось, я – скептического склада ума человек) – так вот, если бы не моё знание, что расставить (переставить в пользу интересов духа) свои персональные приоритеты очень трудно, но всё-таки можно. Уж настолько-то человек имеет над собой власть. Мне недавно показывали смешную читательскую рецензию на одну из моих последних книжек, очень сердитую; не помню, где она была, поэтому точно процитировать не могу, но суть такая: «автор думает, что если бесконечно трындеть о бессмертии, то оно к нему придёт». Бинго! Оно примерно так и работает. Только вместо «трындеть» надо подставить «зацепиться вниманием». Наше внимание – великий магический магнит. На чём оно большую часть времени сосредоточено, то и начинает постепенно нас окружать.



А управлять вниманием всё-таки можно, если задаться целью и не филонить. Думать о расстановке внутренних приоритетов в пользу духа не пять минут раз в три недели, а несколько часов каждый день, цепляясь за всякий повод (а их до хренища, если через соответствующие фильтры смотреть на окружающий бытовой мир). И главное, не бояться успеха. Я имею в виду, возможного результата. Того непостижимого (с нашей сегодняшней точки зрения) существа, которым можно стать.





Мой звёздный час




Иду по улице (вот прямо сейчас, четверть часа назад), в воздухе летают пушинки; в моём детстве была примета, что если поймать такую, придёт письмо (в нашем раннем средневековье письма считались ценностью: спама не было, а почта работала медленно, пока там то письмо дойдёт, все состарятся, материк Гондвана распадётся на всякий мелконаструганный Бенилюкс, и, того гляди, начнётся ренессанс).



Теперь не то, и писем без всякого пуха хватает, но мимо меня летели сразу три пушинки, сцепившиеся краями, и мне показалось, такая конструкция тянет на целую благую весть, а лишняя благая весть никому не повредит.



Поймать пушинки мне удалось довольно быстро, примерно с четвёртого прыжка. После короткого ликования стало ясно, что добычу следует отпустить – совать пух в карман – это какое-то бессмысленное вредительство. Пусть летает ещё.



Пух сперва не хотел от меня улетать, потом полетел вниз к земле, а этого я допустить не могу – чтобы из моих рук что-то улетело не к небу. Пришлось снова ловить тройную пушинку и перезапускать.



В разгар этой возни мимо проходила юная парочка, и девочка сказала мальчику: «А я тебе говорила, в этом городе все кошки оборотни!»