Наследники

– Подумайте еще вот о чем, – сказал Артем, поднимаясь из-за стола. – У вас была очень непростая жизнь. Так, может, закончить ее честно и достойно, со спокойной совестью? Чем трястись каждый раз от звонка в дверь и при виде полицейского?

– Я услышал, – тихо отозвался Семен Викторович. – Все, иди, Артемий Андреевич, я должен побыть один… Телефонами махнулись, теперь если что – на связи.



Адвокат вышел из подъезда и быстро направился к машине. Перекинулся парой фраз с Дмитрием, который курил неподалеку, после чего они сели в автомобиль. Через минуту «Ягуар» выехал со двора.

Ни Павлов, ни Кондратенко не заметили, как из припаркованного у соседнего подъезда «Лексуса» за ними наблюдала Коржина. Проводив взглядом автомобиль, женщина с озабоченным видом достала из сумочки телефон и принялась набирать чей-то номер.





Поджог




По приезде на дачу Сергей Михайлович Суриков привычно двинулся на кухню – лишь после чашки горячего кофе он приступал ко всему остальному. Это была старая привычка, можно даже сказать, ритуал, выработанный долгими годами. Добавив в турку меда, он слегка помешал содержимое, поставил ее на слабый огонь, продолжая держать в руке, дабы не пропустить момента закипания – тогда кофе напрочь потеряет свой неповторимый вкус.

Когда все было готово, Суриков перелил кофе в чашку и присел за стол в ожидании, пока закончится процесс экстракции и гуща осядет. По кухне медленно разливался густой манящий аромат, и, наконец, ветеран сделал маленький глоток.

Вместе с чашкой Сергей Михайлович направился в кабинет, расположенный на втором этаже дома. Именно там после смерти жены старик проводил значительную часть времени, печатая статьи и рецензии.

Рожденный и воспитанный в семье военных, пройдя страшный голод и лишения с сестрой в блокадном Ленинграде, Сергей Михайлович не без оснований считал себя человеком самодостаточным и приспособленным к всевозможным трудностям, как в быту, так и в личной жизни. Но тем не менее смерть любимой супруги была для него сильным ударом, и лишь должность председателя Союза писателей вкупе с огромным объемом общественной нагрузки позволяла ему до сих пор достойно держаться в строю. Дети и внуки Сурикова давно выросли и разъехались кто куда, что было делом вполне естественным – жизнь есть жизнь. И все равно, даже прекрасно понимая это, старик все чаще в последнее время испытывал острое чувство одиночества.

Сергей Михайлович остановился у старого дубового шкафа, за стеклом которого стояла фотография в рамке. На черно-белом снимке были изображены он и Протасов на какой-то читательской конференции.

«Теперь и Андрея нет», – с печалью подумал Сергей Михайлович и вздохнул.

Ветеран боялся признаться, что с уходом Протасова безвозвратно растворилась и исчезла какая-то часть от него самого, будто кто-то невидимым ножом безжалостно отсек кусок его души…

Продолжая вздыхать, Суриков медленно вошел в кабинет и устало опустился на стул.

«Как же хочется иной раз послать все лесом и поселиться здесь навсегда», – подумал он, отхлебывая кофе. Глаза старика остановились на стопке листов, аккуратно сложенных в углу, и он мгновенно вспомнил, что собирался сделать сегодня еще одно важное дело.

«Жалоба!»

Точно, ведь он планировал составить сегодня коллективную жалобу на этих проходимцев – Сацивина и Коржину. И отправить ее не абы куда, а в Генеральную прокуратуру.

Конечно, забыть об этом было бы непростительно!

Поставив чашку на стол, Суриков взял ручку и вытащил из стопки один лист.

Он помнил о словах адвоката Павлова, что все свои инициативы и действия следует согласовывать с ним, но отступать от намеченного плана не собирался. В крайнем случае о своем намерении подать жалобу он сообщит Павлову завтра, как раз когда придет время ее подписывать уважаемыми людьми. Суриков не сомневался, что Артемий Андреевич не станет возражать. В конце концов они оба делают благое дело, и, как говорится, «кашу маслом не испортишь». Сергей Михайлович был глубоко убежден, что с такими, как эти Сацивин с Коржиной, наживающихся на беспомощных стариках, нужно бороться самым радикальным образом, их следует выжигать каленым железом! Они ему сразу не понравились, но Андрей Васильевич старался всегда доверять своему окружению и даже в свои девяносто девять был по-детски доверчив и наивен.

В любом случае еще одно напоминание власть имущим о том, что какие-то отмороженные негодяи отнимают у законных наследников известного писателя все честно нажитое за долгую творческую жизнь, будет нелишне. Пускай те, кто облечен законными полномочиями защищать слабых и обездоленных, выполняют свои прямые обязанности, а не зазря протирают своими штанами казенные кресла… Павлов, конечно, адвокат экстра-класса, но он мужик молодой, пороха жизни еще мало нюхал, а у него, Сергея Михайловича, уж опыта поболее будет.

Он писал, совершенно не догадываясь, что кое-кто уже продолжительное время наблюдает за его домом из-за забора.

Увлекшись, ветеран совсем забыл о кофе, и когда он, наконец, оторвался от писанины, тот совсем остыл.

Суриков перечитал текст и, удовлетворенный, поднялся из-за стола.

Все черновики он писал от руки, что также было его укоренившейся привычкой. Завтра утром он оформит обращение надлежащим образом и только потом проинформирует об этом Павлова. А сейчас можно заняться ужином.

Захватив чашку с остывшим кофе, Сергей Михайлович уже намеревался выйти из кабинета, как замер. Он медленно повернул голову в сторону окна. Кто-то (или что-то) тенью мелькнул на его участке.

Суриков озабоченно вытянул голову. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, весь придомовой участок был как на ладони, но больше никакого движения он не видел.

«Может, кошка бродячая? – предположил старик. – Или померещилось…»

Он нахмурился, неожиданно вспомнив сегодня о странной машине, которая длительное время ехала за ним, не приближаясь и не пытаясь его обогнать. Словно… кто-то следил за ним. Лишь когда впереди замаячил указатель поселка, где располагалась дача Сурикова, иномарка внезапно резко ушла вперед, быстро растворившись за пригорком. Сергей Михайлович только успел заметить наглухо затонированные окна автомобиля.

Он пытался убедить себя, что все это простое совпадение, и ничего больше, но в голове, как назло, вновь и вновь прокручивались прощальные слова Сацивина:

«…Бесплатный совет тебе, старик. Не суйся в это дело, пожалеешь…»

Ветеран хмыкнул.

Бесплатный… Невозможно себе представить, что такие, как этот алчный хапуга, что-то в своей жизни делают бесплатно.

– Это все ерунда, – вслух заявил Суриков, ставя чашку в раковину. – Тявкать, как шавки – вот и все, на что они способны…


Он едва успел сделать шаг в сторону холодильника, чтобы заняться ужином, как в гостиной раздался звон битого стекла и вслед за ним отрывистый хлопок.

Сергей Михайлович вздрогнул, но тут же взял себя в руки и заспешил в комнату. Увиденное лишило его дара речи – занавески были объяты пылающим огнем, который с ужасающей скоростью превращал их в черные тлеющие лохмотья. Пламя уже перекинулось на ковер, и ярко-оранжевые языки с жадностью начали лизать обеденный стол. Тут же повалил густой дым, горячий и слепящий глаза.

Суриков попятился назад, его лихорадочный взгляд метался по полыхающей комнате. Огонь потрескивал с каким-то злобным весельем, он разрастался с такой катастрофической скоростью, что старик обреченно понял – своими силами ему не справиться.

Глаза заслезились, и он закашлялся от попавшего в легкие дыма.

«Телефон… вызвать пожарных!»

Наверху послышался звон стекла, и только тогда до ветерана дошел весь ужас происходящего. Похоже, в его кабинет бросили еще одну емкость с воспламеняющей смесью.

Его собираются сжечь заживо.

Спотыкаясь, Сергей Михайлович кинулся в прихожую. Дрожащей рукой нащупал ручку двери, толкнул. Морщинистое, искаженное в страхе лицо обдало летним ветерком.

– Помогите! – едва успел выкрикнуть он, как перед ним неожиданно выросла фигура во всем темном. Короткий взмах, удар – и тело старика, словно разряд тока, пронзила молния жгучей боли, после чего его сознание померкло. Дом начинал полыхать, как факел.





Борьба начинается




Бэлла Альбертовна с беспокойством поглядывала в сторону районного суда. Артем попросил ее подождать в машине и, прихватив все необходимые документы, быстро ушел. Он не видел, как старушка осенила его крестным знамением, беззвучно прошептав молитву.

Все время, пока адвокат отсутствовал, она не находила себе места. Время шло, и волнение Бэллы Альбертовны постепенно перерастало в страх, который вот-вот был готов обратиться в неконтролируемую панику. Уставший мозг безостановочно атаковали мысли одна мрачнее другой.

А вдруг у Павлова не примут заявление из-за какой-то ошибки? А если они собрали не полный комплект документов? Что делать, если прием нужных справок проводится в другой день?

И хотя где-то в глубине души внутренний голос убеждал ее, что Артемий Андреевич профессионал в своем деле и вряд ли допустит подобное развитие событий, пожилая женщина не знала, куда себя деть от переживаний.

Наконец Павлов вышел из здания суда, разговаривая с кем-то по телефону, и с губ вдовы сорвался глубокий вздох облегчения.

– Простите, если заставил вас волноваться, – сказал Артем, усаживаясь в салон машины. От него не ускользнул взволнованный вид Протасовой, и он добавил: – Не переживайте, все идет, как мы заранее обговорили. Иск принят к производству, сегодня будет известно о дне заседания. Я приложу все усилия, чтобы это дело не затягивали.

– Я вам очень благодарна, Артемий Андреевич.

– Вы, наверное, устали? Мы можем заехать в какое-нибудь кафе, перекусить, – предложил Артем.

– Благодарю, я не голодна… От этих переживаний я совсем не могу смотреть на еду, – призналась она. – Какие у нас дальнейшие планы? Я совсем забыла, что на нашей первой встрече вы говорили, что мы с Мариной имеем право обязательной доли в наследстве!

– Совершенно верно, – подтвердил адвокат. – Только сейчас это не имеет значения.

Бэлла Альбертовна выглядела растерянной.

– Боюсь, я не совсем вас понимаю.

– Это обстоятельство могло бы стать важным и определяющим только в том случае, если бы ваш супруг действительно завещал все свое имущество кому-то другому, а не вам. Но раз уж мы выяснили, что в момент составления этой «филькиной грамоты» Андрей Васильевич проходил лечение в больнице и никуда не выезжал, то налицо подлог, фальсификация, – объяснил Павлов. – Зачем вам довольствоваться половиной от того, что и так полностью принадлежит вам? Ведь у вас есть настоящее завещание! И там черным по белому написано, что все его имущество переходит к вам!

– Теперь все ясно, вы меня успокоили.

– Желательно, чтобы была приостановлена регистрация права собственности, – произнес Артем. – Судя по выпискам из ЕГРП, Сацивин и Коржина еще не подали документы в Росреестр.

– Е, гэ, эр, пэ… – повторила вдова, обмахиваясь веером. – Язык сломаешь… как вы это все запоминаете?!

– Это единый государственный реестр прав на недвижимость, – пояснил он. – Благодаря ему легко получить сведения о любом недвижимом имуществе на территории страны.

Из сумочки Протасовой послышался звон мобильника, и она виновато посмотрела на адвоката:

– Извините, я отвечу.

– Конечно.

Вдова поднесла трубку к уху и, едва успев сказать «Слушаю», обмерла. По мере того как Бэлла Альбертовна слушала торопливый мужской голос, лицо ее посерело, морщины стали глубже.

– Как же это? – упавшим голосом спросила она. – Его можно увидеть? Да-да, я понимаю…

Протасова снова взглянула на Артема, губы ее тряслись:

– Артемий Андреевич, с Суриковым… беда.