На последнем рубеже

Во время отступления танковая колонна моего товарища попала под воздушный удар. «Тридцатьчетвёрка» Ивана получила повреждение ходовой; тем не менее машина сохранила боеспособность. Обсудив с комбатом ситуацию, Иван решил остаться с экипажем и починить машину, заодно натянув оборванную гусеницу.

Ребята просто не успели… Когда стало ясно, что немецкое преследование уже совсем близко, Иван приказал механу чуть отогнать машину в сторону и слегка развернуть её. Водитель с трудом выполнил манёвр, окончательно смяв гусеницу; в то же время получилось естественно — словно танк уходил от бомбёжки и так и остался стоять подбитым.

После занятия позиции старлей приказал слить солярку и выбросить из танка все осколочные снаряды; сделал он это для того, чтобы никто уже не смог сжечь машину или вызвать детонацию боеукладки, в которой в первую очередь взрываются как раз осколочные. Ванька даже облил частью топлива броню танка и поджёг её — горячая солярка легко занялась и долго дымила, создавая полную видимость, что «тридцатьчетвёрка» уже горела. Картину довершили открытые настежь люки.

Из экипажа Кобзев отпустил лишь водителя, бесполезного в самоубийственном бою. Впрочем, механ не хотел бросать товарищей (с его слов); по крайней мере, он остался в удалении и наблюдал отчаянную схватку советского танка с немецкими панцерами. Именно благодаря его свидетельству я знал подробности последнего боя ставшего близким друга…

Схватка была не слишком долгой. Немцы, видимо, уже привыкшие к разбросанной у дороги подбитой советской бронетехнике, равнодушно приблизились метров на 100 к чадящему танку. И тут «тридцатьчетвёрка» открыла огонь…

Экипаж Ваньки успел выбить два танка в голове колонны и самоходное орудие в хвосте. Он стрелял наверняка, практически каждый выстрел геройского экипажа находил цель. Но в немецкой колонне следовало больше 15 танков и самоходок; оправившись от неожиданности, они с той же убойной, пистолетной дистанции открыли ответный огонь, буквально изрешетив «тридцатьчетвёрку» моего друга…

Рядовой Андреев, благодаря моему доброму совету женившийся на полюбившейся медсестре (и шустренько заделав ей малыша, дабы уволить из госпиталя), поступил после ранения на командирские курсы и выпустился лейтенантом-зенитчиком. Предписание получил на всё тот же Юго-Западный фронт, дрался с немецкими лётчиками под Сталинградом. Воевал результативно — сбил 3 самолёта и был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени.

Уже в 1943 году, при прорыве таков Манштейна к Харькову, Андреев принял свой последний бой. Три зенитки под его началом дрались с немецкой танковой ротой.

Батарея прикрывала от воздушных налётов железнодорожную станцию. Виктор, уже опытный фронтовик, хорошо замаскировал орудия в капонирах, расположив их так, чтобы контролировать подступы к станции с дороги и с поля. При этом два орудия смотрели на дорогу, а одно он расположил под прямым углом к основной позиции.

Весной 43-го немцы ещё наносили мощные удары сильными бронированными кулаками. К станции вышла группа из девяти танков и пяти бронетранспортёров. При этом из четырёх Т-4 три танка были с усиленной бронёй, обвешанной гусеницами, и мощными, удлинёнными орудиями. Из пяти «троек» только два танка были старой модификации, с короткими пушками и сравнительно слабой защитой. Из пяти БТР «ганомаг» четверо везли десант, на пятом располагалась счетверённая зенитная установка. Кроме того, один БТР был вооружён не пулемётом, а 37-миллиметровым орудием.

Принимать бой с такой армадой для зенитчиков было чистым безумием, без каких-либо шансов выстоять и выжить. Но бросить орудия и сбежать они не имели никакого права. Тем более, на станции грузился эшелон с ранеными, им было необходимо дать время.

Влад постарался подпустить немцев как можно ближе, а затем точно ударил по бронетранспортёру с зенитной установкой — с его оптикой и скорострельностью он был очень опасным противников. Затем оба орудия начали бить по гусеницам танков. Усиленную броню «троек» и «четвёрок», стандартные бронебойные снаряды лёгких орудий в лоб взять не могли. Потому единственной целью зенитчиков стала ходовая часть панцеров. В сумме они смогли «разуть» три танка и сжечь одну из немодифицированных троек, прежде чем ответный огонь выбил расчёты. Но третья, «засадная» зенитка ударила по неподвижным панцерам дефицитными подкалиберными снарядами, заблаговременно переданными расчёту Замершие танки были довёрнуты к ней бортами, пушка отстрелялась очень результативно, уничтожив все три неподвижные мишени (две «четвёрки» и одну «тройку», все модифицированные). Помимо этого, зенитчики уделали старую «четвёрку» и пушечный «ганомаг», а Грушко, собрав всех раненых, открыл огонь из неразбитой зенитки, сбивая прицел фрицам. Удалось подбить ещё один бронетранспортёр. Но ответная стрельба немцев добила батарею. И лишь взвод подоспевших Т-34 спас оставшихся в живых артиллеристов.

Ребята совершили свой подвиг, на перепаханной позиции нашли только трёх раненых человек, в том числе и Андреева. В сумме огонь зенитных 37-ок уничтожил пять средних и тяжелых танков, три бронетранспортёра и до взвода пехоты. Выживший комбатр был награждён орденом Боевого Красного Знамени. Мой товарищ удивительным образом повторил мою судьбу, уволившись по ранению в звании капитана. Правда, в 1943 он уже носил броское звание офицера.

Интересно сложилась дальнейшая военная судьба лейтенанта Дюкова Игоря.

После выписки из госпиталя он неожиданно получил назначение в воздушно-десантные войска. Это был период, когда ещё не выдохлось наше контрнаступление под Москвой.

Несколько месяцев длилась усиленная подготовка. Десантников учили на совесть — рукопашный бой, владения холодным и всеми единицами стрелкового оружия, сапёрное дело, прыжки. Их подготовка подразумевала ведение боевых действий в тылу врага.

Но свои первые бои десантное подразделение, в котором оказался лейтенант Дюков, приняло как обычная пехотная часть. Памятное мне лето 1942 года было жарким во всех смыслах. Немец рвался к Сталинграду, а десятки разрозненных подразделений отчаянно сдерживали наступление фашистов, зачастую целиком погибая. Это был период отчаянных и жестоких боёв.

Десантники дважды оказывались за линией фронта. Они выдерживали и танковые атаки, зарывшись в траншеях, и били немецкую пехоту из засад. Хорошо пройдясь по вражеским тылам, сами несли тяжелые потери. Сохранилась только пятая часть личного состава. Но Игорь выжил и продолжил воевать, а остатки подразделения сумели выйти к Сталинграду.

В городе десантники получили свой участок обороны. Если бои в донских степях были просто жестокими, то город стал настоящим чистилищем. И немцы, и русские кидали в сражение всё новые и новые части, но летом и в начале осени фрицы безраздельно властвовали в небе. Удары их авиации уничтожили город; кроме того, фашисты имели подавляющее превосходство в бронетехнике.

Однако 62-я армия под командованием молодого генерала Чуйкова упорно сражалась с врагом. На время воздушных атак советские части максимально сближались с немецкими, благодаря чему удары с воздуха становились малоэффективны. Возникали сложности с использованием немецких танков — разрушенный город был труднопроходим для панцеров. Наконец, в условиях уличных боёв значимо вырастали шансы пехоты против бронетехники.

Настоящим бедствием для нашей армии стали немецкие миномёты и новые ручные МГ-42 с оптическими прицелами. Значительно выросла роль снайперов; Сталинград стал местом их бесчисленных поединков. На всю страну прославился снайпер-ас Василий Зайцев, уничтоживший около 200 фашистов; среди бойцов бытовала история о снайперском отделении, в одиночку остановившем атаку немецкого батальона. Противостояние было невероятно ожесточённым, схватки шли за отдельные улицы и дома.

В условиях городских боёв из десантников, бойцов разведбатов, пограничников, воевавших в составе подразделений НКВД, создавали особые штурмовые и диверсионные группы. В такое подразделение попал мой товарищ. Группы действовали по ночам; снимая немецкие посты ножами, они наносили дерзкие удары по расположению фашистских частей. Диверсанты уничтожали линии связи, забрасывали гранатами подвалы, превращённые практичными немцами в опорные пункты или штабы подразделений. Ночью фрицы боялись двигаться в собственном тылу.

Но военная удача не вечна. Дюков получил одновременно осколочное ранение и контузию. Однако Божьей волей выжил. Под непрерывным немецким огнём его сумели эвакуировать в числе других раненых, успев до заражения крови и гангрены. Это был период, когда немцы уже практически заняли город; захватив Мамаев Курган и здание элеватора, они и днём, и ночью держали переправу под прямым огнём. Гибло огромное количество кораблей с ранеными и пополнением. Так что по сути Игорю ещё очень крупно повезло — он выжил.

После излечения лейтенанта направили не в город, а в формируемую диверсионную группу. Это был конец осени, период самых беспощадных боёв в Сталинграде. Советские части удерживали узкую полоску берега, шириной 200 метров. Наши позиции полностью простреливались; прямой наводкой простреливалась и переправа. Город стал местом, откуда не возвращаются, а из пополнения, которое регулярно переправлялось через Волгу, не выживало и 10-й части солдат.

И в то же время, несмотря на все усилия немцев, столкнуть советских воинов с этой узкой полоски берега никак не получалось. Немецкая пропаганда несколько раз заявляла о победе; но наши части держались невероятным напряжением сил. И потери были оправданы: в случае победы германцев на их стороне в войну вступили бы Турция и Япония.

Скрытно шла подготовка к операции «Сатурн», которая стала совершенно неожиданной для фашистов — как и наше контрнаступление под Москвой. Немалую лепту в успех внесли железнодорожники, сумев организовать бесперебойные ночные перевозки живой силы и техники. Немцы не способны были их отследить; это подарило советскому командованию фактор внезапности.

Но «Сатурн» будет позже. А пока для того, чтобы облегчить положения города-крепости, из бывалых бойцов и командиров с богатым боевым опытом создавались особые группы. Их задачей становились рейды по немецким тылам.

Отряды формировались в зависимости от задач. Это были и крепкие механизированные подразделения, способные наносить мощные удары по моторизованным колоннам, и небольшие диверсионные группы. В последнюю и попал Дюков.

В немецком тылу его отряд сумел уничтожить 2 моста, организовал сход воинского эшелона с техникой и живой силой. Но на подобные диверсии фашисты реагировали жёстко: на диверсантов началась настоящая охота.

Наши сумели крепко потрепать из засады сводное подразделение эсэсовцев и полицаев, но в итоге к своим пробилось только 3 человека.

Игорю снова повезло. Он уже несколько раз возвращался с «того света» и вдобавок умудрился получить «путёвку в жизнь» — его направили готовить молодых десантников. Несколько гарантированных месяцев жизни… На этот же период его жизни пришлось и первое награждение. Пройдя ад сталинградских боёв и диверсионные рейды, Игорь получил орден Красной Звезды.

Следующей вехой боевой биографии моего товарища стал Днепровский десант, куда и попал уже капитан Дюков, отправленный на фронт с очередным выпуском молодых бойцов.

Этому событию предшествовали наступательные летние бои 1943 года. На Курской дуге Красная армия впервые разгромила вермахт, сойдясь с ним лоб в лоб. Надорвав силы в бесплодных попытках прорвать нашу оборону, немцы уже не могли сдержать наступление советских войск. Но только незнающему человеку кажется, что после Курской дуги врага гнали без оглядки; это ложь, что фрицы не умеют обороняться. На самом деле дрались они жестоко и умело; моральный дух их был ещё очень высок.

Немцы цеплялись за каждую высоту и складку местности, на которой могли закрепиться. У них хватало техники, которая по многим параметрам превосходила образцы советского оружия. Новые танки «Тигр», чудовищные гиганты с 100-мм бронёй и орудием калибра 88 мм, плохо себя показали в наступлении под Ленинградом, Харьковом и на Курской дуге. Но при контратаке наших танков под Прохоровой незначительное число «кошек» уничтожило огромное количество танков Т-34 — легенды начала войны. КВ, что когда-то в одиночку задерживали наступление немецких танковых дивизий, теперь гибли на недосягаемых для их трёхдюймовых орудий расстояниях.

«Тигров» было немного; но присутствия даже одного Т-6 бывало достаточно, чтобы остановить продвижение советского танкового батальона. Т-5, не менее знаменитые «Пантеры», были более многочисленны и практически не уступали «Тиграм» по уровню опасности для нашей бронетехники. Ни новых танков ИС-1, ИС-2, ни модернизированных Т-34-85 с мощными 122-мм гаубицами и 85-мм орудиями соответственно, способных реально соперничать с немецкими «кошками», в войсках ещё практически не было. Единственным образцом нашей техники, способным остановить немецких монстров, стали тяжёлые самоходки СУ-125. Они очень эффективно дрались против любых немецких панцеров и заслуженно получили почётное прозвище «Зверобои». Но и мощных самоходок в войсках было не много, на тот момент они находились в резерве верховного главнокомандующего (!).

У фрицев также имелись качественные САУ, которые они умело (как и всю свою технику) использовали в боях, — «штуги», «насхорны», «мардеры», «фердинанды»… Очень опасным противником был массовый немецкий панцер Т-4. После того как удлинили его орудие и усилили броню, его часто путали с «Тигром». По ряду параметров он превосходил T-34 и мог сжечь наш танк на безопасной для себя дистанции примерно в километр.

Немцы располагали кумулятивными снарядами, прожигающими любую советскую броню на дистанции в 500 метров. Кумулятивные и подкалиберные снаряды, которых у немцев было на порядок больше, чем в советских войсках, резко увеличивали шансы их мелкокалиберной противотанковой артиллерии — 37-мм «колотушек» и 50-мм «гадюк». Но в 1943-м году у фрицев уже имелись и мощнейшие противотанковые орудия, разработанные на базе 88-мм зениток. И они явно превосходили легендарную ЗИС-З конструкции Грабина.


Добавьте то, что у командования настрой преобладал «шапкозадирательный»; царило извечное «давай-давай», что губило людей ещё в Финскую войну. Вместо того, чтобы лишний раз вызвать авиацию, артиллерийскую поддержку или хотя бы просто осмотреться, солдат и технику гнали в лоб, не считаясь с потерями. Последствия таких атак были порой просто катастрофическими.

И всё-таки мы побеждали. Если первые два года войны немцы безраздельно властвовали в небе, то в 1943 году инициативу в воздухе они утратили. На замену старым «ишачкам» в войска стали массово поступать отличные «Яки», истребители серии «Ла», лендлизовские «Аэрокобры» — и они были сильнее «мессеров». Страшным бедствием для фашистов стал легендарный штурмовик Ил-16. Уже в кубанских степях наши соколы крепко били асов Геринга; в небе же над Курской дугой перелом завершился окончательно.

Вырос профессионализм среднего командирского звена и солдат; в войска поступало достаточное количество ручных пулемётов, более простых и эффективных гранат. Много было технологичных и дальнобойных пистолетов-пулемётов Шпагина, с ёмкостью на 71 патрон. Они превосходили немецкие МП-40 по ряду характеристик, и их было гораздо больше. Формировались подразделения, полностью вооружённые автоматическим оружием.

А главное — победа духа. Немцы наносили мощнейшие удары, дошли до Москвы и Сталинграда — но наши держались. Держались порой в невероятных условиях, на чудовищном напряжении моральных и физических сил. Но армия и народ выстояли.

Врага сумели разбить под Москвой и Сталинградом зимой, и появился стереотип — русские побеждают только в зиму. Когда же летом на Курской дуге таранные удары фашистов были остановлены, а после повёрнуты вспять, — люди наконец-то по-настоящему поверили в победу. Не просто в готовность сражаться до последнего, а в то, что врага можно победить. И потому, несмотря ни на какие потери и отчаянное сопротивление фрицев, они отступали.

Но впереди был Днепр — естественный оборонительный рубеж. Понимая своё преимущество, немецкое командование старалось закрепиться за рекой, создать «Восточный вал», рассчитывая остановить здесь советскую армию. Соответственно наше командование понимало, что Днепр необходимо преодолеть как можно быстрее.

Форсирование Днепра — это чёрная страница в истории Войны, при жизни названной Великой Отечественной. Потери наших войск во время переправы никто не считал — они огромны. Но как бы то ни было — в ряде мест подразделения РККА сумели форсировать реку и создать ряд больших и маленьких плацдармов.

Но плацдарм — это территория, которая насквозь простреливается, на которую бросают все силы, чтобы раздавить его. Потому потери на плацдармах всегда очень высокие. И именно для того, чтобы помочь в форсировании реки и облегчить положение на плацдармах, было принято решение провести масштабную десантную операцию.

По замыслу идея была правильной. Выброс в немецком тылу нескольких тысяч хорошо подготовленных десантников, отлично вооружённых и снаряжённых, должен был весомо повлиять на сложившуюся ситуацию. На планерах десантникам переправляли также и тяжелое вооружение — противотанковые ружья, противотанковые «сорокапятки» с удлинённым стволом, миномёты, станковые пулемёты, запасы боеприпасов, медикаментов и продовольствия.

Но опыта организации столь масштабных десантных операций у командования просто не было. Киевские учения 1935 года были давно в прошлом и прочно забыты; с тех пор развитию ВДВ уделялось неоправданно мало внимания. Сама же операция разрабатывалась впопыхах — и всё это имело тяжёлые последствия.

Пилоты путались с районами выброски — в итоге десант сильно рассеялся, и вместо крупных единых подразделений получались мелкие группы. Часть десанта выбросили прямо над немцами — и те, кто живым спустился на землю, скоро погибли в неравном бою. Планеры с тяжелым вооружением разбивались или падали у фашистов. Часть десанта снесло прямо в реку, где шансов выжить в холодной воде и мгновенно намокающем парашюте практически не оставалось…

Командир роты Дюков сумел собрать часть своих людей. Прибились к нему бойцы и других подразделений. Получилось два неполных взвода; без тяжелого оружия и рации отряд не мог организовать ни серьёзных засад, ни крепкого удара.

Однако Игорь отсиживаться не стал. Его группа произвела три ночных налёта по расположившимся в деревнях частям вермахта и полицаям. Сумели даже накрыть штаб батальона, взять ценного языка и карты. Получив необходимую информацию, отряд вышел на соединение с более крупным подразделением, численностью до батальона.

Непрерывные и весьма болезненные удары, наносимые десантниками, заставили немцев принять все возможные ответные меры. Против наших бойцов немцы бросили бронетехнику, полицаев, эсэсовские и общевойсковые части. Череда непрерывных боёв, смен дислокаций, прикрытий и засад сливалась воедино.

В конечном итоге остатки подразделения сумели пробиться на Букринский плацдарм. Раненого ротного вытащили немногие уцелевшие его бойцы.

Несмотря на большие потери и плохую организацию десанта, задачу наши ребята в целом выполнили. Немцы были вынуждены бросить против них крупные силы и бронетехнику, движение и связь были крайне затруднены. Удары десантников были порой очень болезненны — например, они уничтожили батарею сверхтяжелых орудий, что за тридцать километров (!) расстреливала переправу.

За десант Игорь получил орден Боевого Красного Знамени — престижную и уважаемую награду. А очередное тяжелое ранение поставило вопрос о демобилизации. Увольнять в итоге не стали, а командира со столь богатым боевым опытом направили преподавать в офицерское училище. Дюков был очень рад такому повороту событий — с одной стороны, он хотел остаться в армии, с другой — вдоволь повоевал. Три ранения, контузии и 2 года боёв…

Преподавая в училище, мой товарищ по больничной койке вырос до подполковника. Далеко шагнул! Но в письмах Игорь отвечает нормально; ни награды, ни звания не испортили нормального, достойного парня, как это порой нередко случается. Слава Богу, не с ним…

Колокольный перезвон отвлекает меня от тяжких мыслей о судьбах товарищей, соединившихся на несколько кратких мгновений с моей судьбой. На всё Божья воля…

Не сразу я начал ходить с Сашей на службы. Её прощальные слова для меня много значили, я верил, что её молитвы мне помогают, и сам как-то незаметно стал верить, хоть и не позволял себе никаких проявлений религиозности или приверженности к церкви. Лишь в последнем бою молился да осенял себя крестным знаменем во время крайней бомбёжки на фронте.

Но дома Сашка, твёрдо уверенная, что вымолила мою жизнь у Богородицы, потащила меня в Казанскую церковь — ту, что на кладбище, — как только её освятили и открыли 1 января 1943 года. Храм поднял протоиерей Николай Лыков, человек, глубоко уважаемый мною и за твёрдость в вере, и за благочестие.

Нас, послереволюционное поколение, воспитывали на жёсткой неприязни к церкви, к Богу и всему, что с этим связано. Священники-черноризцы представлялись верными псами самодержавия, жиревшими на бедности простых людей, угнетателями просто люда.

Но отец Николай практически все церковные средства отдал фронту, организовывал сборы в помощь семьям погибших воинов и инвалидам войны. На средства прихожан от церкви был куплен танк, которому присвоили имя Святого Благоверного князя Александра Невского! Прихожане, организованные отцом Николаем и нашими активистами, ходили с помощью по домам осиротевших семей, раздавали раненым подарки в лазаретах… Эта бескорыстная помощь многих выручала и в то же время обращала людей лицом к церкви. В том числе и меня — ведь я привык судить о человеке по поступкам, а поступки что отца Николая, что прихожан вызывали во мне лишь уважение. «По плодам их узнаете их…» (Мф. 7:16).

Я как-то незримо втянулся в жизнь прихода, как-то незаметно для себя стал вычитывать утреннее и вечернее правила Серафима Саровского, как-то незаметно стал держать пост (по мере сил и средств, конечно) — вначале Великий, потом по средам и пятницам, а дальше уже и Рождественский, и Петровский, и Успенский… И всё стало как-то и не в тягость, а наоборот — добровольное воздержание придавало жизни какие-то новые оттенки. В молитвах я стал вдруг обретать спокойствие и умиротворение, а в чтении Писания и жития святых стал получать ответы на многие терзавшие меня до того вопросы; я начал, в конце концов, учиться иначе относиться и к окружающим меня людям, и к жизни в целом. Слава Богу, сейчас за приверженность к православной вере нет гонений, как в 30-е. Наоборот, государство всячески поддерживает церковь, по всей стране открываются Храмы, выпускаются на свободу священники, до рядовых бойцов доходят запечатанные в конвертах крестики…

Хорошо здесь, в Ельце… Храмов много. И люди всё-таки несколько иные, чем у меня в Саратове, чуть более душевные и домашние, что ли.

И я рад, что связал свою судьбу именно с Ельцом. Ведь он, как и я, воин — город-воин, на протяжении столетий защищавший Москву и внутренние области царской ещё России от кочевников. Город, что не раз становился жертвой более сильного врага, взять того же Тамерлана, — но каждый раз воскресал из пепла, словно птица феникс. И, видимо, не случайно именно под Ельцом началось первое наступление в ходе переломного этапа Московской битвы, не случайно именно здесь немцев впервые необратимо повернули вспять. «Под Ельцом били всех, от Тамерлана до Гудериана», — вот как гласит солдатская поговорка!

Конечно, после «Сатурна» или «Багратиона» мало кто вспомнит о рядовом котле, где погибло «всего лишь» две немецких дивизии с неизвестным генеральчиком во главе. Но если подумать, Жуков под Сталинградом устроил то же самое, что наше командование под Ельцом, — связал врага городскими боями, а после прорвал фронт мощными фланговыми ударами, заперев врага в котле…

— Милый, сделай лицо попроще, не будь таким воинственным — людей распугаешь!

Улыбнувшись замечанию жены, я глубоко вдыхаю тёплый, весенний воздух, наполненный ароматами распустившихся цветов и сирени. Мы вместе с супругой и сыном идём к Казанскому храму на утреннюю литургию, ведь сегодня особый праздник — Пасха, Воскресение Христово! И что самое интересное, сегодня же чтится память Святого Великомученика Георгия Победоносца, небесного покровителя воинства русского! Вот как кончается война — Пасхой, Воскресением Христовым, праздником Святого Георгия! Ведь наши уже взяли Берлин — логово врага, ведь нет уже Гитлера!

Но не это ли знак высшей воли Господа? Не это ли доказательство того, что победили мы именно благодаря Ему — открыв свои сердца истинной Любви, искренне молясь о даровании победы, о жизнях любимых?! Я думаю, что именно так и никак иначе.

К церкви одновременно с нами подходит батюшка, отец Николай. Что-то он запаздывает сегодня… впрочем, без него уж точно не начнут.

— Христос Воскресе, отец Николай!

— Христос Воскресе, Владислав! С Победой!





Эпилог