На гребнях волн

Я киваю так, словно знаю, что это такое.

– Это значит, они сняли, как я с семьей гуляю по пляжу. По-моему, получилось очень неплохо!

– Если будешь врать журналистам, у тебя могут быть большие проблемы, – говорю я. Не знаю, правда ли это, но звучит правдоподобно. – Эта твоя вчерашняя история, знаешь ли, показалась мне очень знакомой.

– О чем это ты? – спрашивает она. Я вижу: она испугалась!

– «Похищенный» Роберта Льюиса Стивенсона.

– Да о чем ты говоришь?

– Боже мой! – восклицаю я. До меня вдруг доходит. Все ясно: картинка сложилась! – В последний раз, когда я была в кабинете у мистера Лондона, там не хватало одной книги. Это был «Похищенный», верно? Ты его взяла!

– О чем ты говоришь? – повторяет она, понизив голос.

– О книге. Ты взяла идею из книги.

– Да я вообще не читаю книг! – отрезает она. – Может, похитители читают – но мне, знаешь ли, в последнее время было не до того!

– Просто даю тебе совет: прежде чем идти на Эй-Би-Си и рассказывать им свою эксклюзивную историю, попробуй изменить в ней кое-какие детали!

– Я ухожу, – говорит она. – Просто заглянула занести то, что ты забыла у нас вчера вечером.

Она достает из сумки мой котелок, бросает его на землю между нами, а потом начинает топтать, словно старается затушить огонь.

– Вот так! – говорит она, поворачивается и идет прочь.

Я поднимаю котелок, пытаюсь вернуть ему форму – но он безнадежно погублен. Я возвращаюсь в дом, прижимая его к груди, словно труп любимого зверька, которого надо похоронить.





22




В воскресенье утром папа заходит ко мне и спрашивает, не хочу ли я пойти в церковь. Я молча натягиваю на голову одеяло.

Родители возвращаются домой, и я узнаю, что на церковном дворе мама встретилась и поговорила с Кейт, матерью Джулии. Они решили, что сегодня после обеда я отправлюсь к Джулии, чтобы вместе с ней делать валентинки.

– Все как в старые добрые времена! – говорит мама. – Ведь вы, девочки, всегда писали валентинки вместе!

Я отвечаю, что это было давным-давно. Может, еще в детском саду.

– Кейт по тебе скучает, – говорит мама.

– А Джулия меня ненавидит.

Мама хочет возразить, открывает рот, снова закрывает и наконец говорит:

– Так или иначе, мы уже обо всем договорились.

Мама печет суфле и украшает сверху алыми вишенками, разравнивая их деревянной лопаткой. Незадолго до трех она идет домой к Джулии вместе со мной и с суфле, завернутым в пищевую пленку, подклеенную медицинским скотчем, который мама приносит домой из больницы.

Кейт широко открывает дверь – преувеличенный жест, призванный показать, как нам здесь рады.

– Какой же у вас красивый новый дом! – говорит мама, еще не успев оглядеться.

– Спасибо, – отвечает Кейт. Кажется, она действительно благодарна за комплимент.

Она не переоделась после церкви: на ней что-то коротенькое, яркое и блестящее, вроде костюма для фигурного катания, только без блесток на груди и с юбкой чуть подлиннее.

– Я принесла вам суфле, – говорит мама и протягивает Кейт свое угощение.

– О, Грета, спасибо огромное! Вы же знаете, как я люблю ваши десерты! Вот хотя бы то печенье, что вы испекли на распродажу выпечки в прошлом году… как оно называлось?

– Метельчатое, – гордо отвечает мама.

– Да, точно! – говорит Кейт. – А вы правда мешали тесто ручкой от метлы?

– Правда, – отвечает мама. – Но не беспокойтесь, метлу я вымыла!


И обе громко и фальшиво смеются.

Джулии не видно; мы трое стоим посреди комнаты, дожидаясь ее, но делая вид, что никого не ждем. У дверей стоят три коробки с надписями «Хитачи», «Тошиба» и «Саньо».

– Новый телевизор? – спрашивает мама.

– О, это долгая история! – отвечает Кейт и драматически вздыхает. Ей явно хочется поделиться долгой историей, но мама не реагирует на прозрачный намек. – Если вкратце, все это на продажу. Не знаете кого-нибудь, кто хотел бы купить телевизор, «бетамакс» и караоке-центр?

– Может быть, – отвечает мама. Теперь она действительно заинтересовалась. – А сколько вы просите за «бетамакс»?

– М-м… давайте я уточню и вам перезвоню, – говорит Кейт.

– Господи, мам! – восклицает, появляясь в комнате, Джулия. – Джентл и так чокнутая, а если ты все это продашь, совсем рехнется!

– Не называй свою сестру чокнутой, – возражает Кейт.

– Привет, Джулия! – говорит моя мама. – Какие у тебя красивые волосы!

Волосы Джулии, обычно русые, сейчас отливают оранжевым. Я знаю, что это результат усердного использования спрея «Сан-Ин». Джулия по нему с ума сходит.

– Спасибо, – отвечает Джулия. – Я втерла в волосы лимон и посидела на солнце.

Врать она совсем не умеет. Какое солнце? Сейчас зима!

– Что ж, это сработало! – отмечает моя мама.

Несколько секунд две матери смотрят друг на друга. Моей пора идти.

– Прослежу, чтобы Юлаби вернулась домой к ужину, – говорит Кейт. – И еще раз спасибо за суфле!

Я прекрасно знаю, что есть она его не будет – Кейт вечно беспокоится о своей фигуре. Мол, всех фигуристок, когда они прекращают тренироваться, страшно разносит сзади.

Мама уходит, и Кейт показывает мне и Джулии «мастерскую валентинок» (так она это называет), которую обустроила для нас в столовой. Цветная бумага, ножницы, блестки, бисер, стикеры и клей – словно нам по девять лет! Есть даже стопка покупных валентинок со Скуби-Ду, оставшаяся с прошлого десятилетия.

– Знаешь, что это за коробки? – спрашивает Джулия, когда мы остаемся одни.

Я мотаю головой, стараясь не показывать облегчения. Очень приятно, что разговор начался с коробок, а не с вечеринки в честь Марии Фабиолы.

– Когда мама Джентл ее бросила, то уехала в ашрам.

– Я думала, она поехала в Индию, – удивляюсь я.

– Ну да, ашрам – это в Индии.

Что такое ашрам, я не спрашиваю.

– Там она завела роман с их главным и, в общем, сейчас стала кем-то вроде королевы ашрама.

Я издаю звук, который должен выразить, что я впечатлена.

– Ну да, ну да, понимаю, – говорит Джулия. – Но раз она там королева, угадай, кто принцесса?

– Джентл! – уверенно отвечаю я.

– Именно. И члены этого ашрама обращаются с ней как с принцессой. Собирают деньги и заваливают ее подарками. Всем этим… этими вещами.

– И что, просто присылают подарки сюда?

– Да, нам все время приносят эти коробки. Джентл страшно злится. Твердит, что ей это вовсе не нужно. Что это «меркантильность восьмидесятых»… Ладно, надоело – сколько можно о Джентл?

Мы обе смотрим на стол с валентинками. Я чувствую, что Джулия снова удаляется от меня: нахлынула как волна – и сейчас отхлынет.

– У меня идея, – говорю я. – Давай разошлем учителям валентинки от других учителей с признаниями в любви! Представляешь, как будет весело?

– Это как? – спрашивает Джулия, слегка подавшись ко мне.

Я начинаю с того, чтобы отправить биологичке мисс Мак валентинку от мистера Мейкписа.

– «Хочу шептать дерзости вам на ушко… со своим дурацким британским акцентом!» – декламирует Джулия.

Я смеюсь, а она записывает. Отлично! – думаю я. Мы снова вместе!

– А от мистера Лондона пошлем открытку мисс Кейтениз, – предлагает она.