Мы умели верить

Рождество, ставшее вдруг его любимым праздником.



Когда-нибудь он полетит в Австралию. Швецию. Японию.



Доктор Ченг сказал: «Я понимаю, меньше всего вам сейчас хочется снова сдавать кровь, но мы собираемся подсчитать сегодня ваши Т-клетки. Поскольку мы знаем, что инфекция у вас появилась только что, я ожидаю, что ваш результат будет очень обнадеживающим. Так что у нас будут хорошие новости поверх плохих. Мы возьмем кровь прямо здесь ».



Артрит. Седые волосы. Кустистые брови, как у отца. Зубные протезы, трости, проблемы с простатой.

Двадцать пятая встреча выпускного класса. Он бы на самом деле мог пойти, несмотря ни на что.





* * *


Он мог бы гулять с собакой вдоль озера.



Доктор Ченг сказал: «Поначалу вам, возможно, не захочется об этом говорить, но я запишу информацию о группе поддержки Информационной сети положительных анализов. Вот здесь, внизу первой страницы».



Промозглый ветер на платформе надземки. Полсотни человек сгрудились под греющей лампой. У ног их топчутся голуби.



Купить дом. Покрасить дверь, чтобы говорить друзьям «ищите сиреневую дверь».



Продукты, еще не достигшие Америки. Что-то такое, чего он не пробовал, по чему все будут сходить с ума через десять лет.



Как Чикаго смотрелся из окна самолета, на подлете с востока. Только так и можно действительно увидеть лицо города.



Доктор Ченг сказал: «Мы не представляем, какие разработки ждут нас в будущем. На мой взгляд, это игра на выжидание. Потому что медицина не стоит на месте. Может, есть какой-нибудь цветок в Амазонии. Может, это будет завтра, может, через год. Нет причин не верить, что в какой-то момент мы научимся выживать».



Бетонный пляж под Брин-Мором – кто-то нарисовал там психоделическую ступню.



Следующий Харви Милк[128]. Первый сенатор-гей, первый губернатор-гей, первая женщина-президент, последний конгрессмен-ханжа.



Танцевать до упаду, приземляясь где придется. Танцевать, выкидывая локти, танцевать, вскидывая руки, танцевать, обливаясь потом.



Все книги, которые он еще не начинал.



Тот мужик из «Уакс Тракс Рекордс» с прекрасными ресницами. Мужик, сидевший каждую субботу в «Интиме», читая «Экономист» и поедая яйца, и его странные, вечно красные уши. Как его жизнь могла бы пересечься с их жизнями, будь у него достаточно времени, достаточно сил, вселенная получше.



Любовь всей его жизни. Разве не должна была с ним случить любовь всей жизни?




Доктор Ченг сказал: «Сегодня здесь наш психотерапевт, и я попрошу Гретхен проводить вас по коридору и подождать, пока он вас не примет».



Его тело, его собственное глупое, медлительное, волосатое тело, его нелепые желания, его антипатии, его страхи. Как его левое колено хрустело на холоде.



Солнце, луна, небо, звезды. Конец каждой истории.

Дубы.

Музыка.

Дыхание.



Доктор Ченг сказал: «Успокойтесь, ну-ка, давайте приляжем. Давайте вас уложим».





2015




Серж сказал, что телефонные сигналы глушатся по всему городу. Поэтому, возможно, Фионе не звонила Клэр, а равно и Сесилия, которой не было с полудня.

Тревожность Фионы в течение дня одновременно и возрастала, и убывала. Убывала потому, что было названо множество имен погибших, и среди них не оказалось ни Клэр, ни Николетт. Возрастала потому, что она до сих пор ничего не знала о них. И опять же убывала при мысли о перебоях со связью. И возрастала всякий раз, когда она снова думала о неизвестности.

В шесть вечера Сесилия наконец позвонила по домофону.

– Он со мной, – сказала она.

Сложно было сказать, насколько – если вообще – Сесилия с Куртом помирились на этот раз. Одно то, что он пришел с ней, уже что-то значило. Но от них исходила тревожность, и Фиона почувствовала, что это скорее два человека, помогающие друг другу в кризисной ситуации, чем мать и сын после примирения. Они сели на диван в паре футов друг от друга. Фиона понимала, что Сесилии должно быть больно, но сама она, как мать, не посмела бы оборвать связь со своим ребенком и признать поражение. Что ж, это, конечно, не стоит путать с тем, как ее родители поступили с Нико. Сесилия оберегала себя после того, как Курт обворовывал ее и лгал ей, снова и снова. Она не прогнала беспомощного подростка. И все же.

– Я оставил ей три сообщения, – сказал Курт.

Он объяснил, что женщина, делившая с Клэр кухню, нашла бы способ дать ему знать, если бы случилось что-то плохое, если бы Клэр не вернулась домой.

– Я беспокоюсь, но у меня нет причины для беспокойства. Исключено, чтобы так поздно ее не было дома.

Фиона не собиралась кричать, но невольно повысила голос:

– Ты не можешь просто поехать туда?

– У нас это не… у нас договоренность. Не юридическая договоренность, но, если я вдруг покажусь не в свой день, она порвет со мной. Она дала это понять предельно ясно.

– Но в экстренной ситуации… – сказала Сесилия.

– Нет, – сказал Курт.

Прямо за окном взвыла сирена. Звук был коротким – может быть, полицейский сигналил кому-то, чтобы не останавливались на перекрестке. Однако все трое вздрогнули, и сердце у Фионы застучало, как у хомячка.

– Дай мне адрес, – сказала она. – Я скажу, узнала у кого-нибудь в баре, а если это не сработает, скажу, что выведала у тебя хитростью. Вломилась к тебе в квартиру и прочитала на конверте, – что было недалеко от истины. – Нет, подожди, я скажу, что адрес выяснил детектив.

Сесилия положила руку на колено Курту.

– Ведь так будет лучше? – сказала она. – Тогда ты будешь знать, что они в безопасности.

От прикосновения Сесилии он скорее расслабился, чем ощетинился.

Даже если Фиона не добьется для себя ничего хорошего, она, по крайней мере, сможет считать себя причастной к воссоединению семейства Пирсов. Может, Сесилия смогла бы сообщать ей еженедельные сводки о Николетт, наблюдая, как растет ее внучка, пока Фиона будет сидеть одна дома, в Чикаго.

Фиона дала Курту свой телефон.

– Просто впечатай мне в GPS, – сказала она. – Она думает, я с тобой сто лет не виделась.

Курт вздохнул и взял телефон.