Мы умели верить

Доктор Ченг спросил, не хотел бы Йель поговорить с психотерапевтом – нет, пока нет – и сказал, что ему дадут бумажку с номером. Соответствующий номер будет занесен в медкарту.

– Я даже не записываю, что мы вас тестируем, – сказал он. – Я пишу специальный символ. Если кто-то завладеет моими записями, все, что они увидят, это какие-то закорючки. В этом нет ничего постыдного – хочу, чтобы вы это понимали. Иногда скрытность связывают со стыдом. Мы делаем это только для того, чтобы обезопасить вас. У вас есть вопросы о конфиденциальности?

Йелю не требовалась лекция про стыд, но это была приятная отсрочка. Он старался придумать вопрос, который позволил бы еще потянуть время, но ничего такого на ум не приходило.

– Гретхен возьмет у вас кровь в моем присутствии, – сказал доктор Ченг и не заставил себя ждать.

Йель отвел взгляд; он никогда не мог смотреть, как его кровь поднималась по пробирке.

– Скромные подарки для гостей, – сказал доктор Ченг и протянул Йелю матовую упаковку презервативов. – Там пять разных видов. Несколько штук каждого. Умеете ими пользоваться?

Йель сказал, что умеет. Как-то раз он надел, смеясь, резинку на банан, на одном из собраний, которые устраивал Чарли у них дома. Чарли представил его всем как «лицо моей фирмы для профилактических целей!» Но Йель никогда не пользовался резинкой сам. Пару раз у него был секс, когда резинку использовал кто-то другой, еще до Чарли, и ему не особенно понравилось ощущение. Йель задумался, станет ли он когда-нибудь надевать их или будет практиковать целибат весь отпущенный ему остаток жизни.

Гретхен закончила, и Йель с закатанным рукавом вышел в комнату ожидания, где его ждала Фиона – боже, как он рад был ее видеть – и кивнул ей на согнутую руку с ваткой.

Глаза у нее были красные, но она сказала:

– Я сейчас куплю тебе чупа-чупс. Правда! Они должны тут где-то продаваться. Покупаю тебе чупа-чупс.





2015




Фиона тщательно выбирала одежду: серые слаксы, синяя блузка, черные туфли на каблуках. Она могла бы доехать на метро, но ей не хотелось морочиться с пересадками и впитывать чужие запахи. Так что она перешла мост в стороне от съемочной площадки и взяла такси до самого восемнадцатого, по адресу, располагавшемуся, как оказалось, у подножия Монмартра.

Сесилия сказала ей: «Помни, что у тебя есть время. Тебе не нужно решать все сразу». Но Сесилия не знала Клэр – как одно неверное движение могло заставить ее исчезнуть. И Сесилия, хотя ей не терпелось узнать те немногие подробности, которые выяснила Фиона об их внучке, не хотела лететь в Париж. «Я только все испорчу», – сказала она. С каких это пор Сесилия стала разбираться хоть в чем-то?

Фиона не знала, чего ожидать от заведения под названием «табак-бар», но на деле это оказался просто бар. Уютная пещерка, вроде тех, что легко найти в Роджерс-парке. Кинопостеры, рождественская гирлянда, развешанная вдоль полок с бутылками. Было чуть раньше полудня, и в зале расположились немногочисленные посетители, в основном мужчины, в основном одинокие.

Фиона не чувствовала ног.

Она расправила плечи и подошла к женщине за стойкой – определенно не Клэр – и сказала:

– Je cherche Клэр Бланшар. Elle est ici?[118]

Женщина окинула Фиону взглядом «о, это вы» и что-то быстро сказала, чего Фиона не разобрала. Она скрылась за дверью с краю бара.

И вдруг: Клэр. Смахивает волосы с лица. Делает глубокий, живительный вдох.

Это были глаза Клэр, темные ресницы. Карий мрамор ее радужек.

За ней стояла другая женщина, уставившись на Фиону. Она что-то тихо спросила у Клэр, и Клэр кивнула.

Она выглядела похудевшей, но здоровой – щеки розовые, черные волосы небрежно собраны на затылке – и ошарашенной, застигнутой врасплох. Чего не могло быть.

Фиона представляла тысячи разговоров, которые у них могли бы быть, сотню вариантов окончания их встречи, но она не продумала, как быть со своим лицом, своим телом. Клэр натянуто улыбнулась, смущенной улыбкой.

В итоге Фиона смогла лишь сказать:

– Привет.

Клэр вышла из-за стойки и легко обняла ее, как обнимают далекую родственницу.

– Рада тебя видеть, – сказала она.

На Фиону вдруг нашла злоба и чувство нелепости. Она потратила столько времени, денег и нервов, а та, кого она искала, обнимает ее так буднично и не думает падать ей на грудь и просить спасти ее. Перед ней стояла незнакомая взрослая женщина, такая собранная. Ее волосы чуть потемнели, а лицо изменилось, но не оттого, что похудело; кости оформились, глазницы стали глубже. Она совсем не походила на первокурсницу, как и на залитую солнцем молодую женщину с видео в слабом разрешении.

– Мы можем пойти куда-нибудь поболтать? – сказала Фиона.

– Я думала, мы посидим здесь.

Она сказала это так уверенно, словно тренировалась до этого. Словно женщина за стойкой будет присматривать, чтобы Клэр сегодня никто не похитил.

Они уселись в углу, под телевизором, показывавшим футбол. Редкие посетители смотрели в их сторону – не на Фиону с Клэр, а на футбол. Фионе хотелось чего-нибудь выпить или пожевать, чтобы как-то закрепить их за этим столом. Чтобы быть уверенной, что их встреча продлится не меньше приема пищи, а не закончится через минуту.

– Мне нужно знать, что ты в порядке, – сказала Фиона.

Ей хотелось коснуться рук дочери, почувствовать, загрубели ли они или нежные, как и раньше. Ей хотелось завести волосы ей за ухо.


– Мы в порядке, – сказала Клэр.

– У тебя дочка.

Клэр улыбнулась.

– Я учу ее английскому, не волнуйся.

– Я вообще-то волновалась о другом.

Клэр достала телефон из кармана передника, который Фиона только сейчас заметила – белый передник, завязанный вокруг талии, поверх черной юбки и черной рубашки.

– Держи, – сказала она, нажав на телефон, и положила его на стол, перед Фионой.

Маленькая девочка стояла на трехколесном самокате, ветер развевал волнистые волосы по ее лицу.

Фионе хотелось схватить телефон и мотать картинки одну за другой, увидеть, сколько их до и сколько после. Но она только сказала:

– Она красавица.

– Курт женился. Он иногда присматривает за Николетт, пока я работаю.

Она произнесла это имя по-французски – Ни-ко-летт – и Фиона не осмелилась спросить, назвала ли Клэр дочь в честь Нико, в честь своего дяди, которого она никогда не видела, но в чьей тени она выросла. Фиона боялась услышать как да, так и нет.

– Она в школе? – сказала она.

– Ей только три.

– Ты родила ее в Колорадо?

Клэр встала, подошла к стойке и высморкалась в салфетку. Фиона заволновалась, что она не вернется за стол, но напрасно.

– Ага, ну да, – сказала она. – Это было начало конца. Они… я рожала на дому, и все пошло не очень хорошо.

– Ох. О боже, милая.

– Я потеряла много крови, реально много, а мне не давали вызвать скорую. Так что Курт угнал машину – была там одна машина – и отвез нас. Я чуть не умерла. Неделю лежала в больнице. Но потом они нас забрали. Думаю, они поняли, что мы могли их засудить.

Твоя мать должна была стоять рядом, когда ты рожала, должна была кричать на врачей за тебя и заботиться, чтобы ты отдыхала. Изменилось бы что-то, если бы Фиона разрешила своей матери присутствовать в роддоме? Настояла бы ее мать на том, чтобы прикладывать малютку-Клэр к ее груди, позаботилась бы, чтобы они спали вместе? Эта мысль больно ударила Фиону, прямо в живот, вместе с осознанием того, что отношение к ней Клэр в точности копировало ее собственное отношение к своей матери. Она соизволила позвонить матери только на третий день после родов. Она ведь… о господи.

– Как ты оплатила больничный счет?

– Ну, мы вообще-то не оплатили. Мы типа смотались до того, как они спохватились.

– И тогда ты оттуда уехала?

– Николетт был месяц. Мы за это время собрали немного наличности. То есть нам не полагалось иметь свои деньги, но Курт держал кассу на фермерском рынке, так что. И он написал своей подруге в Париж, которая нам помогла. На которой он в итоге женился.

– Милая, – сказала Фиона, – я просто рада, что ты выбралась.

Она имела в виде и секту, и эти отношения.

– Я какое-то время работала в магазине для художников, – сказала она и улыбнулась. – Тебе бы там понравилось. Ему уже двести лет. Моне покупал там кисти.

– В каком?

Клэр посмотрела на нее с удивлением – откуда Фиона могла знать названия парижских магазинов для художников? – и вместо того, чтобы сказать ей, что она обошла их все, пока искала ее, Фиона сказала:

– Там могла что-то покупать тетя Нора.

– Хорошая была работа, – сказала Клэр. – А потом Курт начал воровать со склада. Он заходил, когда я закрывалась, и тырил вещи, раз за разом. Я этого не знала. Все равно меня уволили. Но не арестовали. А его – да. Тогда мы и расстались.

– Он на наркотиках?

– Сейчас он совершенно чист. Иначе я бы не позволила ему сидеть с Николетт.

Фиона пристально взглянула на нее.

– Ма-а-ам, – сказала Клэр, подражая подросткам, что вышло бы забавней, если бы в прошлый раз, когда Фиона видела ее, она не была подростком. – Что привело тебя в Париж?

Без всякой иронии.

– Я просто подумала, – сказала Фиона, – что будет здорово потратить три года и несколько тысяч долларов, выслеживая дочь. Ну и посмотреть на Эйфелеву башню заодно.