Мы умели верить

Они брели на север, вслед за девочками, и каждый раз, как они нагоняли их, Фиона посылала детей еще на несколько ярдов вперед, ждать их у скамейки или дерева.

– Ты будешь классной мамой, – сказал Йель.

– Ха! Еще бы. Может, это мой следующий шаг.

В ее голосе была какая-то жуткая горечь. Не стоило ему касаться семейной темы. Смерть Нико отнюдь не сблизила Фиону с родителями, а теперь и Терренс ушел. У нее были эти девочки, но только пока они не пойдут в школу. Муж и ребенок – только это могло снова дать Фионе ощущение семьи. Хотя положение Йеля было ничуть не лучше. Кто, черт возьми, был у него? Но Фиона излучала такое одиночество, со своими руками в перчатках, засунутыми под мышки, с ветром, бросающим ей волосы в лицо. Йелю стало не по себе оттого, что он ей позвонил, вывалил все это на нее, но, может, так было лучше. Может, это как раз он ей помогал.

Йель никогда не заходил в северную часть зоопарка, не видел белых медведей. На них можно было смотреть сверху, а можно было спуститься вниз, что они четверо и сделали, чтобы всматриваться через стекло в воду. Внизу было темно и тепло, не дул ветер, и Фиона сняла с девочек шапки.

– Вон Тор! – выкрикнула Брук. – Это Тор!

– Откуда ты знаешь? – спросила Фиона.

Другой медведь лежал на скале, выступавшей из воды.

– Он тот, который добрый! Он – который всегда плавает!

Медведь, о котором шла речь, проплыл мимо стекла меховой торпедой.

– Я хочу кое-что сказать, – сказала Фиона.

Возвышаясь за спинами девочек, они чувствовали, что могут вести совершенно личный разговор.

– Мне никогда не нравился Чарли, – призналась она.

Йель рассмеялся от абсурдности этого. Все любили Чарли. Все ему говорили, постоянно, как они любят Чарли.

– Он был добр к Нико, это правда, – сказала она, – и он делает всю эту грандиозную работу, и он, ну, понимаешь, он авторитет. Я думаю, он один из этих людей, с кем… он просто настолько в теме, и люди реагируют на это. Но такое чувство, что он никогда не слушает. Он просто всегда ждет момента опять заговорить самому.

Месяц назад Йелю пришлось бы сделать вид, что он глубоко задет ее словами, даже если бы признал в них правду. Но теперь он смог кивнуть.

– Как ты это видишь, если другие не видят?

– Может, они видят. Может, все это чувствуют. Он мне напоминает одну из таких девочек в средней школе, которые популярны просто потому, что все их боятся.

– Ты говоришь, он девочка-восьмиклассница?

– Я говорю, он задира. То есть… Извини, не стоило мне начинать… Но слушай, мне никогда не нравилось, как он к тебе относился. Он всегда задавал странные вопросы: где я тебя видела, с кем ты был. Это казалось слегка деспотичным.

– Это верно.

– Я думала об этом и спрашивала себя, не потому ли я ему сказала, что ты был с Тедди, на поминках. Типа мне было приятно наконец-то бросить что-то ему в лицо. Но я не знаю. Я была пьяна. Я не хотела…

– Порядок.

Он не хотел слушать об этом. Он не мог позволить себе злиться на нее.

– Ненавижу, что он носит шарф Нико. Я видела его в нем, он шел по улице, и на какую-то секунду я…

– Ты увидела Нико.

– Ну да. И если бы это был ты, кто-то, кого я хотела видеть, это было бы по-другому. Я хочу вернуть его.

Тор подплыл прямо к ним, прижался к стеклу носом и большущей, всклокоченной лапой – в нескольких дюймах от лиц Брук и Эшли. Девочки завизжали, и Фиона удержала Эшли, замахнувшуюся на стекло кулачком.

– Он такой позер, – сказала Фиона. – Ты права, Брук, это определенно Тор.

– А другой мишка – его жена! – выкрикнула Брук.

– Не знал, что белые медведи женятся, – сказал Йель. – Хорошо, что ты сказала это, о Чарли. Я себя чувствовал типа единственным человеком на свете, который видит его насквозь.

– Йель, – она повернулась к нему и, приобняв за бицепсы, взглянула на него насмешливо-серьезно (а может, и правда серьезно). – Ты заслуживаешь кого-то, кто обожает тебя. Чарли же нужны только слушатели.

– Но, – сказал Йель. – Но. Что, если он – последний парень в моей жизни?

– Даже не думай. Ты переживешь этого Тора. Переживешь слонов. Разве слоны живут не вечно? Черепахи. Ты переживешь черепах.

– Какаду живут шестьдесят лет! – объявила Брук.

– Эй, – сказала Фиона, – ты что, грела уши?

Хотя что из того, что ни говорили, мог понять ребенок?


– Какаду я заводить не буду, – сказал Йель.

– Тебе станет лучше после теста. Я тебе вот что скажу: когда получишь результаты, мы с тобой пойдем, и я куплю тебе золотую рыбку. Большую такую, которая живет десятилетиями, и тебе в итоге придется покупать ей бассейн.

– Роско ведь ты взяла, да? – сказал Йель.

Фиона ничего не сказала, только уставилась на Тора за стеклом. Она сделалась до странности неподвижной.

– Кота твоего брата, – уточнил Йель. – Роско.

Она резко повернула к нему голову, приоткрыв рот.

– Что? – сказал он.

– Ох, черт… Ох, черт.

– То есть он был у Терренса, а потом…

– Ох, черт.

– Разве его родные…

– Нет. Их ноги там не было. Они не… О боже. Йель.

– Но ведь домовладелец – да? Разве его вещи не вынесли?

– Люди вот так просто не заходят и не трогают чьи-то вещи. Они ждут и забирают типа после дезинфекции. И они могли даже не знать, что его не стало. Кто вообще им говорил, что он умер? Я не говорила. Тедди ходил туда за своим костюмом, для…

Теперь девочки смотрели на них, забыв про белых медведей. Фиона ослабила шарф, словно он душил ее.

Был понедельник, третье. Терренс умер 17 января. Больше двух недель. Йель не знал бы с такой точностью, если бы не пялился то и дело на свой календарик последние дни.

– Что ж, – сказал Йель, – давай… черт, мы можем туда зайти? Мы можем поехать прямо сейчас. Идем.

Они пробежали к выходу из зоопарка, мимо животных, мимо желтых табличек с их латинскими названиями, а девочки голосили, что они еще не видели горилл.

У Фионы был ключ от квартиры Терренса, но он лежал у нее дома. Ей в любом случае нужно было отвести девочек – их мать была дома и знала, что сейчас происходило в жизни Фионы, так что она не будет против заменить ее на час-другой. Йель подождал на улице, пока Фиона забежала с девочками в дом. Когда она вернулась с ключами, он уже поймал такси.

– Я зайду первым, – сказал Йель по пути. – Ты подождешь в коридоре.

– Нет уж, не-не-не. Мы зайдем вместе.

Она попросила водителя поднажать. Он указал на красный свет и проворчал по-польски.

Когда они наконец приехали, поднялись на крыльцо, вскарабкались на второй этаж, Йель признался себе, что это стало для него приятной встряской. Он так давно не имел четкого плана действий, простого решения с очевидным ответом. Они собирались подняться туда и найти кота. А лучше даже – не найти кота.

Фиона надула щеки и вставила ключ в замок Терренса. Неожиданно она остановилась и постучала в дверь, приложила к ней ухо. Йель задержал дыхание, надеясь услышать новых жильцов, команду уборщиков, яростный мяв. Но Фиона покачала головой и повернула ключ.

В гостиной ужасно воняло. Йель не смог определить, была ли эта вонь такой же ужасной две недели назад – лекарства, рвота, кошачий лоток, пот – или к ней добавилось что-то новое. Мебель Терренса была на месте. На диване лежала аккуратно свернутая простыня – так же, как Йель оставил ее здесь две недели назад.

– Роско! – тихо позвала Фиона, словно боясь ответа.

Йель зашел на кухню и проверил кошачий туалет – там что-то было, но не так много, как он надеялся. Пластиковая кормушка Роско с двумя отделениями – одно для еды, другое для воды – оказалась пуста. Йель помнил, что клал корм перед уходом – он специально положил побольше, горку «Мяу-микса», чтобы хватило на пару дней. Вода была проблемой посерьезнее.

– Роско? – сказал Йель.

Он повернул кран, надеясь, что кот покажется на этот звук. Посмотрел за мусорным ведром, в буфетах, за холодильником. Фиона продолжала звать кота, ходя по квартире.

– Крышка унитаза открыта, – заметила она.

И Йель понял, что она хотела сказать: кот мог найти воду, если у него хватило бы ума и равновесия.

Подоконники на кухне были уставлены пузырьками с лекарствами. Болеутоляющие, витамины, еще витамины, старые антибиотики. Все полупустые (он встряхнул несколько), все бесполезные. Возможно, он мог бы взять их для Джулиана. Или для себя. В синем чайничке на стойке появилась паутина, и Йель налил в него воду и полил растения. Почему нет.

Он снова посмотрел за ведром. В ведре. Вышел на пожарную лестницу.

В дверях стояла Фиона, с красным и мокрым лицом.

В руках она держала нечто, походившее на сплющенную мягкую игрушку. Меховой воротник. Попавший под машину.

– Он еще дышит, – сказала она. – Кажется.



В приемной ветеринара Йель листал старый номер журнала Life со статьей про мафию. Фиона держала на коленях комок из влажных салфеток, и хотя уже не плакала, продолжала вздрагивать и каждые несколько минут издавала стон, наклоняясь к салфеткам. Роско поставили кошачью капельницу, и ветеринар пообещал, что скоро скажет им, на что рассчитывать. Он явно счел их парой, Йеля и Фиону. Каждый вопрос он обращал к ним двоим, даже когда Фиона дала понять, что Роско – кот ее умершего брата. Она вкратце обрисовала, что случилось, сказала, что ее брат умер, а про кота все забыли.