На волнах оригами

Келла, достав сигареты, уселся на забор, но почти тут же вскочил, ругаясь, – оказывается, забор, как и лавки, оказался обмазан чем-то липким.

Это была вынужденная мера пенсионного патруля, с генератором идей в лице Фроловны. То, что около подъезда постоянно собирается молодежная компания, которая шумит и мусорит, ей порядком надоело, и потому забор с лавками был обмазан этакой липкой смесью, напоминающей нечто среднее между клейстером и клеем «Момент».

Келла угодил штанами прямо на эту потрясающую смесь, и, конечно же, настроение это ему не повысило. Он был так зол, что Кей даже не стал смеяться в голос, пряча улыбку за костяшками пальцев, которые прижал к губам. Веста же смотрела на шипящего проклятья синеволосого музыканта с некоторым изумлением.

– Просто он употребляет, – просветил ее фронтмен «На краю», пока друг не слышал. – Нестабильное настроение, все дела. Не бери в голову.

Келла все же нервно покурил, и они сели в машину, правда, везти Весту к себе барабанщику уже не хотелось. Он совсем остыл. Спросил только адрес черноволосой девушки и всю дорогу молчал, играя во что-то в телефоне и изредка чертыхаясь. Зато разговаривали водитель и Кей, и Веста внимательно слушала их, словно запоминая.

– Я тебе позвоню, – лениво сообщил Келла, когда машина затормозила около ее дома в одном из спальных районов города.

– Но ты же не знаешь мой номер, – приподняла бровь Веста, а синеволосый лишь расхохотался в ответ.

Он протянул ей свой телефон.

– Забей номерок, малыш. Запиши себя Готической Деткой. Чтобы я запомнил.

– Как скажешь, – улыбнулась в ответ девушка.

Ее взгляд встретился со взглядом Кея, который смотрел на нее через зеркало заднего вида, и Веста неожиданно улыбнулась – не соблазнительно или вызывающе, как Келле, а совсем иначе – тонко, с долей иронии.

Вскоре она покинула машину и направилась к крайнему подъезду безликой высотки со спящим двором.

– Она мне не нравится, – сказал Кей задумчиво.

– Фанатка, которой не обломилось, – только и сказал Келла, забыв, как неистово хотел оказаться с Вестой наедине.

Чертова Журавль.





* * *


Помахав на прощание музыкантам, Веста зашла в подъезд, поднялась до второго этажа и аккуратно выглянула в окно, чтобы увидеть, как уезжает их машина.

– Высокомерные придурки, – усмехнулась, впрочем, не зло, девушка.

Проводив автомобиль взглядом, она вытащила пакет, спрятанный за батареей в укромном местечке, сняла порядком надоевший парик и наскоро переоделась в шорты и простую футболку. Туфли на огромных каблуках сменились легкими летними балетками. От косметики Веста избавилась с помощью пенки для снятия макияжа.

Вместо роковой готической красавицы на улицу вышла симпатичная девушка с темно-каштановым растрепанным каре.

Она улыбнулась солнцу. И, беспечно помахивая пакетом, направилась в сторону дороги, на ходу звоня кому-то по телефону.

– Привет, это я, – сказала Веста. – Да, закончила, возвращаюсь. Ничего пока определенного сказать не могу, но там все очень забавно. Передай клиенту, чтобы подождал. Мне нужно найти побольше информации.

Она выслушала слова своего собеседника и широким шагом направилась дальше, напевая под нос песню «На краю».





* * *


– Ну как, я был похож на ублюдка? – спросил Келла, когда Веста покинула автомобиль и скрылась в своем подъезде.

– Ты и есть ублюдок, – ухмыльнулся Кей. – Лишил меня такого зрелища в лифте.

– Почему девчонкам нравятся моральные уроды? – покачал головой их водитель и вздохнул. Сам он был парнем куда более приятным во всех отношениях, но вот отношения с девушками у него складывались напряженные.

– Дуры потому что, – пожал плечами Келла. – Поехали тусоваться, пацаны? – предложил он, желая с помощью веселья избавиться от непонятной тоски в груди.

Журавль, Журавль, Журавль… Во всем виновата эта сумасшедшая дура!

– Я пас, – тотчас отказался Кей. – Вези меня домой, – обратился он к водителю, и тот кивнул – адрес знал.

– Ты потерянный кусок общества, – фыркнул барабанщик и взлохматил синие волосы. – Интересно, когда ты женишься, кинешь группу, да? Женушка, детишки, дом, дача?

– Заткнись, – по привычке посоветовал ему Кей.


– Уважаю Катрину, – продолжал весело Келла, словно и забыв про Ниночку и Весту. – Приструнила.

– Аналогично могу сказать про Демоницу, – не полез в карман за словом Кей. – Несколько минут вместе – и ты послал красивую девчонку.

– Отыгрался на ни в чем неповинной девушке, – вставил водитель. – Обидел.

– Утешь, – буркнул с заднего сиденья Келла, вновь уткнувшись в игрушку в телефоне.

– Нет, серьезно, Синий, ты идиот.

– Еще раз назовешь меня Синим, я тебе челюсть сломаю, – пригрозил Келла. Он терпеть не мог этого прозвища. И сам уже сожалел о содеянном. Возвращаться в пустую темную квартиру, где самой великой ценностью были барабанная домашняя установка и несколько крутых гитар, ему не хотелось.

Келла любил общение и не терпел одиночества – порою даже Интернет спасти не мог. Поэтому он старался всегда находиться с людьми, желательно – в центре внимания. Обожал тусовки, компании, сходки… Людей.

А в те редкие моменты, когда приезжал домой, рядом была большая семья, и из безбашенного музыканта Келла превращался в веселого простого парня Ефима.

Келла ввалился в душную темную квартиру на десятом этаже, в которой не был больше суток, открыл все окна, впуская утреннюю свежесть и, на ходу разбрасывая вещи, пошел в ванную. Минут десять он стоял под холодным душем, закрыв глаза. Упругие струи били по загорелой коже. Вода стекала по ставшим темно-синими волосам, напряженному телу, смывая пыль города и пот, но вот тревожные мысли с собой унести она не могла.

Заляпанный яростью образ Нины так и стоял перед глазами.

Откидывая назад мокрые волосы, с которых сбегала по лицу вода, Келла бессильно оперся плечами о холодный кафель. В его фантазиях Демоница была одна, без нового приятеля, покорная и податливая. Ей шел загар – еще больше оттенял яркость глаз.

Освежившись и немного придя в себя, Келла переоделся и с последней банкой пива – ничего больше в холодильнике не было, сел на широкий подоконник, включив музыку. Под ее тяжелый изломанный ритм он какое-то время разглядывал сиреневое, с розовыми облаками-осколками небо.

А после заснул на диване, уткнувшись лицом в подушку и свесив руку.





* * *


Нина Журавль смотрела на то же самое небо, только не сидя на подоконнике, а стоя на балконе в доме семейства Радовых, вцепившись руками в перила. По обнаженным ногам ее ползла, как змея, утренняя прохлада – но Нинке нравилось ощущение холода, а потому ей было даже приятно.

Взгляд ее, направленный в рассветное небо, был тяжелым.

– Упади ему завтра на голову, – сказала мрачно Нина.

Настроение ее было поганым.

Не для того она поехала к лучшей подруге сразу после возвращения в город, чтобы встретить этого подлого выродка, вздумавшего играть с ней, с Ниной Журавль! Сволочь пережеванная, ударник, черт его подери, тяжелого музыкального труда. Да она если его еще раз встретит, барабанными палочками выкопает могилу.

Нинка находилась в такой ярости, что готова была с ходу накидать рекомендации для книги «Пятьдесят и один совет уничтожения врагов в радиусе пяти километров посредством барабанных палочек». Но все же она была горда собой, что не показала никаких чувств, когда увидела этого синего муфлона, хотя ей так хотелось плюнуть ему в глаза и расцарапать морду, а потом заняться его мерзкой готичной девкой, которая изрядно бесила. Сделать из ее мордочки кровавую кашу.

И когда только Синего стало тянуть на девиц легкого поведения? Типичная групи.

– Ненавижу, – прошипела девушка, вспоминая, как они целовались в подъезде. Девица впилась в Рыло, как пиявка. А тот весьма откровенно ее лапал.

Нина видела, как хорошо знакомые сильные руки с выступающими венами скользят по чужой спине, обнимают за чужую талию, гладят чужие волосы, запускают в них пальцы.

Она имела честь наблюдать, как чужие ладони касаются его живота и груди, чужие пальцы сжимают его плечи, чужие губы оставляют следы на шее.

Видела, как им хорошо вместе. Видела – и ничего не могла поделать с этим.

Единственное, чем она смогла ответить – поцелуем с Матвеем, которому слишком понравилась роль ее парня. Она лишь могла показать, что и ей неплохо без него. Что он – всего лишь испорченная ненужная игрушка.

Матвей понял, как нужно действовать. И когда Рыло зашел в лифт, племянник крестного подошел к ней и показушно поцеловал – так, чтобы Синий видел. И он смотрел на них до тех пор, пока створки лифта не закрылись, наблюдал, как ту, которую еще совсем недавно считал своей, свободно целует другой.

Правда, границу Матвей все же перешел – не стал делать вид, что это поцелуй, не ограничился простым касанием губ к губам, а решил провернуть все по-настоящему, и не ответить Нинка не могла, дабы не вызвать подозрения, хотя внутри у нее все против подобного бешено протестовало. И даже затошнило слегка, как будто бы она помойку лизнула.

Нина, подыгрывая, терпеливо стойко сносила муки и делала вид, что в восторге. Чего не вытерпишь ради мести?

А Матвею явно нравилось целоваться, и он положил руку несколько ниже, чем то могла стерпеть находящаяся на грани взрыва Ниночка.

– Лапы убрал, – грубо оттолкнула она молодого человека, едва лишь закрылись створки лифта, из кроткого ангела превращаясь в разъяренного демона.

Глаза Матвея весело блеснули. Ему подобный опыт пришелся по вкусу.

– С детства ты подучилась, Ниночка, – весело объявил он.

– Правда? – делано скромно улыбнулась Журавль, и Матвей, ничего не подозревая, кивнул. – Я так рада, специально ради этого момента набиралась опыта, – продолжала она сладким голоском, – чтобы ты оценил. А теперь оцени-ка это, дорогой.

И она с силой наступила ему на ногу, так, что Матвей едва не взвыл.