На крыльях

– У тебя больная любовь, – дерзко сказала она.

– У меня? – хрипло переспросил Арин. – Ошибаешься, сестра.

Хоть длинноволосый музыкант и говорил негромко и сдержано, но он постепенно закипал.

Неспешно, но грозно поднималась земляная черная волна в его душе, чтобы накрыть с головой и его самого, и тех, кто находится рядом, чтобы смести, лишить воздуха, похоронить под слоем эмоций. Алина почувствовала тень этой волны над своей головой и вдруг пришла в себя.

– Да. У тебя, у тебя больная любовь, – продолжала девушка. – Ольга-Ольга-Ольга! Носишься с ней – сколько уже лет прошло?! Эта шалава не стоит твоих страданий, братик, – горько улыбнулась Алина. – Поверь мне. Никто не стоит твоих мучений. Даже я, – вдруг призналась она. Ее глаза казались кипящей смолой.

– Что ты знаешь о ней? – пропустил ее слова мимо ушей брат и схватил сестру обеими руками за обнаженные предплечья.

– Отпусти.

– Лина. Пожалуйста. Расскажи, – Арин стиснул пальцы на ее коже. – Расскажи. Прошу.

– Я не могу, – сказала девушка и вдруг поцеловала его в щеку. – Я ничего не знаю. Ничего.

У Арина было такое лицо, словно ему хотелось ударить сестру, и длинноволосый, понимая, что вскоре не сможет сдерживаться, что скоро его накроет окончательно и он перестанет контролировать себя, отпустил ее, сбежал по лестнице вниз и рванул к одной из дверей.

– Ненавижу, – прошипела девушка, и слова ее были направлены то ли на Катю, то ли на ту самую Ольгу. А может, – на брата.





* * *


…Когда-то Ольга была ее лучшей подругой. Единственной подругой в жизни Алины.

Спокойная, рассудительная, хладнокровная – белый лед, настоящая Снежная Королева. Неторопливая, уверенная, может быть, чуть медлительная, без азартного огонька в глазах, но решительная – такие люди всегда кажутся в компаниях молчаливыми и малозаметными, а потом вдруг оказывается, что именно они – серые кардиналы, тянувшие за веревочки всех остальных.

Если Алина казалась натурой яркой, этакой огненной водой, способной приласкать ядовитым словом и повести за собой толпу, то Ольга – полная ее противоположность – была той, кто умело манипулировал подругой. Алина всегда прислушивалась к ее словам и уважала – за характер. За твердость. За холод.

Они уравновешивали друг друга. И Ольга Иванова была единственным человеком, который мог успокоить Алину словами.

Поэтому Лескова совсем не была против того, чтобы ее старший брат, учащийся с ними в одном классе, стал оказывать подруге знаки внимания. Напротив, она даже способствовала тому, чтобы они начали встречаться. Брата она любила – крепко, хоть и не показывала своих чувств, и хотела, чтобы тот был счастлив. Алина заметила интерес, который Арин проявлял к ее подруге, и решила действовать. Брата она считала одним из лучших мужчин на свете даже тогда, в подростковом возрасте, и потому справедливо посудила, что будет здорово, если ему достанется ее лучшая подруга – девушка и красивая, и умная, и сильная. Она даже закрыла их одних в квартире, сделав вид, что сломался замок. Арин и Оля просидели в ней вместе весь день. И кто кого соблазнил, было загадкой.

После этого они начали встречаться, и в их отношениях было много романтики – не приторной, сладкой, как ванильный сироп, а нежной, почти утонченной, какой-то взрослой. Иногда Алина даже начинала ревновать брата к лучшей подруге, но если она и жалела, что Арин – ее брат, то никому никогда об этом не говорила.

Сама же Лескова очень заинтересовалась другом брата. Антон Тропинин чем-то напоминал ей Ольгу: ничего особенного, на первый взгляд, но красивый – выше одноклассников, и плечи шире – занимается плаваньем. А на второй взгляд, стоило девушке подпустить его ближе, как она неожиданно поняла для себя, что Антон – невероятный. Такой же холодный, как подруга, рассудительный, взрослый, смелый. И от простого прикосновения внутри нее все взрывалось от переполняющих чувств. Владеть таким, как Антон, казалось вначале забавой, а после переросло в неистовое желание контролировать, не отпускать и никому не отдавать.

Их компания разбилась на парочки. И долгое время все было хорошо.

История отношений Арина и Ольги была красивой и нежной, как рассветы апреля, но горькой как октябрьский ветер: свидания, подарки, мечты о совместном будущем – все это однажды прекратилось, словно и не было нескольких лет счастья. Ольга забеременела, и об этом узнали ее родители – проза жизни.

Арин был благороден.

Арин сказал, что женится.

Арин пообещал, что все сделает, чтобы любимая была счастлива.

Даже увлечение музыкой бросит. Все бросит. Все оставит.

Но у родителей Ольги были другие планы. Они слишком сильно гордились единственной дочкой и хотели, чтобы в жизни ее было множество достижений. Чтобы она успешно училась – и не в родном городе, а в Лондоне. Чтобы у нее была высокопоставленная должность. И деньги. И семья – как у всех, нормальная, а не ребенок в восемнадцать лет, который поставит крест на будущем.

И Ольга – она тоже очень сильно этого хотела. Она была молода и амбициозна и строила на жизнь большие планы. Детей иметь она не желала и согласилась на аборт. А после с легкой душой – как думала Алина, в миг возненавидевшая бывшую подругу – взошла на трап самолета и умчалась в далекий туманный город.

Родители, правда, колебались: стоит ли так поступать, или, может быть, есть какая-то альтернатива, но Ольга сказала, что стоит. И что ребенок ей не нужен. И Арин – тоже. И она хочет учиться в Англии – это мечта всей ее жизни.

С Арином она больше не виделась – по своей инициативе. Но перед тем как навсегда покинуть родной город, она разговаривала с подругой, прося передать кое-что ее брату.

– Почему сама с ним не поговоришь? – спросила ее Алина, кипя от негодования. За Арина было обидно – ей не хотелось смотреть, как один из нескольких людей в ее жизни, которых она любила, мучается.

А он даже есть перестал – так переживал. Закрывался в своей комнате, врубая в наушниках тяжелый рок, и уходил от всего мира в музыку.

– Боюсь, – призналась подруга.

– Что ударит по морде? Так это и я сама смогу сделать.

– Нет. Боюсь, что захочу остаться, Лина, – мягко сказала Ольга. – Я ведь его люблю.

– Поэтому я убила его ребенка и сматываюсь, – фыркнула Лескова. От рукоприкладства Олю спасало только то, что они находились у Ивановой дома и за стеной, в соседней комнате, были ее родители.


– Да, это мой выбор, – всегда была в силе отвечать за свои слова и поступки Ольга. Алину она не боялась. – К тому же, наши отношения – они уже на исходе, – вздохнула она. – Как и ваши с Антоном. Все это детство… Нужно жить будущим, а не прошлым. Лучше сейчас, в сложный момент, все разом отрезать. Расстаться. Чтобы не мучиться в будущем. Потому что будущего – нет.

– А наши с тобой отношения? – вздернула бровь Алина, которой слова Ольги не понравились.

– Мы друзья. Дружба крепче любви, Лина. Вот увидишь.

– Думаю, мы больше не сможем дружить, дорогая, – произнесла Лескова. – Мне рядом с падалью тошно.

– Только если ты этого хочешь, – сказала Ольга спокойно, словно знала, что так и будет. – Сейчас я прошу тебя об одном: скажи Арину, что родители заставили меня… – Ее рука незаметно коснулась низа живота, и Алина прекрасно поняла ее. – И что запретили общаться с ним. Потому что он бесперспективный. А они ценят перспективы больше денег. Наше время подходило к концу, – повторила она с некоторой горечью, и Алине больше прежнего захотелось ударить подругу. – А внеплановая беременность это просто ускорила. Не говори, что я сама отказалась от него, Лина, – повторила Ольга. – Ему будет очень больно, он ведь как большой ребенок… И пусть он меня не ищет. Думаю, на этом наши дороги расходятся.

Хоть она и казалась милой и беззащитной даже, но внутри нее был железный стержень. И если Ольга решила так, то никак иначе не поступала.

Алина сначала не хотела говорить брату это, хотела рассказать правду, но увидев, в каком он состоянии, не смогла. И Антону, который все знал, тоже запретила.

– Я боюсь, что он что-нибудь с собой сделает, – сказала она Тропинину. – Пусть лучше живет надеждой. Верно?

– Нет, – нахмурился Антон. – Он должен знать правду.

– Ему хватит того, что правду знаю я. А если он выбросится с моста? Или вскроет вены? Что ты тогда будешь делать, Дракон? Возьмешь на себя ответственность? Попробуй только открыть рот – я тебя брошу. Понял? – в последнее время относилась к нему достаточно грубо Алина, решив для себя, что Антон никуда от нее не денется. Ей нравилось играть с ним: то быть ласковой и нежной, то делать больно.

…А слова Ольги оказались пророческими – вскоре они с Антоном расстались. И за это Алина ненавидела ее еще больше.

Несколько раз они пересекались – случайно, потому что волею судьбы и сама Алина отправилась учиться в Лондон, поэтому кое-что о жизни школьной подруги Лескова знала.

А вот Арину знать об этом было необязательно.

И ему необязательно было знать, что каждая его попытка отыскать Иванову заканчивалась неудачей потому, что сама Ольга не хотела, чтобы ее нашли.

Возможно, в глубине души Арин понимал это. Однако точно это поняв, он едва не сорвался.

Ушел.





* * *


Проводив удаляющуюся фигуру Арина недоуменным взглядом, я пошла дальше, подумав, что он, сейчас непременно увидев Нинку и компанию, тотчас расскажет об этом Келле. Не видать тогда Журавлю правды о его мальчишнике…

Хотя нет, кажется, Арин был не в том состоянии, чтобы останавливаться и болтать с кем-либо – лицо и походка у него были такими, как будто бы что-то случилось.

Надеюсь, у него все хорошо.

Я без приключений добралась до ворот, открыла их, и мы с девчонками отправились к гремящему музыкой коттеджу. Людей в нем было немерено, и на нас даже не обращали внимания. Я крепко держала восторженную сестру за руку и строго-настрого запретила ей пить.

– Ты как безумная мамочка, – негодовала Нелли, но я была непреклонна.

Видя, сколько тут алкоголя и девушек с весьма свободными нравами, Нинка ощетинилась.

– Я сейчас его найду и убью, – говорила она, зорким взглядом окидывая комнату за комнатой, каждая из которых была оформлена в индустриальном стиле: нарочито небрежном, грубоватом даже, но интересном. Видимо, в голове у нее отбойным молоточком стучала ревность. И я подумала, что, если Нина и правда, застанет Келлу хотя бы просто флиртующим с какой-нибудь девушкой, ему не жить.

Келлы, однако, нигде не было, и подруга вдруг заподозрила его в том, что он уединился с кем-то наверху. От этого предположения у нее едва не повалил пар из ушей, а лицо стало откровенно злым.

– Успокойся, Нин, – тронула я ее за руку.

– Как я могу успокоиться, если это животное мне изменяет? – прорычала Нина, представляя собой разительный контраст: с виду милая, забавном платьице, с двумя прелестными хвостиками, а глаза – злые, и с губ срываются грозные и неприличные слова.

Наверх подняться мы не успели – среди толпы гостей нас заметил Рэн, в майке навыпуск, бриджах и с бейсболкой на голове, надетой козырьком назад. Он, узрев нашу компанию, оставил парней и девушек, с которыми смеялся, и подошел к нам, явно удивленный, но веселый.

– Хай! Что за цветник к нам пожаловал! – распахнул он руки для объятий и попытался обнять всех разом. Это ему почти удалось.

– Рассадник роз, – усмехнулась Кира, которая ничуть не терялась в присутствии музыканта. – Какую выдернешь?

– А давай тебя, – расхохотался Рэн. Он был беззаботен и, кажется, в его крови кипели азарт и желание веселиться до упаду. Рэн даже не мог стоять спокойно на одном месте и пританцовывал в такт мощной музыке, бьющей по легким. – Я люблю дикие цветы!

– Попытайся, – ухмыльнулась Кира. Если она и была цветком, то явно кактусом.

– У онни есть парень, – заявила храбро Нелька, всей душой болеющая за Эдгара, и Рэн умилился:

– Какая милашка! Вы кого с собой притащили? Что за ромашечка? – щелкнул он Нелли по носу, и та потрясенно замерла, глядя на Рэна, как на божество. Еще бы – музыкант из любимой группы!

– Это моя сестра, и она школьница, – предостерегающе сказала я, и музыкант только руки поднял кверху.