Мрачные сказки

– Вы подхватите ветрянку, станете заразными. И потом занесете заразу сюда, подвергнете риску других.

– Мы не вернемся, – мотает головой Тео.

Я подмечаю, как переглядываются Фея с Колетт. Они не подозревали, что мы больше не вернемся в общину, что покидаем ее навсегда.

– Мы всего лишь желаем помочь Колетт, – говорит муж. – Дай нам выбраться в поселок за помощью.

– Не могу, – отвечает Паркер, наводя пистолет на Тео, ближайшую к нему мишень. – Это слишком опасно. Вы не сможете уйти далеко. Вы заболеете. Я не могу вас отпустить.

– Но ведь никто не узнает, что мы здесь были, – подступает к Паркеру Тео.

Но тот продолжает целиться ему в грудь, слегка постукивая пальцем по спусковому крючку.

– Ты можешь вернуться к воротам, сесть в кресло и притвориться, будто не увидел пожар.

Ступни Паркера елозят по земле, поднимая облачка пыли.

– Паркер, пожалуйста, – Тео уже от него в паре футов. Он может выбросить вперед руку и выхватить у Паркера пистолет. Но он также рискует получить пулю. В грудь или живот. И здесь, в общине, за отсутствием врача-хирурга, ему тогда не выжить.

Внезапно до нас долетает шорох. Под чьей-то ногой хрустит прутик. Паркер поворачивает голову, напрягает зрение и слух. Очередной порыв ветра поднимает новое облако золы и искр к уже крупитчатому небу. И мне видны лишь контуры фигуры, полускрытой во мраке деревьев. Фигуры человека, стоящего в нескольких футах от нас и… наблюдающего за нами. Я стараюсь разглядеть его лучше, понять, кто это. Но дыма и теней слишком много, а стоит мне моргнуть, и фигура исчезает. Может быть, я приняла за руки человека ветки дерева?

Я перевожу взгляд на Паркера в тот самый миг, когда к нему бросается Тео. Слышится глухой удар – одно тело врезается в другое. Мужчины борются за пистолет, а за моей спиной корчатся блики огня. Еще полсекунды – и пистолет выстреливает. Тео и Паркер падают наземь.

Из моих легких вырывается звук – пронзительный вскрик, борьба за воздух. Я уверена, что выстрел поразил мужа, и пытаюсь сделать шаг вперед, побежать к нему, но в этот миг ощущаю резкую боль. Подбородок утыкается в грудь, глаза устремляются вниз, пальцы нащупывают рану. Мою рубашку заливает кровь, липкая, как мед.

– Калла! – восклицает кто-то.

Это Би. Секунды проносятся в странном стаккато. Я лежу на земле, а сестра наклоняется надо мной, зажимая рану ладонью.

– Я в порядке, – выдыхаю я с булькающим присвистом. Но Би словно не слышит меня. Ее глаза полны слез, она вертит головой по сторонам, готовая позвать на помощь.

Уголком глаза я вижу Тео. Тяжело дыша, с заляпанным грязью и сажей лицом, он поднимается на ноги. Муж прижимает к ноге пистолет, отобранный у Паркера. Тот тоже встает, но его лицо начисто лишено прежней суровости. Паркер выглядит испуганным. Он снова маленький мальчик, в глазах которого одно сожаление. Он не хотел меня ранить. И я пытаюсь поднять руку, показать ему: «Всё в порядке». Но Би держит меня, не дает шевелиться. А Тео уже рядом, я чувствую нежное прикосновение его пальцев, поглаживающих мое лицо:

– Калла, ты как?

Я вижу, как Паркер разворачивается, отходит от нас в сторону на несколько шагов. Его тело сотрясает дрожь. Или это я так дрожу, что все перед глазами прыгает? Паркер исчезает за деревьями, и я сознаю: он пошел будить остальных, сообщить им, что случилось. А может быть, он побежит к себе домой, зароется в постель и заплачет в подушку? Слишком перепуганный тем, что наделал…

Резкая боль становится жгучей, прореха рваной раны пылает адским огнем. Я старюсь дышать. Моргая, обвожу взглядом деревья.

– Я смогу встать, – шепчу я, стараясь опереться о землю руками.

Я понимаю: времени у нас в обрез. Нам надо поскорее выбираться на волю!

– Нет, – запрещает мне Тео.

Его ладонь прижата к моим ребрам – к тому месту, где пуля пронзила плоть. Внутри меня засел кусочек металла, и кажется, что он впивается все глубже, как жук-короед в древесину ольхи. «Ничего страшного», – твержу я себе. Это только плоть и мышцы. Ну, быть может, раздробленные кости. Рану можно зашить, а кости срастутся. Но деревья надо мной начинают кружиться и менять форму. «Неужели я теряю сознание?» Би встает, но тут же надо мной склоняется Фея. Она что-то говорит Тео, но я не разбираю их слов – они не предназначены для меня.

Мой взгляд сосредоточен лишь на Би. Она идет к деревьям – туда, где скрылся Паркер, – и всматривается в темноту. В кущу вечнозеленых деревьев юркает еще одна фигура. Кто-то еще наблюдал все это время за нами, а теперь пытается ускользнуть незамеченным. Но Би его видит.

– Уходите, – оборачивается на секунду сестра. – Я вас догоню.

– Нет! – пытаюсь удержать я Би, но она больше не оглядывается.

Би подбегает к лесу, ныряет в темноту, куда не долетают всполохи огня, и исчезает из виду.

– Нам нельзя здесь оставаться, – говорит Тео.

Его лицо всего в нескольких дюймах от моего. Времени совсем не осталось. Вскоре сюда сбежится община. Люди наверняка услышали выстрел – его звук мог нарушить самый крепкий сон.

Фея разрывает что-то – лоскут материи. Обматывает им мои нижние ребра и туго фиксирует. От нажима тело пронзает кинжальная боль, и у меня вырывается стон.

– Я могу идти, – бормочу я.

Тео с Феей игнорируют мои слова. Поддев руки под мое тело, муж притягивает меня к груди и поднимает на руки. От малейшего движения мутит, но я утыкаюсь лицом в плечо Тео – глазами в ткань его рубашки. В голове проносится мысль: «Это все, что у меня есть: мои ресницы у мягкой, потертой материи его рукавов. Мое дыхание, обдающее его ключицу. Тела нет, и боли нет. Я – только легкие и ресницы, ощущающие тепло мужа. Кроме этого, ничего больше нет…»

– Ты должен уйти как можно дальше от границы, – говорит Фея, прикасаясь к моей спине между лопатками. – Я постараюсь их задержать.

– Спасибо тебе, – отзывается муж.

А затем пауза, обмен взглядами – молчаливое прощание Феи и Тео. Возможно, мы больше с ней не увидимся. Тео заходит в лес. И боль меня находит; она гложет мои ребра, устремляется по позвоночнику вверх, пытается вгрызться в сознание: «Я здесь! Я – пламя, выжигающее брешь в твоем теле. Я вспорю твою плоть, заставлю ее истечь кровью!»

Еще крепче прижимаюсь лицом к груди Тео, сжимаю зубы, прикусываю нижнюю губу. «Ты не сможешь донести меня до пикапа», – мысленно обращаюсь я к мужу. Или вслух?

– У нас нет выбора, – отвечает Тео.


Мы идем по тропинке вперед; первой движется Колетт, прижав к груди свою малышку. Я пробую снова открыть глаза, посмотреть из-за плеча Тео, не гонится ли кто за нами. Но не могу поднять веки.

Мы покидаем Пастораль. Мы оставляем в ней сестру. Да, я понимаю, почему она вернулась за ним. За ним.

В бессвязном потоке мыслей кристаллизуется одна: это он повинен во всем, что случилось. Во всем, чего мы не можем вспомнить. Человек, которого любила Би. И теперь она решила все исправить.



Би

Он чудовище! Это он поджег родильную хижину и наблюдал за тем, как она горела, зная, что внутри находились Фея и Колетт с ребенком. Он полагал, что если они погибнут, то никто больше не попытается уйти из Пасторали за помощью для малышки. И он видел, как Паркер нацелил пистолет на Тео. Вероятно, надеялся, что тот застрелит всех нас, не позволив нам покинуть общину. Мы для него – изменники, проблема, которую надо решить.

Для него лучше, чтобы мы стали мертвыми. Потому что, живые, мы можем раскрыть все его секреты. Но я теперь вижу! И впервые так долго всматриваясь в темноту, я следую за Леви по пятам. Его шаги эхом разносятся по затвердевшей летней почве; тень Леви блуждает среди высоких сосен.

С неба падают тяжелые капли; над долиной начинается гроза. Но я больше не страшусь дождя. Леви заходит в Пастораль с тыла, перед моими глазами появляются общинный сад. Дождь орошает ровные стройные ряды кукурузы и овощей, ярко-зеленые листья, и мой взгляд ненадолго задерживается на них, зачарованный зрелищем. Я уже позабыла, как мерцают дождевые капли; их блеск порождает во мне такой взрыв эмоций, что мне хочется и плакать, и кричать одновременно. Но Леви остановился на углу огорода, всего в нескольких ярдах от меня; его длинная косая тень замерла недвижно в лунном свете. Он наблюдает за мной! Похоже, он просек, что я пошла за ним, и завел сюда, в сад, подальше от других глаз. Где он может со всем покончить…

– Ты сумела сбежать из чулана, – говорит он тихо, с той вкрадчивой нежностью в голосе, от которой я раньше млела, а теперь меня только воротит.

Леви подходит ближе, но я не отступаю ни на шаг.

– Ты всегда отличалась волевым характером.

Мои челюсти сжимаются, зрение на миг мутнеет, но быстро фокусируется. Как бы мне не потерять его вновь! Меня страшит даже мысль о том, что это была лишь временная отсрочка от темноты.

– Ты позволил бы им заживо сгореть? – спрашиваю я Леви.

– Для сплочения и укрепления общины порой требуются жертвы.

– Меня ты тоже запланировал принести в жертву?

– Я еще не решил.

Тяжелая нижняя челюсть Леви ходит из стороны в сторону.

– Ты видишь, – констатирует он без тени удивления. – Ты смотришь прямо на меня.

– Что бы ты со мной ни сделал, морок выветрился.

– Мне и самому было любопытно, как долго он продлится, если я перестану внушать тебе, что ты слепа, – усмехается Леви.

Я чувствую пульсацию в висках, внутри закипает гнев.

– Я понимал, что ты меня однажды покинешь… Если я тебе не помешаю. Если не лишу тебя этой возможности… Ты всегда была бесстрашной; ты даже в юности готова была всем рискнуть, чтобы покинуть Пастораль. Мне пришлось тебя остановить, заставить тебя поверить в свою слабость.

Леви склоняет голову набок, словно так ему меня лучше видно. Капли дождя струйками воды стекают по нашим телам.

– Ты внушил мне, будто я слепа.

Лицо Леви слегка мрачнеет.

– Я сделал это, потому что любил тебя, – поясняет он.

Я непроизвольно морщусь от этих слов:

– Это не любовь!

В памяти всплывают все те летние дни, что мы с ним проводили на лугу. Леви зачитывал мне отрывки из своих книг, а я слушала, сплетая былинки, сорванные у ног. Мы были подростками, когда он стал произносить надо мной фразы, почерпнутые в одной из книг, прося при этом замедлить дыхание. Леви называл эту практику гипнозом, уподобляя ее игре. Глупости, над которой мы вместе смеялись. Он говорил мне: «Идет снег», когда небо было голубым и ясным, а солнышко приятно пригревало. Мне становилось зябко, и я подбирала под себя колени. Леви понуждал меня убегать посреди ночи из дома и встречаться с ним возле пруда. Он отлично понаторел в этом – в одурачивании моего сознания настолько, что я делала все, как он велел. А в то лето я стала подумывать об уходе из Пасторали и склонять его к побегу. Но Леви хотел остаться. Всегда хотел. Он знал, что рано или поздно – после смерти Купера – возглавит общину. Это уже было решено. Купер растил и воспитывал Леви, как собственного сына, учил его руководить людьми и управлять общиной. После кончины Купера Леви должен был переселиться в его дом и сменить его на посту предводителя Пасторали.

А мне очень хотелось вырваться из этого леса. И узнать, что находится за его рубежами. Но в один прохладный летний день, когда уже повеяло осенью, Леви начал отрабатывать новый трюк. Он прикасался кончиками пальцев к моим закрытым векам – аккуратно и нежно – и побуждал меня вообразить темноту. Полную, окутывавшую все тело, застилавшую мне зрение так, что я видела лишь тени. И я послушно представляла. Пока небо не стало серым пятном и все вокруг меня не поблекло до такого же оттенка.

Леви отнимал у меня краски жизни. День за днем. Неуклонно, неумолимо. Знай я, чем все закончится, я бы воспротивилась. Но я даже не догадывалась, что он задумал. И безропотно подчинялась плавной, мягкой модуляции его голоса, наслаждаясь запахом его кожи – ароматом сосен и земли, забивающим мои ноздри.

А Леви все нашептывал мне о темноте и о тенях. И однажды, на исходе дня, чернота заволокла мои глаза и больше не рассеялась. Ландшафт исчез, и последним, что я видела, был Леви. Потом я забыла, что это он был повинен в моей слепоте. Я позабыла, какие слова он мне шептал на ухо. Леви лишил меня не только зрения, но и воспоминаний. Он посчитал, они мне больше не понадобятся. И стер их посредством того же гипноза. А теперь я терзаюсь вопросом: как быстро ему пришла новая идея? Раз Леви смог убедить меня в слепоте, он и других насельников Пасторали мог убедить в чем угодно. Через год умер Купер, и Леви стал предводителем нашей общины.

– Ты лгал мне… каждому из нас!

– Я защищал вас.

– От чего? От ветрянки? – Мои брови выгибаются дугой.

Я бросаю вызов Леви. Он должен сказать правду! Хватит лжи! Я больше не поддамся чарам его голоса.

– Реальный мир опасен, – отвечает Леви. – Он разрушен и болен.