Мрачные сказки

Убрав ключ в карман джинсов, Тео переводит взгляд на меня и многозначительно кивает. Пора уходить. И тут я слышу это – странный стук за стеной! Его разносит эхо из внутренней части дома. Со второго этажа. Сначала я думаю: «Это Леви!» Проснулся, услышал нас и бредет к лестнице, натыкаясь и опрокидывая предметы мебели, все еще полусонный и пьяный. Но за стуком я слышу голос; кто-то призывает на помощь, барабаня кулаками по двери. Осторожно захожу в гостиную, подкрадываюсь к лестнице, напрягаю слух.

И узнаю этот голос. Би!



Тео

Ее голос уже осип за деревянной дверью:

– Выпустите меня!

Би заперта в чулане. Калла дергает за ручку, но замок не дает двери открыться. Подняв руку, обшариваю в поисках ключа верхний косяк, но нахожу там только пыль.

– Отойди в сторону, – велю я Калле.

Скосив на меня взгляд, жена быстро отступает назад. Я пробую дверь на прочность плечом, но она не поддается – дверная коробка сделана надежно. Развернувшись, я ищу глазами какой-нибудь подручный предмет, которым можно было бы поддеть дверь, но в коридоре ничего подходящего нет.

– Калла! – молит по другую сторону Би. – Пожалуйста! Открой дверь.

– Мы пытаемся, – шепчет жена, явно опасаясь, что Леви может вернуться и застать нас в доме.

Я стрелой слетаю по лестнице вниз и в гостиной нахожу железную кочергу, висящую на крюке около камина. Я хватаю ее, и на долю секунды перед моими глазами возникает картина: Леви помешивает кочергой поленья в очаге, чтобы они разгорелись. Потом оборачивается, смотрит на кого-то, стоящего за спиной. «Ты можешь быть тут полезен, – говорит он. – Стать частью общины. Жизнь здесь лучше той, что ты оставил за плечами». А потом вдруг проявляется лицо человека, стоящего позади Леви в гостиной. Это я!

Бросив кочергу на пол, я прижимаю к глазам руку. Это послеобраз сцены из прошлого, когда я прибыл в Пастораль и Леви пытался убедить меня остаться. Сглотнув и сделав глубокий вдох, я избавляюсь от видения. В другой жизни, будучи Тревисом Реном, я обладал уникальной способностью – прикасаясь к предметам и личным вещам, заглядывать в прошлое тех, кому они принадлежали. Потом этот дар пропал. А теперь, похоже, он пробуждается – как существо, моргающее после долгой спячки и бездействия.

В первый раз я увидел Мэгги, побежавшую из дома к пруду, когда держал книгу о Лисьем Хвосте. А сейчас в моей руке была кочерга. Неспешно наклонившись, я подбираю ее с пола. Но едва перед глазами начинает вспыхивать образ Леви, я зажмуриваюсь в попытке его стереть. И как только чувствую, что он блекнет, как тени в пасмурный день, я открываю глаза и взбегаю на второй этаж по лестнице, перескакивая через две ступеньки сразу.

Я не описываю Калле свое видение. На это нет времени. Просунув острый конец кочерги в щель между коробкой и дверным полотном, изо всей силы надавливаю на нее. Удивительно, но дерево начинает трескаться и расщепляться. Еще один рывок – замок ломается, дверь открывается, и на меня падает Би. Похоже, она стояла, прислонившись к двери. Би часто моргает, кровь стекает по ее щеке и сочится из ссадин на голенях. Калла подхватывает сестру, помогает удержаться ей на ногах.

– Я услышала вас, – глубоко, но прерывисто дышит Би.

Ее глаза широко открыты – как у напуганного до ужаса животного, чье сердце вот-вот разорвется.

– Я услышала вас внизу. Я поняла, что это вы.

– Что ты тут делаешь? – спрашивает Калла. – Ты же должна была привести Колетт с ребенком.

Убрав с лица пряди волос, запачканные алой кровью, Би выпрямляется.

– Я все знаю, – моргает она и, на мгновение запнувшись, выдавливает: – Он лгал… Он лгал во всем.

– Кто?

– Леви, – обводит глазами коридор Би.

Она смотрит так, словно действительно видит и коридор, и лестничный колодец. Узкие зрачки перескакивают с лица сестры на меня:

– Я уверена, что никакой болезни нет. И никогда не было. Мы могли в любой момент уехать из Пасторали.

Калла подходит к Би ближе:

– Но Эш и Тёрк заболели, их кровь почернела.

Би мотает головой:

– Это он заставил нас видеть то, что ему хотелось. Он все время обманывал нас, гипнотизировал. Ветрянка, пограничные деревья – ничего этого в реальности нет!

Калла переводит взгляд на меня, и я понимаю: она думает о том же, что и я. Неужели это Леви заставил нас позабыть, кто мы такие? Стер в нашей памяти прежнюю жизнь и заменил ее другой. Ложь, вплетенная в паутину из сплошного обмана…

– Нам пора уходить. – Подхватив Би под руку, Калла тянет ее к лестнице. – Надо выбраться из Пасторали.

Сойдя с лестницы, мы выскальзываем через заднюю дверь в темноту. Три фигуры движутся среди высоких затененных сосен. Три человека, начавших вспоминать, кто они на самом деле. Мужчина и две женщины. И одна из них прозрела, хотя еще вчера ничего не видела.



Калла

Мы добыли ключ от пикапа! Тео идет впереди меня, его темная рубаха мелькает в тусклом лунном свете, то исчезая из видимости, то снова появляясь. Сестра следует за мной. Мы обходим общину вдоль задней границы, садовой изгороди, у которой светло-желтые побеги кукурузы, выросшие уже выше наших голов, тянутся к ночному небу. Только мы пришли сюда не собирать урожай и не собираемся обдирать початки и пробовать на вкус их сладковатые зерна. При мысли об этом сердце щемит. У нас больше никогда не будет таких моментов. Но мы движемся дальше. В горле тоже жжет. Как странно! Ночной воздух, словно острое стекло, колет мне легкие; нёбо разъедает дым, на языке привкус пепла.

Что-то горит! Огонь страшным, багровым заревом опаляет деревья. И мы сразу понимаем, где пожар. Горит родильная хижина.

– Черт! – полухрипло, полувизгливо восклицает Би и пускается к ней бегом.

Сестра бежит на удивление уверенно, как будто видит ямки и бугры перед собой. У двери в родильную она останавливается и вытягивает вперед руку. Но Тео уже там; он отталкивает Би в сторону прежде, чем она прикасается к дверной ручке.


– Они внутри, – выдыхает сестра, метнув на него полный паники взгляд. – Они ждали меня!

Вой огня заглушает вопль ребенка – пронзительный и жуткий. Над нашими головами кружатся искры, пожираемые темнотой. Воздух сотрясает громкий треск, и я не отвожу взгляд от хижины. Тео пытается выбить плечом дверь, но она не открывается. Набрав полную грудь воздуха, он бросается всем телом на дверь, и на этот раз ему удается ее выломать и кубарем нырнуть внутрь.

Ветер меняет направление, воздух становится тяжелым, золистым. А мне приходит мысль: этот пожар – не случайность! Кто-то поджег хижину.

Кто-то, кто хотел избавиться от проблемы… Тео исчез в горящей хижине. Я замираю, затаив дыхание, – ребенок больше не подает голоса!

Из дверного проема вырывается серый дым; к верхушкам деревьев взмывают головешки, алча запалить еще что-нибудь. То, что утолит голод огня. Би, в волнении заламывая руки, топчеся в нескольких шагах от двери. Слишком много времени проходит. Слишком много минут…

Я оглядываюсь. Может, броситься обратно в Пастораль? Позвать кого-нибудь на помощь? Разбудить людей? Забинтованную руку пронзает пульсирующая боль; охваченное паникой сердце готово вырваться из груди. Но едва я делаю шаг в сторону Пасторали, в дверном проеме возникает Фея. Ее кожа одного цвета с седыми волосами – вся припорошена пеплом. Повитуха кашляет, ее ноги подгибаются, и она опускается на колени в траву. Би мгновенно подлетает к ней, обнимает, велит дышать глубже. Следом появляется Колетт – с широко распахнутыми глазами. Кажется, она не понимает ни где находится, ни как сюда попала. Словно потерялась во времени.

Колетт спотыкается и тут же резко оборачивается, впиваясь глазами в дверной проем. Из сплошной завесы дыма вырастает Тео. К груди муж прижимает ребенка. Колетт чуть не падает, пытаясь дотянуться до крошечной малышки, завернутой в одеяло. Тео передает ее в руки Колетт, и девочка издает слабый писк. Она жива!

Но родильная хижина за их спинами продолжает гореть.

– Мы должны увести их отсюда, – говорит муж.

Я лишь киваю: от шока подбородок ходит ходуном, язык онемел. Тео поворачивается к Би – та, положив руки на малышку, прислушивается к перебоям в ее сердцебиении.

– Нам надо уходить, – повторяет ей Тео. – Сейчас же!

Би отвечает быстрым и твердым кивком – более уверенно, чем я. А потом сестра переводит взгляд на меня, и ее губы сжимаются в тонкую, выдающую решимость линию. Неужели Би почувствовала растерянность в моих глазах? И тут, по ее взгляду, я понимаю: она теперь видит! Ее глаза моргают, их серый цвет уже не серый, а насыщенный, трагически голубой. Возможно, он всегда таким был – того же оттенка, что и небо, – а я воспринимала его размытым, голубовато-серым, печальным.

Отвернувшись от меня, Би берет Колетт за руку и направляется с ней вместе к тропинке, что вернет нас к фермерскому дому, а оттуда выведет на дорогу. Но не успеваю я сделать за ними и шага, как воздух за нашими спинами прорезает окрик:

– Что тут, черт возьми, произошло?

Обернувшись, я вижу Паркера. Вытянув голову, как журавль, он стоит среди деревьев и, прикрыв рукой глаза, наблюдает за вихревыми клубами дыма и пламени, вздымающимися к ночному небу. Ему никто не отвечает. Все только дружно моргают.

Нам надо выбраться отсюда. Но не на глазах у Паркера, стоящего в нескольких футах от нас.

– Кто-то поджег хижину, – отвечает наконец Би.

В тоне сестры звучит обвинение, и она смотрит на Паркера так, словно допускает, что это – дело его рук и он поджег родильную.

– Вижу, – опустив руку, отвечает тонким, мягким голоском Паркер.

Ну сущий ребенок! И вид у него чересчур озадаченный для поджигателя. Он единственный, кто в этот час не спит. Наверное, заметил дым или языки огня из сторожки и пришел поглядеть, что случилось. Все остальные насельники Пасторали спят.

– Вы в порядке? – сделав шаг вперед, справляется Паркер у Колетт, баюкающей на руках малышку.

– Да, – едва кивает ему Тео.

Похоже, хочет дать ему понять: «Не лезь! У нас все под контролем. Можешь вернуться на пост».

– Вот незадача! – почесывает затылок Паркер.

Он словно раздумывает, сможет ли потушить пожар или как объяснить все Леви. Словно теперь это его проблема. Но уже в следующий миг его глаза снова вонзаются в нас, лицо становится суровым, брови сходятся к переносице:

– А почему вы направляетесь к деревьям, а не в Пастораль?

Тео выступает вперед, ближе к Паркеру:

– Мы решили никого не будить, вернуться домой и дождаться утра, когда уже будет виден ущерб.

Но выражение лица Паркера не смягчается. Возможно, он знает Тео достаточно хорошо, чтобы понять, когда тот врет. А может, внутреннее чутье подсказывает ему, что мы неспроста поспешили к фермерскому дому и не стали никому сообщать о пожаре. Или не попытались его потушить и помешать огню перекинуться на близстоящие деревья и строения. Похоже, Паркер смекнул, что мы лукавим.

– Вы хотите унести отсюда ребенка, так? – говорит он. – Вы решили покинуть периметр?

На кратчайший миг его челюсть отвисает. Может, ему понятны наши намерения и он не попытается нам воспрепятствовать?

– Не говори никому, что нас видел, – произносит Тео спокойным тоном, холодным, как зимний воздух. – Считай, что, поспешив на пожар, ты здесь никого не застал. Мы уже ушли.

Муж предлагает Паркеру выход – как объяснить наше исчезновение. Он надеется, что Паркер осознает правильность нашего решения и поможет нам. Тот прикусывает губу. Похоже, оценивает нашу историю, пытается понять, поверит ли ему община. Они дружат с мужем давно. Хотя… ведь в действительности прошло лишь два года с той поры, как Тео прибыл в Пастораль. Человек с другим именем…

Внезапно западная стена хижины обрушивается внутрь. Грохот невообразимый: доски разлетаются, искры с шипением взметаются в небо, как торнадо из разозленных пчел. Если люди в Пасторали и спали до этого, то этот громовой шум непременно кого-то разбудит. Паркер делает резкое движение. Я не сразу понимаю, что происходит. Но его рука взлетает к поясу, и когда я опять фокусируюсь, то вижу: он выхватывает из кобуры пистолет.

– Эй, полегче! – Тео поднимает вверх руки, ладонями к Паркеру. – Что ты делаешь, приятель?

– Я не могу позволить вам уйти вместе с этим ребенком, – заявляет Паркер.

Но в его голосе не слышно ни уверенности, ни силы – он дрожит, вибрирует на каждом гласном звуке.