Мрачные сказки
Часть 20 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я их чувствую…
Я отшатываюсь от сестры, взгляд устремляется на ее руки, запачканные грязью.
– Ты прикасалась к деревьям?
На миг глаза Би широко распахиваются, но уже в следующую секунду она хлопает ресницами и поджимает губы. Так вот почему она не хотела, чтобы я до нее дотрагивалась! Чтобы помогла ей дойти до дома. Би сознает, что могла заразиться.
– Ты вышла за нашу границу? – снова пристаю я к сестре.
Но страшная догадка уже гложет мое сердце, расползается мурашками страха по коже.
– Ты прикасалась к ранам на деревьях, к их соку? – задаю я очередной вопрос, хотя понимаю: даже не дотрагиваясь до деревьев, только перейдя границу, Би подвергла себя риску.
Сестра обращает на меня свои невидящие глаза. Но они смотрят чуть в сторону, поверх моего плеча. И я немного сдвигаюсь влево, чтобы оказаться на одном уровне с Би. Скорее для себя, чем для нее. Ноздри сестры раздуваются.
– Да, – признается она.
Лаконично и уверенно. Между нами повисает тишина. Ее нарушают только единичные порывы ветра, треплющие лимонные деревья. Моя кожа продолжает покрываться крошечными бугорками, но внутри, как в топке, пылает жар. У меня есть выбор. Я могу побежать в Пастораль, рассказать всем, что моя сестра трогала кору больного дерева. А могу не делать этого.
Я разглядываю Би, ищу признаки болезни, кровь, обрамляющую лепестками диких цветов белки ее глаз. И наконец решаюсь уточнить:
– Ты уверена?
Возможно, Би попросту заплутала в Пасторали, не узнала места, куда забрела, и решила, что переступила границу. Возможно, она думает, что прикасалась к зараженному дереву, а на самом деле это был один из вязов у пруда; у них от старости кора грубая и потрескавшаяся. Легко ошибиться, когда твои глаза застит лишь темнота.
Но Би не отвечает. Отвернувшись от меня, она молча, еле волоча ноги, поднимается по ступеням, дотрагивается рукой до двери и уже готова перешагнуть порог. Как вдруг хватается другой рукой за живот. Как будто хочет защитить что-то в нем. Как будто она… Еще миг, и Би резко открывает дверь и ныряет в дом.
Напуганная, сомневающаяся, я замираю на пару секунд на крыльце, а потом захожу за ней следом. На кухне тепло, только ветер завывает в стрехах крыши. Похоже, собирается дождь… Би медленно бредет к лестнице.
– Что-то еще произошло? – спрашиваю я.
Сестра останавливается у нижней ступеньки, в глазах холод. Она больше не желает разговаривать. Ни о чем. В горле ком горечи: если бы были с ней ближе, если бы сестра мне доверяла, она бы рассказала мне, что случилось. Присела бы на диван и объяснила, почему не пришла прошлой ночью домой и не спала в своей постели. А вместо этого она застывает немой статуей у лестницы, схватившись руками за перила.
– Мне важно знать, что с тобой все в порядке, – поглядываю я на ее живот.
Гладкий лоб сестры прорезает вертикальная складка.
– Со мной все будет хорошо, – сквозь зубы цедит Би и, развернувшись, поднимается по лестнице, оставляя кровавые следы на ступеньках – красный шлейф, протянувшийся от задней двери до ее спальни.
Не заглянув в ванную, чтобы смыть с кожи кровь, Би заходит в свою комнату и падает на кровать. Я слышу скрип пружин прогнувшегося под ее телом матраса. Похоже, Би беременна. Вероятно, она носит в утробе ребенка Леви… Но что-то в тоне ее голоса, в том, как она реагировала, наводит меня на мысль, что в головке Би зреет план и делиться она им не желает. Моя сестра что-то замышляет.
Сунув руку в карман, я в который раз извлекаю из него маленькую серебряную книжечку с цифрой «3», выдавленной в металле. И крепко зажимаю ее в ладони – словно могу выдавить из нее правду, заставить раскрыть свою тайну. Пусть не всю, хоть крупицу правды. Но книжечка молчит. А я, как и сестра, могу быть инфицирована – с той ночи, когда Тео тащил меня до дома под дождем. Мы все можем быть инфицированы – и Тео, и Би, и я. И часовой механизм смерти уже начал внутри каждого из нас обратный отсчет.
Я подхожу к переднему окну. Небо почернело от дождевых туч. Но время еще есть – если я двинусь прямо сейчас, я успею до первых капель. Распахнув парадную дверь, я выбегаю из дома.
* * *
Дорога погрузилась в темень. Воздух насыщен влажностью. «Помните Мэгги». Эти слова снова и снова всплывают в моей голове; они прочно засели в мозгу. Помните, помните, помните… Кто хотел сохранить память о Мэгги? Кто написал эти слова в ее книге? Кто не желал, чтобы о ней забыли?
Я едва различаю в темноте ворота. Я редко прихожу на южную окраину Пасторали, где ворота блокируют выход на дорогу и где несет охрану по ночам, отсчитывая тянущиеся часы, Тео. Заметив меня в окошко, он быстро вскакивает с места и встречает на пороге сторожки.
– Что случилось? – спрашивает он, пропуская меня внутрь. Муж с тревогой смотрит на небо, уже затянутое тучами.
– Би выходила за нашу границу.
– Что?
– Она перешла вброд ручей и дотронулась до коры зараженного дерева. Я нашла ее под вязом у пруда – в грязи, с кровящей раной на ноге; а на ее руках был сок больного дерева. Она прикасалась к нему.
Я даже не чувствую слез на щеках. Но Тео вытирает их пальцами.
– Где она сейчас?
– Дома, в своей спальне.
– Ты прикасалась к ней?
Я начинаю мотать головой, а потом замираю.
– Я…
Напрягаю память, пытаясь воссоздать всю картину – как я увидела сестру, сидевшую в стороне от тропинки. Она намочила ноги в ручье; по икре текла кровь. Я протянула к ней руку. Но прикоснулась ли к ней? Да! И не просто прикоснулась, а помогла Би подняться, а потом она меня оттолкнула. Я подумала тогда, что Би попросту хотела показать, что в состоянии передвигаться сама. Но она сознавала, что сделала. Допускала, что могла заразиться, и хотела держаться от меня как можно дальше.
– Да… я прикасалась к ней…
Тео без страха притягивает меня к себе.
– Нам надо сказать об этом Леви? – спрашиваю я.
Муж смотрит в окно, выражение лица меняется, лоб прорезают морщины.
– Там кто-то есть, – бормочет он.
Тео выпускает меня из объятий, и, потеряв на миг равновесие без его поддержки, я пошатываюсь. А муж бросается за порог в ночь. Я за ним. Небо уже пышет дождем, еще пара минут – и начнется ливень.
Но Тео не обращает на это внимания. Выйдя за ворота, он осторожно движется по дороге. А затем останавливается в нескольких шагах от границы, обозначенной с одной стороны изгородью, а с другой – болиголовом, обвешанным пучками шалфея. В этом месте дорога заворачивает в лес.
Я открываю рот. Хочу спросить у Тео, что он видит, что слышит. Но в этот миг я тоже слышу! Голоса! На дороге две тени, два человека, и один из них хромает. Но они движутся не к нам, не к воротам. А в противоположную сторону. Они пытаются бежать из Пасторали!
Тео
Два человека крадутся в темноте по обочине дороги, полускрытые побегами кошачьего рогоза, разросшегося в кювете. Пытаясь их опознать, я собираюсь подойти ближе, но жена хватает меня за руку – цепко, крепко, не давая сделать ни шагу вперед. Мои ноги подступили вплотную к линии границы, и Калла не хочет, чтобы я двигался дальше. Она мотает головой, но вслух не произносит ни слова. За нее все говорят голубые глаза: «Не вздумай пересекать границу!» Хотя я делал это уже много раз.
Один мужчина волочит левую ногу, и каждый его шаг сопровождает скрипучий звук – нога скребет по гальке, когда он подтягивает ее за собой. Другой мужчина, обхватив хромого, поддерживает его, помогая идти. Это не чужаки, разыскивающие вход в Пастораль. Это люди из нашей общины. И ищут они выход!
– Эй! – кричу я в темноту.
Резко вздрогнув, мужчины останавливаются. Головы их дружно поворачиваются в нашу с Каллой сторону. Похоже, они думали, что отошли от периметра уже достаточно далеко, чтобы их заметили. Скорее всего, они воспользовались тем, что дождевые тучи заслонили лунный свет, пробрались через полосу деревьев у дальней стороны границы, а потом вышли на дорогу, по которой, по их мнению, они могли спуститься с гор.
Если бы беглецы не перешептывались, я бы, возможно, и не заметил их. А теперь они застыли, как два кукурузных стебля, и боятся сдвинуться с места.
– Тео? – наконец откликается один из них.
И я узнаю этот низкий звучный голос. Это Эш, муж Колетт и отец малышки, борющейся за жизнь в родильной хижине.
– Куда это вы направились? – спрашиваю я, как будто еще этого не понял. Как будто они уже не отошли на опасное расстояние от нашей границы, хотя и не добрались еще до того места, куда доходил не раз я.
Словно в ответ, листья на деревьях начинают дрожать. Но почти сразу же замирают. Одиночный порыв ветра стихает так же быстро, как начался.
– Мы идем за помощью для моей жены, – отвечает Эш. – Для моего ребенка.
На собрании Эш высказал свое мнение. Он предположил, что дорога может быть безопасной и кому-то удастся добраться до городка. Леви отклонил его предложение. Но, судя по всему, Эш не собирался сидеть сложа руки и ждать, когда его дочурка умрет. Он решил действовать.
– Кто с тобой? – интересуюсь я.
И ощущаю, как напряглись за моей спиной плечи Каллы. Жене все это не по душе. Ей неприятно видеть на дороге двух мужчин из нашей общины, нарушивших непреложное правило. То самое, которое я сам нарушил всего несколькими днями ранее. Глаза Каллы стреляют по деревьям, словно она способна разглядеть, как болезнь переносится с одной сосны на другую и оседает желтой липкой пыльцой на коже беглецов.
– Со мной Тёрк, – отвечает мне Эш. – Но он повредил ногу. Перелезал через бревно и неудачно упал. Подвернул лодыжку, хорошо хоть не сломал.
– Вы не сможете уйти далеко со сломанной лодыжкой! – кричу я обоим.
Повернувшись друг к другу лицом, мужчины о чем-то переговариваются. Но так тихо, что мне не расслышать.
– Мы не можем вернуться, – наконец подает голос Эш. – Все решат, будто мы заболели.
Эш – здоровяк, высокий и широкоплечий. Он у нас прораб, следит за всеми строительными проектами в общине. Но даже ему не по силам тащить на себе по лесу другого мужчину в поисках ближайшего населенного пункта. Я не знаю, какое расстояние им предстоит преодолеть. Но пройти с раненым даже чуть дальше брошенного пикапа будет непросто. Вряд ли они справятся.
– Все решат, что вы заразились, даже если вы вернетесь с лекарствами или доктором, – возражаю я Эшу. – И они будут вправе так посчитать.
Опершись на Эша, Тёрк пытается передвинуть ногу, но тут же морщится от боли.
– Мы хотя бы найдем помощь для Колетт, – впервые заговаривает он.
Я лишь качаю головой.
– Возможно, там ничего нет, – повторяю я слова, которые сказал мне Леви. – От мира за лесом могло ничего не остаться, и ни лекарств, ни докторов, ни прочей помощи там уже не найти; болезнь могла распространиться и все уничтожить; и мы, возможно, – единственные, кто пока еще уцелел. И даже если есть, – добавляю я, – вы рискуете умереть до того, как куда-либо доберетесь.
Калла прикасается к моей руке. «Наверное, хочет сказать, что нам следует сообщить об их попытке бегства Леви. Или допускает, что гниль уже настигла парней», – думаю я. Но вместо этого жена шепчет:
– Мы должны им помочь.
Я в изумлении кошусь на нее.
Я отшатываюсь от сестры, взгляд устремляется на ее руки, запачканные грязью.
– Ты прикасалась к деревьям?
На миг глаза Би широко распахиваются, но уже в следующую секунду она хлопает ресницами и поджимает губы. Так вот почему она не хотела, чтобы я до нее дотрагивалась! Чтобы помогла ей дойти до дома. Би сознает, что могла заразиться.
– Ты вышла за нашу границу? – снова пристаю я к сестре.
Но страшная догадка уже гложет мое сердце, расползается мурашками страха по коже.
– Ты прикасалась к ранам на деревьях, к их соку? – задаю я очередной вопрос, хотя понимаю: даже не дотрагиваясь до деревьев, только перейдя границу, Би подвергла себя риску.
Сестра обращает на меня свои невидящие глаза. Но они смотрят чуть в сторону, поверх моего плеча. И я немного сдвигаюсь влево, чтобы оказаться на одном уровне с Би. Скорее для себя, чем для нее. Ноздри сестры раздуваются.
– Да, – признается она.
Лаконично и уверенно. Между нами повисает тишина. Ее нарушают только единичные порывы ветра, треплющие лимонные деревья. Моя кожа продолжает покрываться крошечными бугорками, но внутри, как в топке, пылает жар. У меня есть выбор. Я могу побежать в Пастораль, рассказать всем, что моя сестра трогала кору больного дерева. А могу не делать этого.
Я разглядываю Би, ищу признаки болезни, кровь, обрамляющую лепестками диких цветов белки ее глаз. И наконец решаюсь уточнить:
– Ты уверена?
Возможно, Би попросту заплутала в Пасторали, не узнала места, куда забрела, и решила, что переступила границу. Возможно, она думает, что прикасалась к зараженному дереву, а на самом деле это был один из вязов у пруда; у них от старости кора грубая и потрескавшаяся. Легко ошибиться, когда твои глаза застит лишь темнота.
Но Би не отвечает. Отвернувшись от меня, она молча, еле волоча ноги, поднимается по ступеням, дотрагивается рукой до двери и уже готова перешагнуть порог. Как вдруг хватается другой рукой за живот. Как будто хочет защитить что-то в нем. Как будто она… Еще миг, и Би резко открывает дверь и ныряет в дом.
Напуганная, сомневающаяся, я замираю на пару секунд на крыльце, а потом захожу за ней следом. На кухне тепло, только ветер завывает в стрехах крыши. Похоже, собирается дождь… Би медленно бредет к лестнице.
– Что-то еще произошло? – спрашиваю я.
Сестра останавливается у нижней ступеньки, в глазах холод. Она больше не желает разговаривать. Ни о чем. В горле ком горечи: если бы были с ней ближе, если бы сестра мне доверяла, она бы рассказала мне, что случилось. Присела бы на диван и объяснила, почему не пришла прошлой ночью домой и не спала в своей постели. А вместо этого она застывает немой статуей у лестницы, схватившись руками за перила.
– Мне важно знать, что с тобой все в порядке, – поглядываю я на ее живот.
Гладкий лоб сестры прорезает вертикальная складка.
– Со мной все будет хорошо, – сквозь зубы цедит Би и, развернувшись, поднимается по лестнице, оставляя кровавые следы на ступеньках – красный шлейф, протянувшийся от задней двери до ее спальни.
Не заглянув в ванную, чтобы смыть с кожи кровь, Би заходит в свою комнату и падает на кровать. Я слышу скрип пружин прогнувшегося под ее телом матраса. Похоже, Би беременна. Вероятно, она носит в утробе ребенка Леви… Но что-то в тоне ее голоса, в том, как она реагировала, наводит меня на мысль, что в головке Би зреет план и делиться она им не желает. Моя сестра что-то замышляет.
Сунув руку в карман, я в который раз извлекаю из него маленькую серебряную книжечку с цифрой «3», выдавленной в металле. И крепко зажимаю ее в ладони – словно могу выдавить из нее правду, заставить раскрыть свою тайну. Пусть не всю, хоть крупицу правды. Но книжечка молчит. А я, как и сестра, могу быть инфицирована – с той ночи, когда Тео тащил меня до дома под дождем. Мы все можем быть инфицированы – и Тео, и Би, и я. И часовой механизм смерти уже начал внутри каждого из нас обратный отсчет.
Я подхожу к переднему окну. Небо почернело от дождевых туч. Но время еще есть – если я двинусь прямо сейчас, я успею до первых капель. Распахнув парадную дверь, я выбегаю из дома.
* * *
Дорога погрузилась в темень. Воздух насыщен влажностью. «Помните Мэгги». Эти слова снова и снова всплывают в моей голове; они прочно засели в мозгу. Помните, помните, помните… Кто хотел сохранить память о Мэгги? Кто написал эти слова в ее книге? Кто не желал, чтобы о ней забыли?
Я едва различаю в темноте ворота. Я редко прихожу на южную окраину Пасторали, где ворота блокируют выход на дорогу и где несет охрану по ночам, отсчитывая тянущиеся часы, Тео. Заметив меня в окошко, он быстро вскакивает с места и встречает на пороге сторожки.
– Что случилось? – спрашивает он, пропуская меня внутрь. Муж с тревогой смотрит на небо, уже затянутое тучами.
– Би выходила за нашу границу.
– Что?
– Она перешла вброд ручей и дотронулась до коры зараженного дерева. Я нашла ее под вязом у пруда – в грязи, с кровящей раной на ноге; а на ее руках был сок больного дерева. Она прикасалась к нему.
Я даже не чувствую слез на щеках. Но Тео вытирает их пальцами.
– Где она сейчас?
– Дома, в своей спальне.
– Ты прикасалась к ней?
Я начинаю мотать головой, а потом замираю.
– Я…
Напрягаю память, пытаясь воссоздать всю картину – как я увидела сестру, сидевшую в стороне от тропинки. Она намочила ноги в ручье; по икре текла кровь. Я протянула к ней руку. Но прикоснулась ли к ней? Да! И не просто прикоснулась, а помогла Би подняться, а потом она меня оттолкнула. Я подумала тогда, что Би попросту хотела показать, что в состоянии передвигаться сама. Но она сознавала, что сделала. Допускала, что могла заразиться, и хотела держаться от меня как можно дальше.
– Да… я прикасалась к ней…
Тео без страха притягивает меня к себе.
– Нам надо сказать об этом Леви? – спрашиваю я.
Муж смотрит в окно, выражение лица меняется, лоб прорезают морщины.
– Там кто-то есть, – бормочет он.
Тео выпускает меня из объятий, и, потеряв на миг равновесие без его поддержки, я пошатываюсь. А муж бросается за порог в ночь. Я за ним. Небо уже пышет дождем, еще пара минут – и начнется ливень.
Но Тео не обращает на это внимания. Выйдя за ворота, он осторожно движется по дороге. А затем останавливается в нескольких шагах от границы, обозначенной с одной стороны изгородью, а с другой – болиголовом, обвешанным пучками шалфея. В этом месте дорога заворачивает в лес.
Я открываю рот. Хочу спросить у Тео, что он видит, что слышит. Но в этот миг я тоже слышу! Голоса! На дороге две тени, два человека, и один из них хромает. Но они движутся не к нам, не к воротам. А в противоположную сторону. Они пытаются бежать из Пасторали!
Тео
Два человека крадутся в темноте по обочине дороги, полускрытые побегами кошачьего рогоза, разросшегося в кювете. Пытаясь их опознать, я собираюсь подойти ближе, но жена хватает меня за руку – цепко, крепко, не давая сделать ни шагу вперед. Мои ноги подступили вплотную к линии границы, и Калла не хочет, чтобы я двигался дальше. Она мотает головой, но вслух не произносит ни слова. За нее все говорят голубые глаза: «Не вздумай пересекать границу!» Хотя я делал это уже много раз.
Один мужчина волочит левую ногу, и каждый его шаг сопровождает скрипучий звук – нога скребет по гальке, когда он подтягивает ее за собой. Другой мужчина, обхватив хромого, поддерживает его, помогая идти. Это не чужаки, разыскивающие вход в Пастораль. Это люди из нашей общины. И ищут они выход!
– Эй! – кричу я в темноту.
Резко вздрогнув, мужчины останавливаются. Головы их дружно поворачиваются в нашу с Каллой сторону. Похоже, они думали, что отошли от периметра уже достаточно далеко, чтобы их заметили. Скорее всего, они воспользовались тем, что дождевые тучи заслонили лунный свет, пробрались через полосу деревьев у дальней стороны границы, а потом вышли на дорогу, по которой, по их мнению, они могли спуститься с гор.
Если бы беглецы не перешептывались, я бы, возможно, и не заметил их. А теперь они застыли, как два кукурузных стебля, и боятся сдвинуться с места.
– Тео? – наконец откликается один из них.
И я узнаю этот низкий звучный голос. Это Эш, муж Колетт и отец малышки, борющейся за жизнь в родильной хижине.
– Куда это вы направились? – спрашиваю я, как будто еще этого не понял. Как будто они уже не отошли на опасное расстояние от нашей границы, хотя и не добрались еще до того места, куда доходил не раз я.
Словно в ответ, листья на деревьях начинают дрожать. Но почти сразу же замирают. Одиночный порыв ветра стихает так же быстро, как начался.
– Мы идем за помощью для моей жены, – отвечает Эш. – Для моего ребенка.
На собрании Эш высказал свое мнение. Он предположил, что дорога может быть безопасной и кому-то удастся добраться до городка. Леви отклонил его предложение. Но, судя по всему, Эш не собирался сидеть сложа руки и ждать, когда его дочурка умрет. Он решил действовать.
– Кто с тобой? – интересуюсь я.
И ощущаю, как напряглись за моей спиной плечи Каллы. Жене все это не по душе. Ей неприятно видеть на дороге двух мужчин из нашей общины, нарушивших непреложное правило. То самое, которое я сам нарушил всего несколькими днями ранее. Глаза Каллы стреляют по деревьям, словно она способна разглядеть, как болезнь переносится с одной сосны на другую и оседает желтой липкой пыльцой на коже беглецов.
– Со мной Тёрк, – отвечает мне Эш. – Но он повредил ногу. Перелезал через бревно и неудачно упал. Подвернул лодыжку, хорошо хоть не сломал.
– Вы не сможете уйти далеко со сломанной лодыжкой! – кричу я обоим.
Повернувшись друг к другу лицом, мужчины о чем-то переговариваются. Но так тихо, что мне не расслышать.
– Мы не можем вернуться, – наконец подает голос Эш. – Все решат, будто мы заболели.
Эш – здоровяк, высокий и широкоплечий. Он у нас прораб, следит за всеми строительными проектами в общине. Но даже ему не по силам тащить на себе по лесу другого мужчину в поисках ближайшего населенного пункта. Я не знаю, какое расстояние им предстоит преодолеть. Но пройти с раненым даже чуть дальше брошенного пикапа будет непросто. Вряд ли они справятся.
– Все решат, что вы заразились, даже если вы вернетесь с лекарствами или доктором, – возражаю я Эшу. – И они будут вправе так посчитать.
Опершись на Эша, Тёрк пытается передвинуть ногу, но тут же морщится от боли.
– Мы хотя бы найдем помощь для Колетт, – впервые заговаривает он.
Я лишь качаю головой.
– Возможно, там ничего нет, – повторяю я слова, которые сказал мне Леви. – От мира за лесом могло ничего не остаться, и ни лекарств, ни докторов, ни прочей помощи там уже не найти; болезнь могла распространиться и все уничтожить; и мы, возможно, – единственные, кто пока еще уцелел. И даже если есть, – добавляю я, – вы рискуете умереть до того, как куда-либо доберетесь.
Калла прикасается к моей руке. «Наверное, хочет сказать, что нам следует сообщить об их попытке бегства Леви. Или допускает, что гниль уже настигла парней», – думаю я. Но вместо этого жена шепчет:
– Мы должны им помочь.
Я в изумлении кошусь на нее.