Морфо

– Неправда! Неправда! – верещал мужчина, точно обиженный ребенок. – Вы не имеете права судить о моей жизни, не побывав в моей шкуре!

– Но ты ведь судишь о других, – хладнокровно сказал Тайло. – Говоришь, что им легче, проще, хотя сам тоже не бывал на их месте. Как ты можешь утверждать, что твоя судьба самая паршивая из всех?

– Я… я… – не нашелся что ответить мужчина. Его взгляд нервно забегал по кругу.

– И что мне с ним делать? – осипшим голосом спросил Флинн.

– Да скидывай уже этого нытика. Не церемонься, – махнул Тайло.

– Вы не имеете права меня тут бросить! – заголосил мужчина, покрепче вцепившись в плечи Флинна.

– Имеем, – возразил Тайло, нагло ухмыляясь. – Флинн, кончай с ним. Он начинает меня бесить.

– Не слушай этого бессердечного, – быстро зашептал мужчина. – Он злой, он не умеет помогать людям, а ты добрый, я же вижу это.

– Флинн, если ты не послушаешь меня, то будешь не добрым, а глупым.

Тайло был прав. Собрав последние силы, Флинн разжал пальцы мужчины, освобождая свои плечи, и скинул наглеца в болото. Молодость и силы вернулись обратно. Тайло протянул руку и помог Флинну вылезти из грязи.

– Вот видишь, я смог тебе помочь, потому что ты сам захотел выбраться. – Тайло похлопал Флинна по спине. – Мой тебе совет: никогда не общайся с теми, кто делает тебя хуже.

– Спасибо, друг, – часто дыша, поблагодарил Флинн.

– Друг? – переспросил Тайло. Видать, не поверил своим ушам.

– Мне кажется, что только друг может выручить из беды и дать по-настоящему дельный совет.

– То есть я уже не Тайло-Ворчайло? – Он вопросительно изогнул бровь.

– Нет, ты все еще Тайло-Ворчайло, это никуда не делось, но отныне ты еще и мой друг, – заулыбался Флинн, протягивая ладонь.

– Даже не знаю. Дружба – это серьезный шаг. Такая большая ответственность. – Тайло с задумчивым видом потер подбородок.

Он смерил Флинна оценивающим взглядом.

– Ладно, так уж и быть, стану тебе другом, – сдался Тайло, пожав его руку. – Ты такой наивный и так плохо разбираешься в людях, что без меня точно пропадешь. Считай это благотворительной миссией.

Они одновременно засмеялись, но долго радоваться не пришлось – их накрыла тень. Тайло напряженно посмотрел куда-то вверх.

– А вот теперь начнется адское представление, – сказал он.





15. Демон Уныния




Из маленького невинного слизняка с большими глазами демон Уныния превратился в бесформенную гору слизи, которая нависла над Флинном, пуская зеленые слюни.

– Что за мерзость? – брезгливо поморщился он.

– Нужно было раздавить демона, когда он был крохой, – теперь поздно. Только если у тебя в кармане не припрятан огромный ботинок.

– Увы, не припрятан, – с сожалением ответил Флинн. – Что будем делать? Ты говорил, что взял оружие. Где оно?

– Еще не готово. – Тайло шмыгнул носом.

– Как не готово?

– Так не готово, – отчеканил Тайло. – Оно еще созревает. Я не волшебник, чтобы творить чудеса по щелчку. И это ты во всем виноват.

– Каким образом? – сквозь зубы процедил Флинн.

– Если бы ты не взялся с рвением матери Ферезы помогать тому нытику, у нас было бы куда больше времени до того, как демон вымахает до размеров слона. А теперь отвлеки его как-то.

– А не проще убежать от него? Слизни ведь неповоротливые.

– От себя не сбежишь. Не забывай: он твой демон, часть тебя. Так что тяни время и старайся не поддаваться унынию, чтобы слизень не вырос еще больше, иначе раздавит – мокрого места не останется.

Из беззубой пасти демона вырвалось зловонное дыхание и обволокло Флинна. Выпитый в баре коктейль попросился наружу, но он сдержался. Слюни зеленым водопадом опускались по разбухшему телу, подбираясь к босым ногам Флинна. Он судорожно набрал в грудь воздух, повернулся и зашагал по мшистой тропе, пытаясь полностью игнорировать демона. Кто-то однажды ему сказал: «Если делать вид, что проблемы нет, то она рассосется». Как же ошибался этот человек. Слизень преследовал по пятам, став его тенью. Флинн сопротивлялся до последнего, но печаль все равно отыскала тайный лаз и проникла в сердце.


Едкий газ отравлял легкие, а грустные воспоминания отравляли мысли. После смерти отца проблемы градом обрушились на Флинна. Все началось, когда он нашел своего пса Ферни с кровавой пеной у рта – его отравили. Он подозревал соседа, который постоянно жаловался на лай.

Ферни был его последним другом. На память о нем остались ошейник да пара погрызенных игрушек с пищалками, валявшихся в углу. Он лично похоронил своего маленького друга на местном кладбище животных, а после не выходил из дома несколько недель. Флинн лежал на кровати и целыми днями вспоминал, как пес радовался его приходу, как будил каждое утро, вылизывая лицо шершавым языком, как они вместе играли.

Он отчетливо помнил тот день, когда забрал из приюта маленького белого щенка с коричневыми пятнами на боках. Как тот восторженно вилял хвостом, впервые оказавшись в новом доме. Ферни никогда не спал на своем коврике. Он забирался на кровать Флинна, наваливался на его ноги и мирно посапывал до самого утра.

Флинн всегда переживал, когда Ферни болел. В такие моменты он не отходил от пса и успокаивающе поглаживал, приговаривая, что все будет хорошо. А тот преданно смотрел на него несчастными глазами, веря, что хозяин не даст его в обиду и обязательно спасет. Но Флинн не смог. Он не смог спасти Ферни в последний раз. Как же стало пусто в квартире и в сердце. Флинн больше никогда не увидит своего друга и не услышит радостный лай.

Когда сосед с ехидной улыбкой спросил, куда же подевался песик, Флинн не вытерпел и накинулся на него с кулаками. Сосед грозил подать заявление в полицию. Матери пришлось чуть ли не на коленях умолять не делать этого. Мужчина в итоге согласился замять происшествие – за приличную сумму, естественно. Флинн чувствовал, что мир ополчился против него. Сначала отец, потом Ферни. С каждой потерей ему казалось, что от сердца отрывали кусок.

Вот ему тринадцать. Мать начала пить. Флинн и так не мог смотреть на нее после смерти отца, а в пьяном виде ненавидел еще больше. Презирал, считал слабой. Она же оправдывалась, что запила от отчаяния и бессилия, потому что никак не могла найти общий язык с собственным сыном, не могла добиться его прощения. Но что бы она ни делала, какие бы слова ни говорила, он продолжал испытывать к ней отвращение. Как-то раз она сказала Флинну, что теряет его, а вместе с ним и последнюю ниточку, связывающую ее с этим миром. Сказала, что теперь у нее есть только сын, тихо ненавидящий ее, и безграничное чувство вины. Но даже это признание не тронуло Флинна.

Однажды мать напилась до такого состояния, что не смогла подняться по лестнице. Флинн нашел ее у подъезда. Такого жалкого зрелища он еще не видел. Она что-то мычала, смотрела на него тупым взглядом. Одежда была испачкана, макияж размазался по лицу, превращая ее в нелепого клоуна. Мать неуклюже хваталась за его рукава, тянула на себя и продолжала мычать. Флинн с трудом поднял ее и отнес в квартиру. Соседи, встречавшиеся на их пути, осуждающе охали, качали головами и возбужденно перешептывались. Стоило Флинну с матерью на руках подняться выше по лестнице, как соседи уже без всякого стеснения громко обсуждали увиденное. Ну как же не перетереть такую скандальную новость в жерновах порицания? В их доме живет алкоголичка. И это его мать.

Он не кричал, не устраивал сцен. Тихо собрался и ушел из дома. Флинн больше не мог жить под одной крышей с человеком, к которому испытывал настолько сильное омерзение. Он даже записки не оставил.

Целую неделю весь город стоял на ушах. Объявления о пропаже тринадцатилетнего светловолосого мальчика висели на каждом столбе, в каждом кафе. Однажды мать с трясущимися руками и лихорадочным блеском в глазах бродила по улицам, раздавая листовки, спрашивая у всех прохожих, не видел ли кто ее сына. Флинн наблюдал за ней издалека, но так и не подошел – настолько сильно очерствело его сердце.

Все это время он жил под мостом с другом-бездомным по имени Уигги. После Флинн всем врал, что это были самые прекрасные дни в его жизни, полные приключений и свободы. На деле же он мерз под заплесневелыми одеялами, кишащими клопами, ел несвежую еду и видел город с изнанки. Со стороны полной нищеты и безнадеги. Не от хорошей жизни люди оказывались на улице. Грязные лица, рты с гниющими зубами, спутанные волосы, зловонное дыхание и смрад. Смрад был таким, что первое время Флинна постоянно тошнило. Но к нему быстро привыкаешь, когда сам начинаешь испускать запахи не лучше.

Бездомные были людьми второго сорта; пережеванные городом и выброшенные за переделы нормального существования. Всем было наплевать на них. Лишь изредка какие-нибудь благотворительные организации вдруг вспоминали об этих несчастных и устраивали какие-то акции. Но это не меняло их трудного положения: пара дней сытости, а потом снова приходил голод.

Многие бездомные страдали от тяжелых болезней, каждую неделю кто-то умирал. Тогда приезжала скорая, паковала холодные тела в пластиковые мешки, а после их хоронили в общих, часто безымянных, могилах. Город старался не замечать бродяг, будто их не существовало. Будто не было на его лице этого уродливого шрама нищеты.

Не выдержав такой жизни, Флинн вернулся домой. Мать не пила с тех самых пор, как он пропал. Она призналась, что уже и не надеялась увидеть своего сына живым, давно представляя себе страшную картину: ее мальчик лежит где-нибудь в канаве. Брошенный, одинокий, мертвый.

Мать осунулась и жутко постарела за эти три недели. Сильные переживания подорвали ее здоровье, и она попала в больницу. Операция сожрала их последние сбережения. Они влезли в огромные долги. Как дальше жить – Флинн не представлял. Мать долго приходила в себя, а потом целый год не выпускала его одного из дома и повсюду ходила по пятам. Один раз она даже дежурила на улице, когда он пошел на вечеринку к Беат Морен – самой популярной девчонке в школе. Ребята весь вечер открыто глумились над Флинном, называя маменькиным сынком, которому давно пора вылезти из-под юбки.

Она душила заботой и отравляла тем, что называла любовью. Флинну стало тесно. Его точно связали по рукам и ногам, и он никак не мог вырваться. Он хотел выскользнуть из-под опеки матери и снова убежать, но понимал, что это ее добьет. Это было бы слишком легко. Флинн всей душой желал, чтобы мать страдала. Как можно больше и как можно дольше. Да, он был жесток. Ему казалось, что часть его сердца навсегда окаменела.

А вот он впервые украл. Толстый продавец раскладывал товар и ничего не заметил. Флинн тогда стащил банку газировки и бутерброд. На выходе его поймала охрана, удача не водила с ним дружбу. Следующую ночь Флинн провел в одной камере с потными типами, от которых разило сигаретами и дешевым пойлом. Вышел он только утром. Мать взяла в долг и внесла залог. Она расплакалась и прижала Флинна к груди, щебеча, что больше никогда не отпустит своего мальчика. С тех пор петля на его шее затянулась еще туже.

Контроль усилился, но Флинну удалось выбраться из-под него, когда мать вновь попала в больницу. Денег на лечение катастрофически не хватало. Долги росли. По ночам Флинн разгружал фуры с продуктами. Работа была нелегальной, платили мало, обращались плохо. Зарплаты хватало только на еду и самые дешевые лекарства. Он бросил школу и нанялся еще на пару работ, но и там не видел больших денег. Флинн смертельно уставал. Он бился как рыба об лед. Ему пришлось насильно содрать с себя детство и надеть костюм взрослой жизни, который был слишком велик и постоянно спадал. Когда матери вновь понадобилась дорогостоящая операция, он бросил все подработки.

Флинну было пятнадцать, когда он пришел в банду и стал курьером мистера Баедда. Это был единственный доступный ему способ заработать большую сумму, в которой так нуждался. Он оплатил лечение матери и раздал все долги. Работать на такого человека, как мистер Баедд, было очень опасно. Пару раз его сильно избили, а однажды подстрелили. Хоть пуля и прошла по касательной, страха он натерпелся сполна. Флинн понимал, что эти ребятки занимались отвратительными делами, но тогда деньги для него были куда важнее совести.

Он ненавидел эту работу, но выбора уже не имел. От мистера Баедда уйти можно было лишь одним способом: уехав на катафалке. Любого, кто осмеливался ослушаться, он наказывал старым проверенным методом: люди мистера Баедда похищали какого-нибудь родственника бедолаги, долго пытали, а иногда возвращали по частям. Это быстро охлаждало пыл любого бунтаря. Мистер Баедд не терпел частую смену кадров.

Задача Флинна была элементарной: он брал конверт, отвозил в указанное место и оставлял там. За сохранность содержимого отвечал головой. В его работе существовало лишь два твердых правила. Первое: ни за что, ни при каких обстоятельствах не открывать конверт. Второе: если за ним погонятся, то «особо ценное письмо» – как говорил мистер Баедд – нужно было куда-нибудь спрятать, а когда все уляжется – вернуться за ним. В последний раз так и произошло. Флинна начали преследовать. Он почти оторвался и уже нашел место, где можно спрятать конверт, но не успел, ему опять сели на хвост. В панике Флинн умчался на мотоцикле и не заметил, как выронил «особо ценное письмо», оставив его лежать на дороге. Вернувшись, он ничего не нашел. Опасаясь за свою жизнь, Флинн сбежал и скрывался от людей мистера Баедда несколько месяцев. До тех пор, пока не очнулся в одной лодке с Танатом. Как именно умер – он не помнил.

– Прекращай киснуть! – голос Тайло вернул его в реальность. – Сейчас сам станешь болотом!

Флинн разлепил потяжелевшие веки. Он лежал среди мшистых кочек, накрытый длинной тенью. Демон Уныния еще больше разбух, досыта наевшись горьких воспоминаний. Флинн попытался встать, но с ужасом обнаружил, что пустил корни: белые тонкие нити пришили его к болоту. На ногах успела прорасти трава и вытянутые бледные грибы, руки покрылись сизым лишайником, из груди прорезались стебли водяники. Он скривился от омерзения, дернулся всем телом и застонал: нити оказались оголенными нервами.

– Что мне сделать, чтобы освободиться? – прохрипел Флинн.

– Нужно найти счастье, – прошептал парящий над ним Тайло и положил ему на грудь несколько конфет в ярких обертках.

– Что это?

– Твое оружие против уныния. Эти конфеты пока пустые, так что тебе придется постараться и наполнить их радостью.

– Ты издеваешься? – спросил Флинн. – Как они помогут одолеть демона? Он, по-твоему, переест и лопнет?

– А ничто другое на него не подействует! – ответил Тайло. – Только радость и счастье могут справиться с печалью и унынием. Наполни их светлыми воспоминаниями!

Слизняк полз прямо на Флинна, желая втоптать того в грязь и раздавить. Он еще раз дернулся, но лишь вызвал новую волну боли.

– В голову ничего не идет, – сознался Флинн после нескольких попыток. Он так глубоко увяз во тьме, что света больше и не видел.

– Ну же! Постарайся, у тебя получится! – подбадривал Тайло. – У всех нас есть хотя бы парочка теплых воспоминаний, за них и держись. Они – твой спасательный круг в этом болоте.

Флинн порылся на антресолях памяти, стряхивая пыль времени. Действительно, с ним случались не только беды.

Он вспомнил, как запускал с отцом воздушного змея. Получилось у них с десятой попытки, но как же здорово было, когда цветастый змей с яркими лентами, покачиваясь на ветру, взмыл под небеса.

А в этом кусочке прошлого они всей семьей отдыхали на берегу моря, нежась в лучах солнца и купаясь в лазурной воде. В то лето Флинн завел кучу друзей и гонял с ними по берегу. Они лазали по деревьям, срывая спелые дикие фрукты, строили замки из песка и придумывали страшилки у костра.

В другом воспоминании отец учил его ездить на велосипеде. Позже мама долго залечивала раны на коленках Флинна и отчитывала папу.

Перед глазами возник счастливый Ферни. Пес с радостным лаем прыгал в высокой траве, пытаясь поймать зубами бабочек. Так ни одну и не поймал.

А здесь они все вместе выбрались на пикник, прихватив с собой парочку знакомых. Компания шутила и громко смеялась. До чего же вкусной была приготовленная на костре картошка, с поджаристой ароматной корочкой. Флинн обжигал язык: не хотел ждать, пока она остынет. Он и позабыл, как же счастлив был когда-то.