Молоко без коровы. Как устроена Россия

В 2016 г. доклад главы Федеральной антимонопольной службы Игоря Артемьева наделал шуму: выходило, что Россия усиленно возвращается в Советский Союз по части собственности. Если в 2005 г. на государственные предприятия приходилось 35 % ВВП, то в 2015 г. – уже 70 %[24]. Из оставшихся частникам 30 % можно вынести за скобки иностранный капитал и всевозможных «королей госзаказа», которые, как один, тесно связаны с государством и первыми лицами. И учесть теневую экономику, которая достигает 20–25 % ВВП. И тогда получается, что внутри уравнения останется что-то вроде социалистических Венгрии или Югославии, где простым смертным разрешалось владеть только мелкими и средними предприятиями, которые тоже в любой момент могли отобрать. Понятно, что наращивание госсобственности тесно связано с желанием продлить пребывание у руля. Но не по этой ли причине российская экономика остановила свой рост задолго до начала конфронтации с Западом?

Россиянина со школьной скамьи учат, что когда государство забирает что-то у вороватых буржуев – это хорошо. «Правильные» цари Петр Первый и Иван Грозный как раз этим и занимались – земли объединить, все полномочия государю, бояр на плаху, сокровища – в казну. В 1990-е народ с возмущением роптал, что крупнейшие заводы уходят за бесценок каким-то выскочкам, которых позднее стали называть олигархами. А на 2000-е пришелся пик популярности президента Путина, при котором наблюдался обратный процесс – олигархов прижали, крупнейшую нефтяную компанию «ЮКОС» национализировали, ряд стратегических заводов тоже вернули в казну. Почему же теперь Игорь Артемьев говорит, что «уровень государства в экономике достиг «красной черты»? И если мы дальше пойдем тем же путем, то наша экономика будет неэффективной, а граждане – бедными? Потому что госкомпания госкомпании рознь.

По словам директора Института анализа предприятий и рынков Андрея Яковлева, есть и вполне эффективные госкорпорации, например, в Норвегии, Чили, Малайзии[25]. Основной вопрос в качестве государства – может ли оно эффективно распоряжаться своей собственностью, отделять компетентных чиновников от коррумпированных. Если с эффективностью у страны проблемы, ему не помогут ни скорейшая приватизация, ни сокращение присутствия на рынках.

В той же компании «РЖД» трудятся почти 900 тыс. человек, хотя известны оценки: в Европе или США, работали бы 200–300 тысяч. У российских госбанков операционные расходы намного выше, чем на Западе. Например, Сбербанк потратил на IT в 2017 г. больше «Яндекса» – 65 млрд рублей. В «Газпроме» в 2017 г. работало 467 тыс. человек, а в 1999 г. – менее 300 тысяч. Хотя добыча газа за тот же период упала почти на 20 %.[26]А у «Роснефти» средняя производительность нефтяных скважин рухнула за три года на треть.

Простому россиянину трудно понять, как у государственных «Газпрома» и «Роснефти» вдруг оказались огромные убытки. Ведь капитализация «Роснефти» в 2013 г. достигла 96 млрд долларов, сделав ее крупнейшей компанией – производителем нефти в мире. А уже в 2017 г. задолженность монстра составляла около 35 млрд «зеленых» и в сравнении с прибылью была также мировым рекордом в нефтяной отрасли.

Эксперты отмечают еще одну странную особенность: в 1990-е «Газпром» был рентабелен, хотя ситуация на рынке была куда хуже. И это еще мягко сказано: в 1999 г. газ в Европу продавался по 65 долларов за тысячу кубов (сейчас это стоит 230 долларов, то есть в 3,5 раза дороже), плюс на «Газпроме» висела масса обременений. Промышленным потребителям внутри России газ уходил по 10 долларов, примерно такие же расценки действовали для стран СНГ. Для Украины, Белоруссии, Приднестровья существовало понятие «товарный кредит», срок оплаты которого не назывался. Фактически бесплатно приходилось «поддать газку» для армии и крупнейших сельхозпроизводителей. Сегодня страны СНГ платят на уровне немцев и австрийцев. Но самый крутой рост тарифов – для потребителей внутри страны, то есть для нас. С 1999 г. примерно в 7 раз! Сам президент Путин в 2014 г. поставил министрам на вид чрезмерную дороговизну внутренних газовых цен: мол, в США газ дешевле, мы стимулируем уход производств. Но в 2014 г. оптовая цена для потребителей была 4065 рублей за тысячу кубометров, а сегодня доходит до 4800 рублей.

На нынешнюю убыточность «Газпрома», конечно, повлияла потеря рынков вследствие обострения с Западом. Но она не слишком критичная, поскольку даже Украина продолжает закупать российский газ через европейских посредников. Второй момент: выросла себестоимость добычи. Примерно в 10 раз с 1990-х годов! И проверить эту удивительную цифру очень сложно: нужны тысячи инспекторов, детально знакомых с технологиями газодобычи. Третья причина: планы строительства газопроводов «Северный поток», «Турецкий поток» и «Сила Сибири» и всевозможной инфраструктуры. Помимо сомнительной экономической целесообразности этих проектов давно замечено, что строят их «свои» – те же Ротенберги. Структуры Аркадия Ротенберга по невысокой цене и без тендеров выкупили у «Газпрома» дочерние компании по обустройству месторождений и строительству газопроводов, объединили их в компанию «Строй-газмонтаж», которая долгое время оказывала тому же «Газпрому» дорогостоящие услуги[27]. Вот вам и рост издержек!

Зато в России сузились возможности молодых предприимчивых людей построить свое дело без родительских связей и капиталов. Даже чиновники Минфина, прикинувшись в ходе эксперимента частными дельцами, не смогли выиграть конкурс по закупкам госкомпаний. Сколь райские условия они бы ни предлагали, выигрывали более дорогие, но «свои» предложения.

Уникальное достижение нынешней власти в том, что она смогла убедить большинство россиян в том, что следовать в русле общемировых тенденций развития и бессмысленно, и опасно. Наша система подразумевает возможность переброски ресурсов на любой «участок фронта», но не обладает встроенным механизмом, который подталкивал бы к ограничению издержек. Успехи в какой-то отрасли не получается распространить на всю экономику. Это тоже плата за державность.

Исходя из безграничности человеческих и материальных ресурсов, государство формулирует цели, которые воспринимаются как достойные достижения, даже когда не имеют никакого экономического обоснования. Странно? Но недаром Русская православная церковь всегда была верным помощником государства.





Глава третья

Как вера в чудеса отражается на экономике




Служили два товарища




Когда я познакомился с псковским священником Павлом Адельгеймом, он был в опале. Ситуация для Русской православной церкви уникальная – рядовой батюшка пошел на открытый конфликт с местным епископом. Адельгейму к тому времени было уже за 70, болезни подступали со всех сторон, и вряд ли он полез на рожон от скуки. И я решил лично спросить его, зачем он написал книгу «Догмат о Церкви в канонах и практике», в которой раскрывалась тема несоответствия поступков священников канонам и правилам православной церкви. Ее не всякий магистр богословия осилит, и никакое массовое прочтение ей не грозило. А реакция официальной церкви так же предсказуема, как реакция советского политбюро на «Архипелаг ГУЛАГ». В СМИ попала стенограмма заседания Епархиального совета, на которой книга называлась «вредной для всех времен и народов», а сам автор «волком», «нераскаявшимся разбойником» и «новым Арием».

Предыстория тут деликатная и глубоко личная: в 1970-е гг. отец Павел сел на три года за самиздат – Библия, Мандельштам, Ахматова. Он не сомневался, что к его посадке имел отношение молодой священник Троице-Сергиевой лавры о. Евсевий (Саввин). При подавлении бунта на зоне Адельгейм потерял правую ногу. А в 1993-м Евсевия назначили архиепископом в Псковскую епархию, где отец Павел служил с 1976 года. Отношения между ними сразу не сложились, хотя Адельгейм никогда публично не рассказывал в деталях, что предшествовало его осуждению в советские времена. Говорил лишь, что главный доносчик сегодня является священником РПЦ в сане епископа и дружен с владыкой Евсевием.

Кто-то из верующих замашет руками: мол, не может православный священник сдать единоверца гонителям, да еще и в связи с распространением Священного Писания. Для этого же надо быть полным атеистом. Может, сам Адельгейм наблатыкался на зоне возводить на честных людей поклеп? Тем более он сын репрессированных: отец, поэт и артист Анатолий Адельгейм, расстрелян, мать – Татьяна Пылаева сидела в лагере. Оба, правда, реабилитированы в 1962 году.

Однако вся жизнь отца Павла словно противостояла агрессии, мести и насилию. Он с одной ногой восстанавливал храм Жен-Мироносиц после переезда из него склада «Росбакалеи». Едва распался СССР, он открыл при храме православную школу регентов, следом – приют для сирот-инвалидов в деревне Писковичи. А эти проекты мало похожи на церковную лавку, где влет расходятся свечки, ладанки и журнал «Фома», – тут нужны постоянные вложения сил и средств без отдачи. А Адельгейм умудрился окружить словом Господним пациентов психиатрической больницы в Богданово, куда уж точно зажиточным паломникам вход заказан. Старик жил в небогатом деревянном доме, ездил на «Волге», бандитам грехи по бартеру не отпускал.

Сказать, что он пользовался любовью и уважением людей, – это ничего не сказать. Я явился к нему в храм Жен-Мироносиц без приглашения, но он полагал, что любой человек достоин беседы – сразу позвал домой. В XXI веке я видел прохожих псковичей, в пояс кланяющихся «Волге» Адельгейма. И вспоминал задохнувшуюся в пробках Москву во время Архиерейского собора и фразы добрых москвичей. Мы пили чай в доме отца Павла, а вокруг кухни мелькали трое-четверо детей странного вида. Священник объяснил: это воспитанники его недавно закрытой школы регентов. Они не совсем психически здоровы, их не в каждый приют возьмут. Кого смог он пристроил, оставшихся забрал в свой дом.

Казалось бы, отец Павел должен быть гордостью РПЦ. Но школу регентов закрыли как раз по инициативе епархии. Также владыка Евсевий отобрал у него и приют Писковичи, и церковь в психиатрической больнице, а в храме Жен-Мироносиц изгнал из настоятелей. Вскоре после публикации своего «Догмата» Адельгейм сел за руль своей старенькой «Волги» и отправился на службу. Ехал медленно, потому что зима и гололед, – и поэтому прожил еще 10 лет. Тогда в ГИБДД ему подтвердили, что рулевое управление машины развинчено человеческой рукой, но дело возбуждать отказались.

В храме у него появился начальник – годящийся ему во внуки священник Сергей Иванов, про которого в СМИ писали, будто он брат криминального авторитета. Спустя несколько дней после его назначения бесследно исчезло дорогостоящее булыжное мощение перед храмом. А Иванов при поддержке начальства изменил приходской устав и начал чистку совета прихода: на место обычных верующих пришли люди епархии. Вертикаль РПЦ в те годы выстраивалась по всей стране: епископам надоела полуфеодальная независимость настоятелей, и они стали наращивать власть по примеру светских смежников.

Адельгейм рассказывал, что большинство священников привыкли все это смиренно принимать и удивлялись, почему он не хочет публично повиниться перед Евсевием. Ведь всего-то и надо было подписать обращение, уже составленное к этому случаю: «Я, проклятая гадина и мразь, оскорбил Вашу святыню, Высокопреосвященнейший Владыка! За совершенную подлость мне не место в человеческом обществе. Мне место в выгребной яме…» Власть архиерея ничем не ограничена, он может выгнать любого священника каждую минуту: недавно батюшки не имели даже трудового договора, а пенсия, если и будет, – минимальная. Поэтому и мероприятия с участием епископа пронизаны покорностью, словно обкомовские собрания.

Каждый год в Прощеное воскресенье Адельгейм сообщал в письме Евсевию, что прощает его по-христиански, но ответного жеста не получил. Отец Павел с грустью констатировал: «Самое страшное, что из церкви ушла любовь, а вместо любви вся эта бюрократическая начинка пришла. Патриарх – он по духу своему чиновник, и он этот бюрократизм в церкви насаждает. Выстраивает вертикаль власти. Он думает, что этим создаст мощную организацию, которая на него будет работать. Но мне кажется, что он глубоко заблуждается, и итогом всего этого будут похороны РПЦ». Его оценки процессов в церкви становились жестче, а за месяц до смерти Адельгейм сказал: «К сожалению, церковная жизнь в России гаснет. И сколько бы в Патриархии ни говорили про золотые купола, к сожалению, золотые купола выражают только силу церковной власти и рост церковного бюджета за счет государственных доходов, не больше. А духовная жизнь разрушается и уничтожается… В этой церкви не остается места для Христа: имя Его все реже и реже главами церкви упоминается… Теперь православие и христианство совсем не одно и то же. Потому что под словом «православие» больше понимается национальная идеология, а вовсе не христианская вера»[1].

Мы уже давно привыкли, что политики, призывающие нас покупать отечественное, предпочитают «лексусы», а детей учат в Швейцарии. Что за речами о многодетных семьях – бесплодие авторов, а ревнители усыновления не рвутся взять в собственный пентхаус сироту. Так и за проповедями любви и сострадания может жить готовность выселить больных детей на улицу, чтобы насолить критику.

В том же Пскове епархия изгнала архимандрита Зинона (Теодора). На сегодня это самый известный иконописец славянского происхождения, а на Западе его и вовсе считают новым Андреем Рублевым. В 1995 г. за вклад в церковное искусство он первым из церковных деятелей получил Государственную премию России. Более половины альбома «Современная православная икона», выпущенного по благословению патриарха Алексия II, посвящено работам Зинона. А в 1996 г. его изгнали за литургию, отслуженную архимандритом и двумя православными монахами с католическим священником. Хотя, подчеркивая единство христианского мира, службы с представителями других конфессий служили и патриарх Алексий II, и высшие иерархи РПЦ.

Я встретился с председателем псковского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК) Ириной Голубевой. Она рассказала, что церковь воспринимает переданные ей храмы как торговые точки, которые нужно отремонтировать для увеличения потока клиентов. Храм Василия на Горке – единственная сохранившаяся церковь начала XV века, времени расцвета Псковской вечевой республики. В начале XXI века местный настоятель установил в окнах стеклопакеты и выложил пол керамогранитом. В храме Михаила Архангела батюшка заложил силикатным кирпичом окно и арку. А в церкви Елены и Константина отец Пантелеймон и вовсе возводит строения поверх старинных могил.

Голубева рассказала: «В ответ на наши претензии святые отцы обычно говорят, что сейчас не XV век и надо идти в ногу со временем. Что в старой кладке пола у женщин застревают каблуки. Что у них свой закон и свои архитекторы. Как оказалось, один такой «архитектор» пел у батюшки в церковном хоре. Они находят столь же образованных спонсоров и латексной краской покрывают стены из пористого известняка. Известняку обязательно надо дышать, а краска действует как компресс, и стены начинают гнить». Впрочем, все это лишь фон к истории о том, почему в 2010-е гг. десятки миллионов православных россиян уже не ощущали себя в лоне РПЦ.

К отцу Павлу Адельгейму приезжали целые автобусы паломников с Урала и Поволжья, и даже с Чукотки была группа. Хотя он и священником формально не являлся – так, старичок при храме. В августе 2013 г. он пустил в дом 27-летнего душевно больного москвича, который во время разговора о евангелисте Луке ударил священника ножом[2]. Владыка Евсевий на похороны Адельгейма не приехал и не сделал ожидаемых от христианина заявлений: мол, ругались мы с покойным, конечно, но я его уважал, прощаю и т. д. Епархия вообще постаралась об отступнике забыть, но не позволили его преемники.

Прошло три года, и у нового настоятеля храма Жен-Мироносиц протоиерея Сергия (Иванова) изъяли крупную партию наркотиков и пистолет с глушителем. На суде батюшка получил 3,3 года условно, в приговоре отмечено, что священник является наркозависимым[3]. На следствии Иванов утверждал, что сумку с 20 г метамфетамина он нашел у подъезда. На этом щедроты неба по отношению к Иванову не исчерпались: вскоре он нашел еще одну сумку, в которой покоились пистолет Марголина с глушителем и 65 патронами. Вместо полиции святой отец отнес ствол в квартиру, где проживал с женой и несовершеннолетним ребенком, и хранил в шкафу с одеждой.

Процесс над Ивановым проходил в закрытом режиме, а подсудимый утверждал, что претерпевает за веру – дескать, возобновились гонения на церковь. Не оставил подчиненного и епископ Евсевий, призвав паству не верить, будто у «почтенного отца Сергия» изъяли наркотики и ствол, как написано в «грязных статьях», ибо «сатана действует через людей». Даже при наличии судимости Иванов продолжал служить в храме святых Жен-Мироносиц и преподавать в воскресной школе, которую посещали полсотни детей.

Многострадальный храм Жен-Мироносиц принял 31-летний отец Александр (Николаев), который был вторым священником при Сергии, а карьеру начинал иподьяконом у владыки Евсевия. И первым делом решил реформировать воскресную школу при храме, созданную Адельгеймом в 2010 году. По субботам в ней занимались пением взрослые ребята, малыши, дети из приютов Пскова и Неелово. Кроме того, учились готовить еду, занимались в творческой мастерской рисованием, расписывали стулья, делали витражи на стекла. Формально школу содержала церковь: директор Юлия Ермолаева получала от ее щедрот зарплату в 2 тыс. рублей (то есть бак бензина в месяц) и искала деньги на все остальное. По словам вдовы о. Павла Веры Адельгейм, еду для детей готовили родители и бабушки воспитанников. Но новый настоятель сдал в аренду пищеблок коллеге для просфорни – это ж все-таки деньги. И запретил посещать школу детям из приютов, а заодно и группе подростков.

К тому времени я уже ничему в Псковской епархии не удивлялся. Еще при жизни Адельгейма я познакомился с местным журналистом Олегом Дементьевым, знаменитым книгой об обстоятельствах гибели 74 псковских десантников во время второй чеченской войны и публикациями о Спасо-Елеазаровском женском монастыре в 30 километрах от Пскова. В 2008 г. он опубликовал в местной прессе статьи «Осиное гнездо под золотыми куполами» и «Ночь с монашенкой – торг уместен», в которых, ссылаясь на рассказы местных жителей, поведал, будто послушницы монастыря используются в качестве проституток для состоятельных посетителей святых мест[4]. Что непосредственно матушка Елисавета (Беляева) вынуждает продавать земли за бесценок и угрожает людям бандитами. Что она же эксплуатирует и обирает рабочих-нелегалов, занятых на работах в монастыре. Оскорбленная сторона подала в суд и выиграла, хотя на стороне Дементьева в качестве свидетелей выступило немало местных жителей.


Летом 2009 г. журналист направил губернатору Псковской области Андрею Турчаку и президенту РФ Дмитрию Медведеву запросы с просьбой разъяснить, как проект охранных зон монастыря, в которые попали 10 окрестных деревень, согласуется с законом и здравым смыслом. Ведь проект получил отрицательные заключения прокуратуры Псковской области и юротдела областного парламента, в которых подчеркивалась коррупциогенность данного документа. Спустя несколько дней после отправки запросов в Пскове собрался епархиальный совет, на котором было принято решение предать Дементьева анафеме.

Во времена Ивана Грозного его непременно сожгли бы. Но в XXI веке анафема Дементьева выглядела нелепо. Во-первых, по определению отлучить от церкви можно только воцерковленного человека, коим седой собкор газеты «Правда» не являлся. Во-вторых, по церковным законам, анафеме должна предшествовать хотя бы одна попытка вступить в переговоры. Дементьев же узнал, что проклят, из Интернета, а на его предложение повидаться владыка Евсевий никак не ответил. В-третьих, анафема, которая в последний раз применялась церковью в отношении бывшего священника Глеба Якунина за самочинное ношение иерейского креста, не действует без одобрения патриарха. А он его до сих пор не дал.

Спасо-Елеазаровский монастырь – культовое место для российской государственности. Отсюда в 1523 г. старец Филофей написал великому князю Василию III знаменитые слова: «Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывати». Из них впоследствии выросла имперская концепция Москвы как Третьего Рима, популярная даже у коммунистов. Это, правда, не спасло монашескую братию в Гражданскую войну: красные посчитали монахов пособниками атамана Булак-Балаховича и большинство из них уничтожили. К распаду СССР из монастырского ансамбля в пригодном для восстановления виде сохранился только Собор Трех Святителей. А в 2000 г. обитель, к недоумению многих наблюдателей, решили восстановить как женскую.

Дементьев рассказывал мне, будто первую настоятельницу монастыря матушку Елисавету связывало давнее знакомство с архиепископом Евсевием. По молодости оба жили в Загорске (ныне Сергиев Посад): он служил, она возглавляла школу изящных искусств. Вроде бы и настоятельницей монастыря ее назначили спустя несколько дней после пострижения в монахини. Так или иначе, она оказалась неплохим менеджером: быстро нашла путь к сердцам жителей деревень Елизарово, Замельничье, Погорелка, Голова, Слобода, Мухино и других.

В Елизарово военный пенсионер и местный депутат Валерий Никитин рассказал, что все местные бесплатно помогали восстанавливать монастырь: «Матушка Елисавета говорила, что для нашего же духовного возрождения старается. Но потом началась скупка у жителей земельных паев, которые все работники местного совхоза получали в ходе приватизации. Люди попадались и пьющие, и набожные – кто продавал за бесценок, кто просто дарил. Аппетиты монастыря росли на глазах. Ко мне попала бумага: план местности, на котором на месте моего дома значится богадельня, а на месте соседских – здание детского приюта и часовня крестовая».

Подозрения Никитина оказались небеспочвенными: он каким-то образом раздобыл копию письма, которое вице-губернатор Сергей Перников получил от матушки. А в нем просьба посодействовать в вопросе расселения жителей Елизарово Никитина, Ивановой, Бородулина, Федориной и других, поскольку их дома неважно смотрятся на фоне монастырских куполов. Перников наложил резолюцию «предоставить предложения в адрес губернатора, каковы затраты бюджета». О людях – ни слова.

Сосед Никитина Василий Кузнецов – практически слепой. Первое интервью в своей жизни он дает в темных очках: «Ко мне приходили из монастыря, просили продать мое хозяйство. А когда я отказался, пригрозили отказом отпевать меня после кончины. Они добиваются своего не мытьем, так катанием. Среди местных много пожилых людей, некоторые свои участки после войны получили. А какая тогда правовая база была? Никакой! Все знают, что я живу на своей земле десятки лет. И вдруг возникает версия, что мой дом незаконно построен на территории местного лесхоза». У пожилого Бориса Хохлова, владения которого напинались ровно за оградой монастыря, дом сгорел. Следствие признаков поджога не выявило. Однако неоднократно до этого отказывавшийся продать свое хозяйство Хохлов тут же написал дарственную на матушку Елисавету. Взамен его переселили в деревню Погорелка на птичьих правах – ни дом, ни земля ему не принадлежат.

Со временем на рассмотрение методического совета Министерства культуры РФ был внесен вопрос об установлении охранной зоны Спасо-Елеазаровского монастыря, которая включила бы в себя более трех тысяч гектаров земли и около десяти окрестных деревень! Едва ли не все местные подписались под письмом в Псковское областное собрание: мол, что же такое происходит, мы что теперь – крепостные у монастыря? Без его разрешения не можем колодец выкопать или баню поставить? Такой огромной охранной зоны нет ни в Киеве, ни Москве, ни в Печорах, да и на всей Псковщине сумма охранных зон не намного больше. Даже в допетровские века, когда церковь была крупнейшим собственником в стране, монастырь использовал от силы гектаров триста. И что здесь охранять, если большая часть монастырских строений – новодел?

У матушки Елисаветы, судя по всему, очень серьезные покровители, деньги на монастырь шли широко. Журналисты замучили ее вопросами об объемах и условиях финансирования, но настоятельница цифр не назвала, уточнив лишь, «что счет идет на миллионы»: «У нас дохода нет, но средствами располагает Господь Бог»[5]. Однако Никитин с соседями раздобыли бумаги из Управления Роснедвижимости по Псковской области. Там черным по белому написано, что в собственности Спасо-Елеазаровского монастыря находится 13 земельных участков, в том числе очень больших. Например, под кадастровым номером 60:18:020201:12 проходит земля сельскохозяйственного назначения площадью 154 тыс. кв. метров. Монастырь получил ее в бессрочное безвозмездное пользование распоряжением администрации Верхолинской волости № 198 еще в 2001 году. Да и сама матушка Елисавета оказалась не такой уж бессребреницей. За Татьяной Ивановной Беляевой числилось 14 участков общей площадью три гектара: девять участков в Елизарово, два – в Большой Каменке, два – в Замельничье и один – в Погорелке. Эти участки были кропотливо собраны настоятельницей с 2001 по 2009 г. – как раз когда она возглавляла Спасо-Елеазаровский монастырь.

Я хотел предложить интервью матушке Елисавете, но оказалось, что настоятельница тяжело больна. Преданный анафеме атеист Дементьев по этому поводу признался: «Я сходил в храм и поставил свечку за выздоровление Елисаветы. Во-первых, конфликты должны отступать на второй план на фоне борьбы за жизнь человека. Во-вторых, жаль, что настоятельница своими действиями настроила против себя местных жителей». Игуменья Елисавета скончалась в мае 2010 года.

В то время как в Спасо-Елеазаровский монастырь завозили целые автобусы с паломницами, никто из местных жителей со своими требами в него не совался. Все жители Елизарово, с которыми мне удалось поговорить, ходят за три километра в Толбицу – деревеньку с полусотней жителей. Там функционирует церквушка, на которую ни один бюджет денег не выделяет. Я тоже заехал, чтобы пообщаться с отцом Александром – молодым местным батюшкой, веселым добродушным мужиком, которого уважает вся округа. Колокол ему заменял разрезанный пополам газовый баллон с висящим рядом куском арматуры – яркий образ для настоящего православия, которое не испорчено близостью к власти.





Верится с трудом




Если иностранец попытается разобраться, каковы религиозные взгляды россиян, он, мягко говоря, запутается. По данным одних исследований, до 80 % граждан России считают себя православными христианами. В то же время рождественские богослужения в январе 2018 г. посетило 2,5 млн россиян, то есть менее 2 % населения[6]. Эта цифра стабильна на протяжении многих лет и не меняется по мере открытия новых храмов. Даже на Пасху дорога приводит в храм 4,5 млн верующих при 147-миллионном населении. В Страстную субботу, вершину Великого поста, рестораны, стадионы и общественные бани полны, как в самый обычный день. Более трети граждан признались социологам, что никогда не посещают церкви, более половины делают это не чаще одного раза в год. По словам руководителя отдела социально-политических исследований «Левада-центра» Бориса Дубина, 60 % православных не относят себя к религиозным людям: менее 40 % из них уверены в существовании Бога. А около 30 % полагают, что Бога вообще нет[7]!

Вместе с тем в выходные дни у храмов в городах довольно много людей. Если храм находится при православном кладбище, высока вероятность увидеть длинную очередь в церковную лавку. Когда в Москву или Петербург привозили мощи Николая Чудотворца или «Пояс Богородицы», верующих не смущала необходимость ждать в очереди к святыням более суток! Со стороны может показаться, что типичный российский православный – это пожилая женщина без высшего образования. Однако в большинстве субъектов Федерации истеблишмент подчеркнуто религиозен. Нет ни одного открытого атеиста и в правительстве России. В дни православных праздников телевизионные новости немыслимы без первых лиц, участвующих в таинствах вместе с архиереями РПЦ.

Исторически светская власть и православная церковь всегда были естественными союзниками. Крещение Руси, запущенное в 988 г. киевским князем Владимиром, было актом политической воли правителя. «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем» – вот что прочитал о крещении Новгорода в Иоакимовской летописи, ныне утраченной, историк XVIII века Василий Татищев. Церковная реформа XVII века, известная как Раскол, также была активирована сверху и не имела ничего общего с европейской Реформацией, потребность в которой вызрела по мере развития гражданского общества.

По сути, в допетровской Руси патриарх был второй фигурой в государстве после царя: иногда марионеточной, иногда обладавшей реальной властью. Петр I прекратил эти метания, упразднив патриаршество и поставив духовенство в один ряд с прочими служилыми сословиями. Священный Синод управлялся назначаемым императором обер-прокурором и помещался в одном здании с Сенатом, как обычное государственное учреждение. Знаменитая уваровская триада «Православие, самодержавие, народность» отводила церкви ключевое место в деле профилактики революций.

Историки много спорят о влиянии Синода на русскую жизнь до 1917 года. Но совершенно очевидно, что церковь не справилась со своей охранительной функцией: серия революций разрешилась Гражданской войной и созданием Советского Союза. При этом в многотысячных крестных ходах по улицам Петербурга и свержении династии участвовали одни и те же народные массы. Церковь не сумела сплотить сколько-нибудь значимые силы ради сохранения стабильности, даже Белое движение обошлось без традиционного «За веру, царя и Отечество». 1920-1930-е оказались для церкви, вероятно, самыми мрачными, но во время войны Сталин вернул ей многие утраченные функции. А о послевоенном периоде известен анекдот, в котором священник угощает в купе попутчиков курочкой, сальцом и самогоном: «А вы не пробовали отделиться от государства?»

Однако после 1987 г. наметился новый этап сближения церкви и государства: богослужения стали показывать по телевидению, правительственный Совет по делам религий отменил нормативные акты, ограничивавшие деятельность церковных приходов, с пафосом отметили 1000-летие крещения Руси. Первый президент России Борис Ельцин в конце 1991 г. подписал распоряжение «О возвращении Русской православной церкви строений и религиозной литературы». А представители РПЦ всегда поддерживали Ельцина: и во время непопулярной войны в Чечне, и в ходе президентских выборов 1996 г., когда перспективы переизбрания выглядели безнадежными.

Большой вопрос: стало ли православное вероисповедание точкой самоидентификации россиян после крушения коммунистических идеалов? Впервые социологи попытались определить долю верующих в масштабе страны в конце 1980-х. Получилось 16–19 % христиан, мусульман, буддистов, вместе взятых, на 70 % неверующих. Но уже к 1993 г. 69 % мужчин и 82 % женщин стали набожными. Директор «Левада-центра» Лев Гудков говорит, что рост числа верующих в разы за одно поколение объясняется именно этно-конфессиональной идентичностью[8]. Православие стало безусловной привязкой к гордости за принадлежность к русскому народу наравне с Черноморским флотом и полетом Гагарина в космос.

Как выразился в 2007 г. писатель Виктор Ерофеев, православная церковь обеспечила правящую элиту национальной идеей, которую власть искала еще со времен горбачевской перестройки: «Церковь пытается предложить новую антиевропейскую утопию, опасную для модернизации России и отвергаемую частью интеллигенции. Основной постулат: русские ценности отличаются от западных. Человек не является мерилом всего, он служит Церкви и Государству»[9]. И это тоже важный вклад в накачку державности.

Однако уже в начале 2010-х выяснилось, что духовные поиски россиян могут быть глубоко индивидуальны и сложны, а потому не вписываться в прокрустово ложе основных конфессий. В 2012 г. исследовательская служба «Среда» и фонд «Общественное мнение» завершили масштабный проект «Атлас религий России», давший неожиданные результаты. Православных в лоне РПЦ среди взрослых россиян оказался 41 %. 13 % вообще не верят в Бога, но самое интересное – это 25 %, которые верят, но конкретную религию не исповедуют. Не менее любопытны 4,2 % христиан, которые не принадлежат ни к православию, ни к католицизму, ни к протестантизму. Это, кстати, 6 млн человек, больше населения Петербурга. Еще 2 млн человек – это православные, не относящие себя ни к РПЦ, ни к старообрядцам[10]. Кто-то может подумать, что в этих цифрах спрятались какие-то злые сектанты. Но на деле такие люди редко объединены в общины, а свои взгляды сформировали в ходе чтения, размышления и дискуссий. Кстати, такой подход вполне в духе русской интеллигентской традиции: еще Бердяев называл неверие формой религиозной борьбы.

Один из создателей «Атласа религий», ведущий научный сотрудник Института Европы РАН Роман Лункин отметил, что политики и церковные иерархи с большой неохотой признаются, что общество под ними – уже не монолит: «Внутри паствы РПЦ возникают полюсы колоссального взаимоотталкивания. Патриарх Кирилл уже не просто олицетворение традиции, каким был Алексий II, а поп – фигура, подвластная критике общества»[11].

К моменту избрания в 2009 г. патриархом архиепископ Смоленский и Вяземский Кирилл (Гундяев) имел репутацию современного либерального интеллектуала: увлекался горными лыжами, вел программу «Слово пастыря» на Первом канале, выступал перед публикой рок-концертов и не чурался католиков. При этом Кирилл, как пишет Михаил Зыгарь, был давно и хорошо интегрирован в чиновничью элиту и, как выражались в администрации президента, «проявлял невиданную активность», то есть выражал готовность помогать Кремлю в достижении политических целей. Православие стало по факту официальной идеологией, способом зацементировать путинский электорат[12].

Вместе с тем именно при Кирилле у РПЦ обострились репутационные проблемы, которые оттолкнули от церкви большое количество людей. В 2010 г. страна впервые содрогнулась от скандала с принуждением к участию в крестном ходе в честь Дней славянской письменности. Колонна в Москве собрала около 40 тыс. человек, ее костяк составили студенты вузов, мобилизованные деканатами при помощи угрозы недопуска к сессии. Церковь не ответила на критику и не посчитала нужным менять подходы. 100-тысячный крестный ход по центру Петербурга, посвященный переносу мощей Александра Невского, освещался журналистами словно аналог первомайской демонстрации: есть колонны от каждого района, от комитетов Смольного, от вузов, колледжей, воинских частей. По советской традиции, необходимо отмечаться у старших, а за неявку можно схлопотать прогул.

Казалось бы, очевидно, что даже маленькая ложь в деликатнейшей, построенной на вере области может выбросить из конфессионального лона тысячи адептов. В июне 2013 г. подчиненные крепко подставили патриарха Кирилла во время визита в Свято-Троицкую Сергиеву лавру, дорисовав толпу внимавших ему верующих. Схожая история имела место в 2011 г. во время визита владыки в Харьков, когда сакральная ретушь превратила 5 тыс. слушателей в 100 тысяч. Расхожим мемом стали дорогие часы патриарха Кирилла, которые заретушировали на его запястье, но забыли «затереть» их отражение в полировке стола[13].

В 2010 г. широко обсуждался случай с выдающимся хирургом, бывшим министром здравоохранения РФ Юрием Шевченко. Во время ремонта в квартире Шевченко в легендарном Доме на набережной повредили вентиляционные камеры, в результате чего строительная пыль попала в соседнюю квартиру, принадлежащую патриарху Кириллу. Проживающая там троюродная сестра патриарха Лидия Леонова подала в Замоскворецкий суд иск к Шевченко на сумму около 20 млн рублей, который был удовлетворен в считаные дни. До полного расчета больному раком хирургу закрыли выезд за границу[14].

У конфликта имелась предыстория. Врач Шевченко одновременно являлся и православным священником: учился богословию в академии архиепископа Ташкентского и Среднеазиатского Владимира (Икима), рукополагался у митрополита Украинской православной церкви Владимира (Сабодана). Последний конкурировал за патриарший престол с Кириллом, а первый был переведен им «с понижением» епископом Омским сразу после победы. Открывая храм при медико-хирургическом центре имени Пирогова в Измайлово, Шевченко не пошел за благословением в РПЦ. И в глазах многих наблюдателей судебное преследование Шевченко выглядело как расправа над политическим противником, пусть и несоизмеримо меньшего калибра.

Православным конкурентам РПЦ досталось от государства не впервые. В 2008–2010 гг. Росимущество отобрало у православной общины в Суздале полтора десятка храмов, а в 2015 г. изъяло по суду мощи преподобных Евфимия и Евфросинии Суздальских! Хозяйство принадлежало Русской православной автономной церкви (РПАЦ) во главе с владыкой Валентином, которого Московская патриархия запретила в священнослужении, а его организацию предпочитала называть «Суздальский раскол». В 2012 г. начальник управления Росимущества по Владимирской области Владимир Горланов написал в Арбитражный суд, что мощи «являются собственностью Российской Федерации и относятся к культурным объектам». По заявлению одного из священников РПЦ в полицию простой участковый добился вскрытия рак с мощами, поднятия пелен. Логика служителей закона проста: мощи передавались православной общине, которая теперь не может существовать, раз у нее изъяты храмы. Памятуя о том, что православная вера крепла как раз в катакомбах, более сотни суздалян подписались под открытым письмом: «Невозможно описать всей лжи, клеветы, оскорблений и случаев попрания наших самых элементарных прав! Мы никому не желаем зла, не претендуем ни на чью собственность – мы хотим тихо и мирно молиться в соответствии с нашими убеждениями и канонами нашей веры. Нас преследуют именно органы государственной власти и чиновники за то, что мы принадлежим не к «той Церкви», которую они, вопреки закону и здравому смыслу, считают «государственной»[15].

Но все это цветочки по сравнению с ущербом, нанесенным репутации церкви так называемой «реституцией объектов религиозного назначения». В 2010 г. президент Дмитрий Медведев подписал Федеральный закон № 327, за который почти единогласно проголосовала Госдума, включая коммунистов. Его окончательная редакция позволяла церкви отбирать по суду больницы, музеи, театры или просто жилые дома, построенные в советскую эпоху на месте этих самых «объектов». Митрополиту достаточно показать пальцем на любое здание, где до революции жил священник или останавливались паломники, и, если за 6 лет недвижимость не отдали добровольно, идти в суд. И вовсе не обязательно, чтобы передаваемое религиозным организациям имущество было исторически или культурно связано с этими организациями. В Калининградской области РПЦ получила все местные костелы, кирхи и замки, хотя до Второй мировой войны здесь жили сплошь лютеране. При чем здесь замки, спросите вы? Так ведь Тевтонский орден был религиозной организацией, а значит, все его имущество «религиозного назначения».

В Нижнем Новгороде из Дома офицеров выгнали десятки детских кружков. Оказывается, до 1917 г. при здании помещалась маленькая домовая церковь. Потом духовное возрождение перекинулось на консерваторию, где когда-то располагалась резиденция архиерея. Двухэтажное здание после войны надстраивали всем миром, возвели новый четырехэтажный корпус, установили крупнейший в Поволжье орган. В Подмосковье Крестовоздвиженскому женскому монастырю стало тесновато – отсудили площади соседнего реабилитационного центра для детей-инвалидов, где в царские времена останавливались паломники. Похожая история в Боголюбово, где во имя добра и веры потребовали стационар районной больницы. И в селе Скопино на Рязанщине, где попросили на выход детский интернат.

На Дону епархия претендовала на Музей донского казачества в станице Старочеркасской. И совершенно не постеснялась обидеть насквозь православных казачков. Атаманский дворец и дом атамана Ефремова суд отдать отказался, но местный музей-заповедник все равно лишился 3,6 тыс «квадратов». Например, церкви отошел дом-крепость торговых казаков Жученковых, которые к тому же были старообрядцами. После этого можно даже не рассказывать, чем подкрепляются претензии РПЦ на развалины античного города Херсонес в Крыму.

В Ставрополье соседство с Иоанно-Мариинским женским монастырем вышло боком семье Шимко-Фоменко. До революции у монастыря был игуменский корпус, как следует из монастырской описи: деревянный, покрытый железом, окрашенный масляной краской. При большевиках здесь помещался детский дом, потом клуб и швейный цех при психиатрической больнице – здание многократно разбирали, выкладывали кирпичом. В 1993 г. супруги Шимко купили его у психбольницы на аукционе, других претендентов не нашлось – кому нужны голые стены. К моменту возвращения людей в черном здесь были обустроены три квартиры, в которых жили четыре поколения семьи – от 90-летней участницы войны Раисы Фоменко до ее 3-летнего правнука.

В судах монастырь повел себя на редкость агрессивно. Если 90-летняя прабабушка подарила жилье своей дочери, то для епархии это «переделки документов с целью запутать суд». В первой инстанции у монастыря не выгорело. Добрые сестры пошли в краевой суд, который признал сделку с передачей дома семье Шимко-Фоменко недействительной. Согласно решению суда, покупка гражданином собственности на государственном аукционе четверть века назад «направлена на подрыв основ конституционного строя, обороноспособности, безопасности и экономической системы Государства, нарушает права и свободы человека и гражданина, противоречит сложившемуся в обществе представлению о добре и зле, хорошем и плохом, пороке и добродетели, препятствует гражданам в соответствии со ст. 44 Конституции РФ участвовать в культурной жизни и пользоваться учреждениями культуры…». Кто-то может подумать, что у епархии нет ничего святого: используя административный ресурс, выгонять детей и престарелых из собственного дома на улицу. Но, учитывая, что Раиса Фоменко – ветеран войны, сестры монастыря предложили «акт милосердия» – взять прабабушку под свою опеку в монастырь! Пресс-служба епархии с пафосом сообщила, что на это получено благословение самого епископа[16].

В поселке Выша (Рязанская область) Свято-Успенский женский монастырь докопался до бывшей узницы концлагеря Ирины Поповой. Набожная женщина продала родительскую квартиру в центре Симферополя, купила в Выше дом с садом, чтобы прожить остаток жизни в благодатном месте. Ей тогда в голову не приходило, что в России опасно иметь собственность рядом с монастырями. В 2010–2011 гг. землю населенных пунктов перевели в категорию федеральных земель и «захватчикам», как называют теперь собственников примыкавших к монастырю участков, посносили сараи, гаражи, даже туалеты. Поповой вырубили сад, вынуждая продавать дом втрое дешевле рынка. Похожую схему выживания мирян я наблюдал у «святых мест» на Валааме и в Соловках. Жительница Валаама Варвара Сергеева написала патриарху Кириллу открытое письмо: ее с онкобольным сыном выселяют в Сортавалу, в зараженную грибком каморку. Владыка не ответил.