Мокрое волшебство

– А о чем ты? – спросил Ульфин.

– Вам что-нибудь известно о моей сестре?

– Новое ручное дитя королевы? О, она отличный питомец. Сегодня ей доставили золотой ошейник с ее именем. Его смастерил шурин моего двоюродного брата.

– Ошейник с именем «Кэтлин»? – спросила Мавис.

– На нем написано «Фидо», – сказал Ульфин.

На следующий день Ульфин принес пропуска на листьях, сорванных с Дерева Свободы, которое растет на дне Колодца Истины.

– Не потеряйте, – сказал он. – Ну, пошли со мной.

Все поняли, что вполне возможно медленно передвигаться на руках и хвостах, хотя при этом стали смахивать на тюленей.

Ульфин повел их по странным улицам с широкими переходами, показывая на разные здания и объясняя, как они называются, – так могли бы делать и вы, если бы демонстрировали чудеса вашего города чужестранцу. Об огромном здании, возвышающемся над остальными, Ульфин сказал:

– Это Башня Астрологов. Там сидят мудрецы и наблюдают за звездами.

– Но здесь, в глубине, не видно звезд.

– Нет, видно. В башне есть телескопы, зеркала и приборы, делающие воду прозрачной. Тут живут мудрейшие люди страны – все, кроме профессора конхиологии. Он самый мудрый из всех. Он изобрел сети, в которые вас поймали… Вернее, создание сетей было одним из знаний, которые он не смог забыть.

– Но кому пришло в голову использовать их для поимки пленных?

– Мне, – гордо ответил Ульфин. – За это меня представили к стеклянной медали.

– У вас есть стекло?

– Иногда стекло тонет, знаете ли. Оно очень ценное. Мы на нем гравируем. Вот библиотека – миллионы каменных табличек. Рядом с ней находится Дворец народных развлечений… А это сад матерей, туда они ходят отдыхать, пока их дети учатся в школе… Вот одна из наших школ. А вот и здание Государственного архива.

Хранитель архива принял их с серьезной учтивостью. Ежедневные посещения Ульфина приучили детей к внешности Глубинного Народа, и странные печальные лица больше не казались им ужасающими. Громадный зал, где на выбитых в отвесной скале полках хранились таблички с выгравированными записями мира глубин, был изумительным и впечатляющим.

– И что же вы хотите узнать? – спросил хранитель, откатывая в сторону несколько камней, которые он им показывал. – Ульфин сказал, что-то особенное.

– Почему началась война? – выпалил Фрэнсис.

– Почему ваши король и королева так отличаются от остальных жителей вашего мира? – спросила Мавис.

– Война, – начал хранитель архива, – началась ровно три миллиона пятьсот семьдесят девять тысяч триста восемь лет назад. Глубинный всадник, соскочив с морского конька, наступил на хвост спящему жителю Морелэнда. Он не извинился, потому что дал обет молчать год и один день. Если бы народ Морелэнда подождал, глубинный всадник объяснился бы, но они сразу начали войну. Конечно, после этого нельзя было требовать от него извинений. И с тех пор война продолжается, продолжается, продолжается и продолжается.

– И никогда не прекратится? – спросил Бернард.

– Нет, пока мы не извинимся. А мы, конечно, не можем этого сделать, пока противники не узнамют причину войны и не поймут, что она началась не по нашей вине.

– Какой ужас! – воскликнула Мавис. – Значит, все здесь воюют без причин?

– Вот именно, – согласился хранитель. – А ваши земные войны ведутся из-за чего? На ваш второй вопрос мне бы не следовало отвечать – да только я знаю, что вы забудете ответ, когда Чаша Забвения начнет действовать, хотя Ульфин сказал, что зелье еще не сработало. Итак, наши король и королева не здешние. Когда-то мы были республикой, но президенты, все их друзья и родственники оказались такими высокомерными и жадными, что мы решили сделаться монархией. Чтобы не допустить зависти, мы доставили сюда двух самых красивых земных людей, каких только смогли найти. Они добились огромного успеха, а поскольку у них нет родственников, это оказалось к тому же гораздо экономнее.

Когда хранитель любезно удовлетворил любопытство пленников, принцесса вдруг спросила:

– Не могли бы мы изучить конхиологию?

– Почему бы и нет? – дружелюбно отозвался хранитель. – Завтра у профессора приемный день.

– А разве нельзя отправиться туда сегодня? – настаивала Фрейя. – Просто чтобы договориться о времени, сроках и прочем?

– Если дядя разрешит тебя туда проводить, я так и сделаю, потому что для меня величайшее удовольствие выполнять все твои пожелания, – заявил Ульфин.

Дядя Ульфина выглядел слегка встревоженным, но сказал, что, по его мнению, нет ничего плохого в том, чтобы навестить профессора.

И вот они отправились в дорогу. Она оказалась долгой для тех, кто не родились тюленями, но были вынуждены передвигаться на манер этих очаровательных и умных животных. Только принцесса Морелэнда чувствовала себя непринужденно. Но когда они тащились мимо строения такой длины, как путь отсюда до конца Майл-Энд-Роуд (Ульфин сказал, что это кавалерийские казармы), из окна высунулся молодой человек и окликнул:

– Приветик, Ульф!

– И тебе приветик, – отозвался Ульфин и, подойдя к окну, начал о чем-то шептаться с юношей.

Через две минуты высунувшийся из окна молодой кавалерийский офицер отдал приказ, и почти тотчас из-под арки ворот вынырнуло несколько великолепных морских коньков в богатой сбруе. Трое детей сели верхом, и собравшуюся на улице толпу позабавил вид людей в хвостах-оковах, скачущих верхом на боевых конях морских пехотинцев. Но смех этот не был злорадным. А езда на коньках действительно имела преимущества для усталых хвостов тюленей-любителей.

Путешествие по дну моря было чудесным, но вскоре открытая местность осталась позади, и они начали подниматься по тропам, вырубленным в самом сердце скалы, длинным и крутым, озаренным, как и весь этот огромный подземный мир, фосфоресцирующим светом.

После нескольких часов езды дети начали подумывать, что, пожалуй, бывает многовато даже таких прекрасных упражнений, как выгуливание морских коньков, но тут фосфоресцирующие огни внезапно погасли, и все же море не стало темным. Впереди показался свет, который разгорался тем ярче, чем дальше они продвигались, и вскоре обрушился на всех с мелководья над головами.

– Мы оставим морских коньков здесь, – сказал Ульфин, – они не могут жить на воздухе. Пошли.


Все спешились и поплыли вверх. По крайней мере, Ульфин и принцесса плыли и тянули за собой остальных, державшихся за руки. Почти сразу головы высунулись из воды, и компания оказалась на краю скалистого берега. Они вылезли на сушу и перешли – если прогулку тюленей можно назвать ходьбой – через невысокий вал, а потом нырнули в лежащее за ним озеро, не имеющее выхода к морю.

– Это Островод, – сказал Ульфин, когда они коснулись дна, – а вон и король.

Действительно, к ним направился кто-то величественный, в длинном одеянии.

– Но ведь это, – сказала принцесса, дрожа, – в точности похоже на наш сад дома, только поменьше.

– Здесь все устроено так, как велел пленный король, – ответил Ульфин. – Величество есть величество, с этим ничего не поделаешь.

Пленник подошел совсем близко и приветствовал гостей с королевской учтивостью.

– Мы хотели узнать, ваше величество, не могли бы вы давать нам уроки? – спросила Мавис.

Король что-то ответил, но что именно – принцесса не расслышала. Она в стороне разговаривала с Ульфином.

– Ульфин, этот пленный король – мой отец.

– Да, принцесса.

– И он меня не узнаёт…

– Все будет хорошо, – твердо сказал Ульфин.

– Ты знал?

– Да.

– Но люди твоей страны накажут тебя за то, что ты нас сюда привел. Если они поймут, что пленник – мой отец, и ты свел нас вместе, тебя убьют. Зачем ты это сделал, Ульфин?

– Потому что таково было твое желание, принцесса, – ответил он. – И я лучше умру за тебя, чем буду без тебя жить.





Глава одиннадцатая. Миротворец




Детям подумалось, что они никогда не видели лица добрее и осанки благородней, чем у профессора конхиологии, но морская принцесса не могла на него смотреть. Теперь она чувствовала то же, что чувствовала Мавис, когда Кэти ее не узнала, – страдание, когда знакомые любимые глаза глядят на тебя, как на чужую. Принцесса отвернулась и притворилась, что рассматривает листья живой изгороди из морских водорослей, пока Мавис и Фрэнсис договаривались о том, чтобы брать уроки конхиологии три дня в неделю, с двух до четырех.

– Вам лучше присоединиться к моему классу, – сказал профессор, – иначе учеба будет продвигаться хуже.

– Но мы хотим учиться, – сказала Мавис.

Профессор очень внимательно на нее посмотрел.

– В самом деле?

– Да. По крайней мере…

– Понятно, – перебил король. – Я все прекрасно понял. Я лишь профессор в изгнании, преподающий конхиологию юным чужестранцам, но сохранивший остатки многолетней мудрости. Я знаю, что я не тот, кем кажусь, и вы не те, кем кажетесь, а ваше желание изучить мой узкий предмет – неискреннее. Это лишь предлог, частично или полностью маскирующий другие цели. Разве не так, дитя мое?

Ответа не последовало. Вопрос был явно адресован принцессе. И она, должно быть, это почувствовала, потому что повернулась и сказала:

– Да, о мудрейший король.

– Я не король, – возразил профессор, – а скорее слабый ребенок, собирающий камешки на берегу бесконечного моря знаний.

– Ты король… – порывисто начала принцесса, но Ульфин перебил:

– Госпожа, госпожа! Ты все погубишь! Неужели ты не можешь держать себя в руках? Если ты и дальше будешь вести себя так неблагоразумно, я, несомненно, заплачу за это головой. Не то чтобы я хоть на минуту сожалел об оказанной тебе ничтожной услуге, но, если мне отрубят голову, ты останешься в чужой стране без друга, а я умру с печальным осознанием того, что больше не смогу тебе служить.

Все это Ульфин прошептал на ухо принцессе, пока профессор конхиологии смотрел на него с легким удивлением.

– Твой слуга, – заметил он, – явно красноречив, но говорит неразборчиво.

– Как и было задумано. – Ульфин внезапно переменил тон. – Послушайте, господин, мне кажется, вам все равно, что с вами станется.

– Абсолютно все равно, – ответил профессор.

– Но, полагаю, вам будет жаль, если с вашими новыми учениками случится беда?