Мокрое волшебство

– А теперь, – продолжала королева, – прежде чем мы сотрем твои воспоминания, ответишь на мои вопросы?

– На некоторые – да, на другие – нет, – отозвалась принцесса.

– Это человеческие дети?

– Да.

– Как они попали под воду?

– Волшебство Морелэнда. Вам не понять, – надменно заявила принцесса.

– Они сражались против нас?

– Да! – воскликнули Бернард и Мавис, прежде чем Фрейя успела ответить.

– И успешно сражались, – добавил Фрэнсис.

– Если вы расскажете нам о боевой силе жителей Морелэнда, вам вернут ваши хвосты и мундиры и освободят. Расскажете?

– Как можно? – возмутилась принцесса. – Я жительница Морелэнда и принцесса королевского дома. Такие не предают свою страну.

– Полагаю, это правда, – сказала королева и, немного помолчав, велела: – Принесите Чашу Забвения.

Содержимое Чаши Забвения оказалось необычайно вкусным. Как ириски и кокосы, ананасовое мороженое, сливовый пирог и жареный цыпленок с легким привкусом лаванды, розовых листьев и ароматом самого лучшего одеколона. На вечеринках детям случалось пробовать сидр и шампанское, и им не понравилось ни то ни другое, но зелье забвения было восхитительным. Его подали в опаловом кубке туманно-розовых, жемчужных, зеленых, голубых и серых оттенков, с выгравированными по бокам изображениями прекрасных спящих людей. Кубок переходил из рук в руки. Когда из него отпивали достаточно, господин Верховный Виночерпий – очень красивая, сдержанная на вид рыба – отводил кубок от губ и, зажав в плавниках, передавал следующему. И так, один за другим, все выпили по глотку. Кэтлин пила последней.

На четырех из пяти пленников глоток из Чаши никак не подействовал, но Кэтлин изменилась на глазах. Все знали, что зелье заставит ее забыть, и все равно было страшно наблюдать за его действием.

Мавис покровительственно обнимала Кэтлин за плечи, но как только Кэти сделала глоток, она отбросила любящую руку и отстранилась. Это ранило, словно удар ножом. Кэтлин посмотрела на своих братьев и сестру… Как ужасно, когда глаза, которые ты любишь, смотрят на тебя, словно на незнакомца.

Пленники все еще стояли в сети. Все они уговорились притвориться, будто Чаша Забвения на них подействовала: просто затаиться, молчать и выглядеть как можно глупее. Но никто не ожидал, что Мавис окажется не под силу вынести холодность ее дорогой Кэти. Когда сестра посмотрела на Мавис, как на весьма неприятную незнакомку, и отстранилась, Мавис не выдержала и громко воскликнула:

– О, Кэти, дорогая, что ты? Как же так? – прежде чем принцесса или мальчики смогли ее остановить.

Еще того хуже, оба мальчика сказали очень громким, ясным шепотом:

– Заткнись, Мавис!

Только принцесса сохранила достаточно присутствия духа, чтобы промолчать.

Кэтлин повернулась и кинула взгляд на сестру.

– Кэти, дорогая… – повторила Мавис и замолчала, потому что никто не может говорить «дорогая» девочке, которая смотрит так, как смотрела на нее Кэти.

Мавис отвела глаза, когда Кэтлин взглянула на королеву… Взглянула – и подошла, чтобы прислониться к королевским коленям, как к материнским.

– Милое маленькое создание, – сказала королю королева, – видишь, оно совсем ручное. Оно станет моим питомцем. Милым маленьким питомцем!

– Вы не будете держать ее у себя! – вскричала Мавис, но принцесса шикнула на нее, а королева отнеслась к крику с презрительным безразличием.

Кэти прижалась к своей новой хозяйке.

– Что касается остальных, – продолжала королева, – по вашему поведению видно, что на вас еще не подействовало зелье забвения. Я собиралась подарить вас видным представителям знати, которые хотят иметь домашних животных, но пока не могу. Завтра попробуем дать вам еще глоток. А сейчас… Тюремщик, оковы!

Высокий, угрюмый глубинный человек шагнул вперед. На его руке висели чешуйчатые хвосты, и дети при виде их сперва обрадовались, решив, что это их собственные хвосты. Но не успели они их натянуть, как поняли горькую правду.

– Да, – сказала королева, – это фальшивые хвосты. Вы не сможете их снять и не сможете в них ни ходить, ни плавать. Однако их хватит, чтобы кое-как передвигаться по дну океана. В чем дело? – спросила она у тюремщика.

– Ни один из хвостов не подойдет этой узнице, ваше величество, – ответил тюремщик.

– Я принцесса правящего дома Морелэнда, – заявила Фрейя, – и ваши фальшивые, унизительные хвосты нельзя на меня надеть.

– Ну так посадите их всех в тюрьму, – сказал король. – Никогда еще не видел таких строптивых пленников.

Тюрьма представляла собой огромное сооружение, расширяющееся кверху, сужающееся книзу: оно как будто балансировало на морском дне, но на самом деле его с обеих сторон подпирали большие каменные глыбы. Пленников доставили туда в сети, а когда тебя тащат в сети, это настолько сбивает с толку, что только после ухода тюремщика все поняли, что тюрьмой здесь служит настоящий огромный корабль. Он лежал на дне, и все его детали до последней были такими же целыми, как в тот день, когда он впервые покинул док. Вода, казалось, совсем его не повредила.

Пленников заперли в кают-компании, и, измученные переживаниями этого дня, они улеглись на удобные красные бархатные подушки и заснули. Даже Мавис чувствовала, что Кэтлин нашла в королеве друга и находится в безопасности.

Принцесса последней закрыла глаза, после того как долго смотрела на спящих детей.

«О, почему они об этом не думают? – спросила она себя. – И почему мне нельзя им рассказать?»

То были вопросы без ответов, и вскоре принцесса тоже уснула.

Должна признаться, что удивлена не меньше принцессы, почему дети не повторяли всю ночь напролет: «Сабрина прекрасная». Поскольку на каждый призыв непременно откликнулся бы один из жителей Морелэнда, таким образом можно было бы легко собрать небольшую армию, одолеть тюремщика и вырваться на свободу.


Жаль, у меня нет времени рассказать вам обо всем, что случилось с Кэтлин. Вам было бы интересно почитать, как проводил дни избалованный ребенок на коленях правящей королевы. Вашему Рексу или Динке тоже было бы интересно почитать (если бы они умели читать) о жизни одного из японских спаниелей королевы Александры[38]. Но время не ждет, а мне надо коротко рассказать длинную историю. В любом случае никогда нельзя рассказать все обо всем, не так ли?

На следующее утро тюремщики принесли еду и вторую порцию зелья забвения, которое, конечно, не возымело никакого эффекта. Узники день напролет гадали, как бы спастись, а вечером сын тюремщика принес ужин и Чашу Забвения и задержался, пока все ели. Вид у него был не злой, и Фрэнсис осмелился с ним заговорить.

– Я вот о чем…

– О чем же? – спросил глубинный парень.

– Тебе запрещено с нами разговаривать?

– Нет.

– Тогда скажи, что с нами сделают.

– Этого я не знаю. Но скоро волей-неволей придется узнать. Тюрьмы быстро заполняются и вскоре будут битком набиты. Тогда некоторые из вас получат так называемое досрочное освобождение – то есть, вас выпустят, но с фальшивыми хвостами, которые помешают вам сбежать, даже если Чаша Забвения не подействует.

– Я вот о чем, – настала очередь Бернарда задавать вопросы.

– А ты о чем?

– Почему ваши король и королева не сражаются, как королевская семья Морелэнда?

– Запрещено законом, – ответил глубинный парень. – Однажды мы взяли в плен короля, и у нас боятся, что наших правителей тоже могут захватить, поэтому было установлено такое правило.

– А что вы с ним сделали? С пленным королем? – спросила принцесса.

– Посадили в Островод, – ответил юноша. – Это островок воды, полностью окруженный сушей.

– Мне бы хотелось с ним повидаться, – сказала принцесса.

– Нет ничего проще, как только вас досрочно освободят, – заявил глубинный парень. – К тому озеру ведет хороший длинный проход – конечно, он затоплен не весь, но многие наши молодые люди отправляются в Островод три раза в неделю. Само собой, теперь пленник уже не может быть королем, но его сделали профессором конхиологии[39].

– Он не помнит, что был королем? – спросила принцесса.

– Не помнит. Но он такой образованный, что Чаша Забвения оказалась недостаточно глубока, чтобы заставить его забыть все, поэтому теперь он профессор.

– А чьим королем он был? – тревожно спросила принцесса.

– Королем варваров, – был ответ сына тюремщика, и принцесса вздохнула.

– Мне подумалось, вдруг это мой отец, – пробормотала она. – Он ведь пропал в море.

Глубинный юноша сочувственно кивнул и ушел.

– Он не кажется таким уж плохим, – сказала Мавис.

– Да, – согласилась принцесса, – и я не могу этого понять. Я думала, все глубинные люди – ужасные свирепые создания, жестокие и неумолимые.

– А они, похоже, не так уж сильно отличаются от нас… Разве что с виду, – заметил Бернард.

– Интересно, из-за чего началась война? – спросила Мавис.

– О, мы всегда враждовали, – беззаботно ответила принцесса.

– Да, но с чего все началось?

– Причина затерялась в тумане древности, еще до зари истории и всякого такого прочего.

– Ой, – только и сказала Мавис.

Но когда Ульфин пришел со следующей трапезой – я упомянула, что сына тюремщика звали Ульфин? – Мавис задала ему тот же вопрос.

– Я не знаю… маленькая земная леди, – ответил Ульфин. – Но выясню. Мой дядя – хранитель государственного архива, вырезанного на каменных табличках. Табличек так много, что и не счесть, но есть таблички поменьше, на которых сказано, что записано на больших…

Он заколебался.

– Если я получу разрешение показать вам зал архивов, пообещаете не пытаться сбежать?

Пленники уже два дня сидели взаперти и пообещали бы все, что угодно – в пределах благоразумного.

– Видите ли, тюрьмы сейчас переполнены, – сказал Ульфин, – и я не понимаю, почему бы вам первыми не получить досрочные освобождения. Я попрошу отца.

– Я вот о чем, – начала Мавис.