Мои Белые Боги

Они с Отикой остановили доски напротив входа в хранилище. На левой площадке на специальную, под транспортировку для грузов доску были погружены четыре больших, с два Сашкиных роста контейнера и штук пятнадцать-двадцать более маленьких. Вестник Пааро с улыбкой кивнул Саше и сказал Грису Форсту: – Я полечу с ними, драгэти. Надо всё правильно сделать. Боюсь, без меня напутают.

– Да, делай, как считаешь нужным и полезным. Твой талант разложить и запомнить достоин песни, – ответил Грис и они оба улыбнулись этой не смешной, по мнению Саши, шутке. Аорон нашел Сашу взглядом и цокнул языком и незаметно для остальных подмигнул и заставил доску взлететь. Большая часть вестников и риспийцев улетели вместе с этим грузом на своих, маленьких досках. Еще звенели в опустевших стенах голоса и шутки. Хранилище замерло в ожидании живой, оживляющей, движущей, теплой и беспокойной человеческой силы. Возле входа, за первыми колоннами посреди освободившегося «предбанника» стояла крайне непонятная штуковина. По форме похожа на ванну. Или нет? На перевернутый конус с усеченным верхом и сделана эта штуковина из того же материала, что черные контейнеры.

– О! – воскликнул Отика, – как давно я не играл в изирас.

– Будешь? – предложил Аорон и добавил, – мы с Грисом разыгрываем партию.

– И Рон проигрывает, – парировал Грис, – хотите вина? Мы открыли несколько бочек и нашли лучшее.

– оно действительно лучшее, – подтвердил Аорон.

Саша отрицательно покачала головой. Это вино совсем не то, что земное вино и всё же начинать употреблять с утра в земной действительности означает опохмел и крайнюю степень пьянства, поэтому она предпочитает воздерживаться от подобных излияний. Дурная привычка не пить по утрам. В хранилище по случаю хорошего настроения звучит легкая музыка с повторяющимся и повторяющимся простеньким мотивом. Позади «ванны» стоят контейнеры: штук семьдесят или около того, высотой в два Сашкиных роста. За первым рядом контейнеров, шли другие ряды контейнеров и, казалось их так много, что сходу и не прикинуть, сколько их там. Оба драгэти и Отика подошли к изирасу, внутри которого видны желтые и зеленые фигурки человечков. Поле внизу расчерчено ромбиками, само не ровное, имеет преграды в виде холмов, ручьев, упавших деревьев. У Аорона фигурки зеленые. Можно играть вчетвером. Кубика с точками тут нет, элемент азарта есть. Ходы, преимущества, потери достаются из стенок «ванны». Противник до начала игры вкладывает несколько потерь и знает и просчитывает, где соперник должен «просесть». Так стало понятно из беглого осмотра стола для игры в изирас. Из прохода выпорхнула с улыбкой Илия и, прихрамывая, принесла на подносе пять чудесных кубков для питья.

– Я вспомнила про них, подумала: как раз сейчас к месту, – звенел голосок. Увидев Сашу, она отпустила улыбку погулять и слегка недовольно поморщилась. Так слегка, чтобы никто не заподозрил в ней плохого отношения к солноэ. Оставшись подругой изгнанной Эльны, темными вечерами она спускается на первый уровень и, по всей видимости, слушает и верит в печальные, горькие рассказы и длинные повести о коварной Саше. К сожалению, в Илии она подругу тоже не нашла. Ну и пусть: симпатичная помощница Гриса нравится простотой, как приятный, исполнительный и цельно скроенный человек.

Пять бочонков с вином стояли на подставках. Сверху у них имелась пробка, а с боку маленькое устройство вроде клапана с вентилем. По пяти кубкам полилось рубиновое вино с терпким ароматом трав. Кубки черные, матовые, с золотыми рисунками и узорами, выполнены в одной технике, одной рукой мастера и отличаются камнями. Саша покрутила кубок в руках и не скоро, заставив подождать ответа, сказала: – Нет, в другой раз.

Вдруг позади, в проходе между контейнерами промелькнула чья-то тень.

– Там кто-то есть? – обеспокоенно спросила Саша.

– Гелла с помощницей разбирают сладкий порошок. Подойдет для маленьких людей, еда и сушеные ягоды. Но ты все равно сходи, проверь, как без тебя-то обойтись, – значительно тише сказала Илия последнюю фразу и между контейнеров прошла одна из молчаливых сестричек и послышался требовательный голос Геллы: – Ты опять спиши стоя?! Пошевелись! Давай: вот эти ящики туда.

– А! – протянул Грис, – я нашел для тебя стекла!

– Отлично, – живо отреагировал Отика, – обязательно надо взглянуть перед дневным, коротким сном. Идём сейчас, пока я не уснул стоя, как выразилась приятнейшая Гелла.

– Приятнейшая Гелла, – улыбнулся Аорон, отхлебнул вина и вниманием ушел в расставленные на игровом поле фигурки.

Следуя за Отикой и драгэти Грисом Форстом, Саша оглядела серьезного, с наморщенным лбом рыжего драгэти и отправилась смотреть необходимые для биноклей и микроскопов стекла. Илия тоже пошла следом, потому что пока драгэти не отправит ее «отдохнуть, как следует и выспаться», она будет ходить следом. Ей бы посмотреть в другую сторону, подольше «высыпаться» и привыкший к обожанию драгэти глядишь посмотрит на нее совсем другим взглядом. Через два запечатанных контейнера по прямой нашелся третий и Саша вместе с Илией восхищенно протянула: – Ооооооо…

Они обе реагировали так почти при каждом открытии контейнеров. И риспийцы и вестники то и дело передразнивали их. Только должен открыться какой-нибудь контейнер или ящик, как слышится мужское, многоголосое: – Ооооо!

Обе девушки уже зарекались окать: неприятно быть предметом даже добрых насмешек. Драгэти Грис Форст и Отика Тринити такими шутками не увлекаются, ценят обеих помощниц и просто понимающе переглянулись. В открытом контейнере оствалось несколько нераспакованных ящиков и отдельно стояли в разделенных отделах огромные стекла: прозрачные волнистые, голубоватые, красные. В открытых двух ящиках лежат стекла много меньшего размера: квадраты порядка сорок на сорок сантиметров.

– Не спрашивай, не спрашивай, – подумала Саша, – думай! Зачем нужны такие маленькие стекла в таком маленьком количестве. Стекла завернуты в черные тряпочки. Эти тряпочки на ощупь не похожи ни на что знакомое. Если стекло завернуто в них, то разбить его невозможно. Она много раз проверяла. Отика зашел в контейнер и принес оттуда открытый ящик-чемоданчик с множеством круглых линз, аккуратно достал одно, посмотрел на свет и сказал: – У них, наверное, целая система измерения искривлений.

В этот момент послышался какой-то странный звук, будто что-то упало. У Саши сердце екнуло, это когда резко кольнуло в области груди. Терапевт говорила, что такое бывает у быстро растущих подростков. Спокойствие, только спокойствием. Дыши. Там Аорон остался. Ну что могло случиться? Где драгэти, там порядок. Верно, Гелла с помощницей что-то уронили.

– Не знаю. Мы еще не проверяли, – сказал Грис, отхлебнул из кубка, поставил его на закрытый ящик, достал несколько квадратных стеклышек и тихо спросил: – Ты избегаешь меня? – чем вырвал Сашу из задумчивости и навязчивого желания пойти и проверить, что там был за шум. Она смутилась и потерла руки и покрасневшие щеки. Откровенный разговор назрел, и от его неотвратимости резко заболел живот и пересохло в горле. Давайте, Александра сразу начистоту и станет легче: – Я чувствую себя виноватой перед тобой. Не знаю почему. Может я дала повод думать иначе… о нас с тобой. В общем, если сам найдешь за что простить, прости.

Грис ответил не сразу, что было весьма и весьма красноречиво. Саша боялась поднять глаза и от необходимости занять руки терла тряпочкой красное стекло. Потрескивающим, как поленья в печи голосом, он, наконец, сказал: – Миритоэ, сердца вольные. Грис хотел бы слышать тебя и говорить без смущения. Я не обижу тебя, Саша. Смотри смелее. И не поставлю в неудобное положение. Ты всегда будешь находиться только в удобном положении.

Перенося структуру построения речи, предложений на вестнический язык, по понятным причинам, Саша по умолчанию использует структуру русского языка, его обороты и устоявшиеся выражения. Оттого иногда получаются забавные словесные повороты, когда вестники берут ее структуру речи, обороты и устоявшиеся выражения и переносят на свой язык. Саша улыбнулась в кулак и глубоко вдохнула и погасила смешинку.

– Приходи в вестнический зал, где много вестников. Ты обещала рассказать о Земле, почитать стихи на родном языке. Мне интересно.

– Хорошо, – шепнула девушка и поймала испепеляющий взгляд Илии, – я рада, что мы объяснились.

Красное стеклышко осторожно вывернулось из Сашиных рук и зависло на уровне глаз, разрослось, стало терять массу, стало полупрозрачным, а маленький кусочек этого стекла перестал быть материей, разбился на мелкие частицы так, что можно нести в класс физики, как наглядное пособие.

– Это образцы, по которым можно собрать такие красивые стекла. Компоненты лежат в других ящиках, а это – эталон.

– О! Ааааа, – поняла Саша, – вот почему…я бы не сразу догадалась. Ну, конечно, опробовано и выбрано. Лучший вариант.

– Ам. Мне не терпится спросить твоего мнения.

– Да, драгэти.

– Я всё думаю о словах Ральфа Форста. Об этих потомков, которые договорились с мори об обмене: мори получают еду и расплачиваются людьми. Не понятно только зачем им люди. Не важно. Теперь мы тоже сможем меняться. Думаю, сами предложим Катарацу такой вариант сосуществования и …, – и вдруг на Сашу стало что-то оседать. Она стояла боком и не сразу поняла, что происходит и не смогла удержать Гриса от падения. Он завалился на нее и стал падать на пол и всё, что смогла сделать девушка в этой ситуации – уберечь его голову от удара о каменный пол. Илия закричала, поднос грохнулся вниз, Отика в какие-то мгновения оказался рядом. С лица драгэти спали краски жизни и он был без сознания, а когда Отика потряс его, то драгэти ненадолго открыл глаза и успел сделать несколько глотков риспийского отвара трав бессмертия и снова закрыл глаза и не отзывался на имя.

– Аорон! Рон! – закричал Отика, – Рон, помоги нам! На помощь!

Все трое прислушались, и прозвучал самый пугающий ответ. Тишина. Тишины ведь не должно быть, тишина к этому счастливому дню совсем не подходит, тишина предрекает что-то зловещее, тишина усмехается и говорит: – Нет, твоим страхам не почудилось.

Саша подскочила и хотела бежать к Аорону, но Отика поймал ее за руку, приложил палец к губам и шепнул: – Тихо. Тихо. Может они просто вышли и не слышат. Делай, что скажу, – и тут же отодвинул от Гриса Илию и строго, даже с жестокостью в голосе, совсем не свойственной его натуре, сказал: – Еще раз дотронешься до него или попытаешься это сделать, я убью тебя.

– Я ничего плохого не делала, господин, – испуганно пролепетала сэвилья.

– Это отравление. Ты была здесь, когда драгэти и вестники вышли.

– Я искала…искала посуду, – обиженно ответила Илия, взглядом указала на кубки и с тоской, и болью посмотрела на беспомощного драгэти и заломила руки: – Не уходи. Только не уходи. Всё пустое.


– Замолчи. Не издавай ни звука. Иди вперед, чтобы я тебя видел. Солноэ! Саша! Давай, помоги.

В этот теплый день мало кто надел плащ, но Грис был в плаще. Расстегнув его у горла, Отика послушал сердцебиение Гриса, приложив ухо к груди, кивнул, что всё в порядке и вытащил плащ из-под головы драгэти, так что они использовали плащ как средство перемещения и вдвоем потащили его к выходу. Как хотелось услышать голос Аорона! Как хотелось с облегчением вздохнуть, отмахнуться от едкого напряжения и сказать и посмеяться над нелепостью собственных подозрений. Ну где же ты милый. Скажи хоть слово, тишина пугает меня.

– Нет, нет, нет, – с обжигающей, обволакивающей тоской простонала Саша. Оба драгэти отравлены. Аорон лежал возле игрового стола изираса на спине.

– Тащи. Сейчас поможем и ему, – приказал Отика.

По каменному, холодному полу они легко дотащили безжизненного, серого Гриса ко второму драгэти, чье состояние было точно таким же. Хвала богам, Аорон тоже дышал и они по капельке влили ему в рот чай на травах бессмертия. И влили так половину бутылька, как Илия закричала: – Вон! Там! Эй, выходи. Так кто-то есть, – и указала рукой на тот проход, откуда они все недавно вышли.

– Он движется, как человек. Я слышу человеческие шаги, – шепнул Отика.

– Там еще Гелла оставалась с помощницей, – шепнула в ответ Саша, прислушиваясь к едва уловимым для уха звукам, – проверить?

– Сначала выйди на площадку, отправь плотный красно-черный сигнал. Справишься?

– Да, – ответила Саша.

– Будь осторожна. У драгэти мы двое хранителей.

– Разреши я схожу. Я помогу, докажу верность, – горячо зашептала Илия. Отика согласился. Саша сняла с пояса кнут, подошла к выходу и осторожно выглянула. Площадка «чистая», никого нет. На доске была набрана команда: черная, красная, плотная и подняться вверх. Заданная высота метров триста. От доски начали исходить плотные цветные: черные и красные волны. Не заметить их невозможно. Все небо перекроет этими окрашивающими воздух полосами. Комбинация черных и красных цветов означает, что дело крайне плохо: на укрепление напали, драгэти ранены или не могут помочь. Других досок поблизости не видно и когда Саша вернулась в хранилище, Отика озвучил ее мысли: – Отравитель знает порядки в укреплении. Подкараулил момент. Давно выжидал.

– Отсюда есть другой выход? – спросила девушка и села на колени перед Аороном и погладила его лоб. Теплый. Какой нужно теплый и он обязательно оправится. Не для того он остался на Горыянцы, чтобы вот так, от подлого человеческого предательства погибнуть.

– Несколько площадок и на этой стороне и на Падовой бездне.

Илия вернулась сама не своя, зажимала рот рукой и не помогло. Возле крайнего в первом ряду контейнера ее вырвало. Не оборачиваясь, она сказала: – Гелла и Филия мертвы. Обе мертвы. Мне страшно.

Отика бросил по полу флягу с водой и сказал: – Пей. Там вода. Опиши раны.

Илию била мелкая дрожь и когда она пила, пальцы вздрагивали:– Горло у Геллы ранено, одна большая рана, много крови. У Фили в голове рана такая, – Илия показала размер клинка.

– Большой, – сказала Саша, – убийца мужчина?

– Они в одном месте находятся? – спросил Отика.

– Нет, нет, Фили внутри контейнера, а Гелла за ним, позади большего контейнера, там…за ним.

– Помощь запаздывает, яд в их крови и теле отравляет. Нужны другие травы бессмертия, другой настой. Помнишь, синие бутыльки на полочке у окна? Умница. Это очень хороший очиститель, даже память немного затирает…немного. Эти травы сейчас очень нужны. Солноэ Саша, я не могу оставить драгэти без защиты вестника.

– О! Я мигом! Не отходи от них…

Саша поцеловала рыжего драгэти в лоб. Будто спит.

– Держись. Слышишь? Утром ты говорил, что вспомнил вкус жизни, и она в тебе через край плещет и поможет выстоять. Борись! Я быстро! – и расцеловала его лоб и, не оглядываясь, быстро вышла и на доске спустилась к нижним уровням. Скоро стало понятно, что помощь идет и летит к хранилищу. Вестники увидели сигнал. На первом уровне Изирда выстроил человеческое воинство, и теперь у людей есть кое-что посерьезней деревянных мечей. А именно три ручных огнемета, и мужчина за Изирдой поднял огнемет в воздух и с вызовом загромыхал его голос: – Иди сюда! Где они!?

– Вряд ли мори…., – не успела додумать Саша, как над новым лесом, над садами поднялись две доски. Две чужие доски и, верно большие, раз даже отсюда видна одна фигура на голову выше остальных. Катарац так просто не придет, рисковать жизнью, сволочь хладнокровная, не будет. Засевший в укреплении предатель не только исполнил приказ и отравил драгэти, но и дал знать об этом и полный нетерпения поквитаться, Катарац не стал ждать их смерти или, не доверяя яду, сам решил довести дело до конца. Большое войско он провести незаметно не успел, не смог, теперь за его спиной нет драгэти силы Ральфа Форста. Влияние драгэти не проходит в один миг, эти территории до сих пор под защитой риспийских драгэти и Катарац очень уязвим. Уязвим как простые смертные или как простые долгоживущие. Катараца можно убить. И нужно…как-то убить. Нет, нет. Саше бы не хотелось думать, что она стала кровожадной, просто выбор не богат: либо драгэти мориспен, либо всё, что дорого Саше в этом мире. А ведь это и есть та ошибка, которую так ждал Аорон Уэарз.

– Сейчас привезу противоядие и вестники, и риспийцы, и люди и мои кинжалы воспользуются этим уникальным шансом, – подумала Саша.

Дозорный на вестническом уровне, стоявший метрах в тридцати от входа в зал, мельком взглянул на девушку, быстро отсортировал в сите «свой – чужой» и снова перевел взгляд на первый уровень, где разворачивались самые активные события этого черного дня. На молодом, загорелом и обветренном лице читался азарт и желание присоединиться к тем, у кого есть прелестнейшая, изрыгающая огонь «игрушка». Более никого на уровне заметно не было. И вестники, и риспийцы теперь по утру были часто заняты. Спрыгнув с доски, Саша быстрым шагом преодолела террасу и арку и видела нужную дверь, как впереди, из-за перегородки что-то полетело ей лицо, и она едва успела прикрыть голову руками. Били с силой. Удар сбил ее с ног и на некоторое время оглушил. Тот, кто ударил каменным мечом для тренировок, по ощущениям это был именно он, пнул беспомощную Сашку в живот. Так могут бить только люди, и последовал второй удар, и вероятно, третьего она могла бы уже не пережить. Как же можно так хладнокровно бить живых людей. Ужас как больно! На третьем ударе солноэ Саша поймала ногу и, что собралось сил, дернула на себя. Нападающий оказался очень сильным, извернулся на полу и, когда девушка поднималась, чтобы разглядеть этого человека, почувствовала резкую, колющую боль в шее. Обезображенная злостью, воскресшая Хала достала из перевязанной груди другую иголку, взамен той, что выпала из рук, и снова уколола и еще раз уколола, прежде чем Саше удалось удержать ее руку и понять, как близка она была к отгадке. Целительница Хала разбиралась в настоях, знала человеческую физиологию и особенности бангки и ко всему прочему собственному арсеналу получала помощь от мориспен. Она на время усыпила свой мозг, отвела от себя подозрения, выбыла из «игры» под названием жизнь, провела даже драгэти, а теперь жаждет выслужиться перед мори.

– Они и тебя сожрут, – прохрипела Саша, едва сдерживая сильную руку Халы с иглой, – почему?

– Поваров не едят! – ответил голос, который никто и не думал снова услышать в мире Горыянцы.

– Помогите, – хрипнул Сашин голос. Иголка зависла и касалась кожи. В отчаянном порыве спастись, девушка вцепилась зубами в ладонь соперницы и прокусила кожу и тут же поучила пощечину и недолгую свободу. Саша попыталась отступить и позвать дозорного на помощь. Цепкие руки ухватили ее за талию и полное, сильное тело Халы поползло по ней, снова придавило к каменному полу и вошедшая в азартный раж Хала вцепилась в горло и начала душить и свет померк, и краски смылись и звуки стихли и только жажда вдоха и удушье затихающей в невозможности вдохнуть жизни. Сильные, «мужские» руки душили и давили и оторвать их не хватало сил. И Саша давила на глаза, царапала толстую кожу до жидкой крови и царапала, как вдруг отчего-то руки ослабили хватку и исчезли.

– Саша! Саша!

Лицо Перекооса. Его руки подняли еле живую девушку. Эльна зажала шею Халы, разворот, хруст и вернувшаяся с того света целительница определенно точно вернется обратно на тот свет. Может, поспешили? Надо было оставить в живых и допросить. Да что она может сказать? Итак, всё ясно.

– На этот раз тело сожжем, – подумала Саша и глубоко вдохнула и закашлялась. В собственной манере безапелляционной доброты, Перекоос зажал Саше рот и вылил туда отвар трав вечности (бессмертия) и сразу стало лучше, сразу стало легче, и боль стихла и разлилась по телу светлым, спокойным теплом.

– Она приказала отравить драгэти. Дала яд Муне и велела подлить в вино, а потом передала сигнал Катарацу. Муна. Та, которая ухаживала за ней.

– Они мертвы? – с холодом ужаса спросил риспиец.

– Нет. Дышат. Отика. Синие бутыльки, – отрывками сказала Саша.

Перекоос быстрым шагом вошел в вестнический зал, скоро вышел оттуда с маленькой корзинкой до краев набитой разными бутыльками, достал меч и дважды пронзил грудь Халы, решив на всякий случай не рисковать в таком важном деле, как добить врага и на ходу спросил:

– Где они?

– В хранилище возле мастерской.