Мои Белые Боги

– Запритесь в зал и ждите!

– Там ее помощница. Эта Муна.

– Понял, – отмахнулся Перекоос и встал на доску и улетел.

Саша немного отдышалась и вышла на террасу к Эльне.

– Вот как она продумала, – рассуждала рыжая красавица, глядя на зависшие над лесом вражеские доски мориспен, – нашла мою серьгу, спрятала, потом пришла к глупой Саше и сказала: вот доказательство. Решила всех перессорить. Подождала удобный случай и подсыпала драгэти яд. Слишком умно для нее, мориспен придумали. Летим в хранилище, там нужна наша помощь. Что прятаться? Если проиграем, мори везде найдут.

– Лети. Я спущусь к вестникам на первый уровень.

– Как хочешь, – сказала Эльна, вставая на доску и добавила, – я немного буду горевать, если ты умрешь. Не расстраивай меня.

И они обменялись дружеским взглядом, и скоро еще одна доска отлетела от вестнического уровня, в то время как две чужие доски не спеша, оглядываясь, осторожно присматриваясь не обманула ли их разведка в лице двух женщин бангки, подплыли к краю леса, где вестничество и человечество готовило дать решающий бой. Великое противостояние вылилось в обыденное, простенькое вторжение, что не верилось, что всё закончится именно так прозаично банальным отравлением и от силы сотней мориспен. Это не толпой красиво раздавить врага, тут как в жизни, побеждает хитрость, названная в военном деле тактикой и стратегией. Катарац не стал брать много воинов. Во-первых, неизвестно когда план сработает и сработает ли вообще. Хала долго пряталась и могла быть в любой момент обнаружена. Во-вторых, большое воинство требует больших трат на управление по времени и вниманию. Он драгэти на чужой территории: пошел ва-банк. Пан или пропал.

– У меня только одна попытка, – подумала Саша, волнуясь до дрожи на кончиках пальцев. Это и страх, и азарт, и желание поквитаться и доказать: у человечества хоть и слабо развиты клыки, укусить оно может очень больно.

– Отлично, – подумала Саша, глядя на парящих сверху, с парката вниз трех драконов. Получив неутешительное красно-черное послание, вестники пустили в ход главный козырь. Конечно же, драконов. И если старшие были с наездниками и огнеметами, то малый Бурый «сиротой» летел за старшими совершенно один и налегке. Девушка достала придуманный Отикой свисток и дунула в него. Все трое драконов изменили траекторию полета и если со старшими седоки справились и развернули в нужное направление: на помощь первому уровню, то малый Бурый полетел к Саше, к вестническому уровню и, по-дельфиньи позвал любимую наездницу полетать и сделал круг. И еще один. Да! Самый изощренный план может сломать зубочистка. Бурый побаивается садиться на ограждение террас, а сколь-нибудь годных площадок для дракона поблизости, увы, нет. За спиной прошмыгнул дозорный и укрылся за аркой и его можно понять: не у всех людей есть телепатическая связь с драконами, у Саши только с один Бурым получается.

– Ладно…да…, – Саша позвала Бурого и встала на доску и когда он снова приблизился, то полетела над ни, над правым крылом.

– Не разобьюсь, не разобьюсь. Такой шанс выпадает раз в жизни! Прыгай!

По степени собранности Саша превратилась в кошку, теперь понятно, прочувствовано, почему перед прыжком они крутят тазом. Превратившись в очень внимательную, собранную кошку, которая удачно прыгнула, но не смогла удержаться, уцепиться за драконий хребет и высоко подскакивая, эта «кошка» воткнула нож в один из драконьих шипов. Дракон недовольно проурчал что-то на своем, на драконьем языке и дал небольшой крен. Правое крыло ушло вверх и Сашины ноги перестали беспомощно барахтаться в воздухе и обрели опору. Вдоволь намучившись и наволновавшись со своим транспортным средством, лохматая и довольная она, наконец, взобралась на Бурого и выдохнула: – О, как хорошо! Теперь в атаку, – неуверенно закончила девушка.

Что касается необходимой теплоты в руках, то они горели, пылали нетерпением, и вместе с тем сильным, навязчивым предчувствием появилась мысль, что нужно бросить два кинжала одновременно. Один за другим с очень маленьким интервалом они должны поразить цель.

– Один бросок будет точным. А два? Два? Два броска будут точными?

Мориспен спустились с досок, окружили Катараца и «молекулой чумы» двинулись от кромки леса к укреплению. Обе стороны медлили начать атаку. Вестники хорошо понимают: без защиты драгэти, возможность ударить будет одна-единственная и стоит подождать, пока Катарац подойдет поближе. На площади оба дракона вышли вперед, заслонили людей и громко по-дельфиньи трещали, стараясь уговорить обе стороны разойтись миром. Саша зажала один кинжал между большим и указательным пальцами, второй между указательным и средним пальцами. Этот весьма и весьма необычный, если не сказать больше – изощренный бросок показал Аорон и сказал, что вестницы легко отправляют два кинжала в дело подобным образом. Тогда как у вестников и мастеров клинка-риспийцев, посвятившись много человеческих жизней на отработку навыка владения кинжалом, как метательным оружием, этот прием выходит редко. Правда, Аорон добавил, что у него не хватает терпения для продолжительных практик с кинжалами и этот бросок крайне неудобен. Вестницы еще используют специальные мягкие кольца для двойного броска. Катарац не придал значения летящей драконьей «малявке». Но природная быстрота позволила предводителю мориспен отреагировать на летящий в него предмет. Он отклонился назад, ухватил стоящего рядом мориспен за шею и поднял перед собой. Как в масло кинжал вошел в грудь, выполнившего роль щита воина-мориспен. Второй кинжал пытался поймать стоящий перед Катарацом мори. Кинжал едва задел его руку, изменил траекторию полета и когда Катарац, желая посмотреть, что же в него летело, начал разворачивать бьющегося в смертных конвульсиях мори, второй кинжал вошел ему в лоб. Вошел и остался. Сила не помогла драгэти мориспен. Не успела. От такого поворота повисла удивленная тишина, что делится мгновением мысли на «до» и «после», и разрядилась победным грохотом и наступлением одной стороны и скорым отступлением другой стороны.

Саша почувствовала сильный толчок снизу и падение. Какая-то сила сбросила ее с дракона. Воздух стал кисельным, плотным, мутным и она то ли падала, то ли тонула в этом странном воздухе. Вдруг ее резко отпустило из объятий плотного тумана, и она почувствовала опору под ногами, встала и шарила взглядом по сторонам и ноги при движении разгоняли плотный, молочный туман вихрями над серым покрытием.

– Изирда? Пааро? Аорон? Грис? Кто-нибудь ответьте! – звала Саша.

Стали появляться незнакомые лица. Как в плохом сне, лица-головы просто проплывали мимо, молчали с Сашей, но говорили между собой. Туман всё редел и редел, и скоро она узнала это место и в споре с судьбой отчаянно закричала: – Нет! Нет! Я запрещаю тебе! Я приказываю богам! Остановитесь! Услышьте меня…Аорон!

Это место знает любой москвич, и половина россиян, а может не половина, а только треть. А может и треть не знает, но в целом многие знают или слышали о Патриарших прудах, где сейчас разлилась золотая осень. Не спешно прогуливались пенсионеры и иностранцы, в теплые деньки красавицы спешили выгулять платья и юбки, солидный гражданин на скамейке курил трубку и решал кроссворды, карапуз в синей клетчатой куртке рисовал на асфальте машинку и солнце, его пышногрудая мама улыбалась этой прелести и поддакивала подружке в телефон. Девочки побросали портфели и охапкой подкидывали вверх приятно шуршащие желтые листья. Перед Сашей возник молодой человек в смешной красной кепке и направил на нее камеру телефона: – О! посмотрите кто у нас тут. Ты с психушки сбежала или со съемок…да, да, порнушки. Какая красотка. Скажи что-нибудь, рот-то открывать умеешь?

С Сашкиных глаз падали слезы, а с деревьев падали золотые листья, и то и другое ложилось под ноги случайных прохожих. От душевной боли нет таблеток, ее не заглушить, не заткнуть.

– Что ты там про богов кричала? А? Расскажи нам. Слушайте, я нашел в Москве вот эту чокнутую. Аааа…кайф: с голыми ногами. Чо, кросы на дозу променяла?

Саша ничего не ответила, она понимала, что происходит, но слова как-то путались в голове, то выстраивались в понятную речь, то рассыпались чуть ли не на буквы. Нахальный молодой человек в кепке намека не понял, маневр, и он снова тычет в лицо своим телефоном. Сняв с пояса кнут, Александра жестко хлыстнула по асфальту, а потом по ногам начинающего блогера и сама не своя, в иступлении глядя на порванные джинсы и содранную, горящую кожу, на кричащего от боли молодого человека, размахнулась и ударила еще раз. Кепка слетела, телефон разбился к чертям. Крики привлекли внимание. Проходящие мимо парень в военной форме и девушка со светлыми волосами в нежно-розовом платьице и короткой джинсовой куртке переглянулись. Девушка набрала на телефоне быстрый вызов, а молодой военный увесистым и не вяжущимся с молодостью басом заявил: – Спокойно! Что за инквизиция? Сдайте реквизит!

– Что? – подумала Саша, а ловкий молодой человек в военной форме выхватил из ее рук кнут и спросил: – Ты ранена?

Она оглядела одежду и нашла в области груди пятна крови. Своей крови и хотя тело никак не ныло и не болело, Саша сделала пару шагов к скамье, села и закрыла лицо руками.

– На. Объясни, – девушка в розовом платье передала трубку военному и тот отчеканил: – Бехтерев Владимир Михайлович. Да. На Патриарших опять чертовщина. Да, девушка, лет шестнадцать – восемнадцать, одежда в крови. Нет, кричит не она. Второй раненый, молодой человек того же возраста, рваные раны. Придется шить. Как тебя зовут? – обратился военный к Саше.

– Сумецкая Александра, – выдавила Саша.

– Ты ранена? – снова спросил он.

– Не знаю, – ответила Саша.

– Тебе помогут. Расскажи, почему ты в таком виде.


– Теперь только боги могут помочь, – жалобно всхлипнула Саша и с надеждой посмотрела на военного: не имеет ли он каких-нибудь полезных связей с богами.

– Речь бессмысленная, шоковое состояние. Слышишь меня? Все наладится. Приедет скорая помощь и поможет.

Улыбка дернула уголки Сашкиных губ, еще раз и она тихо, истерично засмеялась, глядя в эти умные, всё знающие глаза.

……………

Из окон палаты виден угол персикового трехэтажного дома с белой, старинной лепниной и шоколадной крышей. Горит красными листьями рябина и тихо шепчет позолоченная береза. Вчера хоть какое-то разнообразие, на хорошо просматриваемом из окна закутке лица восточных кровей укладывали асфальт. Погода стояла отменная, прекрасное московское бабье лето. Еще и затянувшееся на радость горожан. Приезжал на мерседесе начальник участка коротко-стриженный, с рыжими усами и на родном русском кричал, что надо добавить воды. Из первого подъезда вышла женщина почтенного возраста в шляпке под стать елизаветинской: розовая, с полями, ее ждал на прогулку импозантный мужчина солидных лет с тростью. Прекрасная пара. Вместе не живут, пока только приглядываются. В самом деле, почему из-за прожитых лет надо бросаться без разбора на каждого, кто позвал месяц-другой прогуляться. Вчера они не гуляли, отчего-то пропустили этот день, и второго и четвертого тоже пропустили. Из школы пришла девочка с ангельскими, белыми локонами. Она приходит к одиннадцати домой, так что надо полагать – первоклассница. Бросив портфель на скамейку, девочка села на качели и стала раскачиваться, как вдруг весело закричала кому-то в окне на втором этаже: – А Ира дома? Ууууу. А когда придет? Я тут подожду. Скажите ей.

Рыжий кот свернул за угол персиковой трехэтажки и юркнул в яркий цветник с белыми и фиолетовыми петуньями, высаженными на лето на улицу и еще не убранными геранями, розовой эхинацеей и зарослями папоротника. За садиком ухаживает приятная женщина средних лет в ситцевом свежем костюме и сильной хромотой на правую ногу. В палате загудел кондиционер.

Работа санитара в частном восстановительном центре включает в себя круглосуточное наблюдение за пациентами и поддержание комфортной температуры и влажности в палатах. В этом закутке три палаты, Сашина, под номером два располагается в центре. Сосед в правой палате большой любитель старых, советских песен завел привычное утреннее: – Эх, яблочко, куда ты катишься…

Раньше, как он начинал петь по утрам, приходил Иван Петрович – светило московской психиатрии, зарабатывающий в университетах имя, а в восстановительном центре хорошие деньги и говорил: – Ну что ж вы, любезный, хоть бы Антошку бы спели.

Сосед петь «Антошку» не хотел. Веселый такой, на предложение Ивана Петровича только «прибавлял звук» и пел громче. Тогда санитар ставил укол, и правый фланг погружался в глубокие сны. Вчера вечером на исполнении «Авроры» сосед взял слишком высоко и осип. Пока санитары не заметят, что он открывает рот, так и будет что-то сипеть и надрываться. На левом «фланге» всё спокойно. С утра выписали белогорячичника. Не стоит думать, что в подобном месте это бывает часто. Отнюдь, для подобных проблем существуют другие места, восстановительный центр под управлением Ивана Петровича до крайности приличное заведение. Белогорячичника взяли за тройную плату и по большой просьбе спасти репутацию перепившего депутата. В целом, этот сосед двое суток сходил с ума тихо, без особых проблем, так что зря сильно потратились: одеть в свежее, побрить, глядишь на работе никто бы и не заметил изменений в состоянии коллеги. А до этого там проживал классический Наполеон, пока его не перевели в апартаменты побольше, а до него приходила в себя худенькая брюнетка с игроманией, проигравшая квартиру на Никольской улице. У нее случилась истерика. Как у Саши случилась истерика на Патриарших прудах, хотя она почти ничего об этом не помнит. Скорая доставила ее в приемный покой Горбольницы номер три, а оттуда сразу в психиатрическую больницу, где с усердием взялись лечить ее душу, два сломанных ребра и рваную рану на груди. Потом появилась полиция и мама. Луч света в темном царстве. Когда Саша рассказывала, что с ней случилось, мама расплакалась и спросила: – Доктор, вы ей поможете?

Александра Максимовна Сумецкая больше года числилась пропавшей без вести. Теперь все считают, что на фоне переживаний из-за экзаменов, девушка связалась с дурной компанией и рассказы о Горыянцы – результат приема запрещенных веществ.

Отчим тоже пропал. Его долго искали. Сумецкий Максим Евгеньевич нанял детектива и разыскал его в Пензенской области в мужском монастыре. За деньги отчим рассказал, что Саша растворилась в воздухе. Ему не поверили, деньги забрали и немного побили, тогда он сказал, что добавить больше нечего и можете убить, больше ничего не знаю. Отпустили, конечно, с богом дальше петь псалмы. И как мама с ним жила? Бывает же так: умная (пусть и без образования), интересная женщина и рядом вот это вот.

Кормят здесь отлично, массажи, прогулки в закрытом дворе регулярно. И почему не любят психиатрические больницы? Это очень приятное место, чтобы успокоиться, как-то определиться с целями на будущее. Может из-за названия? Название какое-то пугающее. Где ты был месяц? Где пропадал? О, я так отдохнул в психиатрической больнице, прям заново родился. Кинуть телефончик? У меня там контакты остались. Восстановительный центр всё же звучит приятней, по-другому.

На прогулки приводят рыжую собаку, суют в руки кроликов. Это считается лечение через общение с животными. Прямо сказать, Саша предпочла бы Бурого и Дака. От сидения на подоконнике затекла спина, и Саша отложила дневник и легла на кровать и закинула ноги на стену. Так прошел час. Наконец в коридоре послышались шаги, дверь открылась и отец сказал: – Привет, – и положил на стол коробку с вещами, – серой не было. Я купил белую.

Саша медленно встала, посмотрела джинсы и футболку и кроссовки и хмыкнула: – В Москве дефицит серых футболок? Пойдет. Не переживай, ты хороший, заботливый отец: сначала частная школа, потом платная психушка. Любая обзавидуется.

– Саша, – с намеком на любящую строгость сказал отец и выпрямился, будто готовясь выстоять против любого упрека и гадости, которые в избытке сыпались от нее. Сашу жгло и выжигало все эти дни, крутило и выкручивало. Ей хотелось уйти и остаться, чтобы всё вернулось или вовсе никогда не случалось. Измученная душа поднималась над телом и спрашивала: – так, может, я пойду? Верно, и нельзя безболезненно пройти из одного мира в другой, это все равно что заново родиться со всеми этими родовыми муками и схватками. Какая мелочь для богов разбитое сердце. Недавно во время порции наставлений о необходимости продолжить учебу, к тому же все вопросы улажены с помощью денег, Саша ядовито сказала, что Максим Евгеньевич может понапрасну не стараться, она никогда не полюбит его и не назовет папой. Он помолчал, сказал «прости» и ушел и в тот день больше не приходил. Когда родитель с детства не участвует в воспитании ребенка, то, как ни старайся, это посторонний человек. Чужой. Отец оказался таким человеком, каким она представляла его себе по фото и по поступкам. Умный, сдержанный, подтянутый, в дорогой рубашке и удобных джинсах, а в целях три слова: достичь, достичь, достичь. Но этот случай отношений отца и дочери несколько выбивается из общего правила. С первого взгляда первой встречи стало понятно: они из одного теста, на одной волне, жутко похожи, родные не только по крови, яблоня от яблони и прочее, прочее, означающее то же или примерно то же. Он один слушал ее без слез и без взгляда «и тебя вылечат».

– Мне снилось Горыянцы укрепление залитое светом и лай Бака и как Грис тренирует его. Мы собирались устроить праздник и его устроили. Я слышу музыку и танцуют люди. Они смешно подражают вестникам и танцуют, как могут. Ты проверил мой браслет? Уже есть результаты?

Отец взглянул на камеру в углу и сказал: – Давай выйдем.

Саша быстро переоделась за ширмой. Пропуская в широкий, залитый золотистым, осенним светом коридор, охранник закутка и хранитель трех палат Павел – совершенно лысый, коренастый парень распахнул железную узорчатую дверь.

– Счастливо, Саша. Заглядывай, если что, – сказал Паша, видимо решив задать прощанию позитивный настрой. Отец посмотрел на него уничтожающе – иронично. На этом прощание закончилось, и они вдвоем пошли по длинному коридору с красивыми коврами и светлыми стенами и прошли половину до следующей двери, как отец остановился и сказал: – Результаты есть. Кое-какие результаты есть, – достал из кармана и браслет и кольцо и награду солноэ и воровато, нервно оглянулся, – есть люди. Они могут купить это за хорошие деньги. Ты будешь обеспечена на всю оставшуюся жизнь.

– Нет!

– Саша, это очень хорошие деньги и все твои, – с легким акцентом сказал Максим Евгеньевич, который видно появляется, когда хозяин голоса волнуется. Их взгляды встретились и задержались. Он хочет продать эти вещи в США. Да даже пусть и в России. Что-то ведь он нашел в лаборатории в этих вещах, раз уже заговорил о деньгах.

– Скажи-ка мне любезный отец, когда в тебе появилась легкая гнильца? Там, в штатах или еще здесь, в России?

Он не удивился. Он же умный, а умные люди всегда знают свои недостатки. Чуть наклонился и ответил после короткой паузы: – Не скажу. Это коммерческая тайна. Может ты права, – и протянул эти дорогие Саше вещи.

– Конечно, права, – твёрдо сказала девушка, – и ты сам это понимаешь. Сон разума рождает чудовищ, но и без всякого сна, разум плодит и плодит уродцев. Сколько этих атомных чудищ разбросано по Земле одни боги знают.

И они прошлись молча и не спеша и Саша призналась: – В одном ты, пожалуй, прав. Не могу оставаться без дела, мне нужно чем-то заняться.

– Правда? Я рад это слышать. Зайдем, выпьем кофе, обсудим возможные варианты твоей карьеры. Я угощаю.

– Американцы, – с иронией шепнула Саша, ничего особо плохого под этим не подразумевая. Очень даже хорошо планировать карьеру, хоть и звучит сейчас не совсем к месту. Последняя дверь отворилась, после небольшой тени она открывала путь на залитую чудесным светом московскую улочку.

– Сколько светлого в этом мире, – сказала Саша, – я раньше и не замечала.