Мятеж в империи

С одной стороны, получается, что это и в самом деле революционная акция под эгидой эсеров, но что-то не вяжется. Очень все какое-то ненастоящее, в том числе и плана у них никакого. В мозгу крутится какая-то мысль, но додумать ее не могу.

– Господа, разрешите? – стукнув в дверь, на кухню вошел начальник сыска.

– Да, проходите, Глеб Сидорович, теперь вам карты в руки, – приглашающе махнул я.

В двух словах познакомили с ситуацией начальника сыска. И чем больше я говорил вслух, тем отчетливее видел явные нестыковки.

– Бомбисты, значит… – задумчиво прошелся по кухне Картко и головой покачал: – Ну-ну, пусть будет так.

– На два слова, – махнул я начальнику сыска на выход, а потом на Анзора посмотрел. – Пойдем, тут уже ничего интересного.

Мой советник удивленно на меня посмотрел, ничего не сказал и вслед за мной вышел, предварительно дав указания одному из наших людей не спускать с арестованного взгляда.

Выйдя на крыльцо, я закурил папиросу и посмотрел на восходящее солнце. На улице похолодало еще сильнее, зима никак не хочет сдавать свои позиции.

– Иван Макарович, что случилось? – поинтересовался Анзор.

– Как-то легко мы на этих людей вышли, не находишь? – вопросом на вопрос ответил я.

– Странные эсеры, – поддакнул Картко. – Имея в организации боевые дружины – посылать на такую операцию непроверенных людей?..

– Вы тоже заметили? – хмыкнул я.

– Странностей хватает, – кивнул Глеб Сидорович.

– Понял, о чем вы… – задумчиво протянул Анзор. – Нет, мне об этих людях сообщили надежные источники, готов поклясться, что они сами тут не замазаны.

– Многоходовка, молодые люди, – Картко кивнул в сторону дома, – нам вряд ли что-то расскажут, так как их, по всей видимости, использовали втемную. Если бы и дошло дело до покушения, то в живых их никто не планировал оставлять.

– Согласен, – кивнул я. – Тем не менее, Глеб Сидорович, попытайтесь найти какие-нибудь зацепки.

– Не обещаю, – ответил Картко. – Что эти, что те, кто в ресторане участвовали, – из одного оркестра, а вот дирижер скрыт.

– Я бы поставил на происки из-за границы, – прозрачно намекнул я ему.

– Возможно, – пожал Картко плечами, не соглашаясь вполне, но и не опровергая мои слова.

Тем не менее вижу, что у начальника сыска есть какое-то собственное мнение насчет всего случившегося, и оно с моим не стыкуется.

– Тогда мы оставляем вас тут и отбываем, – протянул я руку начальнику сыска.

– Да, дальше я со своими людьми тут сам разберусь, – ответил тот, и мы пожали друг другу руки.

– Анзор, собирай господ офицеров, мы уходим, – направился я к привязанному Бесу.

Неспешно едем обратно, монотонное покачивание в седле убаюкивает, и спать хочется неимоверно. Мысли вяло ворочаются, а на сегодня у меня запланирована встреча с главным конструктором. Необходимо ускорить производство самолетов, а у нас еще и технического решения нет. Н-да, от авиастроения я, честно говоря, совсем далек. Современных МиГов тут не построить, да и, боюсь, виденное в фильмах про Великую Отечественную не дает понимания главных узлов и деталей. Да чего там говорить! Даже не знаю характеристики двигателей! Про различные маневры и фигуры высшего пилотажа и говорить не приходится. Правда, от моего наброска на бумаге Василий дар речи на какое-то время потерял, а потом стал уверять, что это произведет фурор и качественный переворот в конструировании летательных аппаратов. Конечно, самолеты уже есть в каждой империи, но они очень неуклюжие и громоздкие, вследствие чего и маневрируют в воздухе неуклюже и медлительно.

Дома, сверившись с часами (без двадцати минут шесть), решил позавтракать, а потом немного подремать. Так и поступил: дал указания служанке, чтобы меня подняла не позже десяти утра, и спать завалился. Увы, разбудили меня в восьмом часу. Профессор сам всю ночь не спал, состояние Анжелы ухудшилось, а мое предположение насчет беременности певицы оказалось ошибочным.

– Иван, голову сломал, но не могу найти причины такого состояния женщины! – нервно расхаживая по моему кабинету, заявил Портейг, протирая стекла своего пенсне.

– Семен Иванович, если уж вы не можете разобраться, я-то что могу сделать?

– Не знаю, – вздохнул профессор, – к вам, Иван Макарович, часто приходят совершенно неожиданные идеи. Хочу, чтобы вы осмотрели Анжелу и дали свое заключение. Понимаю, со временем напряженно, но молодой женщине необходима помощь.

Препираться и отказываться? Не вижу смысла, да и разбудил он меня уже все равно. С другой стороны, я мог бы еще часик вздремнуть…

– Через двадцать минут буду готов, – решил я и встал с кресла.

И вот мы уже прибыли в больницу, которая преобразилась до неузнаваемости. Нововведений много, сестры милосердия уже в другой униформе. Профессор давно признал, что мое предложение заменить апостольник, платье, передник и подъюбник на шапочку в виде колпака и халат – правильное решение. Единственное, в армии все осталось как прежде, но в больничных стенах работать лучше таким образом. Все больницы Екатеринбурга еще не перешли на новый так называемый дресс-код, Портейг объявил, что это эксперимент, но уже все понимают, что так удобнее.

Конечно, столкнулись и с противниками такого новшества среди медицинского персонала. Кое-кто продолжает возмущаться и прямо говорит, что в сем есть что-то от разврата. Ну, не знаю, халаты почти до пят, менять их удобно, да и цена за униформу значительно ниже, а удобство неоспоримо. Появились у нас и носилки-каталки, кресла для передвижения больных, моему конструктору понадобилось всего полдня, чтобы ухватить предложенную идею и выдать чертежи. Сделать же их на заводе, где выпускаются бронемашины (из отходов металла), не составило никакого труда. Правда, на этом все, больше ничего не переиначивал, если не считать, что Семен Иванович время от времени объявляет о новом каком-то препарате против болячек.

– Здравствуйте, Анжела, – поздоровался я, входя в палату к певице.

Молодая женщина лежит под одеялом, на тумбочке стоят различные лекарства, около кровати таз; как полагаю, его используют, когда певицу рвать начинает.

– Она заснула, – поднялась со стула у окна сестра милосердия.

– Давно уснула? – спросил Портейг, подходя к больной и осторожно беря ее за руку, одновременно доставая часы из кармана.

– С полчаса назад, до этого ее вырвало, – вздохнув, ответила сестра и добавила: – Совсем бедняжка обессилела.


– Спасибо, голубушка, – буркнул Портейг, а потом на меня посмотрел. – Пульс понижен, но некритично. Испарина, слабость и рвота, при этом ничего не ест и не пьет, вливаем глюкозу, чтобы совсем не обессилела. Рану перевязывал вечером, заживление идет, но из-за спазмов – не так, как хотелось бы. Что скажешь?

– Отравление исключили? – поинтересовался я.

– Ваня, – ласково проговорил Портейг, – ей влили уже много глюкозы, прокололи различными антибиотиками, на отравление это совершенно не похоже.

– А какие анализы брали? – задумчиво спросил я, подходя к изголовью больной и пытаясь расслышать, что та бормочет. Бредит…

– Кровь, моча – более-менее в норме, отклонения незначительны, а с учетом ранения и вовсе на них внимания можно не обращать, – махнул руками мой компаньон.

– Остается только предположить, что это такая психологическая реакция на стресс, – пожал я плечами.

– Снотворное ей давали, – поморщился профессор. – Спала, а как проснулась, то сразу же ее скрутило.

– Семен Иванович, если периодичность того или иного симптома отсутствует, то дело не в физической болезни, – махнул я рукой, а потом добавил: – Повторюсь, диагност из меня тот еще, как и доктор, хотя заслуженную, точнее, незаслуженную степень вы мне и выбили.

– Разбудим и поговорим? – не обратил никакого внимания на мои последние слова Семен Иванович.

– Попробовать можно… – протянул я, прикинув, что время у меня сейчас есть, хотя стоило бы где-нибудь отыскать тут свободную койку и отдохнуть.

– Голубушка, принесите нам с коллегой по стакану крепкого чая, – обратился Портейг к сестре милосердия, а потом на меня глянул и руками развел: – Иван Макарович, извини, но твоего любимого кофе тут нет.

– Сделаю, – удалилась из палаты сестра милосердия.

Портейг осторожно потряс за плечо Анжелу, та что-то пробубнила и открыла глаза. Зрачки резко расширились, певица ладонью рот прикрыла и резко на кровать села.

– А ну-ка прекратить! – рявкнул я. – Охренела совсем?! Ты чего себе позволяешь и почему над персоналом издеваешься?! Чтобы я не видел больше, как тебя тошнит, на это со стороны смотреть невыносимо!

Ну, наверное, мог бы так и не орать. Портейг в изумлении на меня уставился, а Анжела даже глаза прищурила, готовится устроить мне отповедь. «Ха» три раза! Я-то не собираюсь останавливаться. Отчитываю ее как дитя неразумное:

– Это же что за поведение?! Довела себя и весь персонал больницы! Занимаешь место, которое необходимо нуждающимся!

– Что вы себе позволяете?! – яростно сверкая глазами, воскликнула Анжела.

– Уже не тошнит? – склонил я голову к плечу.

– Э-э-э, перехотелось как-то, знаете ли! – ответила раненая.

Оглянулся я на профессора, а тот крякнул, одобрительно или нет – я не понял. Махнул рукой и направился на выход, рассчитывая где-нибудь койку отыскать. Странное поведение певицы лежит в области мозга, пусть с ней психиатры разбираются и лечат непонятную зависимость. Скорее всего, эффект от моей «взбучки» носит временный характер, теперь дело за Портейгом.

– Барышня, – обратился я к сестре милосердия, спешащей в палату с подносом в руках, на котором две кружки чая и какие-то булочки, – мне бы отыскать свободную койку, чтобы часик подремать.

– Ой, Иван Макарович, нам на рабочем месте спать запрещено, – ответила та и почему-то зарделась.

– Так речь не о вас, голубушка, – прикрыл я рот кулаком, подавляя зевок, – мне даже диван сгодится.

– В сестринской? – осторожно предложила та.

– Ведите, – потер я ладони.

Хм, диван оказался за ширмой, где сестры милосердия переодеваются, так как на вешалке развешаны шубки и пальто. Ну, я не привередлив, сапоги стянул, халат свернул и под голову его положил. Успел попросить разбудить через часок и сразу отрубился.

Выспался отменно, никто меня не потревожил, только осторожно укрыли одеялом. А я ведь даже не знаю имени благодетельницы. Кстати, личико у нее миленькое, а смущается-то как! Хотел уже встать, да привлек приглушенный разговор, как одна женщина другой хвалится своим новым платьем.

– Зинка, точно тебе говорю, если на прием придешь со своим поручиком в таком наряде, то он точно будет вынужден тебе предложить руку и сердце!

– Тань, больно у него вырез большой, да и стоит аж двадцать рублей – дорого!

Ага, сестры милосердия устроили примерку платьев, а про мою персону не догадываются. Если встану, то визгу будет… Женщины-то молоденькие, хорошенькие, в нижнем белье, а у Тани, если правильно определил, кто где стоит, и вовсе лифчика нет, а грудь тяжелая и массивная, не скажешь, что у обладательницы такой тонкой талии – столь выдающийся бюст, не меньше пятого размера. Высока, стройна… Э-э-э, господин наместник Урала, что за грешные мысли и шевеление, точнее, кол в паху образовался? Давненько с женщиной не был, так сам в этом виноват, все работа и работа, проблемы и суета, отдыхать некогда. Марта прием устроила, чтобы меня свести с певицей, – и то получилось не пойми что…

Зина все же платьице померила, ну не сказал бы, что оно на ней идеально сидит, но подруга убедила, что портниха за час все подгонит и от ухажеров отбоя не будет.

– Если уж не твой поручик, то кого-нибудь другого охмуришь! – вынесла вердикт Таня, после чего получила обещание, что деньги за платье получит.

Довольные друг другом сестры милосердия наконец-то оделись в форму и отправились к больным. Встал я с дивана, потянулся и на часы взглянул:

– Твою ж!.. – выругался из-за того, что часовая стрелка уже к двенадцати подползла. – И чего меня никто не разбудил?!

Надо бы нагоняй дать той, что мне диван показала да потом укрыла. Хотя сестра милосердия вряд ли бы ослушалась, если только к этому не приложил руку Семен Иванович. Высказывать же претензию своему компаньону – бесполезно, тот найдет множество причин и отговорок, да еще в итоге себя могу виноватым и неблагодарным почувствовать.

Вышел из больницы и усмехнулся. Рядом с моим автомобилем припаркована машина охранников, а два подпоручика при виде меня честь отдали. Ясно, все знали, где нахожусь, и сон мой берегли, а двух сестричек милосердия проворонили. Ну да ладно, смешно бы смотрелось, если бы Анзор выставил пост у сестринской.

– Происшествия? – подошел я к подпоручику.

– Не могу знать, ваше высокопревосходительство, – ответил тот, а потом добавил: – Вроде спокойно все. Куда сейчас отправимся?