Мир до начала времен

– Месье Петрович, – сказал Виктор де Легран, – наверное, он попасть прямо на река, как этот итальянский субмарина. Река – это тоже тропа, только из вода. Как это быть, мы узнать из корабельный журнал. Я читать и говорить тебе.

– Ну что же, наверное, ты прав, – ответил тот. – Пойдем и сами все посмотрим.

Осмотр территории лагеря не дал ничего интересного. Было только понятно, что, пристав к берегу, команда стала выполнять стандартные для своего времени мероприятия по оборудованию укрепленного берегового лагеря, но мятеж вспыхнул прежде, чем дело довели до конца. Осматривая лагерь, Петрович подумал, что сабли, мушкеты и прочие пистоли было бы неплохо прибрать, а то негоже, что оружие валяется просто так. Затем он и Алохэ-Анна поднялись по сходням на палубу фрегата вслед за Виктором де Леграном, а остальные полуафриканки остались внизу собирать разбросанные повсюду железки и складывать их в кучу. Как оказалось, орудия, числом шестнадцать штук, стояли прямо на главной палубе (опер-деке), и только в корме и на баке имелись надстройки, внутри которых размещались еще по четыре орудия. Вдоль бортов, по обеим сторонам, проходили узкие галереи, где с трудом могли бы разминуться два человека, и они же служили навесами над казенными частями орудий, когда те были выкачены на боевые позиции в открытые порты.

В носовой надстройке, как помнил Петрович, обычно, в кубриках, как сельди в бочке, размещались матросы, а на корме, в относительном комфорте, располагался офицерский состав и немногочисленные пассажиры. Это было обусловлено тем, что в большинстве случаев ветер на парусном корабле дул от кормы на нос, а матросские кубрики в силу скученности команды и антисанитарии всегда благоухали самым отборным сортиром. Тут, на палубе, тоже шел бой: валялись истлевшие трупы, а с нок-рея спускалась веревка с петлей, под которой на палубе бесформенной грудой валялось то, что раньше было человеческим телом.

– Наверное, капитан приказать повесить этот бедняга, после чего команда начать мятеж? – сказал Виктор де Легран.

– Возможно, ты прав, – ответил Сергей Петрович, – а возможно, это не причина и следствие, а два следствия одной еще неизвестной нам причины. Идем.

По очереди они спустились на палубу по узкой деревянной лестнице без перил и оказались перед дверью в кормовое помещение. Чтобы ее открыть, понадобились совместные усилия Сергея Петровича и Алохэ-Анны. За дверью находилось помещение, которое можно было бы назвать офицерским общежитием. По крайней мере, это подтверждали подвешенные к подволоку парусиновые гамаки, а также стоящие вдоль стен закрытые на висячие замки резные сундуки, где офицеры хранили личные вещи. Замки на сундуках остались не взломанными, а, значит, мятежные матросы сюда не добрались. Прямо напротив входной двери в поперечной перегородке располагались еще три двери, ведущие, по всей видимости, в каюты капитана и пассажиров, а у бортов перед закрытыми портами находились еще четыре орудия. Можно было вообразить, в какую душегубку превращалось это помещение во время боя, когда после выстрела орудия откатывались вовнутрь, отравляя воздух остатками порохового дыма.

Здесь мы обнаружили только один труп – скорее мумифицированный, чем разложившийся. Одетый в богато расшитый золотом кафтан, он сидел прямо на палубе рядом с правой дверью, чуть в стороне от нее, держа в руках украшенный серебряной инкрустацией пистолет. А на левом плече у покойника расплылось большое кровавое пятно, от времени приобретшее коричнево-черный цвет. Петрович подумал, что это, очевидно, сам капитан, который, будучи тяжело ранен, умер, дожидаясь, пока сюда войдет кто-нибудь из уцелевших мятежников. Но почему он сидит у правой, а не у средней двери, где и должна располагаться капитанская каюта?

Не желая пока тревожить покойника, Петрович проверил левую дверь, но обнаружил за ней не каюту, а узкое помещение, в котором даже несведущий человек мог бы угадать гальюн. А вот средняя дверь как раз вела в капитанскую каюту, и капитан, одетый значительно проще, чем тип в предыдущем помещении, был как раз там. Он сидел за своим столом перед раскрытым корабельным журналом, держа обеими руками пистолет стволом к себе, а выбитое окно у него за спиной и часть подволока были заляпаны брызгами чего-то омерзительного. Когда Сергей Петрович понял, что тут произошло, его чуть не стошнило, Виктор де Легран непроизвольно перекрестился и прочитал молитву. И лишь Алохэ-Анна, заглянувшая в капитанскую каюту вслед за мужчинами, сохранила невозмутимость египетского сфинкса – ни один мускул не дрогнул на ее лице.

Закончив молиться, Виктор подошел к капитанскому столу и решительным жестом развернул толстый том корабельного журнала на свою сторону.

– Сейчас мы узнать, что тут произойти… – произнес он, с шуршанием перелистывая страницы журнала. – О, вот. Это торговый фрегат. Частный вооруженный быстрый корабль, который перевозить ценный груз и важный пассажир. Капер наоборот. Мало порох и ядра, только на один бой, мало еда и вода, много груз в трюм. Он выйти из Новый Орлеан пятнадцатый октябрь тысяча семьсот пятьдесят седьмой год, имея груз сахар, табак и меха. Пассажир – очень важный человек. Семья хозяин сахарный плантаций Жан-Мари де Шаньон. Жена – мадам Мадлен. Дочь – мадмуазель Оливия. Порт прибытий – Байонна. Двести матрос, восемь офицер, капитан – Бенджамен де Босижюр. Тогда идти Семилетняя война, и Франция воевать с Англия, колониальный товар быть очень дорого, поэтому возить их только так.

– Погоди, Викто́р, – сказал Сергей Петрович. – Сахар и табак я понимаю, но откуда в новом Орлеане взялись меха?

– Я читать, – ответил Виктор де Легран, – часть меха водяной зверь ловить прямо там, другой, шкура олень и бобер, привозить с севера по Миссисипи. Когда идти англо-французский война, Квебек слишком опасно. Много британский капер.

– Понятно, – сказал Сергей Петрович, – читай дальше.

– А вот, ясно, – произнес Виктор, – они пропасть прямо на Миссисипи, пока плыть к морю. Долго плыть, два раза дольше, чем надо. Капитан де Босижюр удивляться и писать это журнал. Потом он не встречать в море ни один корабль. Испания тогда быть французский союзник и капитан хотеть зайти Гавана, но не найти порт. А когда он проходить пролив Сантарен, тот оказаться очень узкий. Маленький Багамский острова нет, большой остров или материк быть. Все это капитан де Босижюр удивляться и писать журнал. Он думать, что плохо только Америка, а Европа хорошо. Он приплыть, два раза почти сесть на мель, а Байонна нет. Никого нет. А еще быть холодно, очень холодно, во Франции такой холод нет. Они зайти сюда, быть большая вода, потом вода уйти, и фрегат садиться на мель. Как говорить у вас – приехали. Еда нет, лосось идти – сеть нет. Снег идти есть. Приходить местный человек, бить лосось острога, он его убить и прогнать. Тогда он посылать много матрос и старший помощник искать местный селений, чтобы отнять еда. Дать им порох, мушкет, пули – никто не вернуться. Тогда капитан и пассажир кушать много, матрос – мало. Ловить еда сам. А потом бунт. Матрос хотеть много еда, хотеть Оливия и Мадлен, чтобы они быть как Ева, а матрос быть как Адам. Часть матрос быть за капитан, часть за бунтовщик. Начаться война, и все умереть. Жить только мадмуазель Оливия, мадам Мадлен и капитан де Босижюр. Мадам Мадлен взять стилет и заколоть мадмуазель Оливия, а потом капитан де Босижюр заколоть мадам Мадлен. Он писать, что будет убить себя, чтобы не быть смерть от голод и холод. Я думать, что это быть прошлый год, когда ты уже уплыть. Вот и все. Они свернуть не туда и потому умереть.

– Хорошо, что они свернули не туда, – проворчал Сергей Петрович, – потому что тогда они уничтожили бы наше племя, а потом закончили бы точно так же. Ты думаешь, что они погибли, потому что им никто не помог? Совсем нет. У них было все необходимое, чтобы основать форт, в котором они могли бы пережить зиму. Ты же знаешь, местные по большей части совсем не агрессивны, и с ними тоже можно было договориться, как ваши миссионеры договаривались с индейцами. Тут вполне достаточно разных мелочей, на которые матросы могли бы выменять себе в соседних кланах лишних вдов и девок в жены, после чего команда этой «Медузы» смогла бы стать родоначальницей нового народа. Но все кончилось кучей трупов.

– Да, – сказал Виктор, – мой дядя рассказывать, и его совет помогать мне жить тут с дикари. Но я не быть много, не быть мушкет и порох, не думать, что я сильный. Я знать, что слабый, и делать мир. А они – наоборот. Я думать так.

– Правильно думаешь, Викто́р, – подтвердил Сергей Петрович и кивнул в сторону мумии капитана де Босижюр. – А он думал неправильно, и потому его команда сожрала сама себя. И это совсем не исключительный случай. Я читал, что такое нередко случалось в начале колонизации Америки и с испанцами, и с французами, и с англичанами. Оставляет экспедиция на диком берегу форт со всем необходимым вместе с сотней-другой здоровых и сильных моряков, а приплыв на следующий год, обнаруживает только трупы…

– Может быть… – уклончиво ответил Виктор де Легран, – я такой случай не слышать, но ты знать лучше.

Алохэ-Анна внимательно слушала весь этот разговор. Старшая полуафриканская жена Петровича достаточно хорошо владела русским языком, и поняла каждое слово.

– Они как наш шаман Шамэл[13], - прервала она наконец свое молчание, – мерзость в глазах Великий Дух. Теперь мы должны думать, принять их наследство или положить его в могилу к мертвецам. Я это правильно поняла, Петрович?

– Ты это поняла правильно, Аннушка, – подтвердил Сергей Петрович, – и мы это наследство, конечно же, возьмем, потому что оно существенно увеличит наши шансы на выживание. Но сначала нужно доставить к нам домой груз соли и посоветоваться со знающими людьми, стоит пытаться снять с мели фрегат и отвести его вместе с грузом к нам в Гаронну или придется таскать товар на «Отважном» в час по чайной ложке. А то я даже не знаю, как и управиться с такой громилой.



2 ноября 2-го года Миссии. Пятница. около полудня. Первый этаж, правая столовая Большого Дома.

Триумфальное возвращение Петровича из вояжа за солью поначалу никто не заметил. То есть не заметили, что оно было триумфальным. Правда, пришлось немного поволноваться, ведь это событие ожидалось на сутки раньше – но тут уж ничего не поделаешь: мало ли какие могли быть причины для задержки. Второго ноября в десять утра «Отважный» причалил у Старой Пристани, по соседству с делающей первый пробный заброс рыбацкой бригадой. После этого отряженные в наряд легионеры забегали с плетеными корзинами, полными кусками каменной соли, загружая их на запряженные осликами тележки, а Сергей Петрович и Виктор де Легран отправились докладывать о результатах своего поиска Большому Совету. Ничего необычного, по крайне мере, никаких новых людей из этого вояжа капитан «Отважного» не привез.

Прочие вожди тоже ни о чем не подозревали до тех пор, пока Петрович с видом фокусника не вытащил из принесенного с собой мешка обернутую в плотную провощенную бумагу сахарную голову и связку прессованных табачных листьев. При этом Виктор де Легран выложил на стол инкрустированный серебром пистоль господина де Шаньона, а также плотный том корабельного журнала.

Немая сцена минут на пять…

– Что это? – наконец спросил Андрей Викторович. – И откуда?

– Это пуля, – ответил Сергей Петрович, – которая просвистела у нашего виска год назад, а мы о ней и не знали. Французский торговый фрегат из середины восемнадцатого века – как сказали бы в веке двадцатом, блокадопрорыватель, выполнявший рейс из Нового Орлена в Байонну во времена Семилетней войны. Груз – сахар, табак и меха, пассажиры – семья луизианского плантатора-сахарозаводчика. Это корыто провалилось в наше время во время спуска к Мексиканскому заливу по реке Миссисипи, после чего своим ходом пришло к пункту назначения. Случилось это около года назад. По моим расчетам, мы с ними тогда разминулись примерно на неделю. Обнаружив отсутствие города и порта на ожидаемом месте, команда начала ставить укрепленный лагерь, но задолго до окончания работ произошел мятеж – и после этого на корабле и в окрестностях остались одни трупы. Последние трое оставшихся в живых сами убили друг друга, чтобы не умирать мучительно от холода и голода. Сначала мать заколола свою дочь ударом стилета в сердце, потом капитан также поступил с самой женщиной, а затем выстрелил себе в рот из пистолета. Вот здесь, – Сергей Петрович похлопал рукой по корабельному журналу «Медузы», – эта трагедия описана во всех подробностях. Жутчайшая история, и при этом вполне закономерная. Когда человек человеку волк, хозяин и слуга, то исчезновение пресса государственного насилия сразу приводит к разгулу анархии и жестокости.

– Фрегат стоять целый, – добавил Виктор де Легран, – почти исправный, только слегка мель быть. Товары быть в полной кондиции и сухой. Но хозяин нет – одни мертвецы.

– Да уж, – сказал Андрей Викторович, задумчиво покачав головой, – картина маслом. И какие из этого следует сделать выводы?

– Вывод простой – нам нужно принимать наследство, – ответил Сергей Петрович. – Я предлагаю считать этот случай еще одним забросом на пополнение нас материальными ценностями и одновременно проверкой на вшивость, то есть на брезгливость.

– А какие там материальные ценности? – спросил Антон Игоревич. – Ну, кроме сахара и табака, которые для нас не предмет первой необходимости.

– Во-первых, – начал загибать пальцы Сергей Петрович, – нам нужны имеющиеся там шкуры оленей-карибу. Римских легионеров надо одевать по сезону, и как можно скорее. Во-вторых – шкуры ондатры и бобра пойдут на шапки и душегреи, в-третьих – сахар тоже будет совсем не лишним в нашем рационе. В-четвертых – двадцать четыре медные, точнее, бронзовые пушки, каждая весит почти тонну, тоже ценный ресурс: сколько всего хорошего можно будет сделать из этого металла, если их переплавить. В-пятых – сам фрегат как транспортное средство. Вроде он находится во вполне приличном состоянии, спущен на воду в той же Байонне за год до исчезновения, и если стащить его с мели, то корпус прослужит еще лет двадцать, не меньше. А если с него еще снять артиллерию и выгрузить боезапас, то грузовместимость увеличится тонн на пятьдесят, а остойчивость и управляемость только улучшатся.

– Скажи, Петрович, – прищурился Антон Игоревич, – а ты сам-то сможешь управиться с классическим фрегатом середины восемнадцатого века, или предел твоих возможностей – это коч с парусной оснасткой классической яхты? Ты знаешь, какая там нужна команда? Если всех наших полуафриканок, включая самых мелких, собрать в кучу, то и половины не наберется. А еще, насколько я понимаю, матрос парусного судна должен, не моргнув глазом, лазить на высоте пятнадцатиэтажного дома и обладать немалой силой для того, чтобы тянуть канаты. Да и паруса там настоящие, из парусины, а не из дакрона, тяжеленые, будто сделанные из свинца, особенно если намокнут во время шторма или в дождь.

– Вот в своих возможностях я не уверен, – ответил тот, – хотя перед отбытием один хороший человек и снабдил меня соответствующей литературой. Нам бы как-нибудь, хоть хромая, вдоль стеночки, довести этот фрегат на якорную стоянку напротив Большого Дома, и уже здесь с толком и расстановкой разгрузить его от всех вкусностей. А иначе на то, чтобы вывезти все содержимое, на мой опытный взгляд, понадобится не меньше двадцати рейсов. Да и все прочее. На таком корабле, как я читал, одних только хороших пеньковых канатов не меньше двадцати километров.

– Погоди, дед Антон… – остановил Андрей Викторович собиравшегося возразить Геолога. – Я понимаю желание Петровича сначала притащить этот фрегат сюда, а потом решать, что с ним делать. У меня, кажется, есть для этого дела подходящий человек. И не беда, что он итальянец. Все кадровые строевые офицеры во всех странах, будучи кадетами, обязательно проходят практику на классических парусниках. Надо с ним переговорить, и только потом принимать окончательное решение. Быть может, «Отважный» сходит к фрегату в этом году еще один раз, чтобы привезти нам сюда оленьих шкур и немного сахара, а возможно, мы предпримем полноценную спасательную экспедицию и попробуем полностью освоить это актив. На этом предлагаю закрыть обсуждение этого вопроса.


– Не понимаю вас, мальчики, – вздохнула Марина Витальевна. – Там погибли люди, произошла ужасающая трагедия, а вы тут рассуждаете о шкурах и сахаре. Да пропади они пропадом вместе со своим фрегатом! Как представлю себе, до чего нужно было довести мать, чтобы она зарезала свою дочь, а потом сама подставила грудь чужому мужчине «на, режь, только быстро и не больно».

– Витальевна, – парировал Сергей Петрович, – ты сказку о мужике и двух генералах помнишь? Так вот, на фрегате было то же самое, только «генералов» было трое, да и «мужика» у них забрали, а за стенами каюты был не тропический остров, полный соблазнительных иллюзий, а начало местной зимы, когда снегу по колено. Этот капитан де Босижюр чего-то стоил, когда требовалось довести корабль из точки А в точку Б. Потому его «Медуза» и пришла в Байонну, а не куда-то еще. Такие бунты на кораблях даже и без провала в прошлое случались частенько. Без государства за спиной, в полностью автономном плавании как руководитель он показал вопиющую некомпетентность, что стоило жизни ему самому, всем его матросам, офицерам и пассажирам. И ведь сказала бы ты ему, что матрос тоже человек, что его негоже держать в голоде и холоде, бить и унижать, что в чрезвычайных обстоятельствах трудиться ради общего выживания должны все, а не только черная кость – он бы тебя просто не понял. Для этих троих, закосневших в кастовой спеси, остаться без слуг было равносильно смертному приговору. Женщин, конечно, жалко, но ты пойми, что если бы эта «Медуза» имела портом назначения Бордо, а не Байонну, то год назад сдержать натиск двухсот озверевших головорезов нам было нечем. А в результате все кончилось бы, как в этот раз – междоусобной поножовщиной и всеобщей гибелью. Так что не надо их жалеть.

– Петрович прав, Витальевна, – добавил Андрей Викторович, – не стоит жалеть тех, кто у слабого все нужное для себя берет силой, а перед сильным будет только пресмыкаться. Когда мы громили тюленей-людоедов, клан Волка, римских легионеров и команду итальянской подлодки, то мы только защищались. А если перед нами оказывался кто-то попавший в беду, то мы протягивали ему руку помощи. С местными мы стараемся вести дела честно, платить за все, что берем, вместо того, чтобы нападать с целью отнять последнее. Даже пленных врагов мы стараемся превратить в своих сограждан, и эта политика приносит нам плоды сторичные.

– Да, мадам Марин, – сказал Виктор де Легран. – Я сам почти из тот время и тот страна, и могу сказать, что они делать все не как вы, и потому умереть. У них быть все, но они, как это будет по-русски, это профукать. Мадмуазель Оливия жалко, и мадам Мадлен тоже быть красивый женщина, но они всю жизнь не ударить и палец о палец, а работать для них черный раб. Пока у них был власть, они делать что хотеть, и ничего не думать. А потом их убить не голод и холод. Их убить страх испытать трудность. Падре Бонифаций говорить, что это страшный грех, и я тоже думать, что это так. Вы меня простить, я совсем молодой человек, и говорить как уметь.

– Ты прав, сын мой, – кивнул падре, – самоубийство, даже если его совершить не своя рука, оставаться самоубийство. Страх трудность – это самый опасный страх в этот мир. А Марина Антонина не прав. Не стоит жалеть человек, который сам сделать своя беда.

– Хорошо, мальчики, – утерла слезу Марина Витальевна, – вы меня уговорили. Вы правы, равнодушно перешагивая через высохшие трупы и подсчитывая прибыль от этой находки, а я ошибаюсь.

– Меня сейчас другое интересует, – сказал Антон Игоревич, – не может ли случиться повторение уже пройденного материала, и очередные неприятности приплывут к нам по реке?

– Может, – ответил Андрей Викторович, – и именно поэтому мы выставили на позиции орудия с подлодки и тренируем расчеты. Если неприятности к нам все же припрутся, то они будут премного удивлены. На этом, я думаю, обсуждение этого вопроса можно закончить и вернуться к нему после того, как мы с Петровичем переговорим со старшим лейтенантом Дамиано.



2 ноября 2-го года Миссии. Пятница. Час пополудни. Первый этаж, правая столовая Большого Дома.

Старший лейтенант итальянского королевского флота Раймондо Дамиано, бывший первый вахтенный офицер подводной лодки «Лоренцо Марчелло».

Когда нас разгромили и взяли в плен, то я уже подумал, что жизнь закончилась, и теперь впереди у меня сплошные мучения. К тому же от наших пленителей я узнал, что там, в нашем мире, Савойский дом падет в самое ближайшее время, и в Италии воцарится республиканская форма правления. Переворот под руководством Муссолини, отстранивший короля от реальной власти, был плох, ведь правление дуче не освящено вековой традицией и сакральным авторитетом, но кучка болтунов, которых на выборах тасуют, словно колоду потертых карт, будет стократ хуже. Это известие было страшнее самого плена, и, возможно, именно оно позволило перенести мне первые, самые страшные дни. Свою личную боль я заменил болью за свою павшую страну.

Для себя я решил, что мужчины из семьи Дамиано не сдаются и не боятся трудностей. Иначе бы я выбрал не профессию моряка-подводника, а что-нибудь более безопасное. Например, стал бы маклером по продаже подержанных автомобилей. С одной стороны, я делал, что мне прикажут, хотя это и унижало мое офицерское достоинство, а с другой – лейтенант Гвидо Белло, которого эти сумасшедшие русские назначили командиром, постарался сделать все возможное, чтобы оградить меня от вольностей со стороны нижних чинов. Я говорил себе, что это вернулись мои кадетские годы, что стоит вытерпеть испытательный срок, и все наладится.

И все действительно стало налаживаться. Увидев, что я не замышляю ничего дурного, и в тоже время не впал в грех отчаяния, русские перевели меня из рядовых в промежуточный статус кандидата. Синьор Андреа, в боевых условиях суровый и беспощадный, как бог войны Марс, сказал мне, что как только им понадобится строевой флотский офицер, они первым делом обратятся к моей особе. Это хоть какая-то надежда, хотя нужда во флотских офицерах у этого сугубо сухопутного народа в ближайшее время не просматривается. С управлением маленьким судном, которое у них имеется, прекрасно справляется его создатель синьор Сергий. Он даже несколько раз ходил на нем к берегам Корнуолла и обратно, хотя это совсем не близкий и далеко не безопасный путь.

Но больше всего мне помог местный священник падре Бонифаций. Сначала я отнесся к нему скептически, но он заставил меня переменить мнение о своей особе. Далеко не каждый служитель Божий, очутившись во временах, которые тут называют Шестым Днем Творения, сохранил бы присутствие духа, не впав ни в грех неверия, ни в грех фарисейства. Уже после первой проповеди, которые тут принято облекать в форму беседы Учителя с учениками, я изъявил желание стать его прихожанином, и ни разу об этом не пожалел. Более того, этот человек поставил перед собой великую цель – создать новое Писание, соответствующее местным условиям, и разгадать Божественный Замысел, сведший в этом месте людей из разных народов и разных эпох. Разгадывая Замысел, этот незаурядный священник пришел к выводу, что он неразрывно связан с неминуемым Воплощением Сына Божьего, потому что никаким другим путем Замысел не осуществим. Я уверовал в эту истину и стал одним из первых адептов нового Учения.

И сегодня во время обеда синьор Андреа и синьор Сергий через молодого синьора Алессандро попросили меня задержаться для некоего важного разговора. Ничего дурного я не совершал, так что пошел на эту беседу с чистой совестью. И вот тут синьор Андреа меня ошарашил.

– Синьор Раймондо, у нас есть для вас работа по специальности… – сказал он.

– У вас, что появилась еще одна субмарина, о которой я ничего не знаю? – спросил я с сарказмом.

– Нет, другой субмарины у нас нет, – покачал головой синьор Андреа. – Да и не является сейчас такой подводный корабль для нас предметом первой необходимости. От кого сейчас прятаться и на кого нападать из-под воды? К тому же вопрос конечности жидкого топлива никто не отменял. Зато у нас есть брошенный парусный фрегат середины восемнадцатого века в относительно хорошем состоянии. Он почти новенький, всего год проходил в своем времени, и еще год простоял на якоре без команды уже тут.

– А куда делась команда? – машинально спросил я. – Вы ее убили?

– Да нет же, – ответил он, – наша экспедиция за солью нашла этот корабль уже брошенным на том месте, где в наше время стоял город Байонна, а его команда примерно за год до того была поражена внутренней междоусобицей и истребила сама себя в схватке за власть. Немногочисленные раненые умерли вследствие неоказания им помощи, а капитан и двое пассажиров, оставшиеся в живых, предпочли покончить с собой, чтобы не испытать мучительную смерть от голода и болезней. Мы не знаем точно, как там было дело, ибо капитан заносил в корабельный журнал только то, что считал нужным. Возможно, в истреблении части команды поучаствовали местные жители, против которых капитан снарядил, как он считал, очень сильную экспедицию, поставил перед ней задачу отнять у дикарей как можно больше еды. По крайней мере, в корабельном журнале записано, что ни один участник этого несчастливого предприятия не вернулся обратно. Мы думаем, что дефицит еды, проще говоря, голод, а также наступившая зима вызвала у части команды стремление переделить власть в свою пользу. Даже если бы мятеж победил, то все кончилось бы примерно тем же самым, но только немного позже и немного радикальнее, ибо матросы, дорвавшиеся до командирских запасов спиртного – это еще те дикие бабуины.

– Ну хорошо, – сказал я, – предположим, у вас есть фрегат, и он в хорошем состоянии. Но дело в том, что управление старинным парусным судном – не такое простое дело. Скорее, наоборот. В зависимости от водоизмещения, вам потребуется от пятидесяти до двухсот матросов на мачтах, ибо все операции там проделываются вручную, и многие из них необходимо осуществлять одновременно.

Синьор Сергий сказал:

– На глаз пропорции выглядят так: сорок пять метров длины по палубе, десять метров ширины, осадка – около четырех с половиной метров в полном грузу, и чуть больше трех метров в балласте. Водоизмещение – от семисот до девятисот тонн. Задача не в том, чтобы немедленно отправляться в плавание к берегам Южной Америки или куда-то еще, а в том, чтобы, воспользовавшись осенним половодьем, снять этот корабль с мели, спустить по реке Адур до Бискайского залива, пройти примерно сто двадцать миль про морю при попутном ветре до устья Гаронны, а потом поднять еще на пятьдесят миль вверх по течению. Задача будет выполнена, если корабль бросит якорь прямо напротив нашего поселения, чтобы мы смогли приступить к разгрузке имеющегося у него на борту ценного груза. Нам не надо ставить рекордов скорости или маневрировать в бою, наша задача – просто дойти сюда, невзирая на весьма паскудную местную осень.

– Не знаю, как тут зима, но осенние ветры будут явно помягче, чем в наши времена. Если вы на своей скорлупке, – я показал сложенные ладони, – смогли сходить туда и вернуться обратно, то и настоящему фрегату местная непогода тоже ничего сделать не сможет. Вы, наверное, знаете, что из-за штормов, которые обычно начинаются в середине октября, Гитлер в сороковом году отменил десантную операцию на Британские острова.

– В наше время бытует мнение, что все это были только отговорки, – усмехнулся синьор Андреа, – а настоящей причиной был провал воздушного наступления на Британию. Люфтваффе понесли тяжелые потери, а королевский воздушный флот так и не был сломлен. Сослаться на погоду проще всего, но вот признать, что Германия потерпела первую неудачу, для этого человека было почти невозможно. Впрочем, к нашим нынешним делам это не имеет особого отношения. Вы лучше скажите, беретесь вы за эту работу или нет?

– Это вы мне лучше скажите – сколько человек вы сможете мне предоставить и какова их подготовка? – спросил я. – Именно от этого будет зависеть мой ответ.

– Примерно тридцать женщин из числа дочерей Тюленя, – ответил синьор Сергий, – они прирожденные морячки, напрочь лишенные такого явления, как морская болезнь, и еще какое-то количество Волчиц, среди которых еще следует провести отбор на способность противостоять качке и боязни высоты. В любом случае, потенциальных матросов, или, точнее, матросок, не может быть больше пятидесяти, ибо это количество – предел народа, который можно перевезти на «Отважном» в дополнение к его штатной команде.

Я был потрясен этим заявлением до глубины души, и спросил:

– Вы что, собираетесь использовать своих женщин в качестве матросов?

– А кого нам еще использовать, синьор Раймондо? – вопросом на вопрос ответил синьор Сергий. – Единственный доступный мужской контингент – это римские легионеры, но из них моряки, как из топора спасательный круг. И времени на какие-то особенные подготовительные работы нет. Скоро начнутся снегопады, а за ними пойдет ледостав.

– Нет, вы, русские, совершенно безумные люди… – сказал я, качая головой. – Выбрав себе цель, вы идете к ней напролом, как какие-нибудь носороги. Меня, конечно, учили управлять парусным кораблем, но это обучение было всего лишь частью традиции. Никогда не предполагалось, что кто-то из выпускников Военно-морской Академии в Ливорно возьмет на себя командование настоящим парусным кораблем, да еще с экипажем, составленным из женщин, не имеющих соответствующего опыта. Не исключено, что, прибыв на место, мы обнаружим, что фрегат сидит на мели так плотно, что снять его оттуда невозможно. Но мне кажется, что, попав в ваше сумасшедшее общество, я и сам становлюсь немного сумасшедшим. Не знаю, что из всего этого получится, но я сделаю для успеха все, что смогу.

– Вот это слова не мальчика, но мужа, – сказал синьор Сергий, пожимая мне руку; видно было, что он весьма доволен. – Со своей стороны я гарантирую вам свою помощь в качестве буксира. Мощность мотора у моего коча всего тридцать лошадиных сил, но его должно хватить, чтобы противодействовать сносу и держать ваш нос постоянно отвернутым от берега. Во всем остальном мы не требуем от вас никаких рекордов, надо будет просто доставить тот фрегат на якорную стоянку напротив нашего поселения, вот и все.





Часть 23. Конец второго года