Между Огней
Часть 23 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Деревце не знает о нас! А если знает? Помнит ли деревце, что наказало нас? А если помнит? Что, если деревце решит, что мы понесли недостаточно тяжкое наказание? И заточит нас в камень? А? Ты хочешь стать камушком, Эалин?
Старуха захохотала, взмывая в небо и тут же возвращаясь на плато.
– Перестань, сейчас неподходящее время для шуток, – сказал Генрих, уворачиваясь от сумасшедшей.
– Матильда права, никто не знает, чем завершится наша встреча с Рощей. С Божеством, что повергло нас в прах, но не дало искупления. – Корбун взмахнул рукой, требуя повиновения. – Я запрещаю вам идти туда. Мы единый круг. Так нам и оставаться.
Он спустился на камни и отошел в сторону, поддерживаемый за локоть молчаливой Хаской.
– Я не согласна с тобой! – зло прокричала Эалин. – Столько лет мы молча ждали. И ты закрывал глаза на бесчинства, что творились в пустыне. Ты позволял Газулу охотиться за Крылатыми. Ты отпускал выжившую из ума старуху рушить последние города. А сейчас ты запрещаешь нам сделать благое дело? Возможно, первое за все это время, Корбун! Потому-то нам и не даровали прощения, что мы не заслужили его! А ты не даешь нам шанса исправить это прямо сейчас!
Старик молчал, повернувшись к ней спиной.
– Мы будем голосовать. Если в ком-то еще осталась хоть капля живой силы… вы пойдете за мной. – Женщина выпрямила спину, оглядывая остальных.
Кивнув, Генрих сжал рукой ее предплечье:
– Я всегда буду следовать за тобой, сестра.
Эалин улыбнулась ему, на мгновение ее взгляд потеплел, но тут же снова налился холодным серебром.
– Кто еще?
– Ну уж нет, милашка, – вскинулась с места Матильда. – Я на веку своем рассмотрела и Рощу, и пауков. Мне достаточно. Камушком торчать в пустыне… Нет уж. Я вольная пташка. – И зашлась кашляющим смехом.
– Газул? – обратилась Эалин к стоящему в отдалении воину.
Тот глухо хохотнул.
– Я не стану спасать тех, кого привык выслеживать в песках. Прости, красавица. – Он подошел ближе и грубо притянул к себе замершую в раздумьях Нинель, заключая ее в объятия сильных рук. – Ну, а ты?
Женщина вздрогнула и отстранилась.
– Отпусти, – процедила она сквозь зубы. И громко сказала: – Я пойду с тобой, слышишь, Эалин? Старый Правитель всегда был пауком, мы слишком долго делали вид, что не знали этого. И до Огня, и после него. Ты же чувствовала, как тянулись его сети сквозь пустыню к выжившим? Скажи мне правду!
Эалин коротко кивнула.
– Значит, не мне одной это виделось. Воин, который правил другими. Воин, который одряхлел, потерявший себя в гнилой паутине… я все гнала дурные мысли, думала, что схожу с ума. А он… Все это время он был жив, отравляя своим гадким существованием земли и воды, последние, что остались этому несчастному, обреченному на погибель миру. Его алчность и тщеславие обрекли нас. Нет, я должна… я должна раздавить его каблуком, как он раздавил когда-то меня… Отпусти, я сказала!
Нинель с силой рванулась из объятий Газула, тот хмыкнул, но отпустил ее.
– Выходит поровну, Эалин, – проскрипел Корбун, не оборачиваясь. – Но я старше и мудрее тебя, мое «нет» весомее ваших «да»… Выходит, мы остаемся.
– Нет, – чуть слышно произнесла Хаска, отпуская его локоть.
– Что, милая? Ах да, ну конечно. Вот и Хаска говорит, что вмешиваться не следует…
– Нет! – воскликнула девочка. – Нет! Мы должны лететь!
Она сбросила капюшон, подставляя невидимому для нее свету лицо. Солнце слабо блеснуло в ее мутных глазах.
– Это из-за него, из-за проклятого паука я осталась… на полпути. Мы должны уничтожить его, отомстить…
Девочка тряхнула головой, и две тоненькие косички повторили это движение. Эалин смотрела на нее тяжелым взглядом, а потом подошла и порывисто обняла Хаску.
– Ты самая сильная, самая смелая, самая лучшая девочка, которую я знаю, – прошептала она, слегка покачиваясь. – Мы отомстим. Обещаю тебе.
Когда Эалин распрямилась и посмотрела на остальных, все уже было решено.
На горизонте тем временем собиралась плотная, грозовая хмарь.
***
Алиса видела, как Вестники столпились под низким сводом пещеры. Они спорили о чем-то, громко выкрикивая ругательства, но понять, что происходит на самом деле, у девушки не получалось.
Еще мгновение назад она сидела на холодном зеркале и в исступлении взывала к Алану:
– Прости меня. Прости. Я сделаю все, что ты скажешь. Я буду тебе служить, я навсегда уйду в твой сон. Я помогу остальным понять, что слово твое непреложно, только вытащи их отсюда. Я снова привела всех к смерти… Помоги! Они невиновны, это я… только я посмела тебя ослушаться. Прости, Алан. Помилуй их, накажи только меня. Умоляю…
Но Роща безмолвствовала, стих и ложный зов. Алиса чувствовала, как леденит колени мутная гладь, как слабо стонут ее друзья, теряя последние силы, умирая. Где-то в отдалении безутешно завыл Чарли, она подалась на его голос и на мгновение открыла глаза. Солнце блеснуло в голубой дымке зеркала, и Алиса замерла, приросла к месту, теряя под собой опору.
Она снова оказалась в пустыне. Горы окружали ее плотным кольцом. Где-то за ними тянулась пылевая коса. До Рощи оставалась пара дневных перелетов. Вестники топтались на уступе, споря о вылазке к каменному плато, занятому варварами.
Заканчивался тот самый день, когда все пошло прахом.
В сердце Алисы что-то болезненно охнуло и навалилось безудержной тяжестью. Вот от взволнованного отряда отделилась одна фигура. Помятая и усталая, с растрепанным узлом прямых волос, девушка отошла за камни и присела в углу, запахиваясь в потертую куртку, и почти сразу обмякла, опираясь спиной камни. Это ее настиг крылатый сон.
Алиса подобралась поближе. Голосов было не разобрать. На самом деле она и не могла помнить, о чем говорили остальные. Ведь ее не было здесь. Она рассерженно пыталась доказать Алану свою правоту. Глупая, самодовольная девчонка.
Если бы можно было сейчас вмешаться в тот спор. Она бы бросилась Алану на шею, слезно умоляя его забыть каждое грубое слово. Она бы и слушать не стала разочарованную брань Лина. И уже через пару дней они бы все добрались до Рощи, целые и невредимые. Живые. Даже Гвен, которая нетерпеливо перебирала длинными ногами, стоя сейчас у выхода из пещеры, придерживая разгоряченного брата за рукав.
Алиса сглотнула набежавшие слезы, всматриваясь в каждый жест своих товарищей. Как глупо они спорили, ругаясь и злясь. Как глупо завершился их путь в песчаном лабиринте.
Казалось, что между тем днем и нынешним пролегла целая жизнь. Словно не они сидели у костра, мирно слушая сказку Юли, не зная еще, что зеркало из нее, хранящее память о главном грехе каждого, оживет на пути к оазису. Так ли шутила Фета, рассказывая маленьким детям Города об ужасах сожженного мира? Шутила ли она хоть когда-нибудь, Жрица, пережившая Огонь?
Алиса смахнула набежавшие слезы и отвернулась, не в силах больше смотреть на Вестников. Груз вины окончательно придавил ее, не давая вздохнуть, когда картинка подернулась мутной дымкой. И вот Алиса уже лежала ничком, чувствуя, как холодит щеку зеркальная гладь, а совсем рядом кто-то протяжно кричал, надрывая охрипшее горло.
Она с трудом приподняла тяжелую голову, и первым, что увидела перед собой, были змеившиеся по льду трещины. Алиса привстала, завороженно провела пальцем по кромке одной из них и сдавленно охнула: кожу разрезало, словно острым ножом. Алые капли стали срываться с кончика пальца на трескающийся лед.
Крик повторился, Алиса подняла голову, и ей захотелось снова упасть лицом вниз, лишь бы не видеть того, что открылось перед глазами.
На торчащем обломке зеркала, острый край которого вонзился в грудь, висел Трой. Крылья безжизненно опали до самой поверхности льда. Большие перья пропитались кровью, став еще темнее, еще тяжелее.
Алиса прижала ладонь ко рту, силясь сдержать крик. Чарли подполз к ней, волоча переднюю лапку, и уткнулся лбом ей в бедро. Так они и сидели, пока остальные приходили в себя, неловко приподнимались, оглядываясь. Пока все они вскрикивали, натыкаясь взглядом на кровавые лужи под вздыбленным льдом.
– Святые Крылатые… – выдохнул Освальд, поднимаясь на ноги. – Что же это…
Сильвия все еще плакала, судорожно втягивая воздух. Ослабевший, бледный Сэм осторожно поддерживал ее, чтобы она не упала. Сам он был в крови и смутно чувствовал, что совсем недавно находился на краю гибели, но что-то его спасло. Эти мысли теперь не давали ему покоя, и он растерянно поглядывал на тело товарища на торчащей льдине.
– Его нужно снять, – чуть слышно проговорила Алиса, стараясь подняться на трясущихся ногах, но каждый раз заваливалась набок.
Лин молчал, поджимая губы. Он помог Юли сесть, напоил ее водой из подвернувшейся под руку фляги, старательно избегая поднимать глаза.
– Кто с ним… так? – выговорила девочка, ее лицо сморщилось от жалости.
– Мне кажется… это он сам, – ответил ей Лин.
– Но почему?
– Ты… ты видела что-нибудь? – Голос парня предательски задрожал. – В зеркале этом, Огонь его подери?
Юли вздрогнула всем телом и кивнула.
Даже Освальд передернул плечами, словно отгонял чей-то назойливый образ.
– Не будем, – сказал он, подходя поближе к одной из трещин в ледяной глади. – Не могу понять, что это все такое…
– Красногрудка, – сказала Алиса.
– Что?
– Сказка… Помните? – Она окинула взглядом Вестников. – Фета рассказывала ее не просто так. Паук, что живет во льду. Зеркало, показывающее путнику самый страшный его грех.
Ее голос сорвался. Перед внутренним взором снова встала освещенная костром пещера и Братья, живые и здоровые, спорящие о вылазке, в то время как сама она в крылатом сне обрекает их на смерть.
– Думаешь, Трой увидел что-то настолько страшное, что решил… сделать это с собой? – Освальд подошел к самому краю трещины и заглянул в глубину, открывающуюся там.
– В сказке кошка ударилась об лед, чтобы его разбить. Чтобы… паук… – Алиса сбилась, но все-таки продолжила: – Чтобы шаман смог до него добраться.
– Чтобы паук выбрался наружу, – проговорила Сильвия, напряженно всматриваясь в спину Освальда, застывшего на краю трещины.
А тот уже медленно пятился, разглядев в глубине, как перебирает тонкими лапами что-то большое и темное. Блестит глазами, жадно облизывая сухие губы, выжидает, подслушивает, решает, как с ними быть.
– Он там, – выдохнул Освальд. – Паук в глубине трещины. Нужно уходить!
Он рванул к Вестникам, подхватывая на бегу рюкзак. Но те не шелохнулись, переводя испуганный взгляд с края трещины на вышину пика с мертвым телом Троя, все еще истекающим кровью.
– Мы должны достать его. Похоронить, – пробурчал Сэм.
– Там паук! Ты меня слышишь?! – Освальд кричал, размахивая руками. – Огромный, с головой старика! Настоящий! Не из сказок Феты! Паук, ты понимаешь? Нам нужно уносить ноги отсюда, пока он не выбрался на поверхность.
– Мы должны похоронить Брата, – сказал Лин, его лицо исказилось. – Когда эта тварь выползет… – Его передернуло. – Даже думать не хочу, что она сделает с Троем.
– Он мертв, – отчетливо, как ребенку, начал объяснять ему Освальд. – Это просто тело. Может, тварь отвлечется на него, когда выберется, и мы успеем убраться подальше.
Старуха захохотала, взмывая в небо и тут же возвращаясь на плато.
– Перестань, сейчас неподходящее время для шуток, – сказал Генрих, уворачиваясь от сумасшедшей.
– Матильда права, никто не знает, чем завершится наша встреча с Рощей. С Божеством, что повергло нас в прах, но не дало искупления. – Корбун взмахнул рукой, требуя повиновения. – Я запрещаю вам идти туда. Мы единый круг. Так нам и оставаться.
Он спустился на камни и отошел в сторону, поддерживаемый за локоть молчаливой Хаской.
– Я не согласна с тобой! – зло прокричала Эалин. – Столько лет мы молча ждали. И ты закрывал глаза на бесчинства, что творились в пустыне. Ты позволял Газулу охотиться за Крылатыми. Ты отпускал выжившую из ума старуху рушить последние города. А сейчас ты запрещаешь нам сделать благое дело? Возможно, первое за все это время, Корбун! Потому-то нам и не даровали прощения, что мы не заслужили его! А ты не даешь нам шанса исправить это прямо сейчас!
Старик молчал, повернувшись к ней спиной.
– Мы будем голосовать. Если в ком-то еще осталась хоть капля живой силы… вы пойдете за мной. – Женщина выпрямила спину, оглядывая остальных.
Кивнув, Генрих сжал рукой ее предплечье:
– Я всегда буду следовать за тобой, сестра.
Эалин улыбнулась ему, на мгновение ее взгляд потеплел, но тут же снова налился холодным серебром.
– Кто еще?
– Ну уж нет, милашка, – вскинулась с места Матильда. – Я на веку своем рассмотрела и Рощу, и пауков. Мне достаточно. Камушком торчать в пустыне… Нет уж. Я вольная пташка. – И зашлась кашляющим смехом.
– Газул? – обратилась Эалин к стоящему в отдалении воину.
Тот глухо хохотнул.
– Я не стану спасать тех, кого привык выслеживать в песках. Прости, красавица. – Он подошел ближе и грубо притянул к себе замершую в раздумьях Нинель, заключая ее в объятия сильных рук. – Ну, а ты?
Женщина вздрогнула и отстранилась.
– Отпусти, – процедила она сквозь зубы. И громко сказала: – Я пойду с тобой, слышишь, Эалин? Старый Правитель всегда был пауком, мы слишком долго делали вид, что не знали этого. И до Огня, и после него. Ты же чувствовала, как тянулись его сети сквозь пустыню к выжившим? Скажи мне правду!
Эалин коротко кивнула.
– Значит, не мне одной это виделось. Воин, который правил другими. Воин, который одряхлел, потерявший себя в гнилой паутине… я все гнала дурные мысли, думала, что схожу с ума. А он… Все это время он был жив, отравляя своим гадким существованием земли и воды, последние, что остались этому несчастному, обреченному на погибель миру. Его алчность и тщеславие обрекли нас. Нет, я должна… я должна раздавить его каблуком, как он раздавил когда-то меня… Отпусти, я сказала!
Нинель с силой рванулась из объятий Газула, тот хмыкнул, но отпустил ее.
– Выходит поровну, Эалин, – проскрипел Корбун, не оборачиваясь. – Но я старше и мудрее тебя, мое «нет» весомее ваших «да»… Выходит, мы остаемся.
– Нет, – чуть слышно произнесла Хаска, отпуская его локоть.
– Что, милая? Ах да, ну конечно. Вот и Хаска говорит, что вмешиваться не следует…
– Нет! – воскликнула девочка. – Нет! Мы должны лететь!
Она сбросила капюшон, подставляя невидимому для нее свету лицо. Солнце слабо блеснуло в ее мутных глазах.
– Это из-за него, из-за проклятого паука я осталась… на полпути. Мы должны уничтожить его, отомстить…
Девочка тряхнула головой, и две тоненькие косички повторили это движение. Эалин смотрела на нее тяжелым взглядом, а потом подошла и порывисто обняла Хаску.
– Ты самая сильная, самая смелая, самая лучшая девочка, которую я знаю, – прошептала она, слегка покачиваясь. – Мы отомстим. Обещаю тебе.
Когда Эалин распрямилась и посмотрела на остальных, все уже было решено.
На горизонте тем временем собиралась плотная, грозовая хмарь.
***
Алиса видела, как Вестники столпились под низким сводом пещеры. Они спорили о чем-то, громко выкрикивая ругательства, но понять, что происходит на самом деле, у девушки не получалось.
Еще мгновение назад она сидела на холодном зеркале и в исступлении взывала к Алану:
– Прости меня. Прости. Я сделаю все, что ты скажешь. Я буду тебе служить, я навсегда уйду в твой сон. Я помогу остальным понять, что слово твое непреложно, только вытащи их отсюда. Я снова привела всех к смерти… Помоги! Они невиновны, это я… только я посмела тебя ослушаться. Прости, Алан. Помилуй их, накажи только меня. Умоляю…
Но Роща безмолвствовала, стих и ложный зов. Алиса чувствовала, как леденит колени мутная гладь, как слабо стонут ее друзья, теряя последние силы, умирая. Где-то в отдалении безутешно завыл Чарли, она подалась на его голос и на мгновение открыла глаза. Солнце блеснуло в голубой дымке зеркала, и Алиса замерла, приросла к месту, теряя под собой опору.
Она снова оказалась в пустыне. Горы окружали ее плотным кольцом. Где-то за ними тянулась пылевая коса. До Рощи оставалась пара дневных перелетов. Вестники топтались на уступе, споря о вылазке к каменному плато, занятому варварами.
Заканчивался тот самый день, когда все пошло прахом.
В сердце Алисы что-то болезненно охнуло и навалилось безудержной тяжестью. Вот от взволнованного отряда отделилась одна фигура. Помятая и усталая, с растрепанным узлом прямых волос, девушка отошла за камни и присела в углу, запахиваясь в потертую куртку, и почти сразу обмякла, опираясь спиной камни. Это ее настиг крылатый сон.
Алиса подобралась поближе. Голосов было не разобрать. На самом деле она и не могла помнить, о чем говорили остальные. Ведь ее не было здесь. Она рассерженно пыталась доказать Алану свою правоту. Глупая, самодовольная девчонка.
Если бы можно было сейчас вмешаться в тот спор. Она бы бросилась Алану на шею, слезно умоляя его забыть каждое грубое слово. Она бы и слушать не стала разочарованную брань Лина. И уже через пару дней они бы все добрались до Рощи, целые и невредимые. Живые. Даже Гвен, которая нетерпеливо перебирала длинными ногами, стоя сейчас у выхода из пещеры, придерживая разгоряченного брата за рукав.
Алиса сглотнула набежавшие слезы, всматриваясь в каждый жест своих товарищей. Как глупо они спорили, ругаясь и злясь. Как глупо завершился их путь в песчаном лабиринте.
Казалось, что между тем днем и нынешним пролегла целая жизнь. Словно не они сидели у костра, мирно слушая сказку Юли, не зная еще, что зеркало из нее, хранящее память о главном грехе каждого, оживет на пути к оазису. Так ли шутила Фета, рассказывая маленьким детям Города об ужасах сожженного мира? Шутила ли она хоть когда-нибудь, Жрица, пережившая Огонь?
Алиса смахнула набежавшие слезы и отвернулась, не в силах больше смотреть на Вестников. Груз вины окончательно придавил ее, не давая вздохнуть, когда картинка подернулась мутной дымкой. И вот Алиса уже лежала ничком, чувствуя, как холодит щеку зеркальная гладь, а совсем рядом кто-то протяжно кричал, надрывая охрипшее горло.
Она с трудом приподняла тяжелую голову, и первым, что увидела перед собой, были змеившиеся по льду трещины. Алиса привстала, завороженно провела пальцем по кромке одной из них и сдавленно охнула: кожу разрезало, словно острым ножом. Алые капли стали срываться с кончика пальца на трескающийся лед.
Крик повторился, Алиса подняла голову, и ей захотелось снова упасть лицом вниз, лишь бы не видеть того, что открылось перед глазами.
На торчащем обломке зеркала, острый край которого вонзился в грудь, висел Трой. Крылья безжизненно опали до самой поверхности льда. Большие перья пропитались кровью, став еще темнее, еще тяжелее.
Алиса прижала ладонь ко рту, силясь сдержать крик. Чарли подполз к ней, волоча переднюю лапку, и уткнулся лбом ей в бедро. Так они и сидели, пока остальные приходили в себя, неловко приподнимались, оглядываясь. Пока все они вскрикивали, натыкаясь взглядом на кровавые лужи под вздыбленным льдом.
– Святые Крылатые… – выдохнул Освальд, поднимаясь на ноги. – Что же это…
Сильвия все еще плакала, судорожно втягивая воздух. Ослабевший, бледный Сэм осторожно поддерживал ее, чтобы она не упала. Сам он был в крови и смутно чувствовал, что совсем недавно находился на краю гибели, но что-то его спасло. Эти мысли теперь не давали ему покоя, и он растерянно поглядывал на тело товарища на торчащей льдине.
– Его нужно снять, – чуть слышно проговорила Алиса, стараясь подняться на трясущихся ногах, но каждый раз заваливалась набок.
Лин молчал, поджимая губы. Он помог Юли сесть, напоил ее водой из подвернувшейся под руку фляги, старательно избегая поднимать глаза.
– Кто с ним… так? – выговорила девочка, ее лицо сморщилось от жалости.
– Мне кажется… это он сам, – ответил ей Лин.
– Но почему?
– Ты… ты видела что-нибудь? – Голос парня предательски задрожал. – В зеркале этом, Огонь его подери?
Юли вздрогнула всем телом и кивнула.
Даже Освальд передернул плечами, словно отгонял чей-то назойливый образ.
– Не будем, – сказал он, подходя поближе к одной из трещин в ледяной глади. – Не могу понять, что это все такое…
– Красногрудка, – сказала Алиса.
– Что?
– Сказка… Помните? – Она окинула взглядом Вестников. – Фета рассказывала ее не просто так. Паук, что живет во льду. Зеркало, показывающее путнику самый страшный его грех.
Ее голос сорвался. Перед внутренним взором снова встала освещенная костром пещера и Братья, живые и здоровые, спорящие о вылазке, в то время как сама она в крылатом сне обрекает их на смерть.
– Думаешь, Трой увидел что-то настолько страшное, что решил… сделать это с собой? – Освальд подошел к самому краю трещины и заглянул в глубину, открывающуюся там.
– В сказке кошка ударилась об лед, чтобы его разбить. Чтобы… паук… – Алиса сбилась, но все-таки продолжила: – Чтобы шаман смог до него добраться.
– Чтобы паук выбрался наружу, – проговорила Сильвия, напряженно всматриваясь в спину Освальда, застывшего на краю трещины.
А тот уже медленно пятился, разглядев в глубине, как перебирает тонкими лапами что-то большое и темное. Блестит глазами, жадно облизывая сухие губы, выжидает, подслушивает, решает, как с ними быть.
– Он там, – выдохнул Освальд. – Паук в глубине трещины. Нужно уходить!
Он рванул к Вестникам, подхватывая на бегу рюкзак. Но те не шелохнулись, переводя испуганный взгляд с края трещины на вышину пика с мертвым телом Троя, все еще истекающим кровью.
– Мы должны достать его. Похоронить, – пробурчал Сэм.
– Там паук! Ты меня слышишь?! – Освальд кричал, размахивая руками. – Огромный, с головой старика! Настоящий! Не из сказок Феты! Паук, ты понимаешь? Нам нужно уносить ноги отсюда, пока он не выбрался на поверхность.
– Мы должны похоронить Брата, – сказал Лин, его лицо исказилось. – Когда эта тварь выползет… – Его передернуло. – Даже думать не хочу, что она сделает с Троем.
– Он мертв, – отчетливо, как ребенку, начал объяснять ему Освальд. – Это просто тело. Может, тварь отвлечется на него, когда выберется, и мы успеем убраться подальше.