Между Огней

– Это Трой. – Лин взглянул на остальных, те уже поднялись, покачиваясь на слабых ногах, и осторожно подходили к трещине. – Он был нашим другом, он состоял в Братстве, и он погиб, чтобы нас спасти.

– Он разбил лед, и теперь это чудище, гори оно Огнем, может выбраться! – Освальд даже засмеялся от изумления. – Вы что, до сих пор не поняли? Все пошло прахом. Нет больше Братства, да и Города, возможно, уже нет. Как не существовало и оазиса. Мы обречены, мы сдохнем тут! Но я не хочу, чтобы меня сожрал тысячелетний паук…

Сильвия подошла к нему и застыла на мгновение. Освальд довольно улыбнулся ей, решив, что она первая с ним согласилась.

– Я знал, что ты поймешь, Сильви!

Девушка с размаху ударила его по щеке. От неожиданности Освальд поскользнулся и чуть было не упал, но никто не подал ему руки.

– Трус. Проклятый трус. Трой спас твою шкуру. Что ты видел в зеркале, скажи мне? Всю свою паршивую жизнь?

Щеки Сильвии пылали, ее лицо покрылось алыми пятнами, глаза сверкали, а всегда аккуратная коса растрепалась так, что волосы блестели на тусклом солнце, окружая ее медной дымкой.

– Знаешь, что увидела я? – гневно продолжила она, не замечая притихших в изумлении братьев. – Тот день, когда подошла к тебе и пригласила на танец. Вот когда я согрешила перед собой. Это главная ошибка всей моей жизни.

Освальд слушал ее молча, бледнея на глазах. Он видел, как девушку бьет озноб, как она отбрасывает волосы, налипшие на влажные щеки, как презрительно кривятся ее губы. И отчего-то в этот миг он увидел ее прежней. Той, не сломленной его безразличием, статной и красивой, влюбленной и прекрасной в своей любви.

Освальд молча опустил лямку рюкзака и шагнул в сторону ледяного пика.

– Я полезу наверх. Сэм, подстрахуй меня… – сказал он, задирая голову, примериваясь, как лучше всего будет спустить Троя.

– Идет гроза, – выдохнула Юли.

В пылу внезапного спора никто не заметил, как потускнел свет, как потянулись над землей холодные ручейки едкого воздуха. Тучи обступали Вестников тяжелым фронтом. По линии горизонта вспыхивали молнии. Воздух стал тяжелым, колким и влажным, он оседал на коже, подрагивая, пощипывая, кусая.

Когда первая капля упала к ногам Алисы, едко шипя и плавя голубоватую корку, ей показалось, что за спиной тяжело вздохнул Томас. Однажды он увел ее от грозы, но теперь надеяться было не на кого.





Глава 13




Жадные глотки отдавались тянущей, сладостной болью в самом нутре. Паук прижимался губами к плотной корке, и кровь сочилась сквозь нее, медленно и тягуче. Было достаточно лишь подтолкнуть ее, направить к себе, чтобы алый ток жизни уходил из могучего, полного сил тела в тело ссохшееся и уродливое.

Паук опустошил бы сосуд до дна не прерываясь. Но легкий удар, принесший за собой чуть заметное волнение ледяной толщи, заставил старика разлепить веки, отрывая жадные губы от добычи. Он вгляделся через мутную корку и увидел, как маленьким оранжевым комком решительно кидается на зеркало тонконогий зверек с острой мордочкой.

Когда-то очень давно такие лисицы жили в богатом саду, примыкавшем к покоям Повелителя. Он любил выходить туда, прячась от полуденного солнца и назойливых просителей, и просто сидеть на подушках, раскиданных под сенью деревьев. Шумящих листвой обычных, безликих деревьев. Это были замечательные часы неги и покоя. Лисий выводок копошился у ног, полногрудые девицы приносили ему вино и мясо, нарезанное тонкими ломтиками, и звонко хохотали в ответ на его шлепки с похлопываниями.

И вот теперь, сквозь песок и запекшуюся твердь, паук принялся ползти, забыв про окровавленную жертву. Ему захотелось еще раз поглядеть на рыжую бестию, так отважно кидающуюся грудью на льдистую гладь.

Опасность старик почуял за мгновение до того, как все рухнуло. Он оторвал взгляд от лиса, сам не понимая, что вызывает у него такое отчаянное беспокойство. Дальше остальных, зачарованных зеркалом греха людей медленно поднималась фигура. На подкашивающихся ногах, клонясь в сторону, человек выпрямился, и за его спиной медленно распустились смоляные крылья.

Даже сквозь преграду, разделяющую их, паук чуял, как захлестывает вставшего океан невыносимой боли. Зеркало умело показать несчастной жертве самый темный миг всей ее жизни. Главную ошибку. Придавить виной, сломать хребет острой правдой. Затопить разум тяжелой водой нестерпимого стыда. Отчего же тогда этот юноша поднимается на ноги, а не стонет, прижимаясь лицом к проклятому льду, как прочие до него?..

Паук смотрел на Крылатого, и внутри просыпалось давно забытое чувство. Страх родился где-то в самой глубине отвратительного, раздувшегося от чужой крови тела. В последний раз так было в миг, когда вспыхнул серебряный Огонь.

Где-то позади отважный лис все еще бился своим хилым тельцем о зеркало. Но паук об этом уже не помнил. Он, не отрывая мертвых глаз от идущего, пытался пошевелить суставчатой лапой, уползти в глубь зеркала, спастись от направляющегося к нему юноши. Нет ничего страшнее существа, признавшего неотвратимость своей смерти и желающего ее как единственного избавления от бушующей в нем боли. Такой живущий мертвец способен сотворить любое злодеяние, любой подвиг между делом, не испугавшись в роковой миг. Просто не заметив этого.

Когда Крылатый начал разбег, паук уже знал, что произойдет дальше. Он прочел это в равнодушных темных глазах, в которых отражался сжигающий юношу изнутри собственный огонь. Паук лишь заслонил старческое лицо нечеловеческими лапами от брызнувших во все стороны осколков лопнувшего стекла.

И даже кровь, что разлилась повсюду, вытекая из пронзенной груди Крылатого, не показалась пауку манящей. Он успел только скрыться в разломе, успокаивая колотившееся сердце, пока чудом спасшиеся странники приходили в себя, оплакивали павшего товарища. Старик чуял, что последует дальше. Темная сила, высвободившаяся из зеркала греха, притянет к себе новые несчастья. И он сам, мертвый Правитель, забывший, что значит страх, но встретившийся с ним сегодня, еще не самая опасная беда из прочих.

Где-то неподалеку собирались тяжелые тучи. Старик потер ладонями лицо, прогоняя облик живой смерти, воплотившейся в теле молодого мальчишки, и принюхался. Воздух едко пах грозой. Как только непогода совершит свое ядовитое дело, паук выйдет на новую охоту. Надо лишь подождать.





***


– Нужно улетать. – Теперь уже Лин озабоченно оглядывался вокруг, подхватывая рюкзак.

– Куда? Тучи со всех сторон, – заметила Сильви.

Грозовой фронт и правда обступал их так, будто родился мгновение назад только для того, чтобы ядовитый дождь пролился над треснувшим зеркалом.

– Я взлечу и сниму… Троя. Мы унесем его куда-нибудь. И похороним, – решительно проговорила Алиса и, не дожидаясь ответа, зажмурилась в попытке вызвать внутри себя страх, чтобы распустились крылья, но ничего не произошло. Медальон продолжал равнодушно висеть на груди. Страх не рождался, и даже память не вернула Алису в далекий полдень первого полета, последовавшего за первым шагом с раскаленной солнцем Черты. Она не почувствовала ни первородного ужаса, ни предвкушения восторга. И для горя, что должна была она сейчас ощущать, потеряв еще одного Брата, не нашлось места в сердце Крылатой. Серая, бездонная пустота полнила ее. Крылья даже не пошевелились.


Алиса открыла глаза, встретив изумленные взгляды товарищей.

– Не могу, – прошептала она. – Взлететь не получается.

– Откуда ты вообще знаешь, как вызывать крылья? – тихо спросил Лин, рассматривая песок у своих ботинок. – Этому не учат новичков.

– Томас рассказал мне, после того как я четверо суток шла по пустыне пешком… – Алиса попыталась вложить в слова всю злость, что кипела в ней тогда, но голос звучал слабо и равнодушно.

– У меня тоже не выходит взлететь, – мрачно оборвал ее Освальд.

На его щеке пылал отпечаток девичьей ладони, бровь распухла от недавней драки с Лином. Весь он выглядел помятым, до смерти уставшим, потерянным. Алиса ожидала, что сейчас испытает сочувствие и жалость к нему. Но этого не случилось. Даже обида на Лина больше не жгла ее изнутри.

– Нас будто… опустошили, – вдруг сказала Юли, потирая виски. – Я ничего не чувствую. Вообще ничего.

Сэм, стоявший в отдалении, пошатнулся и грузно осел на лед, что опасно затрещал под ним. На подбородке и скулах парня засыхала кровавая корка, разбитый нос потемнел и на осунувшемся, бледном лице выглядел, как нечто инородное, чужое.

– Мы навсегда останемся здесь, – сказал Сэм, вытягивая ноги.

Никто не спешил ему возражать. Тучи мрачно клубились уже над ними. Молнии сверкали все ярче, с каждым разом все ближе к Вестникам. Когда ядовитая капля упала у самых ног Юли, девочка слабо вскрикнула, делая шаг назад. Нужно было искать убежище, бежать, не разбирая дороги, – это понимал каждый. Но сил у Крылатых хватило лишь на то, чтобы укрыть головы потертыми куртками и сесть спина к спине.

– Мы все так и оставим? – чуть слышно спросила Сильвия, не сводя глаз с пронзенного тела Троя.

– Я не знаю, как его снять… – так же тихо ответил Лин, устало прикрывая лицо ладонью.

Ветер принялся бушевать, относя их голоса в пустыню. Воздух едко пах грозой, и она громыхала, сверкая и щерясь, все ближе. Алиса вздрагивала от каждого раската грома, прижимая к себе скулящего Чарли. Другим боком она прислонилась к Сэму, который снова укрывал их собой от набежавшей пылевой бури. Все повторялось.

«В прошлый раз мы потеряли Гвен. Теперь ушел Трой, – думала Крылатая. – Выживет ли сегодня хоть кто-то, Алан? Я знаю, ты наблюдаешь за нами. Смотри, как мы погибнем. И это будет не только моя вина… Ты тоже будешь виновен в нашей гибели. Ты покинул нас, Алан».

Роща молчала, да Алиса и не ждала больше ее ответа. Ей хотелось закрыть глаза и ничего не чувствовать, ни на что не надеяться. Когда шум грозы стал оглушающим, она осторожно выглянула из-под куртки.

Темноту набежавших низких туч прорезали несущиеся к ним Серые Вихри. Они сверкали молниями, разметая под собой песок и гарь. Алисе захотелось горько рассмеяться, этот смех душил ее, подступая к горлу.

– Вихри, – только и смогла выдохнуть она, обреченно давясь хохотом.

Ей показалось, что она сходит с ума, сломленная всеми горестями, что случились с отрядом. Мир опасно наклонился, песок под Вихрями надрывно скрипел, за спиной притихли ее братья. Алиса хотела повернуться к ним, чтобы перед последним, безнадежным боем посмотреть в глаза каждому, успеть попросить прощения за то, что подвела их всех.

Но в это мгновение из плена курток выскочила Юли. Девочка побежала, скользя на льдистой корке, она размахивала руками и что-то кричала мчащимся ей навстречу Вихрям. В мгновение Алиса поняла, что уже не успеет спасти девчонку. Пока она будет выбираться наружу, пока вскочит на ослабевшие ноги и побежит, первый Вихрь уже подхватит хрупкую фигурку, завертит в себе и швырнет на острые камни с победным рокотом.

Потому все, что оставалось Алисе, – это считать мгновения и молиться за дочь Томаса, которую она обещала сберечь, но не сберегла. Рядом сквозь зубы застонал Лин. Он резко вскочил и ринулся к Юли, отчаянно, невозможно отставая от ровного движения Вихрей.

Он успел оказаться рядом с девочкой и прикрыть ее собой, когда ветер уже почти сбил ее с ног. Юли вскрикнула, отталкивая Крылатого. Вихрь повис рядом с ними.

Ветер ослабел, словно бы прислушиваясь к девичьему крику. Серебряный свет полыхнул так сильно, что Алиса на мгновение зажмурилась. Потому ей было так сложно поверить своим глазам, когда рядом со скорчившейся на песке парой Вестников Крылатая увидела завернувшуюся в серебряный плащ женщину.

Алиса еще удивленно моргала, пробуя отогнать морок, а Юли уже поднялась на ноги и встала рядом с незнакомкой, что-то говоря ей. Шум от приблизившихся Вихрей не позволял Крылатой расслышать, что рассказывает девочка, но женщина медленно кивнула, подхватывая Юли за локоть. Серебро снова вспыхнуло, и к небу взвились серые воронки. Юли стояла, запрокинув голову, рядом с ней застыл Лин.

Вихри кружились в низких тучах. Раскаты грома, следующие за ослепляющими вспышками молний, сотрясали пустыню. В воздухе пряно запахло травой. Когда первый луч солнца прорвался через рассеивающуюся завесу грозовых туч, Алиса облегченно выдохнула.

Она понятия не имела, почему Серые Вихри решили помочь Крылатым, которых обычно преследовали в пустыне. Но это не имело значения. Гроза рассеялась. Впервые за долгие дни пути им повезло.





***


Эалин легко опустилась на корку льда и брезгливо сморщилась.

– Мерзость, – сказала она. – Какая же мерзость здесь разлита, ты чуешь?

Генрих только кивнул ей в ответ. Близость паука на поверхности темного зеркала ощущалась необычайно сильно. Все было отравлено его мыслями, жаждой и злобой. О, как завидовал он живущим, подглядывая сквозь сон за их деяниями. О, как хотелось ему стать таким же, одним из них. Отринуть свои грехи и слабости, искупить свою вину, так и не раскаявшись.

Огонь разделил их. Послушники Рощи, оставшиеся ждать прощения на воле, и он, заточенный в храме своего гнева и тщеславия. Как немыслимо близки они были друг другу и как непреодолимо далеки. Все эти годы паук ненавидел их, теперь Генрих видел это ясно. Пролетали ли свободные Вихри над его тюрьмой? Тревожили ли они чуткий сон голодного чудовища?

За спиной Эалин тяжело опустилась на песок Нинель. Она сделала пару осторожных шагов к краю лопнувшего зеркала и в ужасе отпрянула.

– Он там, – прошептала она, прижимая ладони к губам.

Эалин кивнула, протягивая женщине руку, но та отвергла помощь и ступила на лед сама, горделиво поправляя полы плаща.

– Ну? – спросила она, подходя к Юли. – Быстро же мы встретились вновь, отрекшаяся от своего пути.

Девочка опасливо оглянулась на Лина, но тот ничего не слышал. Побледневший, он с ужасом разглядывал незнакомцев.