Метка магии

Лотти открыла дверь и вошла внутрь с хмурым выражением на лице. Эта морщинка появлялась у нее на лбу всякий раз, когда они с Матильдой разговаривали. Но сейчас складочка казалась глубже, чем обычно, и Нимбус обвивался вокруг ее дорогих ботинок.

– Ты жива? – взволнованно спросила ее мать. Матильда нахмурилась и перевернулась на другой бок. – Это все из-за того, что ты узнала о ребенке?

Матильда вздохнула. Ее спуск в колодец заставил полностью забыть об их последнем разговоре.

– Нет.

– Я знаю, ты не хочешь слышать это прямо сейчас, но сегодня новолуние. Получение гримуара – важный шаг на твоем пути ведьмы, и это много значит для вашей бабушки и…

– Прекрасно, – сказала Матильда. По крайней мере, если бы у нее самой был гримуар, она могла бы перестать беспокоиться о том, что Оливер может сделать с Лотти или Нанной Мэй, чтобы добраться до него.

– Что? – спросила Лотти, придвигаясь ближе к Матильде.

– Я сказала, хорошо, – повторила Матильда, приподнимаясь, чтобы сесть.

Лотти кивнула, затем посмотрела на что-то, что держала в руках, сжимая это обеими руками, как будто решая, что с этим делать, затем подошла к кровати Матильды и протянула маленькую зеленую бутылочку.

Матильда нахмурилась:

– Что это такое?

– Это для того, чтобы склеить разбитое сердце. – Матильда моргнула, наблюдая, как содержимое плескается в бутылке. – Я подумала, что это может быть то, что с тобой происходит? – Матильда сглотнула, не в силах посмотреть Лотти в глаза. – В любом случае возьми его и не забудь использовать в следующее полнолуние.

– Я… спасибо тебе, – прошептала Матильда.

– Всегда пожалуйста, малышка. Я знаю, что ты должна была встретиться со своим отцом в эти выходные, но, полагаю, он снова отменил встречу?

Матильда посмотрела на Лотти, затем взяла телефон и сверилась с календарем. После всего, что произошло, она совершенно забыла о запланированном визите своего отца. Она удалила напоминание, уверенная, что он отменит его, как делал это уже много раз.

– Мама? – спросила Матильда, когда Лотти повернулась, чтобы уйти.

– Да?

– Почему он ушел? Это из-за меня?

– Тебя? Нет, конечно нет, зачем ему…

– Тогда это из-за тебя? Или твоего ковена? Ты заставила его уйти? – Лотти моргнула, глядя на Матильду широко раскрытыми глазами. Ее тело застыло, как будто она была заморожена. Она вздохнула и села на край кровати Матильды.

– Передай мне одно из тех печений, которые тебе принесла Нанна Мэй, пожалуйста?

– Но они…

– Пожалуйста, Матильда, у тебя там их полно. Я расскажу тебе, что случилось, но я не смогу, если упаду в обморок от голода.

Матильда закатила глаза, взяла одно печенье с яблоками и корицей и передала Лотти, которая проглотила его в два укуса.

Она вытерла руки.

– Спасибо.

– Итак, что случилось?

Лотти повернулась так, чтобы оказаться лицом к лицу с Матильдой.

– Жизнь с твоим отцом была захватывающей. Он так стремился изучать магию, и я была счастлива учить его, но мы были очень молоды, когда у нас появилась ты. Действительно, слишком молоды, хотя мы оба этого хотели. Нам просто показалось, что это подходящее время для нас; что может быть более волшебным для пары, чем красивая малышка. – Матильда закатила глаза, а ее мать пожала плечами. – В любом случае с твоим отцом было очень весело, но он не очень помогал в повседневных родительских делах. Твой отец предпочел бы скорее играть с тобой, чем менять подгузники. Мне пришлось больше полагаться на Нанну Мэй и мой ковен, и, когда он ушел, чтобы больше практиковать свой дар и избегать бесконечных подгузников, бутылочек и криков, думаю, именно тогда мы и начали отдаляться.

Мать кивнула на тарелку с печеньем, и Матильда протянула ей еще одно.

– Мы перестали любить друг друга, потом перестали быть друзьями и начали жить отдельной жизнью, поэтому я нашла ритм, который держал эту семью вместе. Время от времени я пыталась поговорить с ним об этом, но мы спорили о ковене и секретах, которыми я с ними делилась, и он принимал все это близко к сердцу. Он просто не мог видеть, что они нужны мне еще больше, потому что его там не было. Твой отец исчезал на несколько дней, пробуя новые заклинания в одиночку. Стал одержим магией и не мог поддерживать равновесие, поэтому он потерял работу, и ковену пришлось поддерживать нас и финансово. Однажды мы прошли мимо друг друга после того, как он принял душ, и я заметила несколько имен, нацарапанных у него на спине, и одно прямо у него на шее. Я знала, что он следовал за магией в темноту, но к тому времени он потерял всякое уважение ко мне и не хотел этого слышать.

Лотти выглянула в окно, задумчиво покачав головой.

– Он знал, что у меня есть ты, ковен и Нанна Мэй, а все, что было у него, – это магия, поэтому он сосредоточился только на ней. Коттедж Ферли – это такой дом, в котором можно спокойно существовать отдельно друг от друга. И мы жили так в течение многих лет. Он возмущался тем, что я делилась с ковеном тем, чем не хотела делиться с ним. Я сыграла в этом свою роль, но я не раз приглашала его присоединиться, и он всегда отказывался.

Матильда хмуро посмотрела на маму, ее сердце бешено колотилось в груди.

– Ты говоришь так, будто его никогда не было рядом.

– Эй, он любит тебя, Матильда, и всегда любил. К счастью, у нас было своего рода негласное соглашение, что ты никогда не узнаешь о том, что с нами происходит, поэтому он был рядом с тобой по-своему.

Матильда проглотила комок в горле, вспомнив уроки верховой езды или крошечные фейерверки, которые он мог сделать, используя свечи и какие-то травы, собранные в саду Нанны Мэй. Воспоминания о ее жизни с отцом были полны любви и красок, но они также были перемежены подслушанными спорами о ковене Лотти и негодованием по поводу их секретов.


– Однажды я застала его за тем, как он просматривал наш гримуар, – сказала Лотти, сжав губы в линию.

У Матильды замерло сердце.

– Но самоучкам не полагается прикасаться к нему?

Лотти кивнула.

– Он знал это. Кто знает, сколько раз он смотрел в него, но он был так зол, что я скрывала от него еще больше. Было одно особое заклинание, которым он стал одержим, и мне следовало им поделиться, потому что он хотел отдать его тебе.

Матильда инстинктивно коснулась своей щеки.

– Заклинание плаща ведьмы.

Лотти кивнула.

– Твой отец буквально обезумел, Матильда. Приставал ко мне, чтобы я снова показала ему это заклинание, пока однажды не воспользовался им, и я поняла, что он снова просматривал гримуар. И все равно время от времени поднимал этот вопрос, говоря, что хотел бы, чтобы это заклинание было у тебя.

– Как ты думаешь, почему он так этого хотел?

Лотти вздохнула.

– Может быть, из-за контроля? Я думаю, твой отец понял, что вытолкнул себя из этой семьи, но он все еще пытался показать, что может принимать решения за тебя. Его шрамы исчезли, так что он, очевидно, в полной мере использовал заклинание и выяснял, насколько легко использовать магию, чтобы получить то, что хочешь, манипулировать свободной волей или просто причинять боль. В некотором смысле, как мне кажется, он хотел, чтобы у тебя была легкая жизнь. Я объяснила ему, что хочу подождать, пока тебе не исполнится семнадцать, но он стоял на своем. Последнее слово осталось за ним в тот день, когда он уехал.

– Значит, он присматривал за мной?

– В некотором смысле, Тилли, это правда. Но он скоро понял, и ты тоже скоро поймешь, судя по тому, с какой скоростью ты собираешь эти шрамы, что чем больше их у тебя, тем больнее их носить, и скрывать их становится все труднее и труднее.

Матильда взглянула на мать и попыталась не обращать внимания на жгучую боль, которая покалывала ее лицо с того момента, как она проснулась.

– У тебя они тоже есть, – сказала Матильда.

Ее мать сделала паузу, даже не прожевав кусочек печенья.

– Несколько. Но я сожалею и принимаю каждый из них. Все дело в равновесии и уважении, Матильда. Разве не этому мы пытались научить тебя все это время?

– Значит, ему просто надоело, что ковен все время был здесь, и он уехал? – спросила Матильда, игнорируя вопрос матери.

– Отчасти, – подтвердила Лотти, доедая печенье и наблюдая за Матильдой, пытаясь что-то решить, – но отчасти из-за Нанны Мэй.

– Нанны Мэй?

Лотти встала с кровати, потянулась и села на стул.

– Когда твоя бабушка перестала говорить, то, что произошло, было полной загадкой для меня и для ковена. Твой отец говорил, что это просто старость, но через несколько недель после того, как это случилось, появилось какое-то… магическое послевкусие, поэтому у меня возникли подозрения. Другой вещью, которая витала в воздухе, были новые духи, и ковен почувствовал, что твой отец проводит время с другой женщиной. Я противостояла ему, и, конечно, он отрицал это, но не раньше, чем добавил это к длинному списку причин, по которым ненавидел мой ковен.

– Какое это имеет отношение к Нанне Мэй?

– На одной из наших встреч Нанну Мэй пригласили использовать голос ковена, чтобы рассказать нам, что произошло, чтобы мы могли ей помочь. Ее голос исходил от каждого из нас, как будто мы были хором, рассказывающим ее историю как единое целое. Она видела твоего отца с женщиной в городе, она столкнулась с ним лицом к лицу и сказала ему, что если он не скажет мне, то она скажет.

Матильда наблюдала за матерью, ожидая, что та продолжит, но Лотти вздохнула, и на ее лице отразилась боль.

– Мама?

– Он взял ее голос, Матильда. Он проклял ее так, что она не могла сказать мне об этом даже в письменном виде.

– Нет, – пробормотала Матильда, качая головой, – он сделал это с Наной Мэй? Вот почему она не может говорить?

Лотти кивнула.

– Я провела последние три года, умоляя его сказать мне, какое заклинание он использовал, чтобы я могла помочь ей, но он никогда не скажет. – Лотти покачала головой и глубоко вздохнула. – Как ты думаешь, почему у ведьм шрамы остаются на лице, малышка?

– Чтобы предупредить других, чтобы держались от них подальше, – прошептала Матильда, блестящими глазами уставившись на одеяло, накрывшее ее ноги.

– Верно. Это их расплата за причинение вреда другим. Но наш род одарили заклинанием плаща, и мы должны использовать его с уважением. Вместо этого твой отец бегал повсюду, постоянно нарушая равновесие. И теперь ты тоже на грани. Он не проявил ничего, кроме неуважения к нашим обычаям, нашей семье и к самой магии.

– Я… я… – заикаясь, пробормотала Матильда. От информации, которой только что поделилась Лотти, девушка едва не потеряла голос.

Лотти подняла руки и покачала головой:

– Я не хотела, чтобы это стало лекцией, Матильда, но меня так пугает, когда я вижу, как легкомысленно ты относишься к этому заклинанию. Мне страшно даже представить, куда это тебя заведет. У магии есть правила не просто так.

Матильда знала, что ее мать права, и все эти придирки и нотации исходили от нее по причине страха за дочь. Когда впервые начались провалы в памяти, Матильда подумала, что это темная сторона магии приходит, чтобы затащить ее в тьму.

– Как думаешь, Нанна Мэй когда-нибудь сможет снова говорить?