Мерцание во тьме
Часть 34 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А из того, что вы не доверяете Берту Родсу, тоже вовсе не следует, что он способен на убийство, – продолжает детектив. – Похоже, в вашем случае мы наблюдаем одну и ту же схему – вы влезаете в конфликт, не имеющий к вам отношения, в попытке раскрыть тайну и показать себя героиней. Я могу понять почему – вы были той героиней, что отправила за решетку собственного отца. Вы считаете все это своим долгом. Я пришел сюда, чтобы сказать вам: подобное нужно прекращать.
Я слышу это слово уже второй раз за неделю. В прошлый раз – от Купера, у себя на кухне, когда он увидел таблетки.
Понимаю, отчего ты это делаешь. Просто хочу, чтобы ты прекратила.
– Я никуда не влезаю, – выговариваю я, впиваясь ногтями в собственные ладони. – Я не пытаюсь быть героиней, что бы вы под этим ни понимали. Я всего лишь хочу помочь. Дать вам подозреваемого.
– Ложные подозрения – куда хуже, чем их отсутствие, – говорит детектив Томас. – Мы потратили на него почти неделю. Неделю, которую могли потратить на кого-то другого. Я не то чтобы думаю, что у вас были дурные намерения – я как раз полагаю, что вы пытались сделать как лучше, – но, если вас интересует мое мнение, я посоветовал бы вам обратиться за помощью.
Умоляющий голос Купера. Хочу, чтобы ты обратилась за помощью.
– Я психолог, – говорю я, глядя ему прямо в глаза, готовая снова выплюнуть те же слова, что и Куперу; те же слова, которые я себе мысленно повторяю всю свою взрослую жизнь. – Я сама себе способна помочь.
В комнате повисает тишина; я чуть ли не различаю, как за дверью, прижавшись ухом к замочной скважине, дышит Мелисса. Разумеется, она слышала всю беседу. Как и пациент, вероятно, уже дожидающийся в приемной. Могу представить, как она вытаращила глаза, когда детектив предложил ее работодателю «обратиться за помощью».
– Вернемся к заявлению Итана Уокера, которое он подал, чтобы получить ордер, когда вы вломились к нему в квартиру. В нем упоминается, что в университете вы злоупотребляли психотропными препаратами. Что позволяли себе смешивать диазепам с алкоголем.
– Я так больше не поступаю, – отвечаю я, чувствуя, как раскаляется ящик рядом с моей ногой.
В волосах обнаружены следы большой дозы диазепама.
– Вы наверняка знаете, что эти лекарства способны давать серьезные побочные эффекты. Включая паранойю и потерю чувства реальности. Которую уже сложно отличать от фантазий.
Иногда становится нелегко понять, где реальность, а где нет.
– Мне никакие лекарства не выписывали, – возражаю я, тем более что формально так оно и есть. – Я не параноик, не утратила чувства реальности. Я всего лишь хочу помочь.
– Хорошо, – детектив Томас кивает. Я вижу, что он сочувствует мне, жалеет меня, а это означает, что уже никогда не примет мои слова всерьез. Я даже не думала, что можно чувствовать себя более одинокой, чем до сих пор, однако вот чувствую. Абсолютное одиночество. – Хорошо. Думается, с этим мы закончили.
– Я тоже так думаю.
– Спасибо, что уделили мне время, – говорит он и направляется к двери. Берется за ручку, потом, поколебавшись, снова оборачивается. – И вот еще что.
Я молча приподнимаю брови, приглашая его продолжать.
– Если мы еще раз увидим вас на месте преступления, нам придется прибегнуть к дисциплинарным мерам. Подмена улик уголовно наказуема.
– Что? – переспрашиваю я в совершенном изумлении. – О какой еще подмене…
Я осекаюсь на полуслове, понимая, что он имеет в виду. «Кипарисовое кладбище». Сережка Обри. Полицейский забирает ее у меня из рук.
Вы кажетесь мне знакомой, но я не могу вспомнить, откуда. Мы с вами раньше не встречались?
– Дойл понял, что видел вас там, где нашли Обри Гравино, в ту же минуту, как мы вошли к вам в кабинет. Мы ждали, что вы нам об этом скажете. Упомянете, что были там. Слишком уж это серьезное совпадение.
Я только сглатываю комок, поскольку совершенно ошарашена.
– Вы так и не сказали. Поэтому, когда явились в участок, сообщив, что «кое-что вспомнили», я решил, что речь об этом и пойдет, – продолжает Томас, переминаясь с ноги на ногу. – Вместо этого вы предъявили теорию насчет подражателя. Украденные украшения. Берт Родс. Вот только вы сказали, что эта теория возникла у вас, когда вы увидели тело Лэйси. Чего я никак не мог уложить в голове, учитывая, что случилось это уже после того, как Дойл видел у вас в руках сережку Обри. Концы с концами не сходились.
Я вспоминаю, как детектив Томас смотрел на меня в тот день у себя в кабинете. С неловкостью. С недоверием.
– Как ко мне могла попасть сережка Обри? – спрашиваю его я. – Если вы на самом деле думаете, что я могла ее туда подбросить, вы, стало быть, полагаете…
Я замолкаю, не в силах произнести следующих слов. Не может же он и вправду думать, что я во всем этом как-то завязана… или может?
– Теории имеются самые разные. – Он ковыряет в зубах мизинцем, потом внимательно его изучает. – Могу, впрочем, сообщить, что ее ДНК на сережке не было. Вообще. Только ваша.
– Что вы сейчас хотите сказать?
– Я хочу сказать, что у нас нет надежного способа установить, почему и как эта сережка там оказалась. Но если во всем и есть связующая нить, то это – вы. Так что постарайтесь не навлекать на себя дополнительные подозрения.
Тут я понимаю, что даже если и смогу отыскать спрятанную у себя дома цепочку Обри, полиция мне не поверит. Они явно решат, что я подбрасываю улики, чтобы направить их в определенном направлении – в отчаянной попытке обосновать свою очередную беспочвенную идею, обвинить очередного мужчину, не оправдавшего моего доверия. Или, хуже того, придут к выводу, что я замешана в преступлениях. Последняя, кто видел Лэйси живой. Первая, кто нашел сережку Обри. Живой носитель ДНК Дика Дэвиса. Отродье чудовища.
– Ладно, – говорю я. Спорить тут бессмысленно. Объяснить все равно не получится.
Детектив Томас, удовлетворенный моим ответом, разворачивается и исчезает за дверью кабинета.
Глава 35
Остаток утра проходит в каком-то тумане. Я принимаю троих пациентов, одного за другим, и не помню никаких подробностей. Впервые за все время я благодарна иконкам на рабочем столе – к записям можно будет вернуться и переслушать их, когда посторонние мысли уйдут и я снова смогу сосредоточиться. Хотя и побаиваюсь, представляя себе лишенное эмоций бормотание, которое наверняка услышу на месте собственных реплик: безучастные «хм-м-м» там, где следует быть конкретным вопросам. И длинные, затянувшиеся паузы, которые требовались, чтобы мой взгляд сфокусировался и я вспомнила, где нахожусь и чем занята. Когда детектив Томас вышел, первая пациентка уже сидела в приемной. Помню выражение ее лица, когда я наконец заставила себя отлипнуть от кресла и сама туда вышла, как ее глаза метались между мной и дверью офиса, словно она не могла решиться, заходить ли ей ко мне в кабинет или просто встать и уйти.
Из-за стола я поднимаюсь в 12:02, чтобы не выглядело, будто я тороплюсь. Беру сумку, выключаю компьютер, потом открываю ящик стола и окунаю пальцы в лекарственное море. Смотрю на диазепам в уголке, но отвожу взгляд, на всякий случай прихватываю вместо него пузырек «Ксанакса», закрываю стол на ключ и устремляюсь мимо Мелиссы, торопливо инструктируя ее, чтобы не забыла запереть офис, уходя.
– Вы в понедельник вернетесь? – уточняет она, поднимаясь с места.
– Да, в понедельник. – Я оборачиваюсь и пытаюсь изобразить улыбку. – Покупки перед свадьбой. И все прочее, с чем нужно разделаться.
– Верно, – говорит она, внимательно в меня вглядываясь. – В Новом Орлеане. Как вы и сказали.
– Верно, – соглашаюсь я и пытаюсь сообразить, что бы сейчас добавить еще, что-нибудь обыденное, – но пауза, неловкая и неудобная, лишь затягивается. – Ну, если больше ничего…
– Хлоя, – говорит она, ковыряя заусенец на пальце. В офисе Мелисса никогда не обращается ко мне по имени, она очень четко разделяет личное и профессиональное. Сейчас же, очевидно, хочет сказать нечто явно личное. – Хлоя, все в порядке? Что с тобой происходит?
– Ничего, – улыбаюсь я опять. – Ничего особенного, Мелисса. Подумаешь, пациентку убили да свадьба через месяц…
Пытаюсь рассмеяться над собственной жалкой попыткой пошутить, но горло не повинуется. Так что я кашляю. Мелисса не улыбается.
– У меня правда в последнее время сильный стресс, – говорю. Похоже, впервые за долгий срок я действительно сказала ей правду. – Нужно передохнуть. Для душевного здоровья нужно.
– Хорошо, – произносит она неуверенно. – А тот детектив?
– У него возникли дополнительные вопросы по делу Лэйси, только и всего. Я ведь последняя, кто видел ее живой. Но если я до сих пор основной свидетель, похоже, дела у полиции не очень.
– Хорошо, – говорит она снова, уже несколько уверенней. – Ну, счастливо тебе отдохнуть. Надеюсь, к понедельнику вернешься веселой и бодрой.
Я иду к машине, кидаю сумку на пассажирское сиденье, словно ненужную рекламу из почтового ящика, сажусь на водительское, завожу двигатель. Потом достаю телефон, открываю список контактов и вбиваю короткое сообщение.
Еду.
До мотеля недалеко, от офиса примерно сорок пять минут. Номер я зарезервировала еще в понедельник, сразу после того как велела Мелиссе отменить приемы. Выбрала в «Гугле» самый дешевый из тех, у которого рейтинг хотя бы три звезды, – платить я собиралась наличными, да и проводить много времени в комнате вряд ли придется. Заезжаю на парковку, вхожу в вестибюль, забираю у портье ключ, стараясь избежать обычного в таких случаях трепа.
– Номер двенадцать. – Он протягивает мне ключ, я хватаю его и неуверенно улыбаюсь, словно в чем-то провинилась. – Повезло вам, холодильник со льдом совсем рядом.
Открывая дверь, я чувствую, как в кармане вибрирует телефон. Выудив его оттуда, читаю сообщение – «Я приехал», – посылаю в ответ номер комнаты, бросаю сумку на единственную внутри двуспальную кровать. Потом осматриваюсь вокруг.
Блеклое флуоресцентное освещение – такое только в придорожных мотелях и встретишь. Попытки украсить комнату придают ей даже более грустный вид: над кроватью криво висит стандартное фото с изображением пляжа, заботливо уложенная на подушку шоколадка теплая и чуть расползается под пальцами. Смотрю на прикроватную тумбочку, выдвигаю ящик. Внутри – Библия без обложки. Зайдя в ванную, я плещу себе в лицо водой, потом завязываю волосы над головой в узел. В дверь стучат, я медленно выдыхаю и еще разок украдкой гляжу на себя в зеркале, стараясь не замечать особенно заметные в резком свете мешки под глазами. Наконец заставляю себя щелкнуть выключателем и подойти к двери; снаружи за задернутыми шторами уже маячит силуэт. Я твердо берусь за ручку и распахиваю дверь.
На тротуаре, глубоко засунув руки в карманы, стоит Аарон. Ему явно неуютно, и я не могу его за то винить. Пытаюсь улыбнуться, чтобы чуть поднять ему настроение, отвлечь внимание от того обстоятельства, что у нас назначена встреча в комнате неприметного мотеля на задворках Батон-Ружа. Я не сказала Аарону, зачем ему нужно быть здесь, что мы собираемся делать. Не сказала, почему не могу заночевать в своем собственном доме, до которого отсюда меньше часа езды. Все, что я сказала ему в понедельник, – у меня есть след, который он не захочет упустить. Но чтобы идти по этому следу, мне потребуется его помощь.
– Привет, – говорю я и прислоняюсь к косяку. Под моим весом тот издает натужный стон, так что я выпрямляюсь, скрестив вместо того руки на груди. – Спасибо, что приехали. Я сейчас, только сумочку возьму.
Жестом я приглашаю его войти, что Аарон и делает, неуверенно переступая через порог. Осматривается вокруг – мое новое жилище его явно не впечатлило. С прошлых выходных, когда я попросила его разузнать про Берта Родса, мы почти не разговаривали, и у меня такое чувство, что это было вечность назад. Он ничего не знает про мою встречу с Бертом, про поездку в полицейский участок и про то, как впоследствии детектив Томас угрожал мне, чтобы я не совалась в расследование, – чем я, если подумать, сейчас и занимаюсь. Он также понятия не имеет, что мои подозрения переключились с Берта Родса на собственного жениха и что его помощь требуется мне для подтверждения этой теории.
– Как движется статья? – спрашиваю я, тем более что мне и в самом деле интересно, не накопал ли он больше моего.
– Редактор дал мне время до конца недели, чтобы я хоть что-нибудь обнаружил, – говорит Аарон, присаживаясь на уголок матраса, кровать скрипит. – В противном случае я могу собирать чемодан и возвращаться.
– С пустыми руками?
– Именно.
– Но вы ведь не зря сюда ехали? Как там ваша теория? Насчет подражателя.
Аарон пожимает плечами.
– Я все еще думаю, что она верна, – говорит он, ковыряя пальцем шов на одеяле. – Но прогресса, откровенно говоря, никакого.
– Возможно, я смогу вам помочь.
Подойдя к кровати, усаживаюсь рядом; просевший матрас придвигает нас ближе друг к другу.
– Каким именно образом? Ваш таинственный след поможет?
Я смотрю на собственные руки. Слова для ответа нужно подбирать со всей тщательностью, сообщая Аарону только то, что ему следует знать.
– Мы собираемся побеседовать с одной женщиной по имени Диана, – говорю я. – Ее дочь – юная, симпатичная старшеклассница – пропала примерно тогда же, когда совершал свои преступления мой отец. Ее тело так и не нашли, как и тела его жертв.
– В ее убийстве ваш отец не признавался? Только в тех шести?
– Нет, не признавался, – отвечаю я. – И украшений ее в шкатулке тоже не было. В схему она не слишком укладывается… но раз ее похитителя так и не нашли, вероятно, тут есть чем заняться. Понимаете, мне подумалось, что, быть может, он и есть подражатель. Кем бы он там ни был. Быть может, стал имитировать отца куда раньше, чем мы решили, – возможно, даже прежде, чем его поймали. Потом на какое-то время затаился, а теперь, в двадцатую годовщину, снова вылез из мрака наружу.
Аарон смотрит на меня, и я уже думаю, что он сейчас вскочит и ринется за дверь, возмущенный, что я притащила его сюда ради такой дурацкой версии. Он, однако, хлопает себя по ляжкам, громко выдыхает и только потом поднимается с просевшей кровати.
Я слышу это слово уже второй раз за неделю. В прошлый раз – от Купера, у себя на кухне, когда он увидел таблетки.
Понимаю, отчего ты это делаешь. Просто хочу, чтобы ты прекратила.
– Я никуда не влезаю, – выговариваю я, впиваясь ногтями в собственные ладони. – Я не пытаюсь быть героиней, что бы вы под этим ни понимали. Я всего лишь хочу помочь. Дать вам подозреваемого.
– Ложные подозрения – куда хуже, чем их отсутствие, – говорит детектив Томас. – Мы потратили на него почти неделю. Неделю, которую могли потратить на кого-то другого. Я не то чтобы думаю, что у вас были дурные намерения – я как раз полагаю, что вы пытались сделать как лучше, – но, если вас интересует мое мнение, я посоветовал бы вам обратиться за помощью.
Умоляющий голос Купера. Хочу, чтобы ты обратилась за помощью.
– Я психолог, – говорю я, глядя ему прямо в глаза, готовая снова выплюнуть те же слова, что и Куперу; те же слова, которые я себе мысленно повторяю всю свою взрослую жизнь. – Я сама себе способна помочь.
В комнате повисает тишина; я чуть ли не различаю, как за дверью, прижавшись ухом к замочной скважине, дышит Мелисса. Разумеется, она слышала всю беседу. Как и пациент, вероятно, уже дожидающийся в приемной. Могу представить, как она вытаращила глаза, когда детектив предложил ее работодателю «обратиться за помощью».
– Вернемся к заявлению Итана Уокера, которое он подал, чтобы получить ордер, когда вы вломились к нему в квартиру. В нем упоминается, что в университете вы злоупотребляли психотропными препаратами. Что позволяли себе смешивать диазепам с алкоголем.
– Я так больше не поступаю, – отвечаю я, чувствуя, как раскаляется ящик рядом с моей ногой.
В волосах обнаружены следы большой дозы диазепама.
– Вы наверняка знаете, что эти лекарства способны давать серьезные побочные эффекты. Включая паранойю и потерю чувства реальности. Которую уже сложно отличать от фантазий.
Иногда становится нелегко понять, где реальность, а где нет.
– Мне никакие лекарства не выписывали, – возражаю я, тем более что формально так оно и есть. – Я не параноик, не утратила чувства реальности. Я всего лишь хочу помочь.
– Хорошо, – детектив Томас кивает. Я вижу, что он сочувствует мне, жалеет меня, а это означает, что уже никогда не примет мои слова всерьез. Я даже не думала, что можно чувствовать себя более одинокой, чем до сих пор, однако вот чувствую. Абсолютное одиночество. – Хорошо. Думается, с этим мы закончили.
– Я тоже так думаю.
– Спасибо, что уделили мне время, – говорит он и направляется к двери. Берется за ручку, потом, поколебавшись, снова оборачивается. – И вот еще что.
Я молча приподнимаю брови, приглашая его продолжать.
– Если мы еще раз увидим вас на месте преступления, нам придется прибегнуть к дисциплинарным мерам. Подмена улик уголовно наказуема.
– Что? – переспрашиваю я в совершенном изумлении. – О какой еще подмене…
Я осекаюсь на полуслове, понимая, что он имеет в виду. «Кипарисовое кладбище». Сережка Обри. Полицейский забирает ее у меня из рук.
Вы кажетесь мне знакомой, но я не могу вспомнить, откуда. Мы с вами раньше не встречались?
– Дойл понял, что видел вас там, где нашли Обри Гравино, в ту же минуту, как мы вошли к вам в кабинет. Мы ждали, что вы нам об этом скажете. Упомянете, что были там. Слишком уж это серьезное совпадение.
Я только сглатываю комок, поскольку совершенно ошарашена.
– Вы так и не сказали. Поэтому, когда явились в участок, сообщив, что «кое-что вспомнили», я решил, что речь об этом и пойдет, – продолжает Томас, переминаясь с ноги на ногу. – Вместо этого вы предъявили теорию насчет подражателя. Украденные украшения. Берт Родс. Вот только вы сказали, что эта теория возникла у вас, когда вы увидели тело Лэйси. Чего я никак не мог уложить в голове, учитывая, что случилось это уже после того, как Дойл видел у вас в руках сережку Обри. Концы с концами не сходились.
Я вспоминаю, как детектив Томас смотрел на меня в тот день у себя в кабинете. С неловкостью. С недоверием.
– Как ко мне могла попасть сережка Обри? – спрашиваю его я. – Если вы на самом деле думаете, что я могла ее туда подбросить, вы, стало быть, полагаете…
Я замолкаю, не в силах произнести следующих слов. Не может же он и вправду думать, что я во всем этом как-то завязана… или может?
– Теории имеются самые разные. – Он ковыряет в зубах мизинцем, потом внимательно его изучает. – Могу, впрочем, сообщить, что ее ДНК на сережке не было. Вообще. Только ваша.
– Что вы сейчас хотите сказать?
– Я хочу сказать, что у нас нет надежного способа установить, почему и как эта сережка там оказалась. Но если во всем и есть связующая нить, то это – вы. Так что постарайтесь не навлекать на себя дополнительные подозрения.
Тут я понимаю, что даже если и смогу отыскать спрятанную у себя дома цепочку Обри, полиция мне не поверит. Они явно решат, что я подбрасываю улики, чтобы направить их в определенном направлении – в отчаянной попытке обосновать свою очередную беспочвенную идею, обвинить очередного мужчину, не оправдавшего моего доверия. Или, хуже того, придут к выводу, что я замешана в преступлениях. Последняя, кто видел Лэйси живой. Первая, кто нашел сережку Обри. Живой носитель ДНК Дика Дэвиса. Отродье чудовища.
– Ладно, – говорю я. Спорить тут бессмысленно. Объяснить все равно не получится.
Детектив Томас, удовлетворенный моим ответом, разворачивается и исчезает за дверью кабинета.
Глава 35
Остаток утра проходит в каком-то тумане. Я принимаю троих пациентов, одного за другим, и не помню никаких подробностей. Впервые за все время я благодарна иконкам на рабочем столе – к записям можно будет вернуться и переслушать их, когда посторонние мысли уйдут и я снова смогу сосредоточиться. Хотя и побаиваюсь, представляя себе лишенное эмоций бормотание, которое наверняка услышу на месте собственных реплик: безучастные «хм-м-м» там, где следует быть конкретным вопросам. И длинные, затянувшиеся паузы, которые требовались, чтобы мой взгляд сфокусировался и я вспомнила, где нахожусь и чем занята. Когда детектив Томас вышел, первая пациентка уже сидела в приемной. Помню выражение ее лица, когда я наконец заставила себя отлипнуть от кресла и сама туда вышла, как ее глаза метались между мной и дверью офиса, словно она не могла решиться, заходить ли ей ко мне в кабинет или просто встать и уйти.
Из-за стола я поднимаюсь в 12:02, чтобы не выглядело, будто я тороплюсь. Беру сумку, выключаю компьютер, потом открываю ящик стола и окунаю пальцы в лекарственное море. Смотрю на диазепам в уголке, но отвожу взгляд, на всякий случай прихватываю вместо него пузырек «Ксанакса», закрываю стол на ключ и устремляюсь мимо Мелиссы, торопливо инструктируя ее, чтобы не забыла запереть офис, уходя.
– Вы в понедельник вернетесь? – уточняет она, поднимаясь с места.
– Да, в понедельник. – Я оборачиваюсь и пытаюсь изобразить улыбку. – Покупки перед свадьбой. И все прочее, с чем нужно разделаться.
– Верно, – говорит она, внимательно в меня вглядываясь. – В Новом Орлеане. Как вы и сказали.
– Верно, – соглашаюсь я и пытаюсь сообразить, что бы сейчас добавить еще, что-нибудь обыденное, – но пауза, неловкая и неудобная, лишь затягивается. – Ну, если больше ничего…
– Хлоя, – говорит она, ковыряя заусенец на пальце. В офисе Мелисса никогда не обращается ко мне по имени, она очень четко разделяет личное и профессиональное. Сейчас же, очевидно, хочет сказать нечто явно личное. – Хлоя, все в порядке? Что с тобой происходит?
– Ничего, – улыбаюсь я опять. – Ничего особенного, Мелисса. Подумаешь, пациентку убили да свадьба через месяц…
Пытаюсь рассмеяться над собственной жалкой попыткой пошутить, но горло не повинуется. Так что я кашляю. Мелисса не улыбается.
– У меня правда в последнее время сильный стресс, – говорю. Похоже, впервые за долгий срок я действительно сказала ей правду. – Нужно передохнуть. Для душевного здоровья нужно.
– Хорошо, – произносит она неуверенно. – А тот детектив?
– У него возникли дополнительные вопросы по делу Лэйси, только и всего. Я ведь последняя, кто видел ее живой. Но если я до сих пор основной свидетель, похоже, дела у полиции не очень.
– Хорошо, – говорит она снова, уже несколько уверенней. – Ну, счастливо тебе отдохнуть. Надеюсь, к понедельнику вернешься веселой и бодрой.
Я иду к машине, кидаю сумку на пассажирское сиденье, словно ненужную рекламу из почтового ящика, сажусь на водительское, завожу двигатель. Потом достаю телефон, открываю список контактов и вбиваю короткое сообщение.
Еду.
До мотеля недалеко, от офиса примерно сорок пять минут. Номер я зарезервировала еще в понедельник, сразу после того как велела Мелиссе отменить приемы. Выбрала в «Гугле» самый дешевый из тех, у которого рейтинг хотя бы три звезды, – платить я собиралась наличными, да и проводить много времени в комнате вряд ли придется. Заезжаю на парковку, вхожу в вестибюль, забираю у портье ключ, стараясь избежать обычного в таких случаях трепа.
– Номер двенадцать. – Он протягивает мне ключ, я хватаю его и неуверенно улыбаюсь, словно в чем-то провинилась. – Повезло вам, холодильник со льдом совсем рядом.
Открывая дверь, я чувствую, как в кармане вибрирует телефон. Выудив его оттуда, читаю сообщение – «Я приехал», – посылаю в ответ номер комнаты, бросаю сумку на единственную внутри двуспальную кровать. Потом осматриваюсь вокруг.
Блеклое флуоресцентное освещение – такое только в придорожных мотелях и встретишь. Попытки украсить комнату придают ей даже более грустный вид: над кроватью криво висит стандартное фото с изображением пляжа, заботливо уложенная на подушку шоколадка теплая и чуть расползается под пальцами. Смотрю на прикроватную тумбочку, выдвигаю ящик. Внутри – Библия без обложки. Зайдя в ванную, я плещу себе в лицо водой, потом завязываю волосы над головой в узел. В дверь стучат, я медленно выдыхаю и еще разок украдкой гляжу на себя в зеркале, стараясь не замечать особенно заметные в резком свете мешки под глазами. Наконец заставляю себя щелкнуть выключателем и подойти к двери; снаружи за задернутыми шторами уже маячит силуэт. Я твердо берусь за ручку и распахиваю дверь.
На тротуаре, глубоко засунув руки в карманы, стоит Аарон. Ему явно неуютно, и я не могу его за то винить. Пытаюсь улыбнуться, чтобы чуть поднять ему настроение, отвлечь внимание от того обстоятельства, что у нас назначена встреча в комнате неприметного мотеля на задворках Батон-Ружа. Я не сказала Аарону, зачем ему нужно быть здесь, что мы собираемся делать. Не сказала, почему не могу заночевать в своем собственном доме, до которого отсюда меньше часа езды. Все, что я сказала ему в понедельник, – у меня есть след, который он не захочет упустить. Но чтобы идти по этому следу, мне потребуется его помощь.
– Привет, – говорю я и прислоняюсь к косяку. Под моим весом тот издает натужный стон, так что я выпрямляюсь, скрестив вместо того руки на груди. – Спасибо, что приехали. Я сейчас, только сумочку возьму.
Жестом я приглашаю его войти, что Аарон и делает, неуверенно переступая через порог. Осматривается вокруг – мое новое жилище его явно не впечатлило. С прошлых выходных, когда я попросила его разузнать про Берта Родса, мы почти не разговаривали, и у меня такое чувство, что это было вечность назад. Он ничего не знает про мою встречу с Бертом, про поездку в полицейский участок и про то, как впоследствии детектив Томас угрожал мне, чтобы я не совалась в расследование, – чем я, если подумать, сейчас и занимаюсь. Он также понятия не имеет, что мои подозрения переключились с Берта Родса на собственного жениха и что его помощь требуется мне для подтверждения этой теории.
– Как движется статья? – спрашиваю я, тем более что мне и в самом деле интересно, не накопал ли он больше моего.
– Редактор дал мне время до конца недели, чтобы я хоть что-нибудь обнаружил, – говорит Аарон, присаживаясь на уголок матраса, кровать скрипит. – В противном случае я могу собирать чемодан и возвращаться.
– С пустыми руками?
– Именно.
– Но вы ведь не зря сюда ехали? Как там ваша теория? Насчет подражателя.
Аарон пожимает плечами.
– Я все еще думаю, что она верна, – говорит он, ковыряя пальцем шов на одеяле. – Но прогресса, откровенно говоря, никакого.
– Возможно, я смогу вам помочь.
Подойдя к кровати, усаживаюсь рядом; просевший матрас придвигает нас ближе друг к другу.
– Каким именно образом? Ваш таинственный след поможет?
Я смотрю на собственные руки. Слова для ответа нужно подбирать со всей тщательностью, сообщая Аарону только то, что ему следует знать.
– Мы собираемся побеседовать с одной женщиной по имени Диана, – говорю я. – Ее дочь – юная, симпатичная старшеклассница – пропала примерно тогда же, когда совершал свои преступления мой отец. Ее тело так и не нашли, как и тела его жертв.
– В ее убийстве ваш отец не признавался? Только в тех шести?
– Нет, не признавался, – отвечаю я. – И украшений ее в шкатулке тоже не было. В схему она не слишком укладывается… но раз ее похитителя так и не нашли, вероятно, тут есть чем заняться. Понимаете, мне подумалось, что, быть может, он и есть подражатель. Кем бы он там ни был. Быть может, стал имитировать отца куда раньше, чем мы решили, – возможно, даже прежде, чем его поймали. Потом на какое-то время затаился, а теперь, в двадцатую годовщину, снова вылез из мрака наружу.
Аарон смотрит на меня, и я уже думаю, что он сейчас вскочит и ринется за дверь, возмущенный, что я притащила его сюда ради такой дурацкой версии. Он, однако, хлопает себя по ляжкам, громко выдыхает и только потом поднимается с просевшей кровати.