Мекленбургский дьявол
Часть 8 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А в Царьграде еще больше! – поддакнул Петька.
– С точки зрения казаков, так и надо было делать, – кивнул я. – Налететь, пограбить и вернуться с добычей, пока ветер без сучков.
– А мы разве не того же хотим? – вперил в меня пристальный взгляд Дмитрий.
– Нет. Нам нужно не вражеские земли разорять, хотя при случае это полезно, а защитить свои. И в этом смысле набег на Константинополь нам ничего не даст. Хотя при случае мы туда непременно сходим.
– Но куда мы тогда идем? – спросил сын. – Ведь, судя по карте, там ничего нет.
– Это верно, на этой карте нет, – согласился я, подчеркнув слово «этой». – А на самом деле, смотри, тут находится перешеек, перегороженный стеной, на которой стоит турецкий гарнизон из янычар.
Сказав это, я провел серебряным карандашом черту на карте. Затем схематично изобразил Сиваш и Арабат.
– Что это?
– Это Гнилое море, – пояснил я заинтересовавшимся мальчишкам, – а это узкая коса, которая не дает его водам смешиваться с морскими. И вот тут у турок укреплений нет, потому что они думают, что здесь пройти нельзя.
– А разве можно? – с сомнением покачал головой Митька.
– Вот мы и узнаем, – улыбнулся я.
– Броды будем искать?
– Зачем? У нас же корабли!
– Кого мы на эту сторону переправим?
– А как вы думаете, где сейчас калмыки?
– Ногайцев гоняют…
– Вот то-то и оно! И если мы их запустим внутрь Крыма, кое-кому придется несладко.
– Но их ведь не так много, чтобы с ханом справиться!
– Верно. Только где сейчас хан со своим воинством?
– С поляками воюет…
– Вот. И что он сделает, когда узнает, что мы не просто по побережью шарпаем, а его коренные земли разоряем?
– Бросит своего падишаха и сюда побежит! – с загоревшимися глазами выпалил царевич.
– А султан Осман его за это казнит! – добавил Петька.
– Может, и так, – не стал возражать я. – А теперь марш отсюда и учите устройство корабля. И не лениться, потому как сам проверю!
– Как прикажете, государь, – разом посерьезнели пацаны, после чего, поклонившись, вышли, а я остался наедине со своими мыслями.
Султан Осман был очень молод и отличался крутым нравом, а также нетерпеливостью и склонностью к необдуманным поступкам. Это я знал из доверенных источников и на этом строил свою игру. Если хан его покинет, с большой долей вероятности турецкое войско постигнет неудача. Разгрома, конечно, не случится, ибо королю Сигизмунду не собрать для этого необходимых сил, но поход в любом случае будет сорван.
Что в таком случае сделает юный падишах? С большой долей вероятности можно предположить, что он начнет искать виноватых и непременно найдет! Вот только султаны-неудачники долго не живут. Климат в Турции такой. И кто тогда станет новым главой Великолепной Порты?
Вариантов, в сущности, не так много. Либо его дядя – безумный Мустафа, который уже успел побывать султаном, либо один из младших братьев Османа – Мурад или Ибрагим. Старший из них сейчас младше Митьки. Так что править в любом случае будет баба. Халиме или Кесем.
В принципе, мне все едино, поскольку они будут заняты грызней между собою, и туркам станет не до меня. И вот пока в Стамбуле замятня, мы должны как можно больше разорить Крым. В то, что его удастся удержать, иллюзий у меня нет. Пупок развяжется. Но вот привести его в совершенно ничтожное состояние на многие годы, а то и десятилетия вперед и тем самым обезопасить свои границы, попробовать можно. За такой приз стоит драться!
Но что, если Осману удастся преодолеть кризис? Парень он неглупый и имеет грандиозные планы. Мне доносили, что хочет реформировать армию, сократив или даже совсем уничтожив янычар, постепенно превращавшихся из элитного войска в записных смутьянов. Вот тогда нам придется несладко!
Впрочем, думать об этом немного поздно. Партия уже началась, а раз так, надо продолжать действовать. Шаг за шагом, бой за боем…
– Ваше величество, позвольте войти? – раздался из-за двери голос фон Гершова.
– Валяй, – разрешил я.
– Мы на месте. Желаете посмотреть?
– Отлично! – отозвался я и почти бегом покинул кают-компанию.
Что же, почти все, как я предсказывал. Хорошо виден берег материка, небольшой пролив, где Сиваш соединяется с Азовским морем. Не видно лишь калмыков. Может, еще не пришли?
Глава 4
Нет, все же в море сейчас хорошо. Не то что на берегу, где августовский зной заставляет прятаться от жаркого солнца в благодатной тени. А тут у нас свежий воздух, плавно качающаяся палуба под ногами, упругие полотнища парусов, ветер и простор. Но это мне. Меня морская болезнь не берет, как, кстати, и моих пацанов. Наверное, уже в сотый раз эти два сорванца облазили весь корабль от «вороньих гнезд» на мачтах до нижней палубы, где расположились гребцы.
Что интересно, многие исконно сухопутные люди из моего окружения вроде того же Панина вписались в моряцкую жизнь без сучка и задоринки. Словно родились в море. А вот, скажем, подьячий Автономов, который вроде бы родом из Ивангорода, в любой штиль, стоит ему ступить на борт корабля, сразу же зеленеет, до смешного напоминая мне никому здесь не ведомых инопланетян. Вот запрется в отведенном ему вместе с писарями кубрике и молится всем святым, пока может, а когда силы иссякают, просто лежит. Да, не везет ему, а что делать?
«Святая Елена» по нынешним временам – большой корабль. Но в реальности это скорлупка, которую можно пройти от носа до кормы за сорок пять шагов, а на шканцах от борта до борта вообще всего десять. И то если изрядно мельчить. Я в этом лично убедился, прохаживаясь туда-сюда.
Впрочем, большинству экипажа такой роскоши, как гулянье по палубе, и не снится. Сидят, стоят, лежат повахтенно в гамаках. Вроде бы веселого мало, но они и не думают унывать. Напротив, постоянно хохмят, подшучивают друг над другом, а по вечерам поют протяжные песни.
К слову, на галерах места еще меньше. Да там и ходить почти негде – куршея – узкий продольный помост, соединяющий рамбат (баковую надстройку с пушками, плавно переходящую в клюв-шпирон), и корма – это вам не палуба. Там главная роскошь – кресло капитана рядом со штурвалом. Сидит корабельный царь и бог на юте под навесом-тендалетом с хозяйским видом и изредка отдает команды. Остальным же и вовсе приходится туго.
Спешить в море редко приходится. Даже бой на воде – занятие не быстрое. Скорости у гребных судов – самое большее шесть-семь узлов, проще говоря, двенадцать-четырнадцать километров в час. Пока дождешься развития событий, можно теоретически и кофейку выпить или даже пообедать. Правда, грозный посвист ядер бодрит круче лошадиных доз кофеина.
Сейчас ветер нам благоприятствует – зюйд-ост хорошо так задувает с материка, почти идеальный вариант для наших латинских парусов. «Елена», чуть кренясь на левый борт, уверенно режет волну, не зарываясь в нее. За ней в кильватере идут несколько фелюг с экипажами из местных греков, к которым на всякий случай приставлено по два десятка казаков или стрельцов. Курс мы от створа Боспора Киммерийского взяли сразу на северо-запад, к стыку Арабатской косы и материка. А остальная флотилия из галер и стругов пошла вдоль побережья Тавриды под командованием кавалера и младшего флагмана Панина.
Матросы и бойцы, густо усеявшие палубу, первое время с интересом разглядывали окружающие нас со всех сторон волны, но вскоре это занятие им наскучило, и все занялись своими делами. Одни чистили оружие, другие чинили снаряжение или одежду, третьи, укрывшись в трюме от взоров начальства, играли в зернь[13], но большинство, подкрепившись прихваченными из Керчи припасами, устроившись, кто как смог, спят.
– Земля! – раздался переполошивший всех крик с «вороньего гнезда».
– Отлично, – отозвался я, поднимаясь с кресла, и, вытащив из кармана часы, больше всего напоминающие по внешнему виду драгоценное яйцо работы еще не родившегося Фаберже, с сомнением посмотрел на циферблат.
– Двенадцать пополудни?
– Вот уж вряд ли, – хмыкнул в ответ Петерсон.
– Ну да, – вынужден был согласиться я. – Только что пробили седьмую склянку[14].
– Эти часы не предназначены для моря, – пояснил норвежец. – Видимо, внутрь попала влага с солью и остановила механизм.
– Подарок герцога Голштинии, – с сожалением вздохнул я.
– Все голштинцы – свиньи, – пожал плечами норвежец.
– И не поспоришь, – согласился я. – Впрочем, черт с ними. Приказываю встать на якорь и просигналить на фелюги, пусть подойдут ближе.
– Слушаюсь! – приложил два пальца к видавшей виды шляпе шкипер и принялся отдавать команды.
После первой нашей морской битвы я срочно занялся вопросом обеспечения связи. Сам удивляюсь, как раньше эту тему прошляпил? Но зато теперь быстро собрали перечень основных сигналов и сшили, использовав часть захваченных в Тамани и Керчи тканей. Для производства сигналов, кроме основных флагов белого, синего, желтого и красного цветов, полосатых, с крестом, с кружком, «шахматных», задействовал кормовые флаги, гюйс и штандарт. А для команд с флагмана к тому добавил и выстрел из пушки, чтобы, так сказать, привлечь внимание остальных.
В общем, пришлось моим приказным изрядно покорпеть над переписыванием и перерисовкой всех обозначений. Понятно, сразу все не запомнят, но хотя бы необходимый минимум! Уже есть шанс управлять флотом, а не просто «делай как я». Ну и пришлось срочно озаботиться судами связи. Тут припомнились посыльные фрегаты, но пока плаваем мельче, так что хватит и нескольких фелюг, которым было приказано идти строго в кильватере флагмана и держаться поближе. Каждому из их капитанов поставили свой знак, подъем которого на корме «Святой Елены» означал приказ срочно сблизиться для получения и передачи новых предписаний остальным кораблям флота.
Поручение, данное местному греку Теодоракису, было простым. Пройти вдоль берега на предмет поиска следов присутствия крупного кавалерийского отряда. В самом деле, может, калмыки в нескольких верстах встали, решив по простоте душевной, что пришли, куда надо. В контакт не вступать, ни с кем по возможности не воевать, просто разведать.
– Все исполним, государь, – кивнул командовавший конвоем стрелецкий полусотник Мякишев.
– За греками приглядывайте, – добавил Михальский. – Христиане они или нет, а все же крымского хана люди.
– Ничего, у нас не забалуют, – нехорошо усмехнулся довольно пожилой казак по прозванию Лунь, вызвавшийся идти в поиск вместе со стрельцами.
В отличие от моих ратников, впервые увидевших море во время этого похода, большинство казаков участвовали в набегах на крымское или турецкое побережье, а потому могли быть полезными.
– Что думаешь? – обернулся я к деликатно помалкивающему Михальскому, когда фелюга разведчиков скрылась за горизонтом.
– Да рано еще, ваше величество, – отозвался Корнилий.
– В каком смысле?
– Не ходит степная конница так быстро, – пояснил мне телохранитель. – Надо давать отдых коням, вести разведку и вообще.
– Что-то у татар прежде получалось! – помрачнел я, припомнив свой поход на степняков.
Дело, в общем, давнее. Я тогда с отрядом драгун и поместной конницы целый месяц носился как наскипидаренный за ватагами крымцев, устроивших очередной набег. И ведь нельзя сказать, чтобы совсем безрезультатно, все же пару раз мы их ловко приложили и даже отбили немного полона, но основная масса татар и ногайцев просочилась, как вода между пальцами, и ушла в Дикое поле.
Так что пришлось возвращаться несолоно хлебавши под ехидными взглядами некоторых бояр. Дескать, это тебе, надежа-государь, не ляхи, чтобы их полками нового строя бить. Тут ловчее надо, в смысле, как от дедов заповедано. С тех пор я, собственно, и оставил попытки схлестнуться с ними в чистом поле и сосредоточил усилия на укреплении границ.
– Когда спасаешься бегством, можно и коней загнать, – пожал плечами литвин. – Тем более если дома есть табуны других. Идти в набег – дело иное. Тут надо лошадей беречь, иначе без добычи останешься. Да к тому же, я полагаю, наш друг Дайчин-Хошучи со своими воинами в данный момент разоряет ногайские и татарские кочевья и уводит скот.
– Какого хрена?! Мы же договорились, что встретимся здесь и пойдем на Крым!
– Я бы мог сказать, что они варвары, но все люди в первую очередь заботятся о себе. Для калмыков оставить врага без скота куда более понятная задача, чем захват его земли.
– С точки зрения казаков, так и надо было делать, – кивнул я. – Налететь, пограбить и вернуться с добычей, пока ветер без сучков.
– А мы разве не того же хотим? – вперил в меня пристальный взгляд Дмитрий.
– Нет. Нам нужно не вражеские земли разорять, хотя при случае это полезно, а защитить свои. И в этом смысле набег на Константинополь нам ничего не даст. Хотя при случае мы туда непременно сходим.
– Но куда мы тогда идем? – спросил сын. – Ведь, судя по карте, там ничего нет.
– Это верно, на этой карте нет, – согласился я, подчеркнув слово «этой». – А на самом деле, смотри, тут находится перешеек, перегороженный стеной, на которой стоит турецкий гарнизон из янычар.
Сказав это, я провел серебряным карандашом черту на карте. Затем схематично изобразил Сиваш и Арабат.
– Что это?
– Это Гнилое море, – пояснил я заинтересовавшимся мальчишкам, – а это узкая коса, которая не дает его водам смешиваться с морскими. И вот тут у турок укреплений нет, потому что они думают, что здесь пройти нельзя.
– А разве можно? – с сомнением покачал головой Митька.
– Вот мы и узнаем, – улыбнулся я.
– Броды будем искать?
– Зачем? У нас же корабли!
– Кого мы на эту сторону переправим?
– А как вы думаете, где сейчас калмыки?
– Ногайцев гоняют…
– Вот то-то и оно! И если мы их запустим внутрь Крыма, кое-кому придется несладко.
– Но их ведь не так много, чтобы с ханом справиться!
– Верно. Только где сейчас хан со своим воинством?
– С поляками воюет…
– Вот. И что он сделает, когда узнает, что мы не просто по побережью шарпаем, а его коренные земли разоряем?
– Бросит своего падишаха и сюда побежит! – с загоревшимися глазами выпалил царевич.
– А султан Осман его за это казнит! – добавил Петька.
– Может, и так, – не стал возражать я. – А теперь марш отсюда и учите устройство корабля. И не лениться, потому как сам проверю!
– Как прикажете, государь, – разом посерьезнели пацаны, после чего, поклонившись, вышли, а я остался наедине со своими мыслями.
Султан Осман был очень молод и отличался крутым нравом, а также нетерпеливостью и склонностью к необдуманным поступкам. Это я знал из доверенных источников и на этом строил свою игру. Если хан его покинет, с большой долей вероятности турецкое войско постигнет неудача. Разгрома, конечно, не случится, ибо королю Сигизмунду не собрать для этого необходимых сил, но поход в любом случае будет сорван.
Что в таком случае сделает юный падишах? С большой долей вероятности можно предположить, что он начнет искать виноватых и непременно найдет! Вот только султаны-неудачники долго не живут. Климат в Турции такой. И кто тогда станет новым главой Великолепной Порты?
Вариантов, в сущности, не так много. Либо его дядя – безумный Мустафа, который уже успел побывать султаном, либо один из младших братьев Османа – Мурад или Ибрагим. Старший из них сейчас младше Митьки. Так что править в любом случае будет баба. Халиме или Кесем.
В принципе, мне все едино, поскольку они будут заняты грызней между собою, и туркам станет не до меня. И вот пока в Стамбуле замятня, мы должны как можно больше разорить Крым. В то, что его удастся удержать, иллюзий у меня нет. Пупок развяжется. Но вот привести его в совершенно ничтожное состояние на многие годы, а то и десятилетия вперед и тем самым обезопасить свои границы, попробовать можно. За такой приз стоит драться!
Но что, если Осману удастся преодолеть кризис? Парень он неглупый и имеет грандиозные планы. Мне доносили, что хочет реформировать армию, сократив или даже совсем уничтожив янычар, постепенно превращавшихся из элитного войска в записных смутьянов. Вот тогда нам придется несладко!
Впрочем, думать об этом немного поздно. Партия уже началась, а раз так, надо продолжать действовать. Шаг за шагом, бой за боем…
– Ваше величество, позвольте войти? – раздался из-за двери голос фон Гершова.
– Валяй, – разрешил я.
– Мы на месте. Желаете посмотреть?
– Отлично! – отозвался я и почти бегом покинул кают-компанию.
Что же, почти все, как я предсказывал. Хорошо виден берег материка, небольшой пролив, где Сиваш соединяется с Азовским морем. Не видно лишь калмыков. Может, еще не пришли?
Глава 4
Нет, все же в море сейчас хорошо. Не то что на берегу, где августовский зной заставляет прятаться от жаркого солнца в благодатной тени. А тут у нас свежий воздух, плавно качающаяся палуба под ногами, упругие полотнища парусов, ветер и простор. Но это мне. Меня морская болезнь не берет, как, кстати, и моих пацанов. Наверное, уже в сотый раз эти два сорванца облазили весь корабль от «вороньих гнезд» на мачтах до нижней палубы, где расположились гребцы.
Что интересно, многие исконно сухопутные люди из моего окружения вроде того же Панина вписались в моряцкую жизнь без сучка и задоринки. Словно родились в море. А вот, скажем, подьячий Автономов, который вроде бы родом из Ивангорода, в любой штиль, стоит ему ступить на борт корабля, сразу же зеленеет, до смешного напоминая мне никому здесь не ведомых инопланетян. Вот запрется в отведенном ему вместе с писарями кубрике и молится всем святым, пока может, а когда силы иссякают, просто лежит. Да, не везет ему, а что делать?
«Святая Елена» по нынешним временам – большой корабль. Но в реальности это скорлупка, которую можно пройти от носа до кормы за сорок пять шагов, а на шканцах от борта до борта вообще всего десять. И то если изрядно мельчить. Я в этом лично убедился, прохаживаясь туда-сюда.
Впрочем, большинству экипажа такой роскоши, как гулянье по палубе, и не снится. Сидят, стоят, лежат повахтенно в гамаках. Вроде бы веселого мало, но они и не думают унывать. Напротив, постоянно хохмят, подшучивают друг над другом, а по вечерам поют протяжные песни.
К слову, на галерах места еще меньше. Да там и ходить почти негде – куршея – узкий продольный помост, соединяющий рамбат (баковую надстройку с пушками, плавно переходящую в клюв-шпирон), и корма – это вам не палуба. Там главная роскошь – кресло капитана рядом со штурвалом. Сидит корабельный царь и бог на юте под навесом-тендалетом с хозяйским видом и изредка отдает команды. Остальным же и вовсе приходится туго.
Спешить в море редко приходится. Даже бой на воде – занятие не быстрое. Скорости у гребных судов – самое большее шесть-семь узлов, проще говоря, двенадцать-четырнадцать километров в час. Пока дождешься развития событий, можно теоретически и кофейку выпить или даже пообедать. Правда, грозный посвист ядер бодрит круче лошадиных доз кофеина.
Сейчас ветер нам благоприятствует – зюйд-ост хорошо так задувает с материка, почти идеальный вариант для наших латинских парусов. «Елена», чуть кренясь на левый борт, уверенно режет волну, не зарываясь в нее. За ней в кильватере идут несколько фелюг с экипажами из местных греков, к которым на всякий случай приставлено по два десятка казаков или стрельцов. Курс мы от створа Боспора Киммерийского взяли сразу на северо-запад, к стыку Арабатской косы и материка. А остальная флотилия из галер и стругов пошла вдоль побережья Тавриды под командованием кавалера и младшего флагмана Панина.
Матросы и бойцы, густо усеявшие палубу, первое время с интересом разглядывали окружающие нас со всех сторон волны, но вскоре это занятие им наскучило, и все занялись своими делами. Одни чистили оружие, другие чинили снаряжение или одежду, третьи, укрывшись в трюме от взоров начальства, играли в зернь[13], но большинство, подкрепившись прихваченными из Керчи припасами, устроившись, кто как смог, спят.
– Земля! – раздался переполошивший всех крик с «вороньего гнезда».
– Отлично, – отозвался я, поднимаясь с кресла, и, вытащив из кармана часы, больше всего напоминающие по внешнему виду драгоценное яйцо работы еще не родившегося Фаберже, с сомнением посмотрел на циферблат.
– Двенадцать пополудни?
– Вот уж вряд ли, – хмыкнул в ответ Петерсон.
– Ну да, – вынужден был согласиться я. – Только что пробили седьмую склянку[14].
– Эти часы не предназначены для моря, – пояснил норвежец. – Видимо, внутрь попала влага с солью и остановила механизм.
– Подарок герцога Голштинии, – с сожалением вздохнул я.
– Все голштинцы – свиньи, – пожал плечами норвежец.
– И не поспоришь, – согласился я. – Впрочем, черт с ними. Приказываю встать на якорь и просигналить на фелюги, пусть подойдут ближе.
– Слушаюсь! – приложил два пальца к видавшей виды шляпе шкипер и принялся отдавать команды.
После первой нашей морской битвы я срочно занялся вопросом обеспечения связи. Сам удивляюсь, как раньше эту тему прошляпил? Но зато теперь быстро собрали перечень основных сигналов и сшили, использовав часть захваченных в Тамани и Керчи тканей. Для производства сигналов, кроме основных флагов белого, синего, желтого и красного цветов, полосатых, с крестом, с кружком, «шахматных», задействовал кормовые флаги, гюйс и штандарт. А для команд с флагмана к тому добавил и выстрел из пушки, чтобы, так сказать, привлечь внимание остальных.
В общем, пришлось моим приказным изрядно покорпеть над переписыванием и перерисовкой всех обозначений. Понятно, сразу все не запомнят, но хотя бы необходимый минимум! Уже есть шанс управлять флотом, а не просто «делай как я». Ну и пришлось срочно озаботиться судами связи. Тут припомнились посыльные фрегаты, но пока плаваем мельче, так что хватит и нескольких фелюг, которым было приказано идти строго в кильватере флагмана и держаться поближе. Каждому из их капитанов поставили свой знак, подъем которого на корме «Святой Елены» означал приказ срочно сблизиться для получения и передачи новых предписаний остальным кораблям флота.
Поручение, данное местному греку Теодоракису, было простым. Пройти вдоль берега на предмет поиска следов присутствия крупного кавалерийского отряда. В самом деле, может, калмыки в нескольких верстах встали, решив по простоте душевной, что пришли, куда надо. В контакт не вступать, ни с кем по возможности не воевать, просто разведать.
– Все исполним, государь, – кивнул командовавший конвоем стрелецкий полусотник Мякишев.
– За греками приглядывайте, – добавил Михальский. – Христиане они или нет, а все же крымского хана люди.
– Ничего, у нас не забалуют, – нехорошо усмехнулся довольно пожилой казак по прозванию Лунь, вызвавшийся идти в поиск вместе со стрельцами.
В отличие от моих ратников, впервые увидевших море во время этого похода, большинство казаков участвовали в набегах на крымское или турецкое побережье, а потому могли быть полезными.
– Что думаешь? – обернулся я к деликатно помалкивающему Михальскому, когда фелюга разведчиков скрылась за горизонтом.
– Да рано еще, ваше величество, – отозвался Корнилий.
– В каком смысле?
– Не ходит степная конница так быстро, – пояснил мне телохранитель. – Надо давать отдых коням, вести разведку и вообще.
– Что-то у татар прежде получалось! – помрачнел я, припомнив свой поход на степняков.
Дело, в общем, давнее. Я тогда с отрядом драгун и поместной конницы целый месяц носился как наскипидаренный за ватагами крымцев, устроивших очередной набег. И ведь нельзя сказать, чтобы совсем безрезультатно, все же пару раз мы их ловко приложили и даже отбили немного полона, но основная масса татар и ногайцев просочилась, как вода между пальцами, и ушла в Дикое поле.
Так что пришлось возвращаться несолоно хлебавши под ехидными взглядами некоторых бояр. Дескать, это тебе, надежа-государь, не ляхи, чтобы их полками нового строя бить. Тут ловчее надо, в смысле, как от дедов заповедано. С тех пор я, собственно, и оставил попытки схлестнуться с ними в чистом поле и сосредоточил усилия на укреплении границ.
– Когда спасаешься бегством, можно и коней загнать, – пожал плечами литвин. – Тем более если дома есть табуны других. Идти в набег – дело иное. Тут надо лошадей беречь, иначе без добычи останешься. Да к тому же, я полагаю, наш друг Дайчин-Хошучи со своими воинами в данный момент разоряет ногайские и татарские кочевья и уводит скот.
– Какого хрена?! Мы же договорились, что встретимся здесь и пойдем на Крым!
– Я бы мог сказать, что они варвары, но все люди в первую очередь заботятся о себе. Для калмыков оставить врага без скота куда более понятная задача, чем захват его земли.