Мекленбургский дьявол

– Перестань! Никита мне верен!

– Пока вы живы, да, но будет ли он верен вашему сыну?

– Почему ты сомневаешься в нем?

– Потому что царевич Дмитрий, в отличие от вашего величества, ни при каких обстоятельствах не станет жениться на княгине Щербатовой. И соответственно, боярин Вельяминов в таком случае не сможет стать братом царицы.

– Черт, – помрачнел я. – Умеешь ты настроение испортить.

– Мой долг говорить вам правду, невзирая на последствия, государь.

– Твой долг, генерал Михальский, выполнять приказы твоего государя. Готовь ертаул и пройдись до Эски-Кырым – Старого Крыма, он тут неподалеку. И, конечно же, не забывай о безопасности наследника. Что же до остального, то запомни – Никита без меня или Митьки – никто. Его сожрут сразу. А вот если вы втроем не передеретесь между собой, аки псы голодные, то вполне можете справиться. Понимаешь, о чем я?

– Да, ваше величество. – Не знаю, насколько мои слова успокоили подозрительность телохранителя, но больше возражать он не стал. И то хлеб.

– И вообще, не загоняйся, а то еще, чего доброго, беду накликаешь. Да, на войне, бывает, убивают. Но пока меня бог миловал. Глядишь, и в этот раз все обойдется. Так что самое большее – через две недели ждите меня. И чтобы за это время перебросили в Кафу еще хоть тысячу-другую доброго войска. Приказы я давно отправил, пусть тянут казаков с Волги. Пусть хоть родят, хоть из-под земли вынут!

– Государь, быть может, стоит поискать наемников среди черкесов, тут до них рукой подать, – осторожно осведомился Корнилий.

– Это хорошая мысль. Действуй-злодействуй. Предлагай и покровительство наше, и службу, а коли им того не надо, просто найми на время. Деньги есть, чего их держать? Солить, что ли?

– Как прикажете.

– Обо всем остальном будем думать, когда в Москву вернемся. И все на этом! Утром выходим в море! И проследи сегодня, чтобы никто не упился.



Если уж царский корабль оказалось снарядить не таким простым делом, то Панин едва не с ног сбился, пока подготовил выделенные ему галеры. Часть забот, конечно, взяли на себя капитан Селиверстов и есаул Татаринов, но и Федору досталось столько, что ему в последние сутки перед выходом не то что поспать, присесть не всегда время находилось.

Первым делом требовалось набрать людей. Все же в полку его после осады и похода в Крым оставалась едва треть от тех, кого он привел в Азов. А ведь времени прошло всего ничего!

Прошерстив ряды освобожденных пленников и взятых по приказу царя на службу бывших каторжных гребцов, он разом восстановил численность охотников до восьмисот бойцов и распределил их на восемь галер. Начальных людей назначил из числа отличившихся в бою, невзирая на происхождение и прошлые грехи.

Татаринов со своими казаками на трех фелюгах – это еще почти две сотни бойцов. Также на каждом корабле имелись матросы-греки для управления парусами и прочей службы и перешедшие еще после Азовской битвы на сторону русских арнауты под началом Кирилла Габжилы. Последних взяли в качестве проводников и переводчиков. К ним с последним караваном прибыло подкрепление – еще больше пяти десятков бойцов, так что всего под началом Панина оказалась целая сотня балканских христиан-головорезов, хорошо знакомых с морем.

Кроме того, на каждой из галер остались гребцы, которые тоже получили оружие, правда, большей частью холодное – ножи, топоры, тесаки, чеканы и прочие колюще-режущие приспособления для смертоубийства. Но особо на них рассчитывать Федор пока не собирался. «Главное, пусть работают на веслах, а там поглядим», – заключил про себя Панин.

А вот попытка выпросить у фон Гершова солдат, вооруженных новейшими фузеями со штыками, не удалась. Барон без обиняков заявил Панину, что людей у него и без того мало, а дел много. Впрочем, и без них отряд получился вполне приличным – под две тысячи человек.

Убедившись, что людей в достатке, оружие у них в порядке, огнеприпасов в избытке, галеры исправны, не дают течи и снабжены всем необходимым для двухнедельного рейда, он смог наконец толком обдумать план похода и собрал для этого своих соратников.

Еще накануне Федор коротко расспросил греческого кормщика Косту Иерсмуза, хорошо ли тому знакомо восточное побережье Черного моря и согласен ли тот провести корабли вдоль кавказских берегов. На что получил исчерпывающий ответ:

– Я с малолетства исходил Понт и знаю все его берега. В любую гавань могу провести корабль даже с закрытыми глазами. Но скажите мне, господин полковник, в чем будет моя выгода?

– Любой корабль на свой выбор из тех, что захватим, и долю от общей добычи, равную капитанской, в придачу!

– Это достойные условия, – сразу же повеселел Коста. – Я согласен.

И вот теперь они сидели в той самой, ставшей уже привычной припортовой корчме за широким столом, на котором лежала развернутая карта, и горячо обсуждали свои планы. Сам Федор, неожиданно пристрастившийся к кофе, пил уже, наверное, десятую чашку крепчайшего горького напитка за этот день, мысленно утешая себя мыслью, что за время, пока эскадра будет в море, успеет выспаться впрок.

– До Анапы идти день. Смотря как ветер, – пояснил Иерсмуза.

– Государь приказал захватывать как можно больше «купцов». Однако я опасаюсь, что пока мы будем добираться до порта, турки нас заприметят с высокого берега и разбегутся.

– Можно попробовать обойти морем и зайти разом со всех сторон, – предложил лоцман, поглаживая бороду. – Правда, это займет немало времени. К тому же, если кто-нибудь замешкается, одновременный удар может не получиться.

– Тогда нужно напасть ночью, когда все спят! – решительно махнул рукой Татаринов.

– Можно попробовать. Эй, Коста, ты сможешь провести корабли в темноте?

– Не сомневайся, господин полковник.

– Тогда так. Выходим ближе к полудню, как раз за пару часов до рассвета и будем на месте. Фонари жечь только кормовые. Не шуметь. Иных огней не палить. Запасем лестницы и как только дойдем до берега, разом поднимемся на стены и отворим ворота. А дальше бой покажет.

– Мы эту Анапу не раз брали. Войска там мало, пушек и того меньше. Дозволь мне первым идти, Федор Семенович.

– Отчего нет, Миша. Давай! А мы поддержим.

– Господа, позвольте спросить, а так ли нужно идти вдоль берегов Кавказа с севера на юг? – осторожно спросил кормщик.

– Такова воля царская… – нахмурившись и построжев голосом, ответил Панин.


– Благослови, Господь, дни его, – послушно согласился Иерсмуза, но настойчиво продолжил гнуть свою линию: – Дело в том, что в Понте есть течения. Одно идет вдоль берегов по окружности, начинаясь у Босфора, и проходит на восток вдоль Анатолии к Трабзону, а затем поворачивает на север вдоль тех самых кавказских пределов. – Объяснения свои он сопровождал, для наглядности водя пальцем по карте. – А затем ведет к Таврике и дальше на запад. Сила его не слишком велика, но, сложенная с курсом корабля, прибавляет ему скорости, а в противу – столь же убавляет. Оттого ходят по Понту всегда по кругу. С юга на восток, а с севера на запад.

– И что тогда делать?

– Погоди, – увидев, что его внимательно слушают, приободрился и заговорил увереннее грек, – это еще не все. Кроме этого прибрежного течения есть и еще два круговорота. Восточный отходит от основного потока неподалеку от Кафы и идет на юг, к Синопу.

– А второй где?

– Он начинается у мыса Карамбия[28] в Анатолии и, подойдя к Крыму, поворачивает на запад – к Варне.

– Надобно о том государю доложить! – спохватился Панин, едва не подскочив, чтобы немедленно пойти к царю с докладом.

– Это еще не все, господин полковник, сядь, прошу тебя, не спеши. Надобно вам знать, что кратчайший путь через море от Пафлагонского мыса Карамбия до мыса Криуметопон[29] в Таврике составляет всего 142 мили[30]. Погода нынче ясная, ветер западный, должны дойти самое большее за два дня. А уж потом можно к Самсуну пойти, следом к Трапезунду, Батуму и все дальше на север до самой Анапы и вернуться в Кафу.

– Хм, а ведь грек дело говорит, – задумчиво глядя на карту, заметил Татаринов. – Кой толк нам на восток идти, коли нас такая силища.

– В Синопе находятся турецкие корабельные верфи и арсеналы. Это большой порт, где всегда много судов. Десятки, если не сотни. Там часто и мавны стоят, и каторги, а уж сандалов[31] и не счесть.

– Что за мавны?

– Корабли большие, подобные вашему царскому галеасу.

– А, понятно. То есть ты думаешь, мы сможем не токмо купцов собрать, а еще и военные корабли прихватить? Богатая добыча…

– На мавнах по тридцать два ряда весел и больше двух с половиной сотен гребцов. И почти все они склавини, то есть славянские рабы.

– Понимаю, к чему клонишь. Помнится, лет восемь назад казаки Синоп уже брали…

– С тех пор турки изрядно усилили войско в крепости. Сторожатся ночных нападений. Султан дал горожанам хумаюн[32] на то, чтобы убить коменданта, если он удалится от крепости на расстояние пушечного выстрела. И потому тот не смеет отойти от крепости ни на шаг. В ее нижнем укреплении поставили пятьдесят капа-кулу[33], привезли много кантаров[34] пороха для больших и малых пушек. С тех пор каждую ночь вплоть до наступления утра по двести воинов-азабов со своими белюкбаши и чавушами[35] несут дозорную и караульную службу. И эта стража, оснащенная барабанами и рожками, постоянно выкликает: «Не дремлет стража внутри крепости», а от бойниц провозглашает: «Аллах един!», показывая, что Синопская крепость готова к бою.

– Ты когда там был в последний раз?

– Месяц назад.

– Можешь припомнить, сколько там было войск? Капа-кулу – с огневым боем? Азабы, как и в Кафе, – только с луками и ятаганами? Сколько их всего в крепости разом соберется?

– Думаю, большого войска там вовсе нет. Кого могли, увели для походов против ляхов и Азова.

– Тогда и думать нечего. Пойдем напрямик туда. Ты, Коста, продумай, чтобы в ночи к Синопу выйти. А там уж дело наше! Стены там не выше кафинских?

– Пожалуй, и ниже.

– Тем лучше. Мы лестницами запаслись в избытке – два десятка наготовили. На всех хватит! Выйдем на берег, подожжем какие сараи или дома и учнем из ружей палить без перерыву по бойницам и туркам на стенах, а кто ловчей – вверх полезут и в рукопашный! Одолеем супостата! Кораблей захватим и царю-батюшке приведем, добычи всякой. Опять же, освободим православных от полона! Сколько их там, как думаешь, Коста?

– В Синопе во всяком доме не по одному рабу. Самое малое несколько тысяч.

– Вот! А в Анапе что, там разве черкесов продают бусурманам. Но ничего, и до них доберемся!

– Славная выйдет драка! Чур, мои молодцы первые на приступ пойдут, как и уговаривались! – с загоревшимися от азарта глазами воскликнул Мишка Татаринов, рубанув ладонью по воздуху и едва не заехав по носу соседу.

– Тише ты, буян. Задор свой лучше для врагов прибереги, – угомонил его Федор. – Все решено. Стало быть, идем на Синоп!





Глава 11




– Кирие архигос мойрас, кавалер Панин, – почтительно обратился к полковнику Иерсмуза, не забывая поминутно отвешивать подобострастные поклоны. – Снизойди до ничтожнейшего из твоих слуг, выслушай его нижайшую просьбу.

Дворянин уже не в первый раз слышал от грека такое пышное обращение. Слова многоопытный и хитрый грек подобрал, как ему казалось, благозвучные для русского слуха. «Кирие» на их языке означает господин, а «архигос мойрас» – глава или предводитель эскадры, что весьма точно определяло статус самого Панина. Решив, что русскому военачальнику пришлось такое именование по сердцу, кормщик при подходящих случаях использовал его, чтобы добиться внимания и расположения своего начальника.

– Говори, Коста, – устало вздохнул Федор, радуясь про себя, что никто с легкой руки государя не зовет его «соленым полковником».

– Чтобы привести твои корабли до Синопа в срок и ошвартовать их в ночи без ущерба, мне нужны мои матросы, – сообщил кормщик. – Дозволь забрать их на борт.

– Что же ты раньше молчал? – едва не вскипел Панин. – Немедля тащи их сюда!

– Благодарю тебя, кирие… – расплылся в угодливой улыбке грек, но тут же замолк, наткнувшись на тяжелый взгляд стольника.

– Только помни, – проникновенно добавил Федя, – за каждого из них ты – ответчик! И если хоть один сбежит или еще как оплошает, спрошу с тебя! А уж если вред причинит…