Мекленбургский дьявол
Часть 25 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Как можно? – делано оскорбился грек. – Мы греки – люди честные, и если вы нам не доверяете, мы можем хоть сейчас…
– Нет, брат, – жестко усмехнулся стольник. – Попала собака в колесо, скули да беги. Теперь мы с тобой одной ниточкой повязаны. Уразумел?
– Понимаю, – судорожно сглотнул Коста.
– Вот и славно. Поэтому, если что надо, говори прямо сейчас. Ни перед отходом, ни в море, а теперь!
– Да, господин. Кроме того, что я уже сказал, ничего не нужно!
– Вот и славно.
– Только один вопрос. Какое жалованье я могу пообещать своим людям?
– Сто акче, – заявил Панин, после чего немного подумав, добавил: – И половинную долю добычи казака или ратника.
– Это щедрое предложение, кирие архигос. В таком случае от желающих отбоя не будет. Не в обиду будь сказано, но с тех пор, как ваш великий государь взял Кафу, у нас – христиан не было никаких прибытков, одни расходы. Нет-нет, я не жалуюсь, но… сколько людей можно набрать?
– Бери всех, что есть. Если в Синопе и впрямь столько кораблей, как ты рассказывал, нам понадобится много людей, чтобы привести их сюда.
– Будьте покойны, мой господин, при таких условиях люди найдутся. Заработок всем нужен, ведь нас море не только кормит, но и одевает, и обувает…
– Все, хорош! – прервал его уставший от потока восточных словес Федор, – времени в обрез, поспеши, сам говорил, что отплывать надо через час – не позже.
– Уже бегу! – еще раз поклонился грек и, будто молодой, со всех ног кинулся в порт.
С той поры минуло почти два дня. Эскадра Панина, поначалу шедшая вдоль берегов Тавриды на запад, достигнув мыса Сарыч, повернула на юг. Сам Федор отоспался вдосталь и теперь, стоя на корме своей флагманской галеры, изо всех сил вглядывался во тьму горизонта, в надежде разглядеть хоть что-то посреди черноты южной многозвездной ночи.
– Кирие архигос, видишь огонек? – уверенно, спокойно и негромко сказал стоящий у штурвала Иерсмуза, указывая рукой вперед. – Это маяк Синопа.
– Ни зги, – досадливо сплюнул Федор, чертыхнувшись про себя.
Спустя минуту, наведя подаренную царем подзорную трубу, он все же сумел рассмотреть крохотную светящуюся точку в черно-звездной дали.
– Как ты смог его приметить? – Панин никогда не жаловался на остроту своего зрения. Его в последнее время старые знакомцы-татары из хоругви Михальского даже начали уважительно именовать – Мэргэн за исключительную меткость. А тут, выходит, сплоховал и уступил немолодому греку. Досадно.
– На то я и кормщик, кирие, чтобы видеть в море и свет маяков, и скалы, и мели.
– Тоже верно.
– Ветер зашел к северу и посвежел, стало быть, до берега надо идти под парусами, а когда повернем у оконечности мыса на запад, в бухту, придется налечь на весла! – заметил Иерсмуза.
– Верно говорит! – согласно кивнул стоявший до сих пор молча командир флагманской галеры Селиверстов и вопросительно посмотрел на Панина.
– Добро, – кивнул тот и начал отдавать распоряжения.
Его приказ передали от борта к борту по всем идущим строем клина кораблям эскадры. Впереди шли три фелюги Татаринова, следом основные силы. Раздались негромкие команды, словно шепоток пробежал по палубам. Разобрав весла, гребцы выдвинули их поверх особой продольной балки – постицы в специальные отверстия, именуемые на галерах «импавезы», в память о тех временах, когда вдоль фальшборта крепили большие прямоугольные щиты – павезы. Совершать все эти действия уже непосредственно в порту было бы слишком непредусмотрительно и шумно, да и неразберихи не избежать. А так, за милю до берега, все прошло тихо и спокойно, да и люди разогрелись и занялись делом вместо того, чтобы с тревогой ждать в бездействии.
Федор заранее уговорился со своими капитанами о плане действий. Фелюги Татаринова и первые пять галер должны высадиться на берег непосредственно у стен крепости, чтобы сразу же пойти с лестницами на приступ. Остальным кораблям эскадры следовало немедленно брать на абордаж каторги и мавны турок и не дать «купцам» уйти в море. Помочь в решении этой задачи должно было и то, что османские моряки никогда не ночевали на борту, тем более находясь на базе флота – в Синопе.
Последние минуты перед высадкой растянулись в бесконечность. Сколько он ни вслушивался, вокруг царила тишина, нарушаемая разве что плеском волн, криками неугомонных чаек и редкими перекличками стражников на стенах, далекие голоса которых сохраняли поистине восточную безмятежность и покой. Они даже не подозревали, как близко к ним подобралась неминуемая смерть. Наконец нос галеры ткнулся в прибрежную отмель.
– Ну, с богом! – Панин широко перекрестился и надел шлем.
И первым спрыгнул в воду, оказавшуюся ему почти по пояс. Следом за ним тут же последовали остальные охотники и верный Васька, который тащил разом саадак и карабин своего хозяина. И то и другое он предусмотрительно поднял высоко над головой, чтобы не замочить.
«Молодец», – одобрительно подумал Федор, спрятавший пистолеты за пазухой кожаного камзола.
Выбравшись на берег, он стал внимательно прислушиваться, но плеск воды и сдавленные ругательства подчиненных мешали ему.
– Тихо вы! – не выдержав, велел им полковник.
– А мы чего, мы ничего, – дрожа от возбуждения, шепнул ему Ванька Кистень. – Казачки, поди, уже на стены лезут, а мы что же? Эдак, чего доброго, всю потеху пропустим.
– Парфенев, – уже не таясь, четко приказал Федор, – запаливайте факелы и жгите все вокруг. Остальные за мной!
– Есть, – хищно осклабившись, отозвался сотник.
Не дожидаясь, пока все бойцы соберутся вокруг, полковник двинулся первым. Впереди послышались испуганные и растерянные крики, сменившиеся спустя мгновение стонами, лязгом железа и прозвучавшими, словно гром, первыми выстрелами.
– Вперед! – прокричал Панин, выдергивая шпагу.
И сам, не сдержавшись, бросился бегом к проступающим в свете разгорающихся пожаров громадам каменных укреплений. Правее виднелся бастион с черным провалом арки ворот. Казаки уже успели вскарабкаться по своим лестницам наверх и перерезать немногочисленных часовых, после ринулись вниз, чтобы открыть ворота.
Однако там их ждали успевшие проснуться караульные, и завязалась отчаянная рубка. Поначалу туркам почти удалось отбиться, но донцы все прибывали и прибывали, скоро им удалось оттеснить защитников от ворот и сдвинуть засовы.
– Навались, браты! – сдавленно крикнул Татаринов, упираясь что было мочи в створку.
Высокая, сажени в две, тяжеленная воротина неохотно поддалась и медленно, со страшным скрипом начала отворяться. Мигом сообразившие, что происходит, охотники бросились на помощь казакам и вскоре сумели освободить проход.
– Мишка, ты? – бросился к товарищу Панин. – Живой?
– А что мне сделается? – усмехнулся тот и тут же дурашливо пожаловался: – Только надорвался маленько, турки-ироды ворота не мажут, не иначе все сало сами стрескали!
– Тьфу на тебя, скоморох! – не выдержал Панин, но тут же обернулся к берегу и заорал во всю мочь своих легких: – За мной, охотники, город наш!
Подчиненные ответили ему восторженным ревом и тут же нескончаемым потоком ринулись за своим командиром вперед.
– Вот это голос! – одобрительно заметил есаул. – С таким хоть в архимандриты можно…
– Где Позднеев? – спросил у подбежавших ратников Федор, которому было недосуг зубоскалить со старым приятелем.
– Здесь я, господин полковник, – хрипло отозвался сотник, держась за голову.
– Ты ранен?
– Куда там, – сплюнул Митрофан. – Запнулся в темноте, да так упал, что дух из меня вон. Грешным делом, думал, убьюсь.
– Идти можешь?
– Что там идти, – отмахнулся старый служака. – Коли чарку поднесут, так я и сплясать смогу!
– Тогда прикажи своим лестницы собирать да пойдем к старой крепости, – приказал Панин, после чего добавил с кривой усмешкой: – Выпивки не обещаю, а вот танцы устроим!
– Это мы завсегда, – осклабился Позднеев и заорал в темноту: – Кистень, мать твою, кому велено тащить лестницы!
– Чуть что, так сразу Кистень, – пробурчал капрал, помогая подчиненным. – Несем уже, Митрофан Егорович!
– То-то что несете, – ничуть не обманулся угодливым тоном бывшего разбойника сотник. – Живее мослами шевелите, а то турки всю добычу спрячут.
Подгонять, впрочем, никого не требовалось. Охотники с казаками и сами прекрасно понимали, что малейшая проволочка может привести к ненужным потерям, а то и к неудаче, потому старались как черти, рысью пробежав вверх по дороге, ведущей к цитадели, стоящей на вершине. Как и рассказывал Коста, вскоре они вышли ко второму ярусу стен. Но охраны на стенах почти не оказалось. Их встретили лишь редкие выстрелы из ружей и луков. В сполохах огня меж зубцов мелькали побелевшие от страха лица.
– Лестницы ставь! Все наверх! – громко скомандовал Панин, после чего велел ни на шаг не отстававшему от него денщику: – Васька, подай лук!
Получив свое излюбленное оружие, полковник на пару секунд застыл, выравнивая дыхание, после чего принялся выпускать одну за другой стрелы по мечущимся по стенам противникам.
– Чего столбеете? – заорал, обращаясь к стрелкам, подоспевший следом Позднеев. – Палите по супостатам, прикрывайте своих!
Оказавшиеся рядом охотники и казаки, тут же взявшись за ружья или пищали, открыли частый огонь по стенам, заставляя и без того оробевших защитников прятаться или бежать. Те же, у кого при себе не было ни луков, ни огненного боя, один за другим полезли по лестницам. И первым из них снова оказался вездесущий Кистень.
Как дикий кот карабкался он по не слишком надежной опоре, поднимаясь все выше и выше, а следом за ним, как нитка за иголкой, тянулись его товарищи. Добравшись наконец до цели, бывший тать успел разглядеть лишь спины врагов, исчезающие в дверном проеме башни.
– Сарынь на кичку! – заорал он по привычке, после чего сунул два пальца в рот и так залихватски свистнул, что ухитрился заглушить звуки боя.
– А где все? – удивился шедший за ним следом охотник.
– Там! – указал направление капрал и ринулся в оставшуюся открытой дверь, но в последний момент, повинуясь какому-то звериному чутью, отшатнулся в сторону.
В темноте проема звонко щелкнул курок, за которым тут же последовала яркая вспышка пороха. Бежавший следом за Кистенем ратник запнулся и, схватившись за грудь, рухнул со стены внутрь вражеской цитадели.
Однако счастливо избегнувший гибели Ванька успел разглядеть укрывшегося в башне врага и, ни слова не говоря, ринулся за ним. С размаху налетев плечом на не успевшего перезарядиться незадачливого стрелка, он буквально впечатал его в каменную стену и тут же несколько раз пырнул ножом в живот, а затем еще раз для верности ударил в грудь, достав в самое сердце.
– Вот так! – выдохнул он, отбрасывая истекающее кровью тело в сторону.
– Кто здесь? – визгливо крикнули снаружи.
– Вниз! – прохрипел капрал и попытался опять первым шагнуть по истертым ступеням, но его уже оттеснили бойцы, проскакивая мимо один за другим.
– Ишь, черти, не дали мне пути. Ну, ужо я вас!
Снизу раздались крики, выстрелы, а потом послышалось натужное скрипение железных петель.
Когда он спустился, бой у вторых ворот уже закончился, сами створки оказались широко распахнутыми, а рядом с ними стояли охотники, размахивая факелами и зовя товарищей.
На этот раз сопротивление оказалось много слабее. Видно, здесь у турок стояло совсем мало людей. Панин снова оставил полсотни охотников в башне, а сам с подоспевшими тремя сотнями хотел пойти дальше, как его окликнул знакомый голос:
– Братишка, ты куда без меня!
– Нет, брат, – жестко усмехнулся стольник. – Попала собака в колесо, скули да беги. Теперь мы с тобой одной ниточкой повязаны. Уразумел?
– Понимаю, – судорожно сглотнул Коста.
– Вот и славно. Поэтому, если что надо, говори прямо сейчас. Ни перед отходом, ни в море, а теперь!
– Да, господин. Кроме того, что я уже сказал, ничего не нужно!
– Вот и славно.
– Только один вопрос. Какое жалованье я могу пообещать своим людям?
– Сто акче, – заявил Панин, после чего немного подумав, добавил: – И половинную долю добычи казака или ратника.
– Это щедрое предложение, кирие архигос. В таком случае от желающих отбоя не будет. Не в обиду будь сказано, но с тех пор, как ваш великий государь взял Кафу, у нас – христиан не было никаких прибытков, одни расходы. Нет-нет, я не жалуюсь, но… сколько людей можно набрать?
– Бери всех, что есть. Если в Синопе и впрямь столько кораблей, как ты рассказывал, нам понадобится много людей, чтобы привести их сюда.
– Будьте покойны, мой господин, при таких условиях люди найдутся. Заработок всем нужен, ведь нас море не только кормит, но и одевает, и обувает…
– Все, хорош! – прервал его уставший от потока восточных словес Федор, – времени в обрез, поспеши, сам говорил, что отплывать надо через час – не позже.
– Уже бегу! – еще раз поклонился грек и, будто молодой, со всех ног кинулся в порт.
С той поры минуло почти два дня. Эскадра Панина, поначалу шедшая вдоль берегов Тавриды на запад, достигнув мыса Сарыч, повернула на юг. Сам Федор отоспался вдосталь и теперь, стоя на корме своей флагманской галеры, изо всех сил вглядывался во тьму горизонта, в надежде разглядеть хоть что-то посреди черноты южной многозвездной ночи.
– Кирие архигос, видишь огонек? – уверенно, спокойно и негромко сказал стоящий у штурвала Иерсмуза, указывая рукой вперед. – Это маяк Синопа.
– Ни зги, – досадливо сплюнул Федор, чертыхнувшись про себя.
Спустя минуту, наведя подаренную царем подзорную трубу, он все же сумел рассмотреть крохотную светящуюся точку в черно-звездной дали.
– Как ты смог его приметить? – Панин никогда не жаловался на остроту своего зрения. Его в последнее время старые знакомцы-татары из хоругви Михальского даже начали уважительно именовать – Мэргэн за исключительную меткость. А тут, выходит, сплоховал и уступил немолодому греку. Досадно.
– На то я и кормщик, кирие, чтобы видеть в море и свет маяков, и скалы, и мели.
– Тоже верно.
– Ветер зашел к северу и посвежел, стало быть, до берега надо идти под парусами, а когда повернем у оконечности мыса на запад, в бухту, придется налечь на весла! – заметил Иерсмуза.
– Верно говорит! – согласно кивнул стоявший до сих пор молча командир флагманской галеры Селиверстов и вопросительно посмотрел на Панина.
– Добро, – кивнул тот и начал отдавать распоряжения.
Его приказ передали от борта к борту по всем идущим строем клина кораблям эскадры. Впереди шли три фелюги Татаринова, следом основные силы. Раздались негромкие команды, словно шепоток пробежал по палубам. Разобрав весла, гребцы выдвинули их поверх особой продольной балки – постицы в специальные отверстия, именуемые на галерах «импавезы», в память о тех временах, когда вдоль фальшборта крепили большие прямоугольные щиты – павезы. Совершать все эти действия уже непосредственно в порту было бы слишком непредусмотрительно и шумно, да и неразберихи не избежать. А так, за милю до берега, все прошло тихо и спокойно, да и люди разогрелись и занялись делом вместо того, чтобы с тревогой ждать в бездействии.
Федор заранее уговорился со своими капитанами о плане действий. Фелюги Татаринова и первые пять галер должны высадиться на берег непосредственно у стен крепости, чтобы сразу же пойти с лестницами на приступ. Остальным кораблям эскадры следовало немедленно брать на абордаж каторги и мавны турок и не дать «купцам» уйти в море. Помочь в решении этой задачи должно было и то, что османские моряки никогда не ночевали на борту, тем более находясь на базе флота – в Синопе.
Последние минуты перед высадкой растянулись в бесконечность. Сколько он ни вслушивался, вокруг царила тишина, нарушаемая разве что плеском волн, криками неугомонных чаек и редкими перекличками стражников на стенах, далекие голоса которых сохраняли поистине восточную безмятежность и покой. Они даже не подозревали, как близко к ним подобралась неминуемая смерть. Наконец нос галеры ткнулся в прибрежную отмель.
– Ну, с богом! – Панин широко перекрестился и надел шлем.
И первым спрыгнул в воду, оказавшуюся ему почти по пояс. Следом за ним тут же последовали остальные охотники и верный Васька, который тащил разом саадак и карабин своего хозяина. И то и другое он предусмотрительно поднял высоко над головой, чтобы не замочить.
«Молодец», – одобрительно подумал Федор, спрятавший пистолеты за пазухой кожаного камзола.
Выбравшись на берег, он стал внимательно прислушиваться, но плеск воды и сдавленные ругательства подчиненных мешали ему.
– Тихо вы! – не выдержав, велел им полковник.
– А мы чего, мы ничего, – дрожа от возбуждения, шепнул ему Ванька Кистень. – Казачки, поди, уже на стены лезут, а мы что же? Эдак, чего доброго, всю потеху пропустим.
– Парфенев, – уже не таясь, четко приказал Федор, – запаливайте факелы и жгите все вокруг. Остальные за мной!
– Есть, – хищно осклабившись, отозвался сотник.
Не дожидаясь, пока все бойцы соберутся вокруг, полковник двинулся первым. Впереди послышались испуганные и растерянные крики, сменившиеся спустя мгновение стонами, лязгом железа и прозвучавшими, словно гром, первыми выстрелами.
– Вперед! – прокричал Панин, выдергивая шпагу.
И сам, не сдержавшись, бросился бегом к проступающим в свете разгорающихся пожаров громадам каменных укреплений. Правее виднелся бастион с черным провалом арки ворот. Казаки уже успели вскарабкаться по своим лестницам наверх и перерезать немногочисленных часовых, после ринулись вниз, чтобы открыть ворота.
Однако там их ждали успевшие проснуться караульные, и завязалась отчаянная рубка. Поначалу туркам почти удалось отбиться, но донцы все прибывали и прибывали, скоро им удалось оттеснить защитников от ворот и сдвинуть засовы.
– Навались, браты! – сдавленно крикнул Татаринов, упираясь что было мочи в створку.
Высокая, сажени в две, тяжеленная воротина неохотно поддалась и медленно, со страшным скрипом начала отворяться. Мигом сообразившие, что происходит, охотники бросились на помощь казакам и вскоре сумели освободить проход.
– Мишка, ты? – бросился к товарищу Панин. – Живой?
– А что мне сделается? – усмехнулся тот и тут же дурашливо пожаловался: – Только надорвался маленько, турки-ироды ворота не мажут, не иначе все сало сами стрескали!
– Тьфу на тебя, скоморох! – не выдержал Панин, но тут же обернулся к берегу и заорал во всю мочь своих легких: – За мной, охотники, город наш!
Подчиненные ответили ему восторженным ревом и тут же нескончаемым потоком ринулись за своим командиром вперед.
– Вот это голос! – одобрительно заметил есаул. – С таким хоть в архимандриты можно…
– Где Позднеев? – спросил у подбежавших ратников Федор, которому было недосуг зубоскалить со старым приятелем.
– Здесь я, господин полковник, – хрипло отозвался сотник, держась за голову.
– Ты ранен?
– Куда там, – сплюнул Митрофан. – Запнулся в темноте, да так упал, что дух из меня вон. Грешным делом, думал, убьюсь.
– Идти можешь?
– Что там идти, – отмахнулся старый служака. – Коли чарку поднесут, так я и сплясать смогу!
– Тогда прикажи своим лестницы собирать да пойдем к старой крепости, – приказал Панин, после чего добавил с кривой усмешкой: – Выпивки не обещаю, а вот танцы устроим!
– Это мы завсегда, – осклабился Позднеев и заорал в темноту: – Кистень, мать твою, кому велено тащить лестницы!
– Чуть что, так сразу Кистень, – пробурчал капрал, помогая подчиненным. – Несем уже, Митрофан Егорович!
– То-то что несете, – ничуть не обманулся угодливым тоном бывшего разбойника сотник. – Живее мослами шевелите, а то турки всю добычу спрячут.
Подгонять, впрочем, никого не требовалось. Охотники с казаками и сами прекрасно понимали, что малейшая проволочка может привести к ненужным потерям, а то и к неудаче, потому старались как черти, рысью пробежав вверх по дороге, ведущей к цитадели, стоящей на вершине. Как и рассказывал Коста, вскоре они вышли ко второму ярусу стен. Но охраны на стенах почти не оказалось. Их встретили лишь редкие выстрелы из ружей и луков. В сполохах огня меж зубцов мелькали побелевшие от страха лица.
– Лестницы ставь! Все наверх! – громко скомандовал Панин, после чего велел ни на шаг не отстававшему от него денщику: – Васька, подай лук!
Получив свое излюбленное оружие, полковник на пару секунд застыл, выравнивая дыхание, после чего принялся выпускать одну за другой стрелы по мечущимся по стенам противникам.
– Чего столбеете? – заорал, обращаясь к стрелкам, подоспевший следом Позднеев. – Палите по супостатам, прикрывайте своих!
Оказавшиеся рядом охотники и казаки, тут же взявшись за ружья или пищали, открыли частый огонь по стенам, заставляя и без того оробевших защитников прятаться или бежать. Те же, у кого при себе не было ни луков, ни огненного боя, один за другим полезли по лестницам. И первым из них снова оказался вездесущий Кистень.
Как дикий кот карабкался он по не слишком надежной опоре, поднимаясь все выше и выше, а следом за ним, как нитка за иголкой, тянулись его товарищи. Добравшись наконец до цели, бывший тать успел разглядеть лишь спины врагов, исчезающие в дверном проеме башни.
– Сарынь на кичку! – заорал он по привычке, после чего сунул два пальца в рот и так залихватски свистнул, что ухитрился заглушить звуки боя.
– А где все? – удивился шедший за ним следом охотник.
– Там! – указал направление капрал и ринулся в оставшуюся открытой дверь, но в последний момент, повинуясь какому-то звериному чутью, отшатнулся в сторону.
В темноте проема звонко щелкнул курок, за которым тут же последовала яркая вспышка пороха. Бежавший следом за Кистенем ратник запнулся и, схватившись за грудь, рухнул со стены внутрь вражеской цитадели.
Однако счастливо избегнувший гибели Ванька успел разглядеть укрывшегося в башне врага и, ни слова не говоря, ринулся за ним. С размаху налетев плечом на не успевшего перезарядиться незадачливого стрелка, он буквально впечатал его в каменную стену и тут же несколько раз пырнул ножом в живот, а затем еще раз для верности ударил в грудь, достав в самое сердце.
– Вот так! – выдохнул он, отбрасывая истекающее кровью тело в сторону.
– Кто здесь? – визгливо крикнули снаружи.
– Вниз! – прохрипел капрал и попытался опять первым шагнуть по истертым ступеням, но его уже оттеснили бойцы, проскакивая мимо один за другим.
– Ишь, черти, не дали мне пути. Ну, ужо я вас!
Снизу раздались крики, выстрелы, а потом послышалось натужное скрипение железных петель.
Когда он спустился, бой у вторых ворот уже закончился, сами створки оказались широко распахнутыми, а рядом с ними стояли охотники, размахивая факелами и зовя товарищей.
На этот раз сопротивление оказалось много слабее. Видно, здесь у турок стояло совсем мало людей. Панин снова оставил полсотни охотников в башне, а сам с подоспевшими тремя сотнями хотел пойти дальше, как его окликнул знакомый голос:
– Братишка, ты куда без меня!