Медвежья пасть. Адвокатские истории

Надо брать этого милого доктора на руки и никуда не отпускать. Бежать, бежать с ней по этой желтой дорожке, прижавшись к ее теплой груди, запереть ее дома и никуда не отпускать. Она своя — милая, хорошая, настрадавшаяся, дошедшая до края. Но борется, борется с тяжелой, муторной жизнью, которая довела ее до панели. Она достойна большего. Он сделает ее лучшим врачом, ее статьи будут в элитных журналах, она станет кандидатом наук… Такие мысли преследовали почти бегущего в обнимку с девушкой офисного клерка Алексея.

Нужно срочно разворачиваться к дому. Найти ночной магазин одежды, одеть ее в теплое, пушистое пальто и привести домой. Деньги есть, деньги, деньги, а вот счастья нет.

Вот он мелькнул где-то рядом. Надо очень аккуратно, чтобы не обидеть девочку, предложить ей переодеться, пойти в магазин. Где же этот телефон, как хорошо, что сейчас все круглосуточно доступно. Он счастливо улыбнулся и сжал ее плечи еще сильнее.





* * *


В Индии Улю поразили Храм Лотоса в Нью-Дели, резной Тадж-Махал и воздушные храмы в Гоа. Девушка впервые была за границей, посему сравнивать ей было не с чем, но необыкновенная, приглушенная цветовой гаммой красота индийских храмов «уложила ее на обе лопатки». Номера в гостиницах были с огромными вентиляторами под потолком, которые медленно вращались и по ночам пугали Ульяну. Ей все время казалось, что они вот-вот рухнут на нее. Прилет и отлет прошли гладко, не считая неожиданно резких, неприятных запахов в здании международного аэропорта Дели.

Уля была на верху блаженства. Леша оказался хорошим, простым парнем, все время ухаживал за ней. Напокупал ей кучу мелких подарков и один шикарный золотой браслет, который светился всеми цветами радуги, благо Индия могла предложить девушке любые полудрагоценные камни самых экзотических тонов и расцветок.

Им было хорошо вместе. О любви они не говорили, но постоянно сцепленные между собой руки, легкие объятия и нежные поцелуи не требовали любовных разъяснений. Им было хорошо, легко вместе, и это было видно.

А впереди была Москва.

Сразу из Шереметьево Леша привез ее к себе. По дороге они купили продукты, и Ульяна, только зайдя в квартиру, сразу побежала на кухню кормить милого. Как жить дальше, что делать с неожиданно возникшими чувствами, они не знали.

Утром Уля уехала в интернатуру, Леша — к себе в офис. Жизнь закрутилась обычной московской каруселью. Они и не вспомнили друг о друге ни разу. Но день подходил к концу, и в головах стали возникать любимые образы и индийские воспоминания. Стоп! Стоп! Здорово ведь было. Да, как здорово!

Они созвонились и решили пойти в любимый Лешин ресторан «Шенок».

Уленька была приятно удивлена убранством ресторана, сделанном в форме белорусской избы-мазанки. Из окошечек, находившихся рядом со столиками, были видны коровы, которых доили девушки в белорусской национальной одежде. Во дворике стоял стог сена, лежала солома, кричали гордые петухи и кудахтали куры. Алексей заказал графин белорусского домашнего красного вина и мясо-гриль. Рядом приятно согревая, потрескивал шипящей смолой дровяной камин.

— У меня к тебе, Уляш, два предложения.

Девушка улыбнулась и тронула Лешу за рукав пиджака.

— Другие девушки одно предложение ждут не дождутся всю жизнь, а ты сразу два делаешь.

— Да, сразу два. Первое: ты переезжаешь ко мне, и мы пробуем жить вместе. Второе: ты непременно учишься в очной интернатуре и становишься классным вирусологом. Этот год ты нигде не работаешь. Я думаю, нам хватит моей зарплаты.

Ульяна сияла. Она встала, подошла сзади к сидящему за столом Леше. Обняла его за шею и поцеловала в макушку.

— Я полностью согласна с предыдущим оратором.

Ночь была феноменальной. Таких ласк Леша не получал никогда. Он растворился в ее ласковых врачебных руках, упругой груди, божественных поцелуях…





* * *


Прошел год. Уля получила диплом интерна-вирусолога, Леша несколько раз летал в Индию и заключил два очень выгодных контракта, которые обеспечили серьезный прорыв его фирме.

С полученной премии они решили купить новую блестящую красную машину. Выбор пал на «Лексус», но это не было принципиальным. Главное — красную, Уляша так хотела. Девушка пошла на курсы водителей. Так что кататься предполагалось вместе. Сама перспектива сесть за руль вызывала у девушки бурный, ничем не прикрытый восторг. При виде машины в магазине она бросилась с разбегу Леше на шею и завизжала на весь магазин, вызывая у посетителей недоумение и испуг.

Первая поездка была на бабушкину дачу, в Хотьково. Уля выложила свои новенькие права на торпеду машины, как бы показывая всем, что она не просто за рулем, что она — девушка с правами на вождение этого красного чуда. До дачи добрались спокойно, на минимальной скорости. Мокрые футболка, волосы и спинка сиденья говорили о неслыханном волнении «наездницы» этой необыкновенной машины. С заездом в ворота было уже немного труднее. Но пара тычков бампером об опорные столбы отличного настроения не испортили.





* * *


Прошел год.

— Лешенька, солнышко…

— Уляш, ты явно ко мне подлизываешься. Одно из двух: или машину поцарапала, или еще какую-нибудь работу себе нашла…

— Почти угадал. Лешенька, мне предложили в аспирантуру поступить. Уже тему дали. Совсем не трудная, я ее за годик расщелкаю. И будет у тебя девушка — кандидат наук.

— Почему девушка. Кандидат наук — уже жена. Поступишь, свадьбу сыграем. Я тебя люблю, — он аккуратно провел рукой по ее каштановым волосам и поцеловал сзади в шею.

— Милый, это что-то новое в ваших речах. Я уж и надеяться перестала, а тут целое предложение. Теперь спать не буду. Да я ради свадьбы с тобой не то что в аспирантуру, я в Оксфорд поступлю, любимый…


Через три месяца Уленька стала аспиранткой Института вирусологии, бегала по московским магазинам в поисках свадебного платья. Во время примерок уже был заметен небольшой животик. Леша с Улькой были счастливы появившимся перспективам.

Девочка родилась слегка недоношенной, с пепельно-белыми волосиками и ярко-голубыми глазами. Назвали ее Сашенькой. Александра Алексеевна Вышинская.

Вся квартира поступила в полное распоряжение Сашеньки. Сопельки ребенка вызывали бурное волнение, а уж температура — так и вовсе истерики и немедленный вызов врача. Матерью Уленька оказалась совершенно сумасшедшей. Все домашние дела, аспирантура, завтраки, обеды и ужины ушли на второй, а то и третий план. Во главе угла семейной жизни была Александра Алексеевна.





* * *


Время шло. Нет, летело стрелой.

Сашеньке три годика. Вся семья торжественно идет впервые в садик. Поступление в детский сад решили отметить в кафе «Вуратино». Пригласили гостей: соседей по квартире, подружек по песочнице с родителями. Наняли аниматора. Выло весело. Детский смех украшал праздник. Громче всех заливалась Сашенька. Взрослая девчушка… уже три годика.

Защиту диссертации назначили на ноябрь. Уля сходила с ума от волнения. К такому серьезному этапу в жизни она готова не была. Больше плакала, чем повторяла материал. Научные руководители, коллеги как могли успокаивали кандидатку, но слезы так и капали с Улиных глаз, а одна только мысль о предстоящей защите бросала в дрожь.

Выпускной бал одиннадцатиклассников. Сашеньке в числе других отличников вручают аттестат и серебряную медаль за блестящую учебу и примерное поведение…

(ЯРКИЙ СВЕТ, ЗАНАВЕС)





Бетонная леди




Увы, но улучшить бюджет нельзя, не запачкав манжет.

Игорь Губерман





Сонечка играла «Турецкое рондо» Вольфганга Амадея Моцарта. Волшебные звуки пианино разлетались по ее огромной комнате, расположенной в старинной коммуналке на Маросейке. Кроме тридцатипятилетней Сонечки в квартире проживали две старенькие бабульки и пожилой профессор-гений, знавший, наверное, все языки мира, но никогда ни с кем не делившийся секретами их освоения. В маленькую комнату возле кухни недавно вселился молодой иногородний следователь с семьей. Половина жильцов давно съехала с этой неуютной коммуналки с длинными коридорами. На дверных косяках пустующих комнат развивались, словно праздничные знамена, разноцветные наклейки с печатями жилищной конторы. При входе в квартиру находилась общая ванная с газовой колонкой, а в конце коридора за кухней — общий туалет. Чтобы воспользоваться санузлом, жильцы спускались на девять ступенек вниз и нагибали голову, дабы не столкнуться с прикрученным под потолком чугунным бачком со штампом «Россантехпром 1921 год. Завод имени Войкова П. Л.».

Все эти древности во времена интернета и мобильной связи веселили Сонечку и вызывали у нее приятное ретронастроение. На общей кухне, например, была длинная раковина, соратница революции, принимавшая воду с шести медных кранов с белыми фаянсовыми ручками фабрики Гарднера. Старушки утверждали, что в этой раковине полоскали домашнюю утварь слуги графов Разумовских, проживавшие в этой квартире до пролетарских уплотнений. Радовали глаз четыре разноцветных мраморных камина, расположенные вдоль стен общего коридора. Даже на белых керамических битых-перебитых ручках кухни красовалось клеймо фарфоровой фабрики Кузнецова с царским гербом. Но подлинную историю дома никто не знал. Все мраморные, чугунные, деревянные и керамические предметы в квартире были достойны антикварного салона.

Потолки в Сонечкиной комнате, доставшейся ей от бабушки, были пятиметровые, а распашные высоченные дубовые двери украшены затейливой резьбой. Под стать старинной квартире было и пианино «Беккер» из красного дерева, которое еще при царе Горохе подарил бабушке богатый воздыхатель. Спереди его украшали два бронзовых подсвечника с хрустальными висюльками. Они сверкали в солнечный день, и блики, отражаясь на стенах и потолке, радовали одинокую, бедную и бездетную Сонечку.

Девушка давным-давно закончила Гнесинку (Российскую академию музыки имени Гнесиных) по классу фортепиано и работала аккомпаниатором-концертмейстером, сопровождая выступления вокалистов и детских хоров. Работа ей нравилась. Педагоги по вокалу были душками, а вокалисты в обыденной жизни — компанейскими и добрыми ребятами. Сонечку никогда никто не обижал, ее «певчие» частенько привозили подарки из заграничных командировок. Она обожала подарки, и ее радовали миниатюрные фрагменты западной жизни. Однако за рубежом ей побывать не довелось.

— Кто же там слушает моих безголосых солистов? — размышляла она.

Это была загадка, но Сонечка никогда не позволяла себе откровений в музыкальных кругах и слыла хорошей доброй бабой (или, как говорили музыканты, чувихой). Работа с детьми была наиболее приятной частью ее творчества. Она любила детские утренники. Родители талантливых отпрысков приносили много цветов. Сонечка обожала цветы и возвращалась домой с огромными букетами. Они были ее радостью и наслаждением. На вечерних концертах цветов ей не дарили.

Сонечка мечтала о своем ребенке. Не обязательно от законного мужа, просто о маленьком обожаемом карапузе. Но жизнь складывалась так, что в ее окружении были только худенькие субтильные музыканты, в основном евреи, которые ей совсем не нравились. А русские богатыри или еврейские бизнесмены ей не попадались.

Редкие любовники у нее, конечно, были, она не считала себя ханжой и не чуралась мужского пола. Но скоротечные связи к острым чувствам и рождению деток не приводили. А последующие разрывы оставляли в душе свежий рубец и щемящее чувство неполноценности.

Певцы и музыканты были у нее частыми гостями и обожали сонечкины хоромы. Они восхищались старинной кухней, чудным унитазом и феноменальными резными дверьми. Приглашать же домой близких мужчин было сложно. Любовников надо было где-то мыть, однако мыть их в общей ванной комнате советского образца с огромной газовой колонкой было неудобно. Соседки были лаконичны:

— Привела своего кота мыться. А ванну кто за ним мыть будет? Чай не графья!

Девушка старалась чаще бывать в гостях у своих любимых, с удовольствием оставаясь у них на ночь.

Жизнь у молодой и совсем недурной Сонечки протекала спокойно и монотонно. Вставала она поздно, торопиться ей было некуда. Вокалисты с педагогами приходили не раньше одиннадцати, а концерты начинались вечером.

Сонечка была привлекательной, изящной и чуть склонной к полноте. Осиная талия при округлых бедрах, красивые прямые ноги с худыми коленками, узкие женственные плечи, открытое лицо, высокий лоб, изящная шея, застенчивая улыбка и слегка курносый носик подчеркивали ее девичьи прелести. Средний рост и легкий характер позволяли любому мужчине ощущать себя мачо на ее фоне. Девушка была натуральной блондинкой с огромными карими глазами. Эта помесь ей досталась по наследству от смешанного брака родителей. Отец, смуглый кареглазый еврей, был врачом. Мама — прелестная белокурая русачка, с легким характером и прекрасной фигурой.

Ей скоро тридцать шесть. Сонечка, будучи умной девочкой, отчетливо понимала, что детородный возраст уходит и ни карьера, ни прекрасные родители, ни отзывчивые друзья здесь не помогут. Что-то надо было менять в своей налаженной жизни. Но что конкретно нужно делать, она не представляла.





* * *