Медвежья пасть. Адвокатские истории

Как-то на очередном фуршете в зале Московской филармонии к Сонечке подошел хорошо знакомый кларнетист. Он был обласкан голубой богемой и никакого интереса для женщин не представлял.

— Сонька, привет. Тебя надо спасать!!! — Игорек дружески улыбнулся и взял девушку под руку.

От кого и каким образом спасать, музыкант не пояснил, а всего лишь выпил бокал шампанского, поцеловал ей руку и ушел к своим нежным друзьям. Соню это заявление зацепило. Она долго думала, обижаться на кларнетиста или нет. Решила его найти и, прижав к стенке, все выяснить.

Пришлось выкроить время и посетить музыканта «случайно» на концерте. В антракте она прошла за кулисы и нашла обидчика. Игорек и не думал сопротивляться и отнекиваться. Будучи парнем нестандартным, но умным, он поведал ей все ее перспективы:

— Ты, Сонька, полная дура, и коль приперлась ко мне на концерт, то слушай. И без обид, чувиха. Ты скоро превратишься в старую дряхлую клячу, с которой будут в пояс здороваться мамочки твоих учеников. Наденешь длинное, тяжелое темно-синее бархатное платье с маминой брошкой, и публика даже приблизительно не сможет определить твой возраст. Музыкальная молодежь будет в замешательстве, гадая, чья же ты ровесница: то ли Рихтера, то ли Вана Клайберна. Ты станешь бабой без возраста, без семьи, без своей квартиры и без денег.

Тебе срочно, поверь мне, срочно нужно все менять: найти деньги, купить нормальную квартиру. К квартире приложится бесквартирный мужик, может, и не герой-любовник, но нормальный хряк-производитель. Он сделает тебе ребенка. Ты заведешь семью и сменишь работу. Все это аккомпаниаторство — удел старух, давно вышедших в тираж. Ты молода, умна и красива. Вперед, у тебя все получится! Итак, подведем итог: деньги, смена работы, квартира и, как следствие, мужик и дети.

Кларнетист почтительно кивнул и растворился в группе музыкантов, таких же как он черно-белых «пингвинов», упакованных в смокинги, белоснежные сорочки и разноцветные бабочки.

Соня не спала всю ночь. На следующее утро она встала пораньше и направилась на площадь Маяковского. «Хозяин» площади стоял на своем месте и поворачиваться к девушке даже и не думал. Это хороший признак, решила девушка и вошла в здание Московской филармонии. Дверь отдела кадров была заперта, еще никто не работал. Она приуныла. Однако пока был кураж, нужно было срочно сделать все намеченные дела и не передумать.

— Сделать и не передумать, сделать и не передумать… — бубнила Соня. При этом она быстро шагала по узорному паркету второго этажа филармонии. Руки за спиной были крепко сцеплены в замок, кудрявая голова опущена вниз. Девушка напоминала узника, измеряющего шагами каземат.

С работы Софья Китина уволилась в тот же день, и теперь, когда она шла по длиннющему коридору с подписанным заявлением, ей стало окончательно ясно, что другого выхода не было. Вечером она сообщила родителям об уходе из филармонии и желании купить однокомнатную квартиру.

На семейном совете было решено комнату продать, всем поднатужиться и поддержать начинания дочери. Но денег на квартиру все равно не хватало. Помочь с новой работой обещал отец. Среди его многочисленных пациентов-астматиков был один очень интересный тип. То ли строитель, то ли посредник в среде строителей. Но с его слов он многих знал, имел влияние и связи в строительных и архитектурных кругах.

Вот к этому посреднику и направилась Соня, надев самую красивую кофточку, французскую плиссированную юбку и высоченные каблуки. В музыку возврата не было. Пусть филармония жалеет о потере бойца.





* * *


Даму встречал импозантный и вальяжный Ираклий Сергеевич Ткебучава, одетый в черный смокинг и белоснежную рубашку с красной бабочкой. Годами он был немного моложе ее покойной бабушки, но приталенный костюм, золотые швейцарские часы, кубинская сигара и золотая оправа дымчатых очков молодили его. Встреча была назначена в шикарном номере гостиницы «Метрополь». Сонечка в этом валютном отеле никогда не была. Огромные картины в позолоченных рамах, всеобщая темень и свисающие бархатные портьеры произвели на нее удручающее впечатление.

— Ну, «Метрополь» так «Метрополь», какая разница, — бубнила она себе под нос.

Ткебучава все внимательно выслушал, вспомнил добрым словом врачебный талант ее отца и начал тронную речь.

В молодости Ираклий Сергеевич, видимо, был связан со сценой. Говорил он громко и зажигательно, каждое его предложение было четко выстроено. Свою речь оратор произнес стоя, облокотившись на спинку стула и держа в свободной руке толстую сигару.

Сам же текст повествования был до ужаса прост, банален и грубоват.

Девушке предлагалось заняться строительным бизнесом и приобрести для начала огромную машину с крутящейся бочкой сверху. На ней предлагалось перевозить закупленный на заводе бетон, а затем продавать его на стройки Москвы (позже пианистка узнала, что эта страшная машина на профессиональном жаргоне называется «миксер»). Примерный бизнес-план Ираклий Сергеевич подготовил, суммы озвучил, список с телефонами потенциальных поставщиков и покупателей передал. При всех разговорах и переговорах разрешил ссылаться на него. На этом высочайшая аудиенция была завершена.

Что делать дальше и куда бежать, Сонечка даже не представляла. Слова «бетон», «цемент», «стройка» вызывали у нее неприятие и дрожь.

Она осталась без работы и без денег.





* * *


Во дворе ее дома ежедневно собиралась компания пожилых доминошников. Они азартно кричали, ругались по-черному, но к обитателям дома относились вполне миролюбиво. Девушка знала одного из «забивал» доминошного стола. Дядя Вася вечно спасал ее, помогая решить сложные домашние заморочки. Подкрутить, привернуть и приклеить — вот неполный список просьб, с которыми пианистка была вынуждена обращаться к соседу. Простые, казалось бы, бытовые хлопоты приводили ее в ступор, поэтому дядя Вася был для нее ангелом-спасителем. Лет он был неопределенных, но вполне вписывался в категорию «еще ничего».

Соня подсела к доминошным мужикам, скорчила плаксивую мордочку и умоляющим голосом попросила Василия Алексеевича уделить ей пару минут. Намечалась «рыба», и ушлым игрокам было явно не до барышни. Когда «рыба свершилась», Василий резко встал, взял девушку под руку и повел в сторону подъезда.

Сонечка елейным голоском поведала историю своего бегства из филармонии и озвучила предложение Ткебучавы.

— Дядя Вася, я вас умоляю. Давайте начнем вместе. Нам дали выход на бетонный завод, обещали познакомить с заказчиками. Начальные деньги дает отец. Вы говорили, что работали механиком на стройке. Я одна — ну никак. Совсем ничего не понимаю, не знаю строительства!!! Не умею продавать!!! Нужен мастер, опытный и мудрый, как вы. Зарплата будет отличная, ну, может, не сразу, но я вас не обижу, не сомневайтесь. Да и куда я без вас, пропаду!

Вывший механик потребовал накрыть стол и обсудить идею с доминошной братвой. В магазин Соня бежала со всех ног. Тарелки, вилки и граненые стаканы захватила из дома. Мужикам повезло, пианистка закатила пир на весь мир.

Мастер пришел утром, робко постучав в открытую дверь. Комната наполнилась ярким сивушным ароматом, Китина поперхнулась и закашлялась. Василий отечески похлопал ее по спине, сел на банкетку от пианино и протянул девушке руку:

— Согласен я. Давно без работы, соскучился. Руки чешутся. В дело хочу…





* * *



На бетонный завод они поехали вместе. Но дальше проходной их не пропустили, а когда они заявили, что идут к директору, высмеяли и прогнали. Видимо директор завода «сидел высоко, глядел далеко» и был явно недоступен.

Китина набрала телефонный номер из изрядно помятой записки, полученной в «Метрополе». Через три минуты за ними на проходную спустилась томная девица с вихляющим задом и на высоких каблуках. Директор радушно встречал гостей у дверей приемной. Им предложили кофе с любимыми сонечкиными трюфелями. Все вопросы по поставкам бетона были решены моментально:

— Вам будет отпущено любое количество бетона и в любое время.

Сонечка и Василий вышли с завода победителями и блестели, как медный пятак в солнечный день.

Соня позвонила всем остальным абонентам из списка Ткебучавы. Извиняясь, дрожащим голосом она начинала разговор с незнакомыми ей людьми. Ее учтиво слушали, не делая, впрочем, шагов навстречу, но как только она произносила фамилию «посредника», голоса на другом конце провода резко менялись. Ей моментально предлагали встречу, помощь и даже машину для проезда на переговоры.

Все последующие поездки были либо на стройки, либо в строительные управления, разбросанные по всей Москве. Ездить на деловые встречи ей было совсем не в чем. Концертные платья, юбки и кофты были «из другой оперы», и девушка сменила туфли на кроссовки, а платья — на джинсы и толстовку. Стройки, грязь, цементная пыль, «строительная» каска на голове. Все это было неожиданно и чудно.

В выходной Соню пригласили в ЦДРИ (Центральный дом работников искусств на Пушечной). Пригласил все тот же кларнетист — отличный музыкант, старый друг и мудрый советчик. Они встретились на Кузнецком мосту и пошли на концерт романса. Концерт не понравился, певец фальшивил, а ее коллега концертмейстер засыпал и ронял ноты. Извинившись, она вышла из зала. По дороге к выходу на улицу Сонечка увидела большую белую дверь с заманчивой бронзовой табличкой «Каминный зал». Она открыла дверь и вошла. Это была небольшая комната, заставленная грубыми деревянными лавками, на которых сидели люди и пели под гитару. В камине тлели угли. Выло тепло и уютно. Девушка тихонечко присела на край лавки и стала слушать. Пели замечательные песни Окуджавы и Визбора, которые призывали к знакомству, единению и сопереживанию. Люди по-доброму улыбались друг другу и подпевали молодому, красивому, русоволосому парню с гитарой. Соня притаилась, уходить не хотелось, да ее никто и не гнал. Следующую песню Визбора «Излишний вес» она уже пела со всеми. Убрав заколку из волос, Соня расслабилась, улыбнулась и ощутила кайф, впервые за последние месяцы.



Излишний вес, он словно бес,

Он цепко держит наши органы в осаде.

А также виден он и спереди, и сзади,

Чтоб он исчез, излишний вес.





Между лавками ходила молодая женщина и раздавала всем пластиковые стаканчики с чаем. Дымящийся чай обжигал пальцы и добавлял что-то романтичное в происходящее действо. Часов в одиннадцать вечера все стали собираться. Соня решила внести свою лепту в организацию вечера. Собрала использованные стаканчики из-под чая и мелкий мусор с пола. К ней подошел мужчина лет пятидесяти, помог надеть пальто и сказал что-то приятное. Они вынесли мусор во двор и простились. Около станции метро он нагнал девушку и предложил проводить до дома. Соня с удовольствием согласилась. День был ее, и внимание сразу двух мужчин это подтверждало. Маросейка была недалеко, но ехать домой на метро было долго и неудобно. Пошли пешком. И хорошо, что пошли — была возможность пообщаться с провожатым.

Мужчину звали Борисом. Военный, полковник, пятьдесят один год, москвич. В первые минуты он показался угрюмым молчуном. Но через полчаса они уже улыбались друг другу.

Шли по Рождественскому и Сретенскому бульварам, мимо восстановленного Рождественского монастыря, Успенской церкви, Сретенской духовной семинарии, здания Главпочтамта. Борис молчал.

Девушка искренне интересовалась историей родного города, поэтому, развлекая провожатого, рассказывала все, что знала о площади Покровские ворота, старинном кинотеатре «Колизей» (ныне театр «Современник»); скульптурах трех советских драматургов — Александра Вампилова, Александра Володина и Виктора Розова, — которые «разговаривают» о своем во дворике театра «Табакерка»; Московской хоральной синагоге, которую Гитлер обещал взорвать в Москве в первую очередь; белых лебедях на Чистых прудах, частенько гоняемых пьяной шпаной по ночам; трамвайном кольце исторической «Аннушки», которая превратилась в ретрокафе для влюбленных; нарядном доме-комоде князей Трубецких — достопримечательности Москвы XIX века; об усадьбе великого собирателя картин Дмитрия Боткина, особняке легендарного собирателя фарфора и икон Алексея Морозова; о снесенном недавно кинотеатре «Аврора», в котором бузили еще революционные солдаты и палили при этом из всех стволов в потолок; об открывшихся ресторане «Ностальжи» и Центре Ролана Быкова.

О Чистопрудном бульваре, Покровке и Маросейке она могла говорить часами.

Борис был молчуном. Всю дорогу он только слушал и до самого ее дома не проронил ни слова.

Соня открыла дверь подъезда, повернулась лицом к провожатому и пригласила удивленного Бориса на чай. Он поднялся по белой мраморной лестнице в квартиру, зашел в комнату, молча взял Соню на руки и уложил на диван. Сонечка и не думала сопротивляться. Борис ей понравился, мужчин у нее не было лет сто, а скоротечность происходящего возбуждала.

На следующий день утром Борис позвонил и пригласил Сонечку в ресторан. Видимо с фантазией у него было туговато, так как местом встречи был выбран ресторан все того же ЦДРИ. Столики были накрыты белыми скатертями в старом советском стиле, сервированы крупными мельхиоровыми приборами и хрустальными солонками. На краю стола, у окна стояла зеленая вазочка с одинокой герберой, грустно опустившей свою нарядную головку. Посреди небольшого зала под огромной хрустальной люстрой стоял рояль старых аристократических кровей с блестящими педалями и включенными лампочками в подсвечниках. За инструмент сел ангажированный музыкант и заиграл музыку Джорджа Гершвина.

Разговор с Борисом не клеился. Сонечка испытывала какое-то смущение из-за быстрого развития событий прошлой ночью. Борис был любезен, гладил ее руку, подливал вино и… молчал. Пианист, закончив с рэгтаймом «Ночи Лаймхауса», обратился к публике и громко объявил, что в зале присутствует известный музыкант, концертмейстер Сонечка Китина. Девушке ничего не оставалось, как подойти к роялю. Она начала играть десятый вальс Шопена. Все притихли. Бокалы и вилки отодвинули в сторону. Гости наслаждались потрясающей музыкой. Прозвучали последние аккорды. Зал аплодировал стоя. Сонечка вернулась к столу. Борис был шокирован и польщен талантом своей спутницы.

Они стали встречаться. Борис приходил в комнату девушки по понедельникам, в одно и то же время. Сначала это раздражало Сонечку — появление мужчины в дверях четко по расписанию было похоже на прибытие курьерского поезда. Она морщила носик, шутливо отдавала ему честь и заявляла:

— Прибытие к любовнице прошло точно по расписанию.

Со временем они привыкли друг к другу, притерлись. Сонечка уже ждала своего полковника и в условленное время с надеждой поглядывала на дверь.

У Бориса детей не было, а в его отношения с женой Китина не лезла, ультиматумов не ставила и никогда о законной половине не спрашивала. Через восемь месяцев Сонечка забеременела, и счастливее ее не было человека на белом свете.

На четвертом месяце она сообщила о радостной новости Борису. Тот никак не отреагировал. Совсем никак! Приласкал, попил, поел и ушел. Сонечка страдала. Но даже эти страдания оказались достаточно поверхностными, и она забыла о них очень быстро, поскольку все ее помыслы были связаны только с будущим малышом.

Сонечка решила роман прекратить. Ей позарез, до боли в висках, до головокружения хотелось ребенка. Ребенка и все. О муже она не думала. Материально девушка стала жить вполне сносно. Выл куплен второй «миксер» и автобетононасос. Штат фирмы увеличился на двух человек — появились новый водитель и приходящий бухгалтер. Работать с Китиной было легко и приятно. Сонечка была удивительно трудоспособна, улыбчива и мобильна. Своими скромными манерами, исходящей от нее энергией и непринужденным разговором девушка производила на партнеров наилучшее впечатление. Ее появление предвосхищал аромат тонких французских духов, она была всегда в отличном настроении и трезва (в отличие от партнеров — мужчин). И самое главное — Соня неукоснительно выполняла все свои обязательства по поставкам бетона. Девушка с одержимым упорством и рвением осваивала логистику и премудрости бетонных смесей, как когда-то заставляла себя заучивала наизусть фортепьянные концерты и играть гаммы.

Китина купила двушку на Ленинградском проспекте и маленький «опель» для поездок по городу.





* * *


В начале февраля Сонечка родила девочку, Сашеньку.

На работе ее стал замещать мастер, а родители временно перебрались к дочери и внучке. Борис пропал. Ни слуху ни духу о нем не было.

В бизнесе начались проблемы — бандитские пугалки и страшилки. Избили дядю Васю. Соня примчалась в травмпункт. Мастер сидел с перевязанной, загипсованной рукой и заклеенной бровью. Она не плакала, но ее лицо покраснело и дрожало.

В офис заезжала бригада каких-то отморозков.