Медаль за город Вашингтон

Таким образом мы узнали, что охрану форта Тейлор несут новоприбывшие черные части, а морская пехота, равно как и практически вся здешняя эскадра, два дня назад ушла на запад – по словам Патрика, в Мобиле происходила какая-то движуха, весьма неприятная для янки. А еще на слуху у многих было имя Лореты Веласкес, возглавившей тамошнее восстание, для которой газета «Key of the Gulf» не пожалела ушатов грязи. Узнав об этом, я обрадовался – ведь эта кавалерист-девица свыше месяца назад отправилась в Мобил и там бесследно исчезла. Мы опасались самого худшего, а она, видите, не просто жива, а еще сумела организовать вооруженное сопротивление против янки. Так что сразу после Ки-Уэста нашей задачей будет деблокировать Мобил. Но сначала все по порядку – форт Тейлор, затем форт Джефферсон, и лишь потом – операция у берегов Алабамы.

Я отдал приказ, и мы стали грузиться в катера. Где-то на западе солнце начало краснеть, потом оно нырнуло в море, послав прощальный привет зеленым сполохом. Ну что ж, пора! Заурчали электрические моторы, и катера вышли в море. Кто в порт для захвата двух находившихся там кораблей, а кто, включая и меня, на глинистый пляж к северу от форта Тейлор. Первый акт освобождения Юга начался!





20 (8) августа 1878 года. Сгоревшая ферма неподалёку от Пайквилла


Капитан армии Северного Мэриленда Александр Смолл, он же Алексей Иванович Смирнов

Мой штаб находился в чудом сохранившемся домике прислуги при сгоревшем доме фермера. Я уже готовился ко сну – завтра с утра нам предстоит встать очень рано, ещё до рассвета, ведь каратели, скорее всего, явятся по наши души в первой половине дня. А точка рандеву у нас намного западнее, в забытой Богом деревне под названием Кларксбург. Но только я снял ремень с кобурой, как в дверь постучали.

– Капитан, к вам некто, утверждающий, что он от Добровольческого корпуса. И что у него есть дело к генералу Тёрчину.

– Пусть войдет.

Лейтенант Иннесс ввел человека, одетого по-европейски. Присмотревшись, я ахнул:

– Вот так встреча! И почему-то мне кажется, что вы здесь не случайно, герр Шмидт.

– Капитан, не могли бы мы поговорить наедине?

Я сделал знак, и Иннесс попробовал мне возразить, но я нахмурился и сказал:

– Лейтенант, этого человека я знаю и не вижу причины ему не доверять.

Иннесс козырнул с недовольным видом и вышел, а я указал Шмидту на табурет. Ничего лучше у меня не было – ведь это был домик прислуги. Тот присел и неожиданно заговорил по-русски, причем без всякого акцента:

– Алексей Иванович, я здесь, как вы догадались, по важному делу.

Если бы лежавшая на кровати кошка вдруг обрела дар речи и заговорила со мной, я бы, наверное, был менее удивлен. Взглянув на Шмидта, я произнес:

– Никогда бы не подумал, что вы наш, русский. Или вы русский немец?

– Для вас я пока еще Макс Шмидт. И здесь нахожусь по поручению югоросского командования. Эту бумагу я хотел передать Ивану Васильевичу, но, как мне кажется, имеет смысл показать ее и вам.

Он открыл карман своей сумки, достал оттуда листок бумаги и протянул его мне. На нем было написано было без ятей и еров: «Настоящим подтверждается, что господин Шмидт действует по нашему поручению и в наших интересах. Он уполномочен вести переговоры с генералом Турчаниновым либо его представителями». И подпись: «По поручению Верховного правителя Югороссии адмирала Виктора Сергеевича Ларионова генерал-майор Вячеслав Николаевич Бережной».

Я вздохнул и вернул ему документ.

– Вы знаете, что сейчас меня радует больше всего? То, что мы теперь не одни. Мне до этого казалось, что мы делаем нечто, сходное с войной Дон-Кихота с ветряными мельницами. Ведь у янки есть все: промышленность, население, железные дороги. А у нас лишь желание выстоять перед этим гигантом. Пока мы действуем небезуспешно, но каждый раз мы теряем людей. А они, сколько бы мы их ни убивали, лишь присылают новых.

– Неужто вы думаете, что югороссы не вмешаются в события, происходящие там, где творится несправедливость? – невесело усмехнулся он. – В Болгарии, Ирландии и других местах они продемонстрировали это всему миру. Но времени у нас мало, так что, с вашего позволения, я перейду к делу.

Я кивнул, и Шмидт продолжил:

– Император Александр Александрович решил простить Ивана Васильевича за… В общем, за обстоятельства, при которых он оставил службу. Так что если он пожелает, то ему будет предоставлена возможность вернуться в Российскую империю либо посещать ее в любое удобное для него время.

– Полагаю, что Иван Васильевич и Надежда Дмитриевна с благодарностью воспользуются этим предложением. Конечно, после окончания военных действий.

– Именно так. Добавлю, что меня уполномочили сделать предложение и вам: переезд в Югороссию и обучение в Константинопольском университете. Видите ли, у нас несколько более совершенные технологии в области железных дорог, а также в других технических дисциплинах. И не только.

– Я подумаю, конечно, но, скорее всего, я соглашусь. После зверского убийства моей невесты меня в этой стране мало что держит. Вот только до этого надо еще дожить. Но это, я полагаю, не единственное, ради чего вы к нам прибыли.

– Вы правы. Но об этом я уполномочен говорить лишь с генералом Турчаниновым.





21 (9) августа 1878 года. Гленелг, Мэриленд


Макс Шмидт, коммерсант, он же Евгений Леонтьев, резидент военной разведки Российской империи

Изрядно попетляв по пыльным дорогам Мэриленда, мы наконец добрались до крохотного селения Гленелг, в котором американский Денис Давыдов развернул свой штаб. Меня удивил порядок среди его солдат – ведь многие из них до того были мирными фермерами или рабочими. Правда, и бывших вояк хватало – их мой взгляд определял с ходу.

По дороге капитан Смирнов, или, как его здесь звали, Александр Смолл, осторожно расспрашивал меня о том, что произошло в мире. Как оказалось, знание жителей САСШ обо всем происходящем за пределами их страны чрезвычайно скудны и однобоки.

Их газеты взахлеб расписывали разного рода светские сплетни, особенно если это касалось тех людей, которые здесь признаны успешными. Зато об освобождении Ирландии от английского владычества написали, по словам Алексея Ивановича, лишь несколько строк. Про Дублинский трибунал над военными преступниками была лишь пара возмущенных комментариев – мол, как они смеют! Еще меньше было написано про то, что в Ирландии на стороне будущего короля Виктора воевали и американские добровольцы, а о том, что они сражались под флагом Конфедерации, в газетах не было ни единого слова. Да, такие слухи ходили, но им мало кто верил, и капитан Смирнов был очень удивлен, узнав, что это правда.


– Следует ли из этого, господин Шульц, что Югороссия и Российская империя поддерживают теперь южан-рабовладельцев? – осторожно спросил меня мой спутник. – Мы, конечно, готовы сражаться против насильников и убийц из Вашингтона, но помогать южанам снова восстановить рабство…

Смирнов пожал плечами и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Мне кажется, господин капитан, – ответил я, – вы не совсем правильно оцениваете расстановку политических сил. Рабство изжило себя, и восстанавливать его никто не собирается. Да и снова загнать негров в рабское состояние вряд ли возможно. Для этого надо перебить большую часть чернокожих, что, как вы понимаете, не собирается делать даже самый упрямый рабовладелец. Времена сейчас совсем другие.

Но вседозволенности и беззаконию, творимому солдатами так называемых цветных полков, следует положить конец. Это будет лучше и для самих негров – иначе их вскоре будут убивать родственники тех, кто пострадал от бесчинств и насилия чернокожих. Естественно, достанется не только виновным в преступлениях, но и тем, кто не имеет никакого отношения к грабежам и убийствам.

Смирнов согласно кивнул и о чем-то задумался. Тем временем наши кони начали мотать гривами и всхрапывать – я с раскаянием подумал, что мы их изрядно вымотали по дороге из Вашингтона, и я даже не подумал взять свежую лошадь.

– Далеко ли нам еще ехать? – спросил я капитана.

– Не более получаса, – ответил тот. – А вы что, господин Шульц, уже устали?

– Есть немного, – я и в самом деле уже несколько отвык от дальних конных прогулок, да и ноги у меня одеревенели от напряжения.

– Ничего, – усмехнулся капитан, – отдых после пути гораздо более приятен, чем просто возлежание на диване после обеда.

Селение Гленелг, в котором дислоцировался генерал Турчанинов, состояло всего лишь из пары дюжин зданий. Самое главное – оно не было разграблено, и строения в нем не имели следов пожаров. У первого из них нас остановил вооруженный караул солдат, среди которых был и один негр. Внимательно осмотревшись, я заметил, что рядом с постом, стоявшим прямо на дороге, находится еще один, хорошо замаскированный и состоящий, как мне показалось, из бывалых вояк. Такая постановка караульного дела мне пришлась по душе – генерал Тёрчин сумел заставить своих подчиненных бдительно нести службу, и противнику было бы трудно застать его врасплох.

Капитан Смирнов назвал пароль, дождался отзыва, после чего направился к одному из зданий, ничем особо не выделявшемуся среди прочих. Я тоже отметил сей факт. Ведь даже если противник и сумел бы ворваться в селение, то он не смог бы с ходу определить, в каком из домов находится командование отряда.

Генерал Турчанинов встретил нас у дверей своего штаба. Я сразу узнал его по фотографии, которую показывала мне госпожа Антонова. Только сейчас он выглядел значительно постаревшим и донельзя усталым. А так все то же самое: большие залысины, открывающие высокий лоб, изрядно поседевшие бородка и усы. Да и волосы сильно поредели, и седина густо украсила их. Только глаза у командующего повстанцами, поднявшимися на борьбу против бесчинства североамериканской армии, оставались проницательными и умными.

– Что хорошего вы хотите сообщить мне, капитан? – обратился он по-русски к Смирнову. – И что за люди рядом с вами? Как я понимаю, они не случайно оказались в наших палестинах.

– Вы правы, Иван Васильевич, – произнес я по-русски, не дожидаясь ответа капитана Смирнова. – В ваших краях мы оказались не случайно. Для начала я хотел бы передать вам привет от вашего старого приятеля, с которым вы во время войны проводили рекогносцировки и картографические съемки побережья Балтийского моря. От Николая Павловича…

Услышав мои слова, Турчанинов опешил. Впечатление было такое, как если бы стоявший перед ним индеец-апач вдруг стал читать «Илиаду», причем на языке Гомера. Но генерал быстро пришел в себя.

– Так значит, господин, простите, я не знаю вашего имени и отчества, пришли ко мне от графа…

Тут я предостерегающе поднял руку.

– Иван Васильевич, я бы хотел переговорить с вами с глазу на глаз. А имя и отчество мои – Евгений Максимович. Добавлю, что мы с вами однокашники – и вы, и я в свое время окончили одно и то же учебное заведение в Санкт-Петербурге, расположенное на Английской набережной[30].

– Тогда я попрошу пройти в дом. Я велю супруге приготовить нам кофе.

– Я бы предпочел чаю. Впрочем, вы хозяин, а на востоке говорят: «Гость – ишак хозяина».

Попрощавшись с капитаном Смирновым, мы зашли внутрь. Там нас встретила женщина лет пятидесяти от роду, опрятно одетая и приветливая.

– Надин, – сказал ей по-русски генерал, – познакомься, Евгений Максимович приехал к нам из Петербурга. Если бы ты знала, как я рад тому, что в России обо мне еще помнят. Видимо, настал тот момент, когда я снова понадобился Отчизне. Впрочем, наш гость, я надеюсь, объяснит нам цель своего приезда.

– Обязательно, Иван Васильевич. Вы правы – в России о вас помнят. У меня при себе небольшая записка от графа Игнатьева, адресованная вам. А более подробно то, что просил передать вам Николай Павлович, а также некоторые другие особы, мне поручено доложить вам лично.





21 (9) августа 1878 года. Гленелг, Мэриленд


Макс Шмидт, коммерсант, он же Евгений Леонтьев, резидент военной разведки Российской империи

Мне показалось, что генерал Турчанинов меня не узнал. Неудивительно – с того времени, когда мы вместе с ним обучались в Академии, прошло уже немало лет. Да и мы оба достаточно сильно изменились, причем не в лучшую сторону. Возраст – штука хитрая. Он, конечно, прибавляет знаний и опыта, но убавляет здоровья и юношеского задора.

Но в скромно обставленной комнатушке, куда радушная хозяйка вскоре принесла чайник с заваркой и чашки с блюдцами и куда еле-еле пробивался свет из небольшого оконца, он посмотрел на меня и неожиданно произнес, задумчиво почесывая переносицу:

– Скажите, Евгений Максимович, а мы с вами ранее не были знакомы?

– Очень может быть, – кивнул я. – Ведь мы получали военные знания в нашей альма-матер еще во времена императора Николая Павловича. Правда, в 1852 году вы уже оканчивали ее, а я, тогда еще совсем молодой поручик, только приступил к постижению таких наук, как стратегия, тактика и военная статистика.

– Значит, вы еще застали генерала Ивана Онуфриевича Сухозанета? Не забыли еще его?

– Как его, Иван Васильевич, забудешь? Суровый был служака. Держал всех нас, молодых повес, что называется, в ежовых рукавицах. Впрочем, может быть, так и надо было.

– Может быть, может быть… – задумчиво произнес Турчанинов. – Кстати, по нашей старой традиции, «академики», каких бы чинов они ни достигли впоследствии, имеют право обращаться друг к другу на ты.

– Я помню об этом. Так что, уважаемый Иван Васильевич, прежде чем мы попьем чаю и поговорим о наших планах на будущее, я попрошу вас – простите, тебя – прочитать записку, адресованную тебе графом Игнатьевым.

С этими словами я протянул Турчанинову послание канцлера Российской империи. Генерал присел за стол поближе к горящей свече, вскрыл конверт и начал внимательно перечитывать адресованное ему письмо. Во время чтения он несколько раз хмыкал, качал головой и искоса поглядывал на меня.

– Вот, значит, как, – произнес генерал, закончив чтение. – Отечеству снова понадобился его блудный сын. Мои скитания могут закончиться, и я могу хоть завтра отправиться домой, чтобы дожить там отпущенные мне Господом годы в тишине и покое. Ведь так, Евгений Максимович?