Медаль за город Вашингтон

– Нет времени, Колин! Поторапливайся!





20 (8) августа 1878 года. Мэриленд, около Элликотт-Сити


Макс Шмидт, коммерсант. А на самом деле Евгений Леонтьев

Дорога в Гавр-де-Грейс шла на северо-восток от Вашингтона – через Лорел и Балтимор. Находился сей городок в считаных милях от границы с Пенсильванией, на южном берегу широкой и мутной Сасквеханны, в месте, где она впадает в Чесапикский залив. Мне, конечно, туда нужно не было – тем более городок сей ранее являлся притоном контрабандистов, тяготевшим к близлежащей Пенсильвании. Во время же самой войны в тех краях возникло крупное поселение беглых рабов из более южных штатов, и именно там формировались многие части, в будущем превратившиеся в цветные полки. Так что это поселение было оплотом янки в Мэриленде; но, по легенде, нам было нужно именно туда.

С собой я взял братьев Джона и Джозефа Донованов, с которыми меня когда-то познакомил Робин Мак-Нейл. На самом деле, несмотря на фамилию, эти ребята были отнюдь не ирландцами, а младшими детьми иммигранта из немецкого Франкфурта – того, что на Майне, – и настоящая фамилия их была, как ни странно, Шмидт. Выросли они под Версалем – нет, не во Франции, а на юго-востоке Индианы. Ферма должна была остаться старшим братьям, и Джо с Джонни в поисках работы перебрались в Луисвилл в штате Кентукки, где и устроились к одному торговцу табаком и хлопком. А когда началась Война между штатами, они вместе с этим торговцем вступили в 8-й Кентуккийский кавалерийский полк.

В 1863-м их, как уроженцев юго-востока Индианы, взял к себе бригадный генерал Джон Хант Морган проводниками для рейда по Кентукки, Индиане и Огайо. Ловить их послали генерала Амброуза Бёрнсайда – того самого, который несколько дней назад погиб при пожаре. В конце концов, когда к охоте на неуловимый отряд подключили дополнительные силы, Морган сдался у городка Салинвилл в Огайо. В отличие от своего командира, Джо и Джонни примкнули к одному из отрядов, который продолжал борьбу, и, раненные, попали в плен. Им посчастливилось бежать во время этапа в печальной памяти лагерь военнопленных Дуглас – тот самый, где южане жили в нечеловеческих условиях и умирали тысячами. Впрочем, все северные лагеря были такие – или почти все, – но наказали лишь коменданта единственного конфедеративного лагеря с большой смертностью – Андерсонвилла.

Каким-то чудом они смогли выбраться в земли индейцев лакота, далеко на западе. Тогда они и стали братьями Донован, торговцами с индейцами. Но когда в Чёрных холмах нашли золото и туда отправили армию, братья перебрались в Вашингтон, некоторое время назад попались на глаза Роберту Мак-Нейлу, а он порекомендовал их мне. Теперь Джонни – глава вашингтонского отдела моей конторы, а Джо – официальный мой специалист по хлопку и табаку. И, кстати, весьма неплохой специалист.

Предрассветный Вашингтон поражал своей безлюдностью. Пару раз мы видели полицейские патрули, пару раз кто-то разгружал товар в очередном магазинчике, но нами никто не интересовался. Вообще Вашингтон после начала Второй Реконструкции изменился мало – все те же элегантные дамы и джентльмены фланировали по Моллу[27], все те же клерки конгрессменов и судей сновали туда-сюда с папками в руках, все те же элегантные магазины с услужливыми приказчиками ждали посетителей… Вот разве что людей в синей военной форме на улицах города стало намного больше. Но все они были белыми и, как правило, без оружия, разве что у офицеров на боку нередко были традиционные сабли, которые пехотинцы носили лишь с парадной формой. Но это днем, а сейчас мы людей в военной форме впервые увидели на заставе в конце Род-Айленд-авеню, там, где она пересекает границу с Мэрилендом, – дюжина солдат, все белые, под командованием лейтенанта.

– Кто вы такие и куда следуете? – спросил он меня строгим голосом.

Я показал ему бумагу, после чего он сразу вытянулся и взял под козырек.

– Мистер… Шмидт, проезжайте, конечно. Вот только позвольте поинтересоваться, куда вы едете? Вы не обязаны мне отвечать, но я, возможно, смогу вам дать дельный совет.

– Да не секрет это, – улыбнулся я. – Мы едем в Гавр-де-Грейс.

Лейтенант кивнул.

– Конечно, Гавр-де-Грейс – наш город в этом проклятом Мэриленде. Но имейте в виду, что сейчас в этом штате весьма неспокойно, и вас попросту могут убить – или люди этого проклятого Тёрчина, или… – он помялся. – Да чего уж греха таить, скорее, это будут наши люди, особенно из цветных полков. Поэтому держаться следует лишь определённых маршрутов.

– Да, мы хотели через Лорел в Балтимор и дальше по прямой дороге.

– В Балтимор вам лучше не заезжать – там, после того как южане убили Шеридана, такое творится… После Лорела выходите на платную дорогу на Балтимор, у Андерсона – там будет застава, не ошибетесь, – поверните налево на Элликотт-Сити, там, где основная дорога также уходит на Балтимор. Вот только у Пайксвилла дорога вновь разойдется – не прозевайте эту развилку, держитесь правее, на Таусон, левое ответвление ведет на северо-запад, прямо в лапы к этому русскому предателю. А от Таусона тоже идет прямая дорога на Гавр-де-Грейс, на заставе спросите. Ночевать лучше в Таусоне – знаю, что далеко, но там довольно-таки безопасно, и есть гостиницы, а до заката вы всяко туда доберетесь. Ночью лучше не путешествовать, сразу вам скажу.

Уже здесь, на заставе, мне показалось, что пахнет горелым, но никаких пожаров – или пепелищ – мы не видели до самого Лорела, при въезде и выезде из которого дежурили уже черные солдаты, только командовали ими белые лейтенанты. Но единственное, что бросилось в глаза в самом городе, – это то, что на улицах не было практически ни души, а те немногие, которых мы увидели, спешили куда-то, опустив глаза. Один раз мы увидели патруль – троих черных, – но они нами не заинтересовались.

От Лорела до Балтимора шла платная дорога, где в мирные времена с человека брали по пенни[28], а с коня или повозки по никелю[29]. Я заранее подготовил деньги – три коня, три человека, итого восемнадцать центов, – но в будке, где обычно собирали плату, никого не было, а рядом расположилась очередная застава. Увидев бумагу, нас и здесь пропустили беспрепятственно.

А запах гари все усиливался. Почему, было ясно сразу: почти все дома недалеко от дороги превратились в обугленные руины, а несколько раз мы видели вдали сполохи пожаров. Но, памятуя слова давешнего лейтенанта, с дороги мы не сходили, да и задание у нас было совсем другим.

У поворота на Андерсон десяток негров в синей униформе, радостно гогоча, рылись в крытых фургонах. Хозяин груза и его люди стояли рядом, покорно склонив головы – еще бы, на них нацелились три ствола. Чуть поодаль стоял белый офицер и курил трубку, наблюдая за действиями подчиненных, но не вмешиваясь.

Увидев нас, трое негров вальяжной походкой подошли к нам.

– Эй, белые, спускайтесь с коней и предъявите все ваши сумки для обследования.

Я показал главному, с нашивками сержанта, пропуск от Хоара. Тот лишь засмеялся:

– Меня мало интересует, что там написано. Да мы и читать не умеем. У нас в Миссисипи, может, слыхал, такие же белые, как ты, запрещали учить негров грамоте.

– Тогда позови лейтенанта.

– Ага, сейчас! У него своих дел полно. А ну, покажи сумки!

Джо, ни слова не говоря, взял у меня документ и направился к лейтенанту. Двигался он, казалось бы, неспешно, но когда сержант спохватился и приказал своим взять его на мушку, лейтенант уже всматривался в бумагу, после чего как заорал:

– Ты что, Винтерс, вконец обнаглел! А ну, все сюда.

– Да, но вы сами говорили, что генерал Говард…

– Эта бумага подписана самим вице-президентом Хоаром!

– Но я не знал…

– Я же тебе говорил, если что непонятно, скажи мне.

– Значит, его фамилия Винтерс? – спросил я вкрадчиво. – А ваша?

– Вы… жаловаться будете? – в глазах лейтенанта появился плохо скрываемый страх.

– Если вы сами накажете Винтерса, тогда нет. Но я наведу справки, знаете ли, когда вернусь в Вашингтон. А если не вернусь… – добавил я, увидев проблески мысли в его глазах, – тогда, скорее всего, на вас все-таки выйдут. А дело у меня государственное.


– Нет, что вы, что вы… Эй, арестовать Винтерса!

– И пусть ваши люди отпустят этих бедолаг. И вернут им все, что они успели своровать. – И я показал на группу тех, кто имел несчастье попасть в руки этой команды перед нами.

Лейтенант отдал соответствующие распоряжения, а я ему сказал:

– И если я еще хоть что-нибудь услышу про эту заставу… Кстати, вы так и не назвали свою фамилию, лейтенант!

– Шмидт! Лейтенант Шмидт! – его голос был близок к панике, а я про себя усмехнулся – еще один Шмидт, причем настоящий.

Когда мы отъехали миль на десять, я увидел еще один сгоревший дом совсем близко к дороге. Я скомандовал:

– Привал.

– Босс, ты, наверное, хочешь посмотреть, что и как? – спросил Джо.

– Именно так.

– Тогда давай подъедем и взглянем вместе.

Первое, что мы почуяли, подъехав к зданию, был сладковатый запах, который все отчетливее проступал на фоне гари. На земле валялись трупы – старики, женщины, дети… Джо склонился вбок – его рвало, потом его примеру последовал брат, и лишь я, насмотревшись в прошлом на схожие художества от рук османов, сумел подавить подобные позывы. Более того, я достал из потайного кармашка переданный мне югороссами прибор под названием фотоаппарат и начал делать снимки – трупов, обугленных остовов зданий, пепелищ… Сожжено было все – и дом фермера, и хозяйственные помещения, и даже домики, в которых, наверное, раньше жили чернокожие – то ли помощники, то ли слуги. Часть трупов принадлежали именно им – почему-то убийцы не пощадили и тех, за чью свободу они якобы боролись.

По дороге в Пайксвилл мы – как говорят югороссы, через не хочу – сделали еще три остановки. Один раз женщин, судя по кровоподтекам на ладонях и ступнях, пригвоздили живыми к высокому забору вокруг того, что еще недавно, такое впечатление, было конным двором. В другом месте людей посадили на кол, а в третьем обгорелые останки тел обнаружились в сарае – если судить по тому, что недогоревшая дверь была заперта снаружи на засов, их там сожгли живьем. Мне хотелось выть волком, но я фотографировал, фотографировал, фотографировал… Мир не должен забывать подобные зверства. Ведь сколько раз я слышал в Германии – да и здесь, в Америке, – что турок оклеветали и что не было нигде резни, а если что и было, то совсем чуть-чуть и не больно…

В сам Пайксвилл мы прибыли около шести часов вечера. Заставы там не было – точнее, здание, где, судя по всему, она располагалась, недавно сожгли. И синих мундиров не было – но точно так же не наблюдалась и другая сторона. Сам поселок выглядел вымершим – вероятно, местное население то ли сбежало, то ли их перебили. Но развилку мы нашли – и пошли по левому ответвлению. А через полчаса навстречу нам выехал отряд из трех дюжин конных – большинство в гражданской одежде, но с полдюжины в синих мундирах. Двое из них, к моему удивлению, были неграми. Но у всех был опознавательный знак – ленточка, повязанная на левом рукаве.

– Кто такие и куда следуете? – спросил меня человек, который, судя по всему, был командиром отряда.

Я решил рискнуть.

– К генералу Тёрчину. По конфиденциальному вопросу.

– Какому?

Я открыл один из потайных карманов седельных сумок и протянул ему бумагу, в которой значилось, что я представляю Добровольческий корпус армии Конфедерации. Тот присвистнул:

– Поезжайте за мной. Я не знаю, где генерал, но капитан Смолл, вне всякого сомнения, захочет вас видеть.

По какому-то наитию я спросил:

– Капитан Смолл? Александр Смолл? Железнодорожный инженер?

– Он самый. А вы его знаете?

– Имел честь быть ему представленным в Вашингтоне. Общие знакомые, знаете ли.

Если быть предельно честным, для меня знакомство было неслучайным, я знал, что Смолл – не кто иной, как Алексей Смирнов, русский, некогда еще гимназистом бежавший в Америку, и мне было интересно на него посмотреть. Впрочем, тогда я не раскрыл ему своего инкогнито. А теперь пришло время.





20 (8) августа 1878 года. Борт у островка Балласт-Ки


Полковник Сергей Рагуленко, позывной «Слон», командир Отряда особого назначения армии Югороссии, приданного Южному флоту Конфедеративных Штатов Америки

Мы расположились у самой южной точки Флориды – островка Балласт-Ки. За ним раскорячилась, как лягушка перед прыжком, местная «дама» – кусочек суши чуть побольше, который так и именовался – Вуман-Ки. А на горизонте виднелся остров посерьезнее, именуемый Ки-Уэст.

Вообще-то «ки» – это флоридское и карибское наименование небольшого острова, происходящее от испанского «кайо», в свою очередь позаимствованного из языка ныне вымерших индейцев таино. Самые известные из этих ки – цепь островов, идущих с северо-востока на юго-запад вдоль южной оконечности Флориды. Они так и называются – Флорида-Кис. Последний из них некогда был местом, куда индейцы привозили тела своих умерших. Прибывший туда в 1521 году испанец Понсе де Леон, пораженный огромным количеством человеческих останков, назвал его «островком костей» – Cayo Hueso («Кайо Уэсо») на испанском. Это название американцы превратили в Ки-Уэст – «Западный Ки».

Как я узнал из путеводителя, непонятно как оказавшегося на борту «Северодвинска», еще до Гражданской войны на острове построили форт, названный в честь умершего незадолго до этого президента Закари Тейлора. Перед самой войной форт получил несколько десятков орудий с дальностью стрельбы до трех миль, и с их помощью янки не только смогли удержать Ки-Уэст, но и использовать его в качестве главной базы той части флота, которая блокировала побережье Мексиканского залива. После войны форт надстроили – теперь в нем было три этажа – и разместили там дополнительные орудия. Общее их количество достигло ста сорока. Нашей задачей было взять этот проклятый форт. После его захвата весь Ки-Уэст оказался бы под нашим контролем.

Эх, какого хрена Нейт Форрест поддался на уговоры Дэвиса (других причин я не видел) и отказался на этом этапе от нашего участия в боевых действиях, по крайней мере открытого? Ведь мы могли попросту раздолбать вдребезги этот гребаный форт, а также все, что плавает у них в гавани (да, я помню, что корабли ходят, а плавает нечто другое). При этом мы даже бы не вспотели.

А теперь мне придется рисковать своими ребятами, каждый из которых не только ветеран боевых действий в Ирландии, но, что более важно, выпускник программы подготовки «спецов» на Кубе и Корву. Да и командуют, как правило, наши, югороссы, официально числящиеся отпускниками и добровольцами. Как, например, я.

А еще есть форт Джефферсон, расположенный в ста с небольшим километрах западнее, на крохотном архипелаге Драй-Тортугас. Его так и не достроили до конца. Зато он получил печальную славу тюрьмы для непокорных либо подозрительных южан из Флориды и близлежащих штатов.

Жара, тяжелые, можно сказать, каторжные работы, плохое и бедное витаминами питание… Немногие из его узников, кому посчастливилось обрести свободу, рассказывали ужасы про эту тюрьму. Они вспоминали о сотнях умерших – в основном женщин и даже детей. На ночь их запирали в сырых подземных казематах, на входе в которые была выбита многозначительная надпись «Whoso entereth here leaveth all hope behind» – архаичный перевод из Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий!»

И как нам достоверно стало известно, большую часть расквартированного там 82-го Цветного полка послали усмирять крупные города Флориды – Джексонвилл, Сент-Огустин, Монтичелло и другие. Ну и, естественно, Ки-Уэст. А в форт свезли десятки новых задержанных – из самого Ки-Уэста, а также других городов Флориды.

Об этом мы знали подробно по счастливой случайности – еще перед тем, как мы отправились на Корву, выяснилось, что у одного из моих ребят, Патрика О’Малли, брат служил в полиции Ки-Уэста. Полиция в Америке, как правило, была вотчиной ирландских иммигрантов. И Ки-Уэст не стал исключением. Так что Патрик вместо Азор и Ирландии отправился домой в Бостон, а оттуда к брату в Южную Флориду, где с его помощью он устроился на службу в полицию и даже сумел купить скромный домик в Нью-Тауне, новой части города, где обитали люди с меньшим достатком, а также немногочисленные городские негры. Деньги на покупку дома выделили Патрику мы, а также снабдили его рацией, обучив ею пользоваться. Именно тогда мы и послали человека в Матансас, тогда еще являвшийся испанской территорией. Задачей этого агента был прием информации от Патрика и передача ее в наш штаб.