Меч королей
Часть 25 из 64 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мы продолжали плыть вверх по реке.
В Лунден мы пришли в сумерках, и сумерки эти казались гуще из-за окутывавшего город дыма. Сюда же тащились еще десятка два кораблей, по большей части с припасами и фуражом, необходимыми для пропитания целой оравы обитающих в городе людей и коней. Одно из судов нагрузили сеном так, что оно, огибая при помощи прилива повороты реки, напоминало плавучий стог. Мы миновали небольшие поселения к востоку от Лундена. Здесь стояли верфи со штабелями бревен, коптящие смолокурни, а дубильщики распространяли смрад всех оттенков, пока обрабатывали шкуры мочой. И поверх всего этого висел свойственный Лундену аромат древесного дыма и выгребных ям.
— Это не река, а сточная канава какая-то, — пожаловался Финан.
— Привыкнешь, — успокоил его я.
— К такому разве можно привыкнуть? — возмутился ирландец, глядя на воду за бортом «Сперхафока». — Да в ней дерьмо плавает!
Болотистые берега остались позади, сменившись двумя невысокими холмами Лундена. Сгущались сумерки, но света хватило, чтобы различить трех копейщиков, стоящих на высоком каменном парапете римского бастиона, охраняющего восточную оконечность города. Ни на одном не было бордового плаща, да и стяга с прыгающим оленем мы не заметили. Эти трое также не выказали никакого интереса, когда мы проплывали мимо них. Пристани, забитые кораблями, начинались сразу за маленьким фортом. Ниже по течению от большого моста виднелась так хорошо знакомая мне каменная стена. Ее построили римляне, и защищала она платформу, на которой стоял роскошный дом. В нем я когда-то жил с Гизелой.
У каменной стены причаленных кораблей не было, поэтому я толкнул рулевое весло, и усталые гребцы сделали несколько последних взмахов.
— Втянуть весла! — скомандовал я, и «Сперхафок» заскользил к массивной каменной кладке.
Гербрухт завел носовой швартов в прочное железное кольцо, вделанное в стену, и стал ждать, пока «Сперхафок» преодолеет последние несколько ярдов. Корма корабля коснулась камня, и Берг ухватился за другое кольцо. Я бросил ему кормовой конец, и наше судно прижалось бортом к причалу. В былые времена, подводя сюда корабль, я готовил набитые соломой парусиновые мешки, чтобы защитить корпус, но эта работа могла подождать до утра.
В каменной кладке имелась узкая лестница, чтобы при отливе можно было подняться на стену.
— Ждите! — бросил я команде и пассажирам.
Потом мы с Финаном спрыгнули на ступеньки и взобрались на широкую террасу над рекой, где мы с Гизелой любили сиживать вечерами, когда северный ветер сносил прочь городской смрад. Ночь опускалась быстро, и тусклый свет стал заметен из-под одной ставни моего бывшего дома, еще мелькали отблески пламени в центральном дворе.
— Кто-то здесь живет, — проворчал Финан.
— Дом принадлежит королю, — отозвался я. — Альфред всегда отдавал его командиру гарнизона, хотя большинство из них тут никогда не жили. А я жил.
— Вот только какому королю?
— Сейчас Этельстану, — сказал я. — Но западные саксы захотят вернуть город себе.
Лунден был очень ценен, одни торговые пошлины могли составить казну небольшого королевства, и мне было любопытно, определил ли Эдуард в своем завещании, какому именно из сыновей, Эльфверду или Этельстану, достанется город. В конечном счете, разумеется, это будет тот из сводных братьев, которому удастся собрать больше копий.
Дверь дома открылась.
Из нее вышел Ваормунд.
Я не сразу узнал его, а он не узнал меня. Проход за его спиной вел в освещенный факелами дворик, так что лицо у него оказалось в тени, а я был, надо полагать, последним человеком на свете, кого он ожидал встретить в Лундене. Сперва мне бросились в глаза размеры этого человека: здоровенный детина, на голову выше меня, широкоплечий, косматый, обутые в сапоги ноги толстые, как бревна. Отблески факелов играли на звеньях кольчуги, опускающейся до бедер. Он ел, отрывая зубами мясо от кости.
— Убирай отсюда свой поганый корабль! — прорычал он, потом вдруг замер. Затем, выругавшись, отшвырнул кость, выхватил сакс и прыгнул на меня с неожиданным для такого верзилы проворством.
Вздох Змея я оставил на корабле, а вот Осиное Жало, мой сакс, висело на поясе. Я шагнул вправо от Финана, чтобы мы могли наседать на Ваормунда с двух сторон, и потянул короткий меч из ножен. Первый удар разминулся со мной на ширину пальца, под второй, нацеленный мне в голову, я поднырнул, а третий остановил Осиным Жалом, приняв его на клинок у самого перекрестья. У меня онемела рука. Силища у этого детины была просто невообразимая. Как и я, Финан имел при себе только сакс, но он зашел противнику со спины. Ваормунд каким-то чутьем уловил приближение ирландца, развернулся и взмахнул мечом, заставив Финана отпрянуть. Я ушел вправо, огибая противника, и рубанул ему по левой ноге. Я намеревался подрезать ему сухожилия, но Осиное Жало представляло собой колющее оружие, не предназначенное рубить, и короткое лезвие только вспороло толстую кожу высокого сапога. Враг с ревом обратился против меня. Я шагнул назад, нанеся укол ему в бедро, потом упал набок, избегая яростного ответа. Осиное Жало его достало — я почувствовал, как лезвие вошло в плоть, но Ваормунд словно и не заметил раны. Он с рыком повернулся, когда Финан атаковал, чтобы отвлечь его. Но мы были как терьеры, нападающие на вепря, и я знал, что вскоре одного из нас непременно достанут. Отогнав Финана, Ваормунд бросился на меня, пнув ножищей так, что у меня ребра затрещали. Пытаясь подняться на ноги, я вскинул Осиное Жало. По удаче или по милости богов сакс оказался на пути у летящего на меня клинка Ваормунда. И снова от сильного удара у меня отнялась рука. Финан сделал выпад, и тому вновь пришлось оставить меня. Верзила рубанул мечом с неудобной руки, но Финан, быстрый как молния, отскочил.
— Сюда! — крикнул он мне.
Я с трудом поднялся на ноги. Финан все еще призывал вернуться на «Сперхафок», но Ваормунд помешал нашим планам, устремившись на меня. Он ревел. Без слов, просто дикий рык и смердящее элем дыхание. Я шагнул вправо, в сторону Финана. Ваормунд выбросил вперед ручищу, ухватил меня за ворот кольчуги и притянул к себе. Я видел, как растянулся в ухмылке его щербатый рот, и понял, что вот-вот умру. А еще ощущал неимоверную силу, с какой он тащил меня. Видел, как его сакс движется ко мне справа с острием, нацеленным под ребра. Я пытался вырваться, но не смог. Финан, не уступавший врагу проворством, ткнул Ваормунда в спину. И видимо, ранил, потому что детина снова взревел и извернулся, чтобы отогнать ирландца. Меня он по-прежнему держал за ворот кольчуги, и я рубанул ему по руке Осиным Жалом. Доспеха клинок не пробил, однако удар заставил гиганта выпустить меня, и я попытался достать его шею. Лезвие коснулось его у основания черепа, но сакс все еще был в движении, что лишило удар почти всей его силы, так что я с равным успехом мог погладить его по шее пером. Ваормунд вновь развернулся, покрытое шрамами лицо перекосила ярость. Внезапно справа от меня блеснул в свете факелов наконечник копья, ударил о клинок Ваормунда и отлетел. Мои люди высадились со «Сперхафока». Около дюжины парней бежали к нам, а все новые спрыгивали на узкие каменные ступени.
Голову Ваормунда могли туманить гнев и чрезмерное количество выпитого эля, но, когда дело доходило до битвы, она работала хорошо. Он слишком много раз стоял в «стене щитов», слишком часто видел тень поражения и ощущал страх неминуемой смерти, потому знал, когда нужно отступить. Верзила развернулся в сторону дома, из двери которого как раз в тот миг, когда подоспели наши с корабля, появились трое его соратников с мечами наголо.
— Назад! — взревел Ваормунд.
Внезапно оказавшись в меньшинстве, он со своими людьми скрылся за дверью и запер ее за собой. Я слышал, как упал на скобы брус.
— Господь милосердный, ну и бык! — простонал Финан. — Ты не ранен?
— Слегка зашиблен, — ответил я. Глупо было приближаться к дому так легковооруженными. — Все в порядке. — Я взял у Берга Вздох Змея. — А ты?
— Жив, — процедил мой друг.
Мы уцелели, но были сбиты с толку. Все наперечет твердили нам, что войско Этельстана заняло Лунден, и тут мы в самом центре города натыкаемся на одного из самых ужасных воинов Этельхельма. Я подошел к двери, зная, что та не откроется. И она не открылась. Где-то внутри здания вскрикнула женщина.
— Принесите топор, — приказал я.
Я слишком хорошо знал дом и помнил, что со стороны речной террасы нет иного способа попасть в него, как через эту дверь. Каменные стены доходили до самых краев платформы, поэтому возможность зайти с других сторон дома исключалась, а окна забрали железными решетками.
Беорнот принес топор, и от могучего удара крепкая дверь вздрогнула. Снова закричала женщина. Из дома слышались и другие звуки: шаги и приглушенные голоса. Потом очередной удар сотряс дверь, и звуки за ней стихли.
— Они ушли, — сказал Финан.
— Или ждут, устроив на нас засаду, — предположил я.
Топор Беорнота проломил толстую доску. Я заглянул в дыру и увидел, что коридор пуст. Дальний его конец освещали горящие во внутреннем дворе факелы.
— Продолжай, — велел я Беорноту.
Еще двух ударов ему хватило, чтобы просунуть через пролом в двери руку и поднять запорный брус.
Дом был пуст. В просторных комнатах, расположенных ближе к реке, обнаружились шесть соломенных матрасов, несколько плащей, горшки из-под эля, недоеденный хлеб и пустые ножны. Ваормунд или один из его присных опрокинул отхожее ведро, дерьмо и моча разлились по плитам пола той комнаты, где когда-то спали мы с Гизелой. В помещениях для прислуги нашелся еще дымящийся котел с бобами и бараниной, у стены был сложен дровяник, а вот сами слуги отсутствовали. Я направился к парадному входу, осторожно открыл дверь и вышел на улицу, держа наготове Вздох Змея. Никого.
Финан втащил меня обратно.
— Будь здесь, — сказал он. — Пойду поговорю с часовыми на бастионе.
Я попытался возражать, но он настоял на своем, только взял полдюжины воинов для сопровождения по темным улицам. Я запер дверь и вернулся в большие комнаты, где Эдгифу уже постелила плащ поверх одного из матрасов. Эдмунд, ее старшенький, сунулся было в соседнюю комнату, где были разлиты нечистоты, но я утащил его оттуда и вернул на попечение матери. Отец Аарт, блевавший почти все плавание «Сперхафока», теперь оправился и разинул уже рот в желании осудить такое мое обращение с принцем, но одного взгляда на мою физиономию ему хватило, чтобы прикусить язык. Он меня по-прежнему боялся.
— В соломе блохи, — пожаловался Авирган.
— Да и вши, скорее всего, — отозвался я. — И не слишком-то торопитесь укладываться.
— Я не ложе готовлю, а только место, где можно посидеть, — заявила Эдгифу. — Мы ведь пойдем во дворец, да? В Лундене я всегда останавливаюсь во дворце!
— Госпожа, конечно, мы пойдем во дворец, — заверил ее Авирган.
— Не валяй дурака! — рявкнул я на него. — Здесь были люди Этельхельма. Если мы ошиблись и город в их руках, мы уйдем. Сегодня же ночью. Финан пошел разведать, что происходит.
— Уйдем? — Авирган вытаращился на меня.
Этот маневр сулил сложности. Темез широк, да и течение было бы нам попутным, но на реке встречались мели, делавшие путешествие в темноте рискованным. Однако, если город до сих пор в руках у людей Этельхельма, другого выбора нет.
— Как долго мы проживем, если тут стоят войска Этельхельма? — поинтересовался я у Авиргана, насколько мог терпеливо.
— А может, их здесь нет? — спросила Эдгифу.
— Госпожа, именно это и выясняет Финан, — напомнил я. — Так что будьте готовы к поспешному отступлению.
Один из младенцев заплакал, нянька унесла его из комнаты.
— Но если здесь люди Этельстана, то я смогу попасть во дворец? — упорствовала Эдгифу. — У меня там одежда! Мне нужна одежда.
— Возможно, мы попадем во дворец, — сказал я, слишком усталый, чтобы спорить. Если в городе безопасно, то я охотно предоставил бы ей наслаждаться роскошью, но покуда пусть кормит блох.
Стремясь сбежать от царящего в доме смрада, я вышел на речную террасу, уселся на низкую стену, отделяющую ее от Темеза, и стал наблюдать, как Берг с двумя помощниками разворачивает «Сперхафок» носом вниз по течению. Управились они ловко и снова пришвартовали корабль, так что к поспешному бегству из города, на случай если Финан принесет дурные вести, все было готово. Затем все трое устроились в просторном трюме. Им предстояло охранять судно от воров, способных стащить снасти и весла.
Я смотрел, как течет река, и пытался понять смысл событий этого дня. Скорее всего, после уничтожения его маленького флота у нортумбрийского побережья Ваормунд отправился прямиком в Лунден. Но если, как нас все уверяли, город находится в руках Этельстана, то что делает здесь Ваормунд? Почему верзила-сакс не ушел с остальными людьми Этельхельма? И почему всего шесть воинов? Я видел четырех человек, но соломенных матрасов насчитывалось шесть, и это тоже было странно. С какой стати шестерым воинам квартировать в доме у реки, когда остальные дружинники Этельхельма располагаются в древнем форте или охраняют дворец в северо-западном углу Лундена?
Ночь наступала. Свет факелов у входа в церковь на южном берегу Темеза отражался на поверхности воды. Луна, находившаяся в третьей своей четверти, спряталась за облаком. Причаленные к соседним пристаням корабли стонали под напором ветра, их снасти лениво хлопали о мачты. До меня доносился хохот из «Мертвого дана», ближайшей таверны.
Дверь дома открылась. Я повернулся, ожидая увидеть Финана, но это был мой слуга Рорик. Он принес горящий факел, который сунул в скобу у двери. Потом юнец посмотрел на меня, собираясь что-то сказать, но передумал и вернулся в дом, придержав дверь и выпустив закутанную в плащ фигуру, которая осторожно приблизилась ко мне, неся в руках две чаши. Одну она протянула мне.
— Господин, вино, — раздался голос Бенедетты. — Не самое хорошее, но все лучше, чем эль.
— Не любишь эль?
— Он кислый, господин, — сказала женщина. — Как и это вино.
Я пригубил. Она не солгала, вино было кислое, но я к такому вкусу привык.
— Тебе сладкое нравится? — спросил я у нее.
— Господин, мне нравится хорошее вино. — Она уселась рядом. — Этот уксус нашли в кухне в доме. Может, его использовал повар, готовя пищу. Ну и вонь!
— От вина?
— От реки.
— Это большой город, — ответил я. — Во всех больших городах реки воняют.
— Мне знаком этот запах.
— Его трудно забыть.
Бенедетта села слева от меня, и мне вспомнилась массивная деревянная скамья, на которой любили сидеть мы с Гизелой, причем Гизела всегда оказывалась слева.
— Господин, королева огорчена, — заявила Бенедетта. — Ей нужны удобства.
Я поморщился:
В Лунден мы пришли в сумерках, и сумерки эти казались гуще из-за окутывавшего город дыма. Сюда же тащились еще десятка два кораблей, по большей части с припасами и фуражом, необходимыми для пропитания целой оравы обитающих в городе людей и коней. Одно из судов нагрузили сеном так, что оно, огибая при помощи прилива повороты реки, напоминало плавучий стог. Мы миновали небольшие поселения к востоку от Лундена. Здесь стояли верфи со штабелями бревен, коптящие смолокурни, а дубильщики распространяли смрад всех оттенков, пока обрабатывали шкуры мочой. И поверх всего этого висел свойственный Лундену аромат древесного дыма и выгребных ям.
— Это не река, а сточная канава какая-то, — пожаловался Финан.
— Привыкнешь, — успокоил его я.
— К такому разве можно привыкнуть? — возмутился ирландец, глядя на воду за бортом «Сперхафока». — Да в ней дерьмо плавает!
Болотистые берега остались позади, сменившись двумя невысокими холмами Лундена. Сгущались сумерки, но света хватило, чтобы различить трех копейщиков, стоящих на высоком каменном парапете римского бастиона, охраняющего восточную оконечность города. Ни на одном не было бордового плаща, да и стяга с прыгающим оленем мы не заметили. Эти трое также не выказали никакого интереса, когда мы проплывали мимо них. Пристани, забитые кораблями, начинались сразу за маленьким фортом. Ниже по течению от большого моста виднелась так хорошо знакомая мне каменная стена. Ее построили римляне, и защищала она платформу, на которой стоял роскошный дом. В нем я когда-то жил с Гизелой.
У каменной стены причаленных кораблей не было, поэтому я толкнул рулевое весло, и усталые гребцы сделали несколько последних взмахов.
— Втянуть весла! — скомандовал я, и «Сперхафок» заскользил к массивной каменной кладке.
Гербрухт завел носовой швартов в прочное железное кольцо, вделанное в стену, и стал ждать, пока «Сперхафок» преодолеет последние несколько ярдов. Корма корабля коснулась камня, и Берг ухватился за другое кольцо. Я бросил ему кормовой конец, и наше судно прижалось бортом к причалу. В былые времена, подводя сюда корабль, я готовил набитые соломой парусиновые мешки, чтобы защитить корпус, но эта работа могла подождать до утра.
В каменной кладке имелась узкая лестница, чтобы при отливе можно было подняться на стену.
— Ждите! — бросил я команде и пассажирам.
Потом мы с Финаном спрыгнули на ступеньки и взобрались на широкую террасу над рекой, где мы с Гизелой любили сиживать вечерами, когда северный ветер сносил прочь городской смрад. Ночь опускалась быстро, и тусклый свет стал заметен из-под одной ставни моего бывшего дома, еще мелькали отблески пламени в центральном дворе.
— Кто-то здесь живет, — проворчал Финан.
— Дом принадлежит королю, — отозвался я. — Альфред всегда отдавал его командиру гарнизона, хотя большинство из них тут никогда не жили. А я жил.
— Вот только какому королю?
— Сейчас Этельстану, — сказал я. — Но западные саксы захотят вернуть город себе.
Лунден был очень ценен, одни торговые пошлины могли составить казну небольшого королевства, и мне было любопытно, определил ли Эдуард в своем завещании, какому именно из сыновей, Эльфверду или Этельстану, достанется город. В конечном счете, разумеется, это будет тот из сводных братьев, которому удастся собрать больше копий.
Дверь дома открылась.
Из нее вышел Ваормунд.
Я не сразу узнал его, а он не узнал меня. Проход за его спиной вел в освещенный факелами дворик, так что лицо у него оказалось в тени, а я был, надо полагать, последним человеком на свете, кого он ожидал встретить в Лундене. Сперва мне бросились в глаза размеры этого человека: здоровенный детина, на голову выше меня, широкоплечий, косматый, обутые в сапоги ноги толстые, как бревна. Отблески факелов играли на звеньях кольчуги, опускающейся до бедер. Он ел, отрывая зубами мясо от кости.
— Убирай отсюда свой поганый корабль! — прорычал он, потом вдруг замер. Затем, выругавшись, отшвырнул кость, выхватил сакс и прыгнул на меня с неожиданным для такого верзилы проворством.
Вздох Змея я оставил на корабле, а вот Осиное Жало, мой сакс, висело на поясе. Я шагнул вправо от Финана, чтобы мы могли наседать на Ваормунда с двух сторон, и потянул короткий меч из ножен. Первый удар разминулся со мной на ширину пальца, под второй, нацеленный мне в голову, я поднырнул, а третий остановил Осиным Жалом, приняв его на клинок у самого перекрестья. У меня онемела рука. Силища у этого детины была просто невообразимая. Как и я, Финан имел при себе только сакс, но он зашел противнику со спины. Ваормунд каким-то чутьем уловил приближение ирландца, развернулся и взмахнул мечом, заставив Финана отпрянуть. Я ушел вправо, огибая противника, и рубанул ему по левой ноге. Я намеревался подрезать ему сухожилия, но Осиное Жало представляло собой колющее оружие, не предназначенное рубить, и короткое лезвие только вспороло толстую кожу высокого сапога. Враг с ревом обратился против меня. Я шагнул назад, нанеся укол ему в бедро, потом упал набок, избегая яростного ответа. Осиное Жало его достало — я почувствовал, как лезвие вошло в плоть, но Ваормунд словно и не заметил раны. Он с рыком повернулся, когда Финан атаковал, чтобы отвлечь его. Но мы были как терьеры, нападающие на вепря, и я знал, что вскоре одного из нас непременно достанут. Отогнав Финана, Ваормунд бросился на меня, пнув ножищей так, что у меня ребра затрещали. Пытаясь подняться на ноги, я вскинул Осиное Жало. По удаче или по милости богов сакс оказался на пути у летящего на меня клинка Ваормунда. И снова от сильного удара у меня отнялась рука. Финан сделал выпад, и тому вновь пришлось оставить меня. Верзила рубанул мечом с неудобной руки, но Финан, быстрый как молния, отскочил.
— Сюда! — крикнул он мне.
Я с трудом поднялся на ноги. Финан все еще призывал вернуться на «Сперхафок», но Ваормунд помешал нашим планам, устремившись на меня. Он ревел. Без слов, просто дикий рык и смердящее элем дыхание. Я шагнул вправо, в сторону Финана. Ваормунд выбросил вперед ручищу, ухватил меня за ворот кольчуги и притянул к себе. Я видел, как растянулся в ухмылке его щербатый рот, и понял, что вот-вот умру. А еще ощущал неимоверную силу, с какой он тащил меня. Видел, как его сакс движется ко мне справа с острием, нацеленным под ребра. Я пытался вырваться, но не смог. Финан, не уступавший врагу проворством, ткнул Ваормунда в спину. И видимо, ранил, потому что детина снова взревел и извернулся, чтобы отогнать ирландца. Меня он по-прежнему держал за ворот кольчуги, и я рубанул ему по руке Осиным Жалом. Доспеха клинок не пробил, однако удар заставил гиганта выпустить меня, и я попытался достать его шею. Лезвие коснулось его у основания черепа, но сакс все еще был в движении, что лишило удар почти всей его силы, так что я с равным успехом мог погладить его по шее пером. Ваормунд вновь развернулся, покрытое шрамами лицо перекосила ярость. Внезапно справа от меня блеснул в свете факелов наконечник копья, ударил о клинок Ваормунда и отлетел. Мои люди высадились со «Сперхафока». Около дюжины парней бежали к нам, а все новые спрыгивали на узкие каменные ступени.
Голову Ваормунда могли туманить гнев и чрезмерное количество выпитого эля, но, когда дело доходило до битвы, она работала хорошо. Он слишком много раз стоял в «стене щитов», слишком часто видел тень поражения и ощущал страх неминуемой смерти, потому знал, когда нужно отступить. Верзила развернулся в сторону дома, из двери которого как раз в тот миг, когда подоспели наши с корабля, появились трое его соратников с мечами наголо.
— Назад! — взревел Ваормунд.
Внезапно оказавшись в меньшинстве, он со своими людьми скрылся за дверью и запер ее за собой. Я слышал, как упал на скобы брус.
— Господь милосердный, ну и бык! — простонал Финан. — Ты не ранен?
— Слегка зашиблен, — ответил я. Глупо было приближаться к дому так легковооруженными. — Все в порядке. — Я взял у Берга Вздох Змея. — А ты?
— Жив, — процедил мой друг.
Мы уцелели, но были сбиты с толку. Все наперечет твердили нам, что войско Этельстана заняло Лунден, и тут мы в самом центре города натыкаемся на одного из самых ужасных воинов Этельхельма. Я подошел к двери, зная, что та не откроется. И она не открылась. Где-то внутри здания вскрикнула женщина.
— Принесите топор, — приказал я.
Я слишком хорошо знал дом и помнил, что со стороны речной террасы нет иного способа попасть в него, как через эту дверь. Каменные стены доходили до самых краев платформы, поэтому возможность зайти с других сторон дома исключалась, а окна забрали железными решетками.
Беорнот принес топор, и от могучего удара крепкая дверь вздрогнула. Снова закричала женщина. Из дома слышались и другие звуки: шаги и приглушенные голоса. Потом очередной удар сотряс дверь, и звуки за ней стихли.
— Они ушли, — сказал Финан.
— Или ждут, устроив на нас засаду, — предположил я.
Топор Беорнота проломил толстую доску. Я заглянул в дыру и увидел, что коридор пуст. Дальний его конец освещали горящие во внутреннем дворе факелы.
— Продолжай, — велел я Беорноту.
Еще двух ударов ему хватило, чтобы просунуть через пролом в двери руку и поднять запорный брус.
Дом был пуст. В просторных комнатах, расположенных ближе к реке, обнаружились шесть соломенных матрасов, несколько плащей, горшки из-под эля, недоеденный хлеб и пустые ножны. Ваормунд или один из его присных опрокинул отхожее ведро, дерьмо и моча разлились по плитам пола той комнаты, где когда-то спали мы с Гизелой. В помещениях для прислуги нашелся еще дымящийся котел с бобами и бараниной, у стены был сложен дровяник, а вот сами слуги отсутствовали. Я направился к парадному входу, осторожно открыл дверь и вышел на улицу, держа наготове Вздох Змея. Никого.
Финан втащил меня обратно.
— Будь здесь, — сказал он. — Пойду поговорю с часовыми на бастионе.
Я попытался возражать, но он настоял на своем, только взял полдюжины воинов для сопровождения по темным улицам. Я запер дверь и вернулся в большие комнаты, где Эдгифу уже постелила плащ поверх одного из матрасов. Эдмунд, ее старшенький, сунулся было в соседнюю комнату, где были разлиты нечистоты, но я утащил его оттуда и вернул на попечение матери. Отец Аарт, блевавший почти все плавание «Сперхафока», теперь оправился и разинул уже рот в желании осудить такое мое обращение с принцем, но одного взгляда на мою физиономию ему хватило, чтобы прикусить язык. Он меня по-прежнему боялся.
— В соломе блохи, — пожаловался Авирган.
— Да и вши, скорее всего, — отозвался я. — И не слишком-то торопитесь укладываться.
— Я не ложе готовлю, а только место, где можно посидеть, — заявила Эдгифу. — Мы ведь пойдем во дворец, да? В Лундене я всегда останавливаюсь во дворце!
— Госпожа, конечно, мы пойдем во дворец, — заверил ее Авирган.
— Не валяй дурака! — рявкнул я на него. — Здесь были люди Этельхельма. Если мы ошиблись и город в их руках, мы уйдем. Сегодня же ночью. Финан пошел разведать, что происходит.
— Уйдем? — Авирган вытаращился на меня.
Этот маневр сулил сложности. Темез широк, да и течение было бы нам попутным, но на реке встречались мели, делавшие путешествие в темноте рискованным. Однако, если город до сих пор в руках у людей Этельхельма, другого выбора нет.
— Как долго мы проживем, если тут стоят войска Этельхельма? — поинтересовался я у Авиргана, насколько мог терпеливо.
— А может, их здесь нет? — спросила Эдгифу.
— Госпожа, именно это и выясняет Финан, — напомнил я. — Так что будьте готовы к поспешному отступлению.
Один из младенцев заплакал, нянька унесла его из комнаты.
— Но если здесь люди Этельстана, то я смогу попасть во дворец? — упорствовала Эдгифу. — У меня там одежда! Мне нужна одежда.
— Возможно, мы попадем во дворец, — сказал я, слишком усталый, чтобы спорить. Если в городе безопасно, то я охотно предоставил бы ей наслаждаться роскошью, но покуда пусть кормит блох.
Стремясь сбежать от царящего в доме смрада, я вышел на речную террасу, уселся на низкую стену, отделяющую ее от Темеза, и стал наблюдать, как Берг с двумя помощниками разворачивает «Сперхафок» носом вниз по течению. Управились они ловко и снова пришвартовали корабль, так что к поспешному бегству из города, на случай если Финан принесет дурные вести, все было готово. Затем все трое устроились в просторном трюме. Им предстояло охранять судно от воров, способных стащить снасти и весла.
Я смотрел, как течет река, и пытался понять смысл событий этого дня. Скорее всего, после уничтожения его маленького флота у нортумбрийского побережья Ваормунд отправился прямиком в Лунден. Но если, как нас все уверяли, город находится в руках Этельстана, то что делает здесь Ваормунд? Почему верзила-сакс не ушел с остальными людьми Этельхельма? И почему всего шесть воинов? Я видел четырех человек, но соломенных матрасов насчитывалось шесть, и это тоже было странно. С какой стати шестерым воинам квартировать в доме у реки, когда остальные дружинники Этельхельма располагаются в древнем форте или охраняют дворец в северо-западном углу Лундена?
Ночь наступала. Свет факелов у входа в церковь на южном берегу Темеза отражался на поверхности воды. Луна, находившаяся в третьей своей четверти, спряталась за облаком. Причаленные к соседним пристаням корабли стонали под напором ветра, их снасти лениво хлопали о мачты. До меня доносился хохот из «Мертвого дана», ближайшей таверны.
Дверь дома открылась. Я повернулся, ожидая увидеть Финана, но это был мой слуга Рорик. Он принес горящий факел, который сунул в скобу у двери. Потом юнец посмотрел на меня, собираясь что-то сказать, но передумал и вернулся в дом, придержав дверь и выпустив закутанную в плащ фигуру, которая осторожно приблизилась ко мне, неся в руках две чаши. Одну она протянула мне.
— Господин, вино, — раздался голос Бенедетты. — Не самое хорошее, но все лучше, чем эль.
— Не любишь эль?
— Он кислый, господин, — сказала женщина. — Как и это вино.
Я пригубил. Она не солгала, вино было кислое, но я к такому вкусу привык.
— Тебе сладкое нравится? — спросил я у нее.
— Господин, мне нравится хорошее вино. — Она уселась рядом. — Этот уксус нашли в кухне в доме. Может, его использовал повар, готовя пищу. Ну и вонь!
— От вина?
— От реки.
— Это большой город, — ответил я. — Во всех больших городах реки воняют.
— Мне знаком этот запах.
— Его трудно забыть.
Бенедетта села слева от меня, и мне вспомнилась массивная деревянная скамья, на которой любили сидеть мы с Гизелой, причем Гизела всегда оказывалась слева.
— Господин, королева огорчена, — заявила Бенедетта. — Ей нужны удобства.
Я поморщился: