Матери
Часть 23 из 26 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Нельзя давать волю жалости, которой она прониклась было к этой девчонке. Жалость надо решительно гнать прочь. Хейли – чужачка. Норма была знакома с ней всего-то несколько часов, и этого времени недостаточно, чтобы позволить ей разрушить их жизнь.
Решение непременно должно быть. Ей только нужно время, чтобы его найти. Прежде всего необходимо смягчить ненависть, которую Хейли, должно быть, испытывала к Томми.
И для этого ей, как видно, придется все рассказать. Хейли казалась толковой и, конечно, все поймет, когда узнает, что пришлось пережить Томми. И что с ним сделали. Она поймет, что он тоже жертва, да еще какая.
Впрочем, Норма уже знала: ей не хватит на это сил. О том, что было, никто не знал. Ей удалось довольно долго хранить тайну… Как можно кому-то объяснить, что за фасадом простой и незамысловатой жизни может скрываться самый позорный из кошмаров?
Она снова вспомнила день, когда приехала в эти края на стареньком «Форде» Харлана. Ей было от силы двадцать, и она почувствовала непередаваемое облегчение, рассмотрев наконец этот внушительных размеров дом, который раньше видела только на фотографиях. Грэм сразу начал резвиться в саду, а Харлан взял ее под руку и повел в дом, где на столе в гостиной ее ждал огромный букет красных роз. И тогда у Нормы, беременной Томми, возникла уверенность, что здесь она сможет начать жизнь сначала. Владение было просто огромное и не шло ни в какое сравнение с квартирой в Ноксвилле, где она до этого жила. Харлан обещал дать ей все, о чем она только мечтала. И прошло немало времени, прежде чем она поняла, что́ на самом деле скрывалось за этими красивыми словами.
Первые годы все шло благополучно: их сельскохозяйственное производство развивалось и процветало, обеспечивая все их потребности. Грэм и Томми подросли, стали жизнерадостными мальчиками, хотя родной сын имел так же мало общего с Харланом, как и приемный. Норма, в сущности, никогда не любила мужа, однако всегда чувствовала себя обязанной человеку, который обещал, что ее жизнь изменится. Она почти всегда прощала ему злоупотребление алкоголем, несмотря на то что постепенно он стал выпивать все чаще. В конце концов, он ни разу не поднял на нее руку и к тому же не имел привычки напиваться в присутствии мальчиков.
К шести годам Томми вдруг резко изменился: его все чаще преследовали кошмары, он стал вести себя агрессивно с другими ребятами в школе.
Но это не настораживало Норму, ведь он всегда был сорванцом.
Настоящий Хьюитт. И в его жилах текла кровь истинного сурового канзасца.
А потом пришел тот сентябрьский день, когда все разом рухнуло.
Норма уехала на несколько дней в Ноксвилл проведать мать в доме для престарелых, но вернулась обратно раньше, чем собиралась. Мужу она заранее не позвонила – хотела сделать ему сюрприз. Грэм тогда был в школе, а Томми сидел дома с отцом. Харлан сообщил ей по телефону, что Томми нездоровится и он решил дать ему отдохнуть.
Норма оставила машину возле амбара с приятным ощущением, что она вернулась домой, – уж очень не терпелось ей их увидеть. Не найдя никого на первом этаже, она поднялась по лестнице и направилась к комнате Томми, располагавшейся тогда на втором этаже в глубине коридора.
Едва приоткрыв дверь, она стала свидетельницей сцены, которую не пристало видеть ни одной матери.
Норма тут же попятилась назад, в коридор, не издав ни единого звука, ни единого вздоха возмущения: разум ее был опустошен.
Она села в гостиной и просидела, не шелохнувшись, бог весть сколько времени, пока Харлан, спустившись вниз, ее не заметил.
Он поцеловал ее – она не сопротивлялась, поскольку не в силах была вымолвить ни слова. Когда он ее спросил, давно ли она тут сидит, она ответила, что только приехала. Он это и хотел услышать.
Потом Норма отлучилась в ванную и, оставшись наконец одна, попыталась осмыслить увиденное. В конце концов, она могла ошибиться, могла застать любящего отца в тот миг, когда тот прижимал к себе больного сына.
Она попросту не могла смириться с очевидным.
Однако их тела в красном свете, потухший взгляд Томми – все эти жуткие картинки беспрестанно кружили в ее голове, несмотря на то что она вновь и вновь пыталась найти в них иной смысл…
И лишь тогда она вдруг поняла, что Томми так и не вышел из своей комнаты, а она так и не пошла проведать его после того, как Харлан спустился вниз.
Но ей не хватало сил. Сын находился в другом конце коридора, но расстояние в пятнадцать шагов, что отделяло ее от его постели, казалось ей непреодолимым.
Он был нездоров и нуждался в отдыхе. Так Харлан сказал по телефону, и поэтому он оставил его дома.
Норма вышла из ванной только для того, чтобы заняться Грэмом, который вернулся на школьном автобусе. Ей пришлось сдержать слезы, когда она обняла старшего сынишку, ей и думать не хотелось, что Харлан способен причинить зло и ему. Когда к ним спустился Томми, она сначала даже не могла на него взглянуть. Подойдя к ним, он молча обнял обоих.
Его рука, прижатая к ее спине, горела огнем.
Ночью Норма, отвергнув все попытки Харлана к сближению, так и не заснула. Их физическая близость казалась ей просто невыносимой. Она была готова схватить любой острый предмет, который попадется под руку, и вонзить ему сначала в один глаз, а потом в другой.
Следующим утром она, как обычно, приготовила завтрак и отвезла обоих мальчиков в школу. А потом почти весь день провела в саду, не в силах вернуться в дом без двух любимых существ, ради которых жила.
Она целую неделю пыталась наладить свою жизнь и заниматься сыновьями так, будто ничего не случилось, и при этом старалась как можно реже оставаться наедине с Томми. Она презирала себя за это, прекрасно понимая, что Харлан не остановится и что своим молчанием она будет его только провоцировать, как было с отцом ее подруги детства, Терезы Лимп, которая, едва ей исполнилось тринадцать, положила конец своим мучением, прыгнув с крыши дома в центре Ноксвилла.
Однажды воскресным утром, когда Харлан очень рано уехал на охоту, Норма целый час разглядывала бесчисленные трещины на потолке, такие тонкие, что от нее требовалось предельное внимание, чтобы не упустить из виду ни одной.
Затем она быстро оделась и достала из оружейного шкафа винтовку – хранившимся там оружием Харлан особенно гордился, потому что официально его нигде не зарегистрировал. Она знала, куда он отправился и что он был один. Она разыскала его довольно быстро. Этот скот сидел в засаде за холмиком, подстерегая добычу.
Она прицелилась в него, не смея думать ни о чем, кроме траектории пули. Один-единственный выстрел – и прямо в сердце.
Он самолично научил ее обращаться с оружием, чтобы она могла постоять за себя, если в дом проникнет чужак.
Норма вернулась домой как ни в чем не бывало, поднялась к Томми и прилегла рядышком. Обняв его, чего давно себе не позволяла, попробовала объяснить, что теперь ему нечего бояться.
Винтовку она почистила и поставила на место. А потом терпеливо ждала телефонного звонка…
На похоронах, на кладбище в Эмпории, она не проронила ни слезинки. Пряча сухие глаза под темными очками, она показала им всем то, что они хотели увидеть, – разбитую горем, но полную достоинства женщину.
Потом она больше никогда не приходила на кладбище. Когда-нибудь и ее могила точно так же придет в запустение.
Норму и не заподозрили в причастности к смерти мужа. По пуле, извлеченной из тела Харлана, эксперты не смогли установить, из какого оружия она была выпущена. К тому же несчастные случаи на охоте происходили в Канзасе довольно часто. Так, годом раньше в окрестностях Топики застрелили подростка. В него угодила пуля охотника, гнавшегося за оленем.
Томми тогда был еще совсем маленький и толком ничего не понимал. Главное – все забыть. Норма не доверяла психологам, которые мучили бы его без толку. Она не выносила их предосудительных взглядов.
Время лечит все.
Но тогда почему он произнес те слова там, у хижины?
Стоя на крыльце, Норма смотрела на то, что осталось от «Шевроле» Хейли, – огромный жуткий почерневший каркас. Щебетавшие вдалеке птицы, казалось, бросали ей вызов.
Она уже собралась идти за дочкой, когда к дому подъехала сверкающая на солнце полицейская машина.
Это был Герберт Бонс. И прибыл он, конечно же, не с визитом вежливости. Норма, скрестив руки на груди, спустилась с крыльца и направилась к нему, прекрасно понимая, что должна держаться как можно более естественно и главное – перестать трястись.
Даже если Хейли закричит, ее никто не услышит благодаря кляпу. Но это служило слабым успокоением. Герберт мог разыскивать девчонку и потому приехал сюда, хотя вряд ли ее объявили в розыск так быстро.
Неужели Томми пришел в полицию с повинной?
Когда Норма переехала в Канзас, Герберт был рядовым полицейским. Он уже двадцать лет был женат на Марине Донохью, чернявой красавице, которая родила ему троих детей: Брендана, Уильяма и Нелли. Герберт первый заговорил с ней тогда, на вечеринке с барбекю, которую устроил Харлан, чтобы познакомить ее со всеми своими друзьями. Он с самого начала выказывал ей всяческую учтивость и внимательно слушал, в то время как остальные смотрели на нее так, словно она была тайной, которую им предстояло разгадать. Норма чувствовала себя не в своей тарелке и, сказавшись усталой, ушла немного отдохнуть в их с Харланом спальню. Но не успела она прикрыть за собой дверь, как услышала в саду громкий хохот. Притаившись за окошком, она силилась уловить обрывки разговора, полагая, что, воспользовавшись ее отсутствием, гости взялись перемывать ей косточки. Она присела на край кровати, а потом в конце концов решила спуститься вниз и встретиться с ними лицом к лицу. В дальнейшем ее уже мало заботило, что о ней думают другие, – она изображала образцовую супругу, которой Харлан гордился.
После смерти последнего Герберт с женой иногда приглашали ее вместе с детишками на завтрак в свой просторный дом в самом центре Эмпории. С годами они встречались все реже – в основном когда она выезжала в город или когда Герберт, выкроив время, сам наведывался к ним, чтобы проверить, все ли у них в порядке.
Норма старалась улыбаться. Подойдя к ней, Герберт снял солнцезащитные очки – вид у него был явно озабоченный.
– Привет, Норма, – сказал он, расцеловав ее в обе щеки. – Я приехал повидать Томми, не знаю, в курсе ты или нет, вчера, около полудня, на улице в Эмпории избили одного малого. Свидетель утверждает, что видел, как твой сын бежал по той самой улице, как раз когда все и произошло.
– О боже! – воскликнула Норма, поднеся руку к губам.
Свидетель? Неужели в этом городе их так ненавидят?
– Состояние жертвы все еще тяжелое, но врачи не теряют надежды – говорят, малый выкарабкается, отделавшись переломом носа и пары ребер. Не думаю, Норма, что Томми как-то с этим связан. Я знаю твоего сына, сына Харлана, но после того, что случилось у них в школе, сама понимаешь, мне хотелось бы его допросить.
– Да, понимаю, только я понятия не имею, где Томми. Он уехал сегодня рано утром, но, когда вернется, я попрошу его обязательно к тебе зайти.
– Конечно, это лишь обычный допрос, сама знаешь, какой здесь народ.
– А кто хоть его видел, можешь сказать? Если его кто-то узнал, значит, он с ним знаком, но я больше чем уверена: здесь какое-то недоразумение. Томми вчера весь день был со мной – получается, это не он.
Лгать следует убедительно. Со временем она научилась и этому.
– Ты же понимаешь, я не могу делиться с тобой такими сведениями…
Герберт всегда по-доброму относился к Норме. Она еще могла ему все рассказать, снять с души груз, пока дело не зашло слишком далеко. Герберт не станет обращаться с вдовой Харлана Хьюитта как невесть с кем. И наверняка он сможет все устроить так, чтобы Томми не окончил жизнь в тюрьме.
Но где та грань, которую ей нельзя переступить, ударившись в откровения?
Герберт повернул голову – и увидел то, что осталось от «Шевроле» Хейли.
– А что с этой машиной?
– Не знаю, – сказала Норма, едва держа себя в руках. – Все случилось ночью, я забыла закрыть ворота, вот какой-нибудь мальчишка из местных небось и нашкодил. Я купила ее по случаю в автосервисе, в Канзас-Сити, – хотела сделать Томми подарок.
– Надо было мне сразу заявить! Советую подать жалобу – может, дело и выгорит, кто знает. Этот подонок рано или поздно попадется: таких ничто не останавливает.
– Я подумаю, – проговорила она, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно.
Герберт, не шелохнувшись и не сказав ни слова, пристально посмотрел на нее, как будто ожидая услышать что-то другое. Норма знала: его всегда, в той или иной степени тянуло к ней. Когда она вышла за Харлана, он постоянно заигрывал с ней и при всяком удобном случае замечал, что она должна была выбрать его. К тому же тогда он был даже красив: правильные черты лица, мускулистое тело, не то что у Харлана. А спустя семнадцать лет он превратился в пузана, да еще с лысиной, которую ему приходилось скрывать под стетсоном. Так что она уже вряд ли поддалась бы его чарам.
– А ты-то сама как, в порядке? Дети уже большие – странно, время летит так быстро, вот и Нелли в следующем году оканчивает университет.
– Вот именно, а ты чего хочешь? Тут ничего не поделаешь.
– Да уж, если б только знать волшебное заклинание! Ладно, поеду обратно, а ты держи меня в курсе насчет Томми и при случае заглядывай с ребятами к нам в гости – Марина будет рада.
– Само собой, спасибо, что заехал.
Он попрощался с ней и направился к своей машине.
Решение непременно должно быть. Ей только нужно время, чтобы его найти. Прежде всего необходимо смягчить ненависть, которую Хейли, должно быть, испытывала к Томми.
И для этого ей, как видно, придется все рассказать. Хейли казалась толковой и, конечно, все поймет, когда узнает, что пришлось пережить Томми. И что с ним сделали. Она поймет, что он тоже жертва, да еще какая.
Впрочем, Норма уже знала: ей не хватит на это сил. О том, что было, никто не знал. Ей удалось довольно долго хранить тайну… Как можно кому-то объяснить, что за фасадом простой и незамысловатой жизни может скрываться самый позорный из кошмаров?
Она снова вспомнила день, когда приехала в эти края на стареньком «Форде» Харлана. Ей было от силы двадцать, и она почувствовала непередаваемое облегчение, рассмотрев наконец этот внушительных размеров дом, который раньше видела только на фотографиях. Грэм сразу начал резвиться в саду, а Харлан взял ее под руку и повел в дом, где на столе в гостиной ее ждал огромный букет красных роз. И тогда у Нормы, беременной Томми, возникла уверенность, что здесь она сможет начать жизнь сначала. Владение было просто огромное и не шло ни в какое сравнение с квартирой в Ноксвилле, где она до этого жила. Харлан обещал дать ей все, о чем она только мечтала. И прошло немало времени, прежде чем она поняла, что́ на самом деле скрывалось за этими красивыми словами.
Первые годы все шло благополучно: их сельскохозяйственное производство развивалось и процветало, обеспечивая все их потребности. Грэм и Томми подросли, стали жизнерадостными мальчиками, хотя родной сын имел так же мало общего с Харланом, как и приемный. Норма, в сущности, никогда не любила мужа, однако всегда чувствовала себя обязанной человеку, который обещал, что ее жизнь изменится. Она почти всегда прощала ему злоупотребление алкоголем, несмотря на то что постепенно он стал выпивать все чаще. В конце концов, он ни разу не поднял на нее руку и к тому же не имел привычки напиваться в присутствии мальчиков.
К шести годам Томми вдруг резко изменился: его все чаще преследовали кошмары, он стал вести себя агрессивно с другими ребятами в школе.
Но это не настораживало Норму, ведь он всегда был сорванцом.
Настоящий Хьюитт. И в его жилах текла кровь истинного сурового канзасца.
А потом пришел тот сентябрьский день, когда все разом рухнуло.
Норма уехала на несколько дней в Ноксвилл проведать мать в доме для престарелых, но вернулась обратно раньше, чем собиралась. Мужу она заранее не позвонила – хотела сделать ему сюрприз. Грэм тогда был в школе, а Томми сидел дома с отцом. Харлан сообщил ей по телефону, что Томми нездоровится и он решил дать ему отдохнуть.
Норма оставила машину возле амбара с приятным ощущением, что она вернулась домой, – уж очень не терпелось ей их увидеть. Не найдя никого на первом этаже, она поднялась по лестнице и направилась к комнате Томми, располагавшейся тогда на втором этаже в глубине коридора.
Едва приоткрыв дверь, она стала свидетельницей сцены, которую не пристало видеть ни одной матери.
Норма тут же попятилась назад, в коридор, не издав ни единого звука, ни единого вздоха возмущения: разум ее был опустошен.
Она села в гостиной и просидела, не шелохнувшись, бог весть сколько времени, пока Харлан, спустившись вниз, ее не заметил.
Он поцеловал ее – она не сопротивлялась, поскольку не в силах была вымолвить ни слова. Когда он ее спросил, давно ли она тут сидит, она ответила, что только приехала. Он это и хотел услышать.
Потом Норма отлучилась в ванную и, оставшись наконец одна, попыталась осмыслить увиденное. В конце концов, она могла ошибиться, могла застать любящего отца в тот миг, когда тот прижимал к себе больного сына.
Она попросту не могла смириться с очевидным.
Однако их тела в красном свете, потухший взгляд Томми – все эти жуткие картинки беспрестанно кружили в ее голове, несмотря на то что она вновь и вновь пыталась найти в них иной смысл…
И лишь тогда она вдруг поняла, что Томми так и не вышел из своей комнаты, а она так и не пошла проведать его после того, как Харлан спустился вниз.
Но ей не хватало сил. Сын находился в другом конце коридора, но расстояние в пятнадцать шагов, что отделяло ее от его постели, казалось ей непреодолимым.
Он был нездоров и нуждался в отдыхе. Так Харлан сказал по телефону, и поэтому он оставил его дома.
Норма вышла из ванной только для того, чтобы заняться Грэмом, который вернулся на школьном автобусе. Ей пришлось сдержать слезы, когда она обняла старшего сынишку, ей и думать не хотелось, что Харлан способен причинить зло и ему. Когда к ним спустился Томми, она сначала даже не могла на него взглянуть. Подойдя к ним, он молча обнял обоих.
Его рука, прижатая к ее спине, горела огнем.
Ночью Норма, отвергнув все попытки Харлана к сближению, так и не заснула. Их физическая близость казалась ей просто невыносимой. Она была готова схватить любой острый предмет, который попадется под руку, и вонзить ему сначала в один глаз, а потом в другой.
Следующим утром она, как обычно, приготовила завтрак и отвезла обоих мальчиков в школу. А потом почти весь день провела в саду, не в силах вернуться в дом без двух любимых существ, ради которых жила.
Она целую неделю пыталась наладить свою жизнь и заниматься сыновьями так, будто ничего не случилось, и при этом старалась как можно реже оставаться наедине с Томми. Она презирала себя за это, прекрасно понимая, что Харлан не остановится и что своим молчанием она будет его только провоцировать, как было с отцом ее подруги детства, Терезы Лимп, которая, едва ей исполнилось тринадцать, положила конец своим мучением, прыгнув с крыши дома в центре Ноксвилла.
Однажды воскресным утром, когда Харлан очень рано уехал на охоту, Норма целый час разглядывала бесчисленные трещины на потолке, такие тонкие, что от нее требовалось предельное внимание, чтобы не упустить из виду ни одной.
Затем она быстро оделась и достала из оружейного шкафа винтовку – хранившимся там оружием Харлан особенно гордился, потому что официально его нигде не зарегистрировал. Она знала, куда он отправился и что он был один. Она разыскала его довольно быстро. Этот скот сидел в засаде за холмиком, подстерегая добычу.
Она прицелилась в него, не смея думать ни о чем, кроме траектории пули. Один-единственный выстрел – и прямо в сердце.
Он самолично научил ее обращаться с оружием, чтобы она могла постоять за себя, если в дом проникнет чужак.
Норма вернулась домой как ни в чем не бывало, поднялась к Томми и прилегла рядышком. Обняв его, чего давно себе не позволяла, попробовала объяснить, что теперь ему нечего бояться.
Винтовку она почистила и поставила на место. А потом терпеливо ждала телефонного звонка…
На похоронах, на кладбище в Эмпории, она не проронила ни слезинки. Пряча сухие глаза под темными очками, она показала им всем то, что они хотели увидеть, – разбитую горем, но полную достоинства женщину.
Потом она больше никогда не приходила на кладбище. Когда-нибудь и ее могила точно так же придет в запустение.
Норму и не заподозрили в причастности к смерти мужа. По пуле, извлеченной из тела Харлана, эксперты не смогли установить, из какого оружия она была выпущена. К тому же несчастные случаи на охоте происходили в Канзасе довольно часто. Так, годом раньше в окрестностях Топики застрелили подростка. В него угодила пуля охотника, гнавшегося за оленем.
Томми тогда был еще совсем маленький и толком ничего не понимал. Главное – все забыть. Норма не доверяла психологам, которые мучили бы его без толку. Она не выносила их предосудительных взглядов.
Время лечит все.
Но тогда почему он произнес те слова там, у хижины?
Стоя на крыльце, Норма смотрела на то, что осталось от «Шевроле» Хейли, – огромный жуткий почерневший каркас. Щебетавшие вдалеке птицы, казалось, бросали ей вызов.
Она уже собралась идти за дочкой, когда к дому подъехала сверкающая на солнце полицейская машина.
Это был Герберт Бонс. И прибыл он, конечно же, не с визитом вежливости. Норма, скрестив руки на груди, спустилась с крыльца и направилась к нему, прекрасно понимая, что должна держаться как можно более естественно и главное – перестать трястись.
Даже если Хейли закричит, ее никто не услышит благодаря кляпу. Но это служило слабым успокоением. Герберт мог разыскивать девчонку и потому приехал сюда, хотя вряд ли ее объявили в розыск так быстро.
Неужели Томми пришел в полицию с повинной?
Когда Норма переехала в Канзас, Герберт был рядовым полицейским. Он уже двадцать лет был женат на Марине Донохью, чернявой красавице, которая родила ему троих детей: Брендана, Уильяма и Нелли. Герберт первый заговорил с ней тогда, на вечеринке с барбекю, которую устроил Харлан, чтобы познакомить ее со всеми своими друзьями. Он с самого начала выказывал ей всяческую учтивость и внимательно слушал, в то время как остальные смотрели на нее так, словно она была тайной, которую им предстояло разгадать. Норма чувствовала себя не в своей тарелке и, сказавшись усталой, ушла немного отдохнуть в их с Харланом спальню. Но не успела она прикрыть за собой дверь, как услышала в саду громкий хохот. Притаившись за окошком, она силилась уловить обрывки разговора, полагая, что, воспользовавшись ее отсутствием, гости взялись перемывать ей косточки. Она присела на край кровати, а потом в конце концов решила спуститься вниз и встретиться с ними лицом к лицу. В дальнейшем ее уже мало заботило, что о ней думают другие, – она изображала образцовую супругу, которой Харлан гордился.
После смерти последнего Герберт с женой иногда приглашали ее вместе с детишками на завтрак в свой просторный дом в самом центре Эмпории. С годами они встречались все реже – в основном когда она выезжала в город или когда Герберт, выкроив время, сам наведывался к ним, чтобы проверить, все ли у них в порядке.
Норма старалась улыбаться. Подойдя к ней, Герберт снял солнцезащитные очки – вид у него был явно озабоченный.
– Привет, Норма, – сказал он, расцеловав ее в обе щеки. – Я приехал повидать Томми, не знаю, в курсе ты или нет, вчера, около полудня, на улице в Эмпории избили одного малого. Свидетель утверждает, что видел, как твой сын бежал по той самой улице, как раз когда все и произошло.
– О боже! – воскликнула Норма, поднеся руку к губам.
Свидетель? Неужели в этом городе их так ненавидят?
– Состояние жертвы все еще тяжелое, но врачи не теряют надежды – говорят, малый выкарабкается, отделавшись переломом носа и пары ребер. Не думаю, Норма, что Томми как-то с этим связан. Я знаю твоего сына, сына Харлана, но после того, что случилось у них в школе, сама понимаешь, мне хотелось бы его допросить.
– Да, понимаю, только я понятия не имею, где Томми. Он уехал сегодня рано утром, но, когда вернется, я попрошу его обязательно к тебе зайти.
– Конечно, это лишь обычный допрос, сама знаешь, какой здесь народ.
– А кто хоть его видел, можешь сказать? Если его кто-то узнал, значит, он с ним знаком, но я больше чем уверена: здесь какое-то недоразумение. Томми вчера весь день был со мной – получается, это не он.
Лгать следует убедительно. Со временем она научилась и этому.
– Ты же понимаешь, я не могу делиться с тобой такими сведениями…
Герберт всегда по-доброму относился к Норме. Она еще могла ему все рассказать, снять с души груз, пока дело не зашло слишком далеко. Герберт не станет обращаться с вдовой Харлана Хьюитта как невесть с кем. И наверняка он сможет все устроить так, чтобы Томми не окончил жизнь в тюрьме.
Но где та грань, которую ей нельзя переступить, ударившись в откровения?
Герберт повернул голову – и увидел то, что осталось от «Шевроле» Хейли.
– А что с этой машиной?
– Не знаю, – сказала Норма, едва держа себя в руках. – Все случилось ночью, я забыла закрыть ворота, вот какой-нибудь мальчишка из местных небось и нашкодил. Я купила ее по случаю в автосервисе, в Канзас-Сити, – хотела сделать Томми подарок.
– Надо было мне сразу заявить! Советую подать жалобу – может, дело и выгорит, кто знает. Этот подонок рано или поздно попадется: таких ничто не останавливает.
– Я подумаю, – проговорила она, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно.
Герберт, не шелохнувшись и не сказав ни слова, пристально посмотрел на нее, как будто ожидая услышать что-то другое. Норма знала: его всегда, в той или иной степени тянуло к ней. Когда она вышла за Харлана, он постоянно заигрывал с ней и при всяком удобном случае замечал, что она должна была выбрать его. К тому же тогда он был даже красив: правильные черты лица, мускулистое тело, не то что у Харлана. А спустя семнадцать лет он превратился в пузана, да еще с лысиной, которую ему приходилось скрывать под стетсоном. Так что она уже вряд ли поддалась бы его чарам.
– А ты-то сама как, в порядке? Дети уже большие – странно, время летит так быстро, вот и Нелли в следующем году оканчивает университет.
– Вот именно, а ты чего хочешь? Тут ничего не поделаешь.
– Да уж, если б только знать волшебное заклинание! Ладно, поеду обратно, а ты держи меня в курсе насчет Томми и при случае заглядывай с ребятами к нам в гости – Марина будет рада.
– Само собой, спасибо, что заехал.
Он попрощался с ней и направился к своей машине.