Майор и волшебница

– Пойдем дальше, – продолжал Радаев. – История с прорывавшейся к своим немецкой бронеколонной. Снова та же странность: вам просто неоткуда было узнать о ней, но вы все же узнали, причем за время, достаточное для того, чтобы поднять батальон по боевой тревоге и занять позиции. Наблюдение за вашим домом велось круглосуточно. Ни ваш ординарец, ни кто-либо другой из вас дома не покидал. В тех двух городках колонну попросту не заметили. Оба коменданта заверяют, что в ту ночь вашего ординарца у них не было. Сам ординарец не смог ответить на вопрос, что за поручение выполнял. Вы с ним не позаботились придумать что-то мало-мальски убедительное, решили, что проверять никто не станет. Никто и не стал бы – но не в этой ситуации. Скажете что-нибудь?

Я молчал. Коли уж они следили за домом круглые сутки, ни за что не прокатила бы придумка, будто я в ту ночь катал Линду на машине или Вася – свою Галочку…

– И последнее, – сказал Радаев. – История с ратушей. Вы и здесь запоролись на деталях. Не было никакого бдительного антифашиста, верно? Дело даже не в том, что мы, как и в прошлый раз, проверили все дома, из окон которых видно заднее крыльцо ратуши, – и, как в прошлый раз, не нашли там ни одного мужчины… Понимаете ли, операцию немцы готовили тщательно и долго – вы ведь уже должны знать, что их планы не ограничивались уничтожением ратуши, замысел был масштабнее и серьезнее. Понимаете ли, они и в самом деле выставили из ратуши всех до одного работников и стали монтировать «секретную часть» за пару дней до нашего вступления в город. А вот все до этого необходимое завезли за две недели. Так-то. Сложили в подвалы, двери опечатали, круглосуточно держали там часовых. Мы уже отловили несколько чиновничков, они все и рассказали. Что не оставляет камня на камне от версии о мифическом «антифашисте». Кстати, зачем вас вообще понесло в ратушу?

На сей раз я решил не молчать и выложил ему чистую правду – о том, как Линда, большая почитательница Бисмарка, хотела увидеть зал, где он произносил историческую речь.

– Неплохо, – кивнул Радаев. – Убедительно. Возможно, это даже и правда… хоть и не вся. Не исключено, так и было, с улицы ваша девушка ничего не почувствовала – саперы говорят, она выглядела спокойной и веселой, никакой бледности и тем более обмороков. А вот когда вошла в ратушу… Выходная дверь оставалась открытой настежь, когда вы входили, и саперы смотрели вам вслед. – Он скупо усмехнулся. – Думаю, вслед исключительно девушке. И прекрасно помнят, что вы свернули не налево, где расположен этот самый исторический зал, а направо, где «секретная часть». Через несколько минут ваш ординарец побежал за Сомовым, тот скоро позвал с улицы саперов, закипела работа, обнаружили взрывчатку… И снова… О камуфлете ваша девушка могла узнать только благодаря своим способностям. Другого объяснения нет. – Он слегка развел руками. – Ну вот, у меня все. Может быть, вы наконец отверзнете уста? Устал я от монологов, хочется вас послушать…

– Делайте со мной, что хотите, я ко всему готов, – сказал я. – Но зачем трогать девушку? Она совершенно ни в чем не виновата, не сделала ничего плохого, совсем даже наоборот…

– Вот даже как? – усмехнулся Радаев, как мне показалось, удовлетворенно. – Судя по вашему лицу и голосу, здесь не просто отношения, а чувства? Это хорошо, это просто замечательно. Вы уж простите старого циника, но ремесло у меня такое… суровое. С людьми, у которых чувства, гораздо легче работать, они гораздо податливее и более склонны к сотрудничеству – они ведь в первую очередь не за себя беспокоятся, а за предмет своих чувств. Можно спросить, какой стадии достигли ваши чувства? Вот это уже не человеческое любопытство, а деловой вопрос контрразведчика, на который вам лучше ответить. Вы же не хотите, чтобы я по всей форме, под протокол, допрашивал вашу девушку?

А ведь он вполне мог… И я сказал:

– Я хочу на ней жениться. Уже сделал предложение.

– А она? – деловито спросил Радаев.

– А она не говорит ни «да», ни «нет». Думает.

– Молодо-зелено… – Улыбка полковника была почти человеческой. – Поверьте человеку вдвое старше вас: в большинстве случаев девушка говорит «нет» сразу. А вот когда не говорит ни «да», ни «нет», в большинстве случаев следует «да». Ну, что… Женитьба, законный брак – дело хорошее. Но в вашем случае есть свои нюансы. Вы ведь прекрасно понимаете, что не можете жениться на немецкой гражданке Линде Белофф. Но можете жениться на военнослужащей Красной армии, советской эстонке русского происхождения Линде Беловой. Так?

– Да, – сказал я.

– Так вот. У вас есть один-единственный шанс выйти отсюда избавленным от всяких претензий к… – он произнес подчеркнуто весомо, – военнослужащей Красной армии Линде Беловой, которая останется таковой и далее. Шанс этот – рассказать все начиная со встречи у моста. У вас просто нет выбора.

Я понимал, что он и в самом деле не стращает – он загнал меня в угол… меня и Линду. И стал рассказывать – подробно, но без не нужного многословия, самое существенное. У меня был большой опыт – так я докладывал начальству после той или иной операции…

– Вот и все… – сказал я, закурив.

– Ну что же, – сказал Радаев. – Приятно знать, что в этой старой лысой башке еще остались мозги. Все же я неплохо реконструировал события, а? А теперь – чисто деловой разговор. Есть два важных обстоятельства: ее способности и то, что они трижды принесли нам немалую пользу. Я вам предлагаю сделку, майор. Мы в нашей практике не так уж редко идем на сделки с разоблаченными вражескими агентами, а сейчас все облегчается тем, что передо мной – свои. Что я могу предложить? Гарантирую, что после окончания войны каких бы то ни было мер против Беловой принято не будет. Тихонько демобилизуем, и все. Более того. Гарантирую советский паспорт, по всем правилам выданный в Эстонской ССР, – вы ведь, мне точно известно, знаете об указе на этот счет, который вскоре будет опубликован. – Он раскрыл свою папку и вынул другую, тощенькую, в бумажной обложке с крупной печатной надписью готическим шрифтом. – Личное дело из Шпайтена. Официального следствия не велось, оно не проходило через нашу систему делопроизводства, нигде не зарегистрировано и как бы не существует. Я вам его отдам, а вы его швырнете в печку. У нее остались немецкие документы? (Я кивнул.) Их тоже в печку. Линда Белофф перестанет существовать, останется только Линда Белова. Справку из Таллина я уничтожу сам. Она тоже нигде не зарегистрирована, и проверять никто не будет.

– Позвольте уж и мне, – неожиданно заговорил комдив. – Я, со своей стороны, намерен в самом скором времени наградить рядового Белову орденом Славы третьей степени. Право же, заслужила. Столько жизней спасла… в том числе и нас с вами, полковник. И не только в спасенных жизнях дело, там все сложнее и значительнее, вы сами понимаете, товарищи офицеры… Полковник, вы хотите возразить?

– Нет, что вы, товарищ генерал. Пожалуй, и заслужила… Я только подумал: какую формулировку вписать в наградной лист? В статуте ордена их много, но все четкие…

Комдив усмехнулся:

– В том числе и такая: «Находясь в разведке, добыл ценные сведения о противнике». По-моему, для данного случая подходит.

– Пожалуй… – протянул Радаев. – Ну, вот видите, майор, еще и орден, самый почетный солдатский…

– А что взамен? – спросил я напрямик. – Коли уж у нас, вы сами сказали, сделка…

– Ничего особенно сложного или трудного, – почти моментально ответил Радаев. – Видите ли… Я согласен, она спасла немало жизней, причем этим все не исчерпывается. Но по большому счету это была чистейшей воды художественная самодеятельность. В двух случаях из трех – дело случая. С вашими разведчиками она могла и не встретиться в коридоре, в ратушу вы с ней могли и не заехать. Согласны с такими формулиров– ками?

– Пожалуй, – сказал я искренне.

– Рад, что вы понимаете… Предложение у меня простое. Она по-прежнему будет находиться при вас. Лучше всего определить ее в ваш разведвзвод. У вас ведь некомплект?

– Еще какой, – сказал я.

– Ну вот. В красноармейской книжке напишут «переводчица». Это не вполне по правилам, но именно что «не вполне», никаким писаным параграфам не противоречит. Ну а заниматься она будет исключительно тем, что с помощью своих способностей станет выполнять мои задания. – Он скупо улыбнулся. – Честно говоря, я и сам пока не знаю какие, но не сомневаюсь, что задания для нее найдутся. Конец войны, можно сказать, на пороге, но кончится она не сегодня и не завтра. Жуков и Конев вот-вот окружат берлинскую группировку и блокируют Берлин. Но это опять-таки не конец – будет нелегкий штурм. Ну а конкретно наши заботы… На том кусочке Германии, что еще у немцев остался, находятся их войска, и не похоже, что собираются капитулировать, так что с ними придется еще повозиться. Вот и сейчас немцы заняли оборону километрах в трех от города. А способности вашей девушки идеально подходят для разведки. Окруженцев она «увидела» за пять километров. Немецкую колонну – за десять с лишним. Так что… И для нее опасности никакой, и нет нужды рисковать людьми, посылая разведгруппы. Полагаю, у нее получится.

– Только должен предупредить, товарищ полковник, – сказал я. – Это все-таки не механизм. Я сам разбираюсь плохо, мы об этом почти не говорили, но главное я уяснил: дело очень тонкое. Успех или неудача зависят от расположения звезд и Луны, от времени суток, еще от каких-то факторов, о которых я и понятия не имею, даже от погоды и настроения…

Радаев усмехнулся:

– Ну, поддерживать у нее хорошее настроение – это всецело ваша обязанность, майор. Что до остального… Могу вас заверить: я в этом совершенно не разбираюсь, но понимаю, что дело это тонкое. И вовсе не намерен использовать ее как нерассуждающий механизм. Перед заданием я с ней обстоятельно поговорю, выясню, справится ли она с каким-то конкретным делом… – Он улыбнулся, честное слово, чуть сконфуженно. – Знал бы кто… Начальник дивизионного Смерша ставит на службу колдунью…

– Признаться, не нравится мне это слово, – сказал я. – И уж тем более «ведьма».

– А как бы вы ее назвали? – с явным интересом спросил комдив.

– Даже не знаю, – чуть растерянно ответил я. – Может, «волшебница»? Это как-то благороднее, что ли, «колдуньи» звучит.

Комдив улыбнулся:

– Ну, если верить сказкам и легендам, волшебницы тоже бывают разные – и добрые, и злые. Но «волшебница» и в самом деле звучит как-то благороднее «колдуньи». Полковник, а ведь вам есть чем гордиться. Ручаться готов, вы – единственный в мире начальник контрразведки, у которого на службе состоит волшебница.

Я давно его знал и легко определил, что он в прекрасном расположении духа. Правда, мое настроение было повыше на добрых десять баллов – кончились наши с Линдой тревоги, появилась полная определенность. Полковник Радаев был не сахар, но он никогда не врал и всегда выполнял свои обещания. Так что я не сомневался: все, что он гарантировал Линде, слу– чится.


У Радаева было такое лицо, что он явно считал этакую честь сомнительной. Сказал ворчливо:

– Лишь бы справилась…

Комдив словно спохватился вдруг:

– Мы ведь не спросили ее согласия…

– Не сомневаюсь, что она согласится.

Прозвучало это таким тоном, что за ним явственно слышалось: «Куда она денется?» И ведь прав: никуда не денется, попала собака в колесо – пищи, да бежи…

– Ну, все-таки случай особый, – сказал комдив. – Единственная на всю Красную армию волшебница, нужно деликатнее, хоть она и в звании рядового… – снял трубку и распорядился: – Пригласите рядового Белову.

Почти сразу же дверь открылась, и я видел со своего места, что ее распахнул перед Линдой адъютант. Чуточку чванливый капитан Брагин дверь перед офицерами открывал, лишь начиная с полковника, а уж перед рядовыми… Правда, тут имелись свои нюансы: монахом он не был, наоборот, и перед красивыми женщинами дверь всегда распахивал с большой предупредительностью.

Я успел подумать, что генералу было вовсе не обязательно самолично интересоваться согласием Линды, настолько уж далеко его либерализм не простирался, он ни чуточки не был либералом – жесткий профессионал войны с более чем тридцатилетним стажем. Появились сильные подозрения, что ему просто-напросто было любопытно своими глазами увидеть Линду – обычное человеческое любопытство свойственно и генералам…

Линда не подкачала: прошла несколько шагов не то чтобы строевым шагом, но и никак не вольной штатской походочкой, остановилась в неплохом подобии стойки «смирно», лихо бросила ладонь к пилотке и звонко отчеканила:

– Товарищ генерал, рядовой Белова по вашему приказанию явилась!

Я чуть не зажмурился, но вовремя удержался. То ли Вася недоучил, то ли сама забыла. Но гром не грянул: комдив сказал ровным голосом:

– Вольно. Проходите, садитесь рядом с майором. – И когда я отодвинул для нее тяжеленное кресло и она села, добавил тем же тоном: – Только запомните на будущее: в армии прибывают. Являются только привидения, к которым вы безусловно не относитесь.

– Так точно, товарищ генерал, – не потерялась Линда. – Непременно запомню.

– Ну вот и отлично, – сказал комдив. (Я видел, что не ошибся в предположениях: в глубине его глаз таилось любопытство.) – Давайте без длинных предисловий, рядовой Белова. Так уж сложилось, что мы с полковником очень много знаем о ваших… особых способностях. И знаем, что именно они послужили причиной историй с тирольскими стрелками в лесу, колонной на ночном автобане и миной в ратуше. В подробности я вдаваться не буду, их вам потом расскажет майор Седых… в рамках дозволенного, – добавил он, стегнув меня генеральским взглядом. – Сразу скажу: никто не намерен вас порицать, наоборот, вы заслуживаете только поощрения, которое вскорости и последует в виде ордена…

Самую чуточку повернув к ней голову, стараясь говорить лишь левой половиной рта, я шепотом подска– зал:

– Рада стараться…

Она, конечно, услышала. И сказала громко:

– Рада стараться, товарищ генерал!

– В связи с этим к вам будет один-единственный вопрос, рядовой Белова, – продолжал комдив. – Все ваши достижения, согласитесь, дело случая. Вашей, я бы выразился, самодеятельности. Между тем вы можете принести немалую пользу. Вы согласны, оставаясь в распоряжении и под началом майора Седых, использовать ваши способности уже строго по нашим заданиям? В чем и будет заключаться ваша служба.

Линда, практически не раздумывая, ответила:

– Так точно, товарищ генерал, согласна.

И у меня окончательно отлегло от сердца. Комдив добавил:

– Я понимаю, что дело сложное, и могу заверить: эти сложности мы учтем и не будем вас механически принуждать. Что получится, то получится… Майор Седых, рядовой Белова, вы свободны.

Прежде чем я успел встать, Радаев сказал мне:

– Скажите там, в приемной, майору Чугунцову: «Радуга».

– Есть, – ответил я, уже примерно догадываясь, что это означает.

Черт! Линда повернулась через правое плечо. Хорошо, что я не видел лица комдива. Пожалуй, следует ей пройти еще один курс наук у Васи Тычко, уже часика на два…

В приемной быстро встал, чуть ли не вскочил Чугунцов, с лицом, выражавшим явное нетерпение – и любопытство. Но, покосившись на Брагина, ничего не сказал и ничего не спросил. Первым пошел к выходу, кивком головы велев следовать за ним. Подходящее местечко вскоре отыскалось: ниша размером с небольшую комнату, где у окна произрастал фикус выше человеческого роста в деревянной кадке. Судя по всему, прежним обитателям ратуши она служила курительной – у двух глухих стен стояли шесть старомодных кресел, и к правому подлокотнику каждого была аккуратно присобачена фасонная латунная пепельница. Все полны окурков, а земля в кадке девственно-чистая. Ну конечно, штаб дивизии. Расположись тут что-нибудь рангом гораздо ниже, давно бы и фикус окурками удобрили, и пепельницы отодрали на сувениры – говоря самокритично, знаю я наших братьев-славян, сам бы такую пепельницу на память прихватил – и красивая и вместительная…

Чугунцов первым плюхнулся в жесткое кресло, вытащил сигареты и нетерпеливо спросил:

– Ну что?

Я сказал:

– Радаев тебе велел передать одно-единственное слово: «Радуга». – И когда он шумно, с видимым облегчением вздохнул, добавил не без сарказма: – Я так понимаю, это код? Означающий, что все обошлось благополучно и нас не нужно брать в наручники?

– Ну, ты сказанул, – ухмыльнулся Чугунцов совершенно непринужденно. – При любом обороте дела никто не собирался брать вас в наручники. Что, не веришь?

– Отчего же, верю, – сказал я. – Вы ж должны были прекрасно понимать, что ни я, ни она и так никуда отсюда не денемся: не дезертировать же, не в леса же уходить…

– Ох, Федя… Не будешь же ты отрицать, что кое в чем да виноват? Не будешь… Линда, что вы на меня как-то странно смотрите?

Линда чуть поколебалась, но потом решительно ответила:

– Я понимаю, что рядовой офицеру такого говорить не должен, и все же… Вы мне неприятны – из-за той роли, которую в этой истории сыграли, – и добавила с вызовом: – Можете отправить меня на гауптвахту за неподчинение к офицеру. Я дочь офицера и многое понимаю.