Магия вне закона
Часть 24 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я не боюсь, просто неприятные воспоминания.
– Уже была здесь?
– К сожалению, – пробормотала я, изучая мрачный коридор из-под опущенных ресниц, – но это было давно.
– Разговоры! – меня снова огрели дубинкой. На этот раз по спине. Я бросила на южанку тяжелый взгляд и отвернулась.
Несколько открытых камер общего содержания располагались друг напротив друга. Меня, Зака и Майю затолкнули в узкую камеру с толстыми прутьями, между которыми искрился энергетический барьер – попытайся просунуть между ними руку, так тебе ее за секунду оттяпает.
Я вздохнула, осматривая свою новую темницу.
Даже для троих эта камера оказалась непозволительно мала, но чего уж говорить об удобствах, когда через минуту барьер погас и к нам затолкнули южанку, молчаливого парня, похожего на наркомана, и одну из иногородних магичек – Ксению. Хорошо хоть истерично кричащего Хьюна провели дальше по коридору.
Чтобы не толпиться в общей куче, я обняла себя за плечи и отошла к дальней стене. Зак с Майей заняли одну-единственную скамью, наркоман растянулся на полу, а южанка взвинченно измеряла шагами периметр камеры. Туда. Сюда. Туда. Сюда. Как заведенный маятник.
– Ты заткнешься сегодня? – огрызнулась Майя, кидая на Ксению враждебный взгляд. – Меня от твоего голоса уже тошнит.
– А ты не слушай, – фыркнул наркоман, вытягивая на полу ноги. – Твой голос тоже не ахти, если хочешь знать.
– Зато твой, прокуренный, в самый раз для этого места!
Наблюдая за Ксенией, я ловила себя на мысли, что хочу, как она – разреветься, упасть на колени рядом со смертельно опасными прутьями и умолять стражей отпустить меня, ведь я ничего не сделала, ни в чем не виновата. Но я стояла и, сосредоточено растирая плечи, пыталась согреться. Мысли то и дело возвращались к сапфировым глазам с невероятным блеском и к чарующему голосу с незнакомым акцентом. Внутри меня горела надежда, что Леннер приедет в изолятор, как только осмотрит тела погибших и заберет меня отсюда. К себе домой, в центр управления или на патрулирование. Мне все равно! Я держалась за эту надежду до последнего, сохраняя ее как что-то ценное, что-то, что у меня осталось от нормальной жизни. И категорически отказывалась принимать элементарную правду, жестокую, но единственно верную. Леннер – капитан, верховный и богатый, в обычной жизни мы бы вряд ли с ним встретились, а если и встретились, то, скорее всего, никогда бы не заговорили. Он бы не заметил меня в толпе и прошел мимо, а я бы его заметила, но поспешно отвела взгляд, не имея сомнительного желания глазеть на представителя конгресса. Вот так все просто и одновременно тяжело.
Я прижала ладони к груди, под одеждой поглаживая медальон в виде невероятно красивого темного камня, заряженного черной магией, в жестких серебряных скобах, на толстой цепочке. Что это за камень? Зачем Леннер мне его отдал? Это такой своего рода прощальный подарок?
Я рухнула на землю, подтянула колени к груди и обняла их руками, как ребенок. Ближе к ночи стало понятно, что Леннер не придет. Вот так просто нас разъединило одно событие в жизни, вернув все на привычные круги. Вполне логично, что как только конгресс освободил десяток заключенных, меня следовало поместить к ним, чтобы держать всех в одном месте. Так проще контролировать.
Судорожно растерев покрасневшие от невыплаканных слез глаза, я уставилась в одну точку на проржавевшей от сырости стене. Как бы я хотела закричать! Громко так, чтобы выплеснуть наружу все, что раздирает изнутри на части. Но я больше чем уверена, что сюда прибегут стражи и с душой отдубасят меня своими электрическими дубинками. Раз так десять-пятнадцать, чтобы я наверняка потеряла сознание. А ведь самое смешное заключается в том, что я с самого начала знала – нельзя воспринимать Леннера как-то иначе. Он такой же страж, как все, как Йонас, как Стенли, просто более вежливый и проницательный. Ничему тебя не научила Обитель, Тэс. Ничему. А теперь стало только хуже… еще одно разочарование в жизни, небольшое, но обидное.
Поздно вечером, судя по тусклому лунному свету, проникающему в изолятор через крошечные бойницы под потолком, нам принесли еду, на которую все набросились, как изголодавшиеся волки. Здесь плохо кормят? Заставляют заключенных голодать? А я сегодня слопала пять тысяч штергов…
Взяв небольшой крафт-пакет с едой и негазированную минералку, я без сожаления отдала весь ужин – два бутерброда с дешевой ветчиной и зеленое яблоко – Ксении, которая немного успокоилась, пришла в себя и лишь изредка всхлипывала, сжавшись на полу, как когда-то сжималась я в Обители. На самом деле… год назад я была такой же Ксенией. Когда ты невиновен, а тебя обвиняют в ужасном преступлении и незаслуженно наказывают – первая реакция это всегда слезы. Осознание, что нужно бороться за свою жизнь и восстанавливать справедливость, приходит намного позже, когда все слезы выплаканы. К сожалению, до этого момента очень многие пропадают безвозвратно. Мне повезло. Наверное, это можно назвать своеобразным везением. Если бы Йонас не поверил моим словам, и ради своего любопытства не нашел бы мое дело среди тысяч других таких же дел, и в силу своего многовекового опыта не сопоставил бы элементарные факты, вроде смертельного заклинания, которое неподвластно тринадцатому резерву, я бы уже была мертва.
– Эй, рыжуха? А сама ты типа есть не хочешь? – спросила южанка с набитым ртом, заметив, что я передаю пакет Ксении. – Учти, здесь никто этого не оценит. Каждый сам за себя.
– Мне все равно, – безразлично ответила я и, забрав минералку, вернулась на свое место в углу камеры. – Ничего не хочется.
Апатия накрывала постепенно. Если вначале я пыталась с ней бороться, то когда во всем изоляторе вырубили свет, я полностью провалилась в жгущее изнутри отчаяние. Закрывать глаза боялась, понимая, что в таком месте ничего кроме ночных кошмаров меня не ждет. Я и не закрывала, намереваясь всю ночь провести хоть и в кошмаре, но в реальном и далеком от Обители, которая обычно возникала в моем сознании давними эпизодами заключения. Самыми яркими и болезненными.
Опустошив бутылку с минералкой, я тихо застонала и попыталась выплюнуть заколдованную воду в грязный умывальник, но зелье сна или самое обычное снотворное подействовало практически моментально, я даже не помню, как отключилась.
* * *
Обитель.
Спустя двенадцать месяцев после заключения под стражу
– Где ты, крошка?
Я с разбегу налетела на стену. Тупик. Чертов тупик! Еще один.
– Крошка? – скрипучий, протяжный голос донесся из соседнего коридора. – Я тебя нашел. Где ты там прячешься? А ну, вылезай.
Черт! Черт-черт! Я пригнулась и, встав на колени, протиснулась в щель между каменными плитами, делившими идентичные коридоры лабиринта Обители на разные сектора.
– Цыпа? Цып-цып-цып? – за спиной раздался голос. Совсем близко. – Лучше вылезай сама, иначе я сверну твою прекрасную шейку, как цыпленку. Цыпа-цыпа-цыпа?
Я затаила дыхание и побежала вперед. Сердце стучало где-то в висках, сбивая с мыслей и заглушая звук собственных шагов.
– Ну где ты?! – страж несдержанно рявкнул, окончательно теряя терпение. – Я слышу, как ты дышишь, маленькая пронырливая дрянь. Ты выдохлась и уже проиграла.
А вот хрен тебе!
Я залезла в потайную нишу и подтянула колени к груди. Надо перевести дыхание. Он прав, еще немного и меня не найдет разве что глухой. Я прислушалась. Военные сапоги не издавали шума, а вот сам страж пыхтел и раздраженно бормотал что-то себе под нос. Почему он пристал именно ко мне? Выслеживать одну цель третий час форменное издевательство.
– Мне надоело играть, крошка.
Я вздрогнула и зажала ладонью рот. Не шевелись, Тэс, просто не шевелись, и он не заметит. Почему такая маленькая ниша? Надеюсь, он просто пройдет мимо и не додумается сюда заглянуть.
– Ц-ы-ы-ы-па? Цыпа? Ц-ы-ы-ы-па?
Я дождалась, когда военные сапоги медленно прошествуют мимо меня, и, не выдержав, выскочила из ниши, и рванула назад по коридору. Нервы сдали. За три часа у любого иссякнет последняя надежда.
– Попалась! – ликующий возглас прозвучал как приговор.
Страж услышал мои копошения и стремительно обернулся. Его аркан поймал воздух – я вовремя отпрыгнула в сторону и свернула в соседний коридор. Задыхаясь от нехватки воздуха, я уже понимала, что не успею снова спрятаться, что слишком опрометчивы были последние действия, но все равно бежала. Хотелось кричать и звать на помощь. В конце концов, хотелось просто упасть и забиться в истерике. Но я не могла себе этого позволить. Я слишком часто видела, как сдаются заключенные, как они сами выходят из игры, как поднимают руки и отдают себя на растерзание стражам. Женщин обычно насиловали, потом забирали часть их магии и в основном оставляли в живых до следующего раза. Я старалась не думать о них. О тех, кто предпочел смерть мучениям. Чем больше об этом думаешь, тем безвыходней кажется собственное положение. После нескольких дней в Обители ты беспрестанно ощущаешь неровное дыхание смерти за своей спиной. Но на это и весь расчет, да? Сама суть пряток заключается в наказании. Конгресс счел обычные тюрьмы неэффективной мерой по борьбе с преступностью. Ну подумаешь, отсидишь пару лет за решеткой в комфорте. Еда есть, койка есть, никто не трогает, ничего не заставляют. Какое это исправление? Какая плата за грехи? Скорее незапланированный отпуск.
Другое дело Обитель – жизнь под знаменем смерти. У каждого заключенного свои условия заключения, чем тяжелее совершенное преступление, тем жестче условия. Например, Сандра. Она попала сюда по своей же глупости – устроилась на работу к верховному, задолжала ему кучу тысяч штергов и в итоге оказалась втянута в авантюру, где на нее повесили кромешный долг. Выплатить она его, естественно, не смогла, и конгресс обвинил ее в воровстве. Что ж… во всяком случае это лучше, чем убийство. Ее условия заключения схожи с моими, но есть одно существенное различие. В прятках она участвует всего лишь два раза в неделю. Да и сами стражи мягче относятся к таким заключенным, дают им небольшую фору во времени и не отнимают много энергии… чего нельзя сказать об осужденных, виновных в смерти равных себе. Вся моя жизнь в Обители сводится к выживанию. Пять дней в неделю по несколько часов напролет мне приходится убегать, прятаться и снова убегать. Такие, как я, не выдерживают и трех месяцев, сдаются в первые дни, понимая, что нет смысла оттягивать неизбежное. В итоге тебя поймают и убьют. Никакой лирики. Ты изначально труп.
Концепция Обители предполагает под собой перевоспитание молодых магов. Кто-то совершит преступление и преподаст остальным урок. Удивительно, но с этим конгресс попал прямо в точку. Управлять многомиллионным населением, у которого резервы варьируются от первого до пятнадцатого, без использования рычагов давления невозможно. Обитель стала прекрасным рычагом, одним из основных, но не единственным в своем роде. После ее основания, чуть больше трех столетий назад, конгресс заполучил тотальный контроль над жителями конфедерации, что просто не описать словами. В настоящее время даже человеческие жизни принадлежат высшей власти…
Я запнулась, провалилась ногой в трещину между плитами и упала на колени. Пока вытаскивала ногу, потеряла драгоценные секунды.
– Цыпленок? – страж заметил мою тень, скользнувшую за угол. – Я уже рядом.
– Нет! – я запаниковала и, врезавшись в тупик в конце коридора, начала колотить руками по бетонной стене. – Нет! Нет! Нет! Не может быть! Здесь должен был быть проход… где-то здесь… Я помню. Был же. Был…
Я завыла, зажимаясь в угол и создавая вокруг себя слабый щит. От усталости он мерцал и представлял собой жалкое зрелище. Я могу попытаться выбежать из этого коридора, но что-то мне подсказывает, что я уже просто не успею. Врежусь прямо в стража за поворотом и лишусь головы. Почему-то его угрозам я верила. Сначала изнасилует, а потом свернет шею, чтобы доказать свое превосходство.
– А вот и ты!
В конце коридора замаячила мужская фигура.
– Нет! – я сжалась. От страха щит усилился, но заклинание первого резерва разбило его вдребезги. – Не подходи ко мне! – я закричала изо всей мочи, срывая голос, как только меня подхватили чьи-то руки и отшвырнули к противоположной стене. – Отвали! Отвали от меня, урод!
– Урод? – страж залился презрительным смехом. – Я три часа здесь бегаю, чтобы услышать это? «Отвали от меня, урод»? Дерьмо какое-то.
– Не подходи, – я настолько растерялась, что не контролировала свой язык. – Это нечестно! Три часа подряд…
Страж раскрутил в руках магический аркан. Я снова выставила щит, более мощный, подкрепленный последней энергией, которая еще сохранилась в моем резерве.
– Не смеши!
Страж одним пульсаром разбил щит, а вторым ударил в живот, мощным потоком подбрасывая меня в воздух.
– Пожалуйста, – я пригляделась к значку стража, – мистер Клэрис! Дайте мне время. Тридцать секунд и я исчезну.
– Исчезнешь, – опутывая мою шею арканом, притягивая к себе, пообещал страж, – с лица конфедерации.
Я захрипела, но аркан сорвала, запустив в стража ответным пульсаром, который он пропустил, уже, видимо, не сомневаясь в своей победе.
– Стоять! – его крик донесся до меня, когда я, перепрыгивая замаскированные ловушки, со всех ног неслась к потайному ходу.
Мне оставалось сделать два шага, всего два шага, как мощная туша навалилась со спины и острые шипы от военных сапог вонзились в ногу. Я создала барьер, настолько слабый, что он сам разбился от столкновения с бетонной плитой.
– Ты никак правила позабыла, Рейтли? – веселье в голосе стража сменилось холодной ненавистью. Ему надоели игры. Все. Он решил выпустить пар. – Или за целый год ты не смогла их выучить?
Я резко перевернулась на спину и все, что успела заметить, это иллюзорную сеть, которая накрыла меня, не оставляя ни единого шанса подняться, как бы я ни пыталась.
– Ну что? – страж потянулся к застежке на военных штанах. – Повторим правила?
Сейчас меня изнасилуют…
– Я помню все ваши долбаные правила! – не имея смысла больше сопротивляться, я плюнула в склонившееся надо мной мерзкое лицо стража. – Все! До единого!
Страж отстранился, вытащил из петель свой кожаный ремень и не раздумывая нанес им несколько ударов по моему лицу. Хорошо хоть я отклонилась, и по большей части удары пришлись на плечо.
– Начнем с простого. Как насчет сводов правил восьмой части внутреннего регламента Обители?
Полоска дубленой кожи описала круг и ударила по моим ногам. Я взвыла от боли.
– Правило первое, – новый удар, на этот раз по рукам, так как я закрывала ими лицо, – заключенные уважительно обращаются к стражам. Для тебя я не «эй, ты, урод, отпусти меня», а мистер Клэрис. Мистер! Клэрис!
– Хватит! – я закричала. Железная бляшка от ремня оставила болезненный отпечаток на животе. – Пожалуйста, хватит!
Носок военного сапога толкнул меня в бок, заставляя перекатиться и встать на четвереньки.
– Правило второе, – дубленая кожа прошлась по щеке, а я не успела вовремя увернуться, – заключенные принимают наказание как должное. Ты заслуживаешь этого, поэтому прекрати сопротивляться и строить святую невинность. Ты несешь наказание за смерть верховного, ты…
– Я никого не убивала! – на автомате сорвалось у меня. Я слишком поздно себя одернула, когда слов назад уже было не вернуть.
– Начнем сначала, – огрызнулся страж, – правило первое. Заключенные используют уважительную форму обращения к стражам.
– Уже была здесь?
– К сожалению, – пробормотала я, изучая мрачный коридор из-под опущенных ресниц, – но это было давно.
– Разговоры! – меня снова огрели дубинкой. На этот раз по спине. Я бросила на южанку тяжелый взгляд и отвернулась.
Несколько открытых камер общего содержания располагались друг напротив друга. Меня, Зака и Майю затолкнули в узкую камеру с толстыми прутьями, между которыми искрился энергетический барьер – попытайся просунуть между ними руку, так тебе ее за секунду оттяпает.
Я вздохнула, осматривая свою новую темницу.
Даже для троих эта камера оказалась непозволительно мала, но чего уж говорить об удобствах, когда через минуту барьер погас и к нам затолкнули южанку, молчаливого парня, похожего на наркомана, и одну из иногородних магичек – Ксению. Хорошо хоть истерично кричащего Хьюна провели дальше по коридору.
Чтобы не толпиться в общей куче, я обняла себя за плечи и отошла к дальней стене. Зак с Майей заняли одну-единственную скамью, наркоман растянулся на полу, а южанка взвинченно измеряла шагами периметр камеры. Туда. Сюда. Туда. Сюда. Как заведенный маятник.
– Ты заткнешься сегодня? – огрызнулась Майя, кидая на Ксению враждебный взгляд. – Меня от твоего голоса уже тошнит.
– А ты не слушай, – фыркнул наркоман, вытягивая на полу ноги. – Твой голос тоже не ахти, если хочешь знать.
– Зато твой, прокуренный, в самый раз для этого места!
Наблюдая за Ксенией, я ловила себя на мысли, что хочу, как она – разреветься, упасть на колени рядом со смертельно опасными прутьями и умолять стражей отпустить меня, ведь я ничего не сделала, ни в чем не виновата. Но я стояла и, сосредоточено растирая плечи, пыталась согреться. Мысли то и дело возвращались к сапфировым глазам с невероятным блеском и к чарующему голосу с незнакомым акцентом. Внутри меня горела надежда, что Леннер приедет в изолятор, как только осмотрит тела погибших и заберет меня отсюда. К себе домой, в центр управления или на патрулирование. Мне все равно! Я держалась за эту надежду до последнего, сохраняя ее как что-то ценное, что-то, что у меня осталось от нормальной жизни. И категорически отказывалась принимать элементарную правду, жестокую, но единственно верную. Леннер – капитан, верховный и богатый, в обычной жизни мы бы вряд ли с ним встретились, а если и встретились, то, скорее всего, никогда бы не заговорили. Он бы не заметил меня в толпе и прошел мимо, а я бы его заметила, но поспешно отвела взгляд, не имея сомнительного желания глазеть на представителя конгресса. Вот так все просто и одновременно тяжело.
Я прижала ладони к груди, под одеждой поглаживая медальон в виде невероятно красивого темного камня, заряженного черной магией, в жестких серебряных скобах, на толстой цепочке. Что это за камень? Зачем Леннер мне его отдал? Это такой своего рода прощальный подарок?
Я рухнула на землю, подтянула колени к груди и обняла их руками, как ребенок. Ближе к ночи стало понятно, что Леннер не придет. Вот так просто нас разъединило одно событие в жизни, вернув все на привычные круги. Вполне логично, что как только конгресс освободил десяток заключенных, меня следовало поместить к ним, чтобы держать всех в одном месте. Так проще контролировать.
Судорожно растерев покрасневшие от невыплаканных слез глаза, я уставилась в одну точку на проржавевшей от сырости стене. Как бы я хотела закричать! Громко так, чтобы выплеснуть наружу все, что раздирает изнутри на части. Но я больше чем уверена, что сюда прибегут стражи и с душой отдубасят меня своими электрическими дубинками. Раз так десять-пятнадцать, чтобы я наверняка потеряла сознание. А ведь самое смешное заключается в том, что я с самого начала знала – нельзя воспринимать Леннера как-то иначе. Он такой же страж, как все, как Йонас, как Стенли, просто более вежливый и проницательный. Ничему тебя не научила Обитель, Тэс. Ничему. А теперь стало только хуже… еще одно разочарование в жизни, небольшое, но обидное.
Поздно вечером, судя по тусклому лунному свету, проникающему в изолятор через крошечные бойницы под потолком, нам принесли еду, на которую все набросились, как изголодавшиеся волки. Здесь плохо кормят? Заставляют заключенных голодать? А я сегодня слопала пять тысяч штергов…
Взяв небольшой крафт-пакет с едой и негазированную минералку, я без сожаления отдала весь ужин – два бутерброда с дешевой ветчиной и зеленое яблоко – Ксении, которая немного успокоилась, пришла в себя и лишь изредка всхлипывала, сжавшись на полу, как когда-то сжималась я в Обители. На самом деле… год назад я была такой же Ксенией. Когда ты невиновен, а тебя обвиняют в ужасном преступлении и незаслуженно наказывают – первая реакция это всегда слезы. Осознание, что нужно бороться за свою жизнь и восстанавливать справедливость, приходит намного позже, когда все слезы выплаканы. К сожалению, до этого момента очень многие пропадают безвозвратно. Мне повезло. Наверное, это можно назвать своеобразным везением. Если бы Йонас не поверил моим словам, и ради своего любопытства не нашел бы мое дело среди тысяч других таких же дел, и в силу своего многовекового опыта не сопоставил бы элементарные факты, вроде смертельного заклинания, которое неподвластно тринадцатому резерву, я бы уже была мертва.
– Эй, рыжуха? А сама ты типа есть не хочешь? – спросила южанка с набитым ртом, заметив, что я передаю пакет Ксении. – Учти, здесь никто этого не оценит. Каждый сам за себя.
– Мне все равно, – безразлично ответила я и, забрав минералку, вернулась на свое место в углу камеры. – Ничего не хочется.
Апатия накрывала постепенно. Если вначале я пыталась с ней бороться, то когда во всем изоляторе вырубили свет, я полностью провалилась в жгущее изнутри отчаяние. Закрывать глаза боялась, понимая, что в таком месте ничего кроме ночных кошмаров меня не ждет. Я и не закрывала, намереваясь всю ночь провести хоть и в кошмаре, но в реальном и далеком от Обители, которая обычно возникала в моем сознании давними эпизодами заключения. Самыми яркими и болезненными.
Опустошив бутылку с минералкой, я тихо застонала и попыталась выплюнуть заколдованную воду в грязный умывальник, но зелье сна или самое обычное снотворное подействовало практически моментально, я даже не помню, как отключилась.
* * *
Обитель.
Спустя двенадцать месяцев после заключения под стражу
– Где ты, крошка?
Я с разбегу налетела на стену. Тупик. Чертов тупик! Еще один.
– Крошка? – скрипучий, протяжный голос донесся из соседнего коридора. – Я тебя нашел. Где ты там прячешься? А ну, вылезай.
Черт! Черт-черт! Я пригнулась и, встав на колени, протиснулась в щель между каменными плитами, делившими идентичные коридоры лабиринта Обители на разные сектора.
– Цыпа? Цып-цып-цып? – за спиной раздался голос. Совсем близко. – Лучше вылезай сама, иначе я сверну твою прекрасную шейку, как цыпленку. Цыпа-цыпа-цыпа?
Я затаила дыхание и побежала вперед. Сердце стучало где-то в висках, сбивая с мыслей и заглушая звук собственных шагов.
– Ну где ты?! – страж несдержанно рявкнул, окончательно теряя терпение. – Я слышу, как ты дышишь, маленькая пронырливая дрянь. Ты выдохлась и уже проиграла.
А вот хрен тебе!
Я залезла в потайную нишу и подтянула колени к груди. Надо перевести дыхание. Он прав, еще немного и меня не найдет разве что глухой. Я прислушалась. Военные сапоги не издавали шума, а вот сам страж пыхтел и раздраженно бормотал что-то себе под нос. Почему он пристал именно ко мне? Выслеживать одну цель третий час форменное издевательство.
– Мне надоело играть, крошка.
Я вздрогнула и зажала ладонью рот. Не шевелись, Тэс, просто не шевелись, и он не заметит. Почему такая маленькая ниша? Надеюсь, он просто пройдет мимо и не додумается сюда заглянуть.
– Ц-ы-ы-ы-па? Цыпа? Ц-ы-ы-ы-па?
Я дождалась, когда военные сапоги медленно прошествуют мимо меня, и, не выдержав, выскочила из ниши, и рванула назад по коридору. Нервы сдали. За три часа у любого иссякнет последняя надежда.
– Попалась! – ликующий возглас прозвучал как приговор.
Страж услышал мои копошения и стремительно обернулся. Его аркан поймал воздух – я вовремя отпрыгнула в сторону и свернула в соседний коридор. Задыхаясь от нехватки воздуха, я уже понимала, что не успею снова спрятаться, что слишком опрометчивы были последние действия, но все равно бежала. Хотелось кричать и звать на помощь. В конце концов, хотелось просто упасть и забиться в истерике. Но я не могла себе этого позволить. Я слишком часто видела, как сдаются заключенные, как они сами выходят из игры, как поднимают руки и отдают себя на растерзание стражам. Женщин обычно насиловали, потом забирали часть их магии и в основном оставляли в живых до следующего раза. Я старалась не думать о них. О тех, кто предпочел смерть мучениям. Чем больше об этом думаешь, тем безвыходней кажется собственное положение. После нескольких дней в Обители ты беспрестанно ощущаешь неровное дыхание смерти за своей спиной. Но на это и весь расчет, да? Сама суть пряток заключается в наказании. Конгресс счел обычные тюрьмы неэффективной мерой по борьбе с преступностью. Ну подумаешь, отсидишь пару лет за решеткой в комфорте. Еда есть, койка есть, никто не трогает, ничего не заставляют. Какое это исправление? Какая плата за грехи? Скорее незапланированный отпуск.
Другое дело Обитель – жизнь под знаменем смерти. У каждого заключенного свои условия заключения, чем тяжелее совершенное преступление, тем жестче условия. Например, Сандра. Она попала сюда по своей же глупости – устроилась на работу к верховному, задолжала ему кучу тысяч штергов и в итоге оказалась втянута в авантюру, где на нее повесили кромешный долг. Выплатить она его, естественно, не смогла, и конгресс обвинил ее в воровстве. Что ж… во всяком случае это лучше, чем убийство. Ее условия заключения схожи с моими, но есть одно существенное различие. В прятках она участвует всего лишь два раза в неделю. Да и сами стражи мягче относятся к таким заключенным, дают им небольшую фору во времени и не отнимают много энергии… чего нельзя сказать об осужденных, виновных в смерти равных себе. Вся моя жизнь в Обители сводится к выживанию. Пять дней в неделю по несколько часов напролет мне приходится убегать, прятаться и снова убегать. Такие, как я, не выдерживают и трех месяцев, сдаются в первые дни, понимая, что нет смысла оттягивать неизбежное. В итоге тебя поймают и убьют. Никакой лирики. Ты изначально труп.
Концепция Обители предполагает под собой перевоспитание молодых магов. Кто-то совершит преступление и преподаст остальным урок. Удивительно, но с этим конгресс попал прямо в точку. Управлять многомиллионным населением, у которого резервы варьируются от первого до пятнадцатого, без использования рычагов давления невозможно. Обитель стала прекрасным рычагом, одним из основных, но не единственным в своем роде. После ее основания, чуть больше трех столетий назад, конгресс заполучил тотальный контроль над жителями конфедерации, что просто не описать словами. В настоящее время даже человеческие жизни принадлежат высшей власти…
Я запнулась, провалилась ногой в трещину между плитами и упала на колени. Пока вытаскивала ногу, потеряла драгоценные секунды.
– Цыпленок? – страж заметил мою тень, скользнувшую за угол. – Я уже рядом.
– Нет! – я запаниковала и, врезавшись в тупик в конце коридора, начала колотить руками по бетонной стене. – Нет! Нет! Нет! Не может быть! Здесь должен был быть проход… где-то здесь… Я помню. Был же. Был…
Я завыла, зажимаясь в угол и создавая вокруг себя слабый щит. От усталости он мерцал и представлял собой жалкое зрелище. Я могу попытаться выбежать из этого коридора, но что-то мне подсказывает, что я уже просто не успею. Врежусь прямо в стража за поворотом и лишусь головы. Почему-то его угрозам я верила. Сначала изнасилует, а потом свернет шею, чтобы доказать свое превосходство.
– А вот и ты!
В конце коридора замаячила мужская фигура.
– Нет! – я сжалась. От страха щит усилился, но заклинание первого резерва разбило его вдребезги. – Не подходи ко мне! – я закричала изо всей мочи, срывая голос, как только меня подхватили чьи-то руки и отшвырнули к противоположной стене. – Отвали! Отвали от меня, урод!
– Урод? – страж залился презрительным смехом. – Я три часа здесь бегаю, чтобы услышать это? «Отвали от меня, урод»? Дерьмо какое-то.
– Не подходи, – я настолько растерялась, что не контролировала свой язык. – Это нечестно! Три часа подряд…
Страж раскрутил в руках магический аркан. Я снова выставила щит, более мощный, подкрепленный последней энергией, которая еще сохранилась в моем резерве.
– Не смеши!
Страж одним пульсаром разбил щит, а вторым ударил в живот, мощным потоком подбрасывая меня в воздух.
– Пожалуйста, – я пригляделась к значку стража, – мистер Клэрис! Дайте мне время. Тридцать секунд и я исчезну.
– Исчезнешь, – опутывая мою шею арканом, притягивая к себе, пообещал страж, – с лица конфедерации.
Я захрипела, но аркан сорвала, запустив в стража ответным пульсаром, который он пропустил, уже, видимо, не сомневаясь в своей победе.
– Стоять! – его крик донесся до меня, когда я, перепрыгивая замаскированные ловушки, со всех ног неслась к потайному ходу.
Мне оставалось сделать два шага, всего два шага, как мощная туша навалилась со спины и острые шипы от военных сапог вонзились в ногу. Я создала барьер, настолько слабый, что он сам разбился от столкновения с бетонной плитой.
– Ты никак правила позабыла, Рейтли? – веселье в голосе стража сменилось холодной ненавистью. Ему надоели игры. Все. Он решил выпустить пар. – Или за целый год ты не смогла их выучить?
Я резко перевернулась на спину и все, что успела заметить, это иллюзорную сеть, которая накрыла меня, не оставляя ни единого шанса подняться, как бы я ни пыталась.
– Ну что? – страж потянулся к застежке на военных штанах. – Повторим правила?
Сейчас меня изнасилуют…
– Я помню все ваши долбаные правила! – не имея смысла больше сопротивляться, я плюнула в склонившееся надо мной мерзкое лицо стража. – Все! До единого!
Страж отстранился, вытащил из петель свой кожаный ремень и не раздумывая нанес им несколько ударов по моему лицу. Хорошо хоть я отклонилась, и по большей части удары пришлись на плечо.
– Начнем с простого. Как насчет сводов правил восьмой части внутреннего регламента Обители?
Полоска дубленой кожи описала круг и ударила по моим ногам. Я взвыла от боли.
– Правило первое, – новый удар, на этот раз по рукам, так как я закрывала ими лицо, – заключенные уважительно обращаются к стражам. Для тебя я не «эй, ты, урод, отпусти меня», а мистер Клэрис. Мистер! Клэрис!
– Хватит! – я закричала. Железная бляшка от ремня оставила болезненный отпечаток на животе. – Пожалуйста, хватит!
Носок военного сапога толкнул меня в бок, заставляя перекатиться и встать на четвереньки.
– Правило второе, – дубленая кожа прошлась по щеке, а я не успела вовремя увернуться, – заключенные принимают наказание как должное. Ты заслуживаешь этого, поэтому прекрати сопротивляться и строить святую невинность. Ты несешь наказание за смерть верховного, ты…
– Я никого не убивала! – на автомате сорвалось у меня. Я слишком поздно себя одернула, когда слов назад уже было не вернуть.
– Начнем сначала, – огрызнулся страж, – правило первое. Заключенные используют уважительную форму обращения к стражам.